А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Он сам выведет Джоан. — Не волнуйся, теперь мы управимся и без тебя. — Абрамс посмотрел на часы. — Мне надо идти.
— Подожди, подожди… Послушай, я видел…
— Кого?
— Мне показалось, что я брежу… Но я точно помню…
— Кого ты видел?
— Патрика О'Брайена.
Абрамс застыл в изумлении.
— Где ты его видел?
Пемброук указал подбородком:
— Там.
— Этого не может быть.
— Может. Он был одет в черное.
Абрамс ошарашенно посмотрел на Марка.
— Да… Значит, ты видел его…
— Не смейся.
— Нет, я не смеюсь. Я тебе верю.
Они помолчали, потом Пемброук спросил:
— Ну и что ты собираешься делать?
— А что бы сделал ты? Задание выполнено, деньги заработаны. Надо ли напрягаться и работать сверхурочно?
Марк кивнул:
— Если бы я мог, я бы напрягся.
— Значит, говоришь, внизу? — спросил Абрамс.
— Да, внизу. Надо осмотреть кабинет Андрова. Если против О'Брайена и есть какие-то улики, то они должны быть в кабинете Андрова. И О'Брайену необходимо их уничтожить, прежде чем скрыться.
Абрамс шагнул к лестнице.
72
Генри Кимберли быстро шел по длинному пустынному коридору первого этажа. В дымном полумраке пахло сожженным порохом. Кимберли остановился у иссеченной пулями двери кабинета Андрова. Он подумал, что Виктор может быть здесь, ведь ему необходимо было разобраться с секретными документами.
Кимберли толкнул дверь, и она поддалась. Он вошел в слабо освещенную комнату. Неожиданно над самым его ухом раздался щелчок взводимого курка.
— Генри Кимберли, я полагаю?
Кимберли чуть заметно кивнул. Он осторожно повернул голову и увидел человека в черном комбинезоне парашютиста.
— Патрик… — едва слышно прошептал Кимберли. О'Брайен кивнул.
— Все думали, что ты погиб…
— И о тебе думали то же самое, — улыбнулся О'Брайен.
Кимберли перевел взгляд на пистолет О'Брайена:
— Если ты собираешься со мной покончить, то делай это быстрее. Еще одной такой встречи я не выдержу.
О'Брайен опустил оружие.
— Я мельком видел тебя в мансарде. Андров, вероятно, так беспокоился за свою шкуру, что не успел сообщить тебе…
— Что сообщить?
— Что я один из вас, — сказал О'Брайен.
— Нет… Этого не может быть, — прошептал Кимберли.
— Почему же? Во время войны я был под серьезным подозрением. И скажу тебе, вполне обоснованно. А вот на тебя подозрения тогда не падали. — О'Брайен на несколько секунд задумался. — Так вот, это я должен был исчезнуть и оказаться в Москве. А ты, Генри, должен был вернуться домой и заниматься фирмой. У тебя была семья, к тому же положение и связи твоих родителей… Но в Москве рассудили по-другому.
— Да.
— А мы ведь не привыкли обсуждать приказы?
— Нет, не привыкли, — тихо повторил Кимберли. Он оглядел кабинет, и его взгляд наткнулся на распростертое тело Клаудии Лепеску. — А где Андров?
— Я сам его жду. Ты его видел? — пожал плечами О'Брайен.
— Он может быть в подвале со всеми. Пойдем туда. — Кимберли направился к двери.
О'Брайен не двинулся с места.
— Мы подождем его здесь, — сказал он.
— Зачем?
— Потому что, за исключением вас двоих, никто в Америке не знает, что я жив. К тому же я считаю, что этот раунд мы проиграли, и я не хочу, чтобы Андров попал в руки наших соотечественников.
Кимберли медленно кивнул:
— Да-да… Я полагаю, Москва поймет…
— Уверен, что поймет, — заявил О'Брайен твердо.
— Так значит, это тебе предстоит стать очередным Президентом США?
— Возможно, — ответил Кимберли, — но для этого нужно еще дождаться взрыва.
— Вероятно, это произойдет через несколько минут.
— Может быть. — О'Брайен махнул Кимберли рукой. — Давай подождем Андрова здесь. — Он уселся на подоконник. Кимберли подошел поближе. — Видишь ли, Генри, может, тебе и нелегко приходилось в Москве, но ты не представляешь, что такое быть двойным агентом. Я играл в одну из самых сложных мужских игр — я возглавлял американскую разведывательную группу, укомплектованную очень умными людьми, нашими ветеранами, и в то же время обеспечивал информацией наших друзей из Москвы.
— Как это тебе удавалось? — спросил Кимберли.
— С помощью зеркал, — усмехнулся О'Брайен. — Приходилось быть и иллюзионистом, и акробатом, и жонглером. Это трудно, мой друг. Скажем, только за прошлый год мне пришлось создать перед своими партнерами по УСС видимость того, что они работают над важнейшей проблемой — ядерным «Ударом», обеспечивая в то же время надежное прикрытие «Удара» для русских. — Кимберли понимающе кивнул. — Дело осложнялось тем, что ван Дорн, Арнольд Брин и еще несколько человек прорвались-таки к некоторой информации об «Ударе» и требовали от меня активных действий. Мне удалось на некоторое время отвлечь их и заставить заниматься ложными направлениями, типа атомного взрыва на Уолл-Стрит или плана по выведению из строя всех американских компьютеров. Но в конечном счете они вновь и вновь выходили на ЭМИ. Эти ветераны — крепкие орешки, Генри.
— Да, пожалуй. А дневник?
О'Брайен широко улыбнулся:
— Это был одновременно и гениальный ход и акт отчаяния. К тому времени я уже находился в цейтноте. Я бросил им эту кость, рассчитывая, что охота на «Талбота» сорокалетней давности разбудит в них ностальгию и целиком захватит их. Я-то ведь знал, кто является «Талботом». Им был я. Я не знал, что ты тоже «Талбот».
— И твой план стал началом цепной реакции, не так ли?
— Да. — О'Брайен улыбнулся еще раз. — Сначала меня чуть не убил этот идиот Торп. Потом Тони Абрамс, которого в это дело втянула твоя дочь, оказался умнее, чем я думал. Я решил убрать его и использовал Клаудию, чтобы заманить его в ловушку. Она думала, что работает на Москву. Абрамс же посчитал, что с ним пытался расправиться Торп. Я всех запутал. Они верили тому, что я говорил, но не понимали, что говорю я о себе. — О'Брайен рассмеялся.
— А сюда ты как попал? — спросил Кимберли.
— Прыгнул с вертолета.
— Ты смелый, Патрик, ты всегда был таким.
— Да. Это помогало мне выжить тогда, когда другие погибали. И еще я жестокий. — О'Брайен мрачно посмотрел на Кимберли. — И очень властолюбивый. Я должен быть первым.
— Но в нашем плане кандидатом являюсь вроде бы я. — Кимберли недоуменно посмотрел на О'Брайена.
— Андров говорил мне об этом. — О'Брайен выглянул в окно и пожал плечами. — Ты знаешь, Генри, если операция «Удар» пройдет нормально, то мы с тобой окажемся двумя самыми могущественными людьми в Америке.
— Есть еще один наш соотечественник, который должен быть вознагражден за свои заслуги. Джеймс Аллертон. Андров говорил тебе?
О'Брайен презрительно скривился.
— Говорил. Ну и что? Аллертон слабак. Если бы не его дешевый авторитет, Москва давно выбросила бы его на свалку.
— Но не выбросила. И он должен войти в наш триумвират.
Глаза у О'Брайена сузились.
— В Кэмп-Дэвиде за Джеймсом присматривает мой человек из числа сотрудников Секретной службы. У него инструкция: что бы ни случилось, Аллертон не должен покинуть Кэмп-Дэвид живым.
Кимберли посмотрел на пистолет в руке О'Брайена.
— Значит, нас останется двое. Не слишком ли много?
О'Брайен отсутствующе кивнул, как бы соглашаясь с собственными мыслями.
— Видишь ли, Генри, у меня беспроигрышное положение. Даже если сегодня верх возьмут США, мне ничего не стоит доказать, что я герой, чудом избежавший гибели. Конечно, я смогу это сделать только в том случае, если ни ты, ни Андров не попадете к американцам.
— Зачем я открыл эту дверь? — прошептал Кимберли.
— Ты здесь ни при чем. Я все равно подозревал о существовании третьего человека и твердо решил убрать его при первой возможности. Конечно, дело несколько осложняется тем обстоятельством, что этим человеком оказался ты, мой старый друг.
— Значит, если сегодня победит Москва, ты будешь президентом? Если Москва проиграет, то ты вновь становишься тем, кем был — руководителем организации ветеранов УСС — и спокойно поджидаешь, когда же Москва наконец выиграет?
— Точно. А ты, Генри, к сожалению, в любом случае становишься помехой.
— Мы можем бежать вместе в Москву, — с надеждой проговорил Кимберли.
— Я не хочу ехать в Москву, — отрезал О'Брайен. — Я хочу оказаться завтра либо в своей фирме, либо в Овальном кабинете. Помни, ни один уважающий себя разведчик не должен превращаться в изгоя. Он должен предусмотреть более привлекательные варианты в качестве награды за то напряжение, в котором он живет.
— Москва не наградит тебя, не надейся, — сказал Кимберли. — Там в конце концов узнают, что ты убил меня… и Андрова. — Взгляд Генри Кимберли вновь упал на пистолет О'Брайена. — Послушай, Патрик, это… Это нечестно… Они хотят, чтобы я остался жив… Москва хочет, чтобы…
— Какое мне дело до того, чего хочет Москва? — отрезал О'Брайен. — Они создают предателей, и они же требуют от нас верности. Москва для меня — только средство, единственное средство оказаться в Белом доме. Как варвары ставили и свергали последних римских императоров, так и московские варвары ныне посадят на трон императора Америки.
— И низвергнут тебя в любой момент, — быстро добавил Кимберли. — А вдвоем нам было бы спокойнее.
— Возможно. Но я считаю, что власть неделима. Извини, старина…
— Нет! — Рука Кимберли рванулась к карману пиджака.
О'Брайен выстрелил трижды, все пули попали Кимберли в сердце. Он рухнул, словно спиленное дерево.
О'Брайен посмотрел на своего бывшего соратника по оружию и компаньона.
— Теперь я остался один.
73
Тони Абрамс прошел к лестнице на первом этаже и увидел, что тело Меткова уже убрали. Он осторожно вошел в комнату дежурных. Дэвис еще оставался там, а тело Лары исчезло. Тони выглянул в коридор. Там никого не было, но вдали слышались какие-то голоса. Абрамс проскользнул к двери кабинета Андрова. На месте замка в ней зияло несколько пулевых отверстий. Абрамс сжал винтовку в руках и толкнул дверь плечом.
Около стола Андрова на коленях стоял Патрик О'Брайен. Он торопливо рылся в нижних ящиках. Подняв глаза, он попытался схватить пистолет, лежавший на столе. Абрамс угрожающе прицелился, и О'Брайен убрал руку со стола.
— Вот уж не думал вас здесь встретить, — сказал О'Брайен.
Абрамс молчал. О'Брайен медленно поднялся.
— Кто меня выдал?
— Я сам вычислил.
— Нет, Тони, этого не может быть, — улыбнулся О'Брайен. — Во всяком случае, вам не удастся разубедить меня в том, что я был самым умным двойным агентом в Штатах.
— Да, были, — кивнул Абрамс, — а сейчас уже нет.
— Что вы чувствуете? — спросил О'Брайен. — Вас душит злость, вам кажется, что вас предали, одурачили?
— Пожалуй, последнее. Уж очень убедительно у вас все выходило.
— Спасибо, — с удовлетворением проговорил О'Брайен. — Просто надо заставлять себя верить в то, что делаешь. Я старался поступать так и когда работал с ветеранами, и когда работал с русскими. Не расстраивайтесь. Я сорок лет дурачил лучших контрразведчиков Америки и Англии.
— Скажите, как вы к этому пришли?
— Не знаю, — пожал плечами О'Брайен. — Сначала это был юношеский идеализм. Потом я все понял и хотел порвать с ними, но они показали мне, что не шутят. Меня ранили во время охоты в Юте. В госпитале я решил смириться. Знаете, они жесткие ребята, недаром они победили фашистов. А потом… Это был сорок восьмой год, время расширения их империи. Казалось, еще немного — и весь мир будет у ног большевиков. Потом ход истории немного изменился, но к тому времени я уже привык к своей двойной жизни. У меня не было семьи, и я весь отдался этой игре.
Абрамс посмотрел вниз и увидел тело Генри Кимберли.
— Ваша работа?
— Моя.
— Судя по всему, чужая смерть вас не трогает.
— Смерть в нашем деле — это благо. Если бы государства ограничились только поединками своих секретных агентов в мирное время, не доводя дело до войны, мы бы все от этого только выиграли. Например, если бы мы победили сегодня в нашей тайной операции, то на земле больше вообще не было бы войн. Но благодаря стараниям таких, как вы, ван Дорн и ваши друзья, мы вновь оказываемся на краю войны.
— Лучше жить на краю, чем в пропасти.
— Не скажите. Посмотрим, как вы заговорите лет через пять, при очередном ядерном кризисе.
— Вам-то осталось жить пять минут.
О'Брайен внимательно вгляделся в лицо Абрамса.
— Вы собираетесь меня убить?
— Да.
— Смотрите, не ошибитесь. Помните, я очень нужен американским спецслужбам. Каждый пойманный агент много говорит, а у меня есть что рассказать. Лет на десять хватит.
Абрамс кивнул. Да, это правда. Чем выше пост занимал предатель, тем охотнее спецслужбы шли на сотрудничество с ним ради получения информации.
О'Брайен понял возникшую паузу по-своему. Он явно успокоился и был настроен на разговор.
— Единственной моей серьезной ошибкой за последние годы было то, что я не уничтожил ван Дорна. Но я рассчитывал, что он просто сопьется. — О'Брайен рассмеялся.
— Возможно. Но вам от этого легче не будет.
О'Брайен повернулся и посмотрел в окно.
— Не исключено, что мы еще увидим взрыв.
— Не исключено, — согласился Тони. — Скажите, зачем вы решили инсценировать свою смерть?
— А я и не думал ее инсценировать. Это идиот Торп чуть не убил меня. Я инсценировал сердечный приступ. Большинство парашютистов, у которых не раскрывается парашют, умирают от сердечного приступа еще до того, как разбиваются о землю.
— Что вы задумали на этот раз?
— Ничего. Я пойду с вами. ЦРУ сделает из вас бога, у вас будет все. — О'Брайен вышел из-за стола. — Здесь в стене есть скрытый ход. Через него мы попадем в дежурку.
Абрамс повел стволом винтовки, и О'Брайен направился к двери, расположенной справа от камина. Он нажал на планку на стене, и дверь распахнулась.
— Вы знаете, я всегда пытался себе представить, как все это кончится, но такого конца не ожидал. Понимаете, мне стыдно.
— Идите.
О'Брайен вошел в потайную дверь. За ним последовал Абрамс. Они миновали дежурку и оказались у лестницы.
— Вы мне действительно нравитесь, — произнес О'Брайен.
«Вот этого мне как раз и не надо», — подумал Тони. Вслух он сказал:
— Я решил не доставлять вам лишних мучений и не позорить на глазах у всех, хоть вы этого и заслуживаете.
О'Брайен открыл рот, видимо, собираясь что-то сказать. Тони поднял винтовку и выстрелил. Патрик О'Брайен опрокинулся назад. На лице у него застыло удивленное выражение.
Абрамс несколько секунд смотрел на него, потом отправился искать Джоан Гренвил.
«Я знал, я давно знал, что это он, — думал Абрамс. — Многие из нас подозревали его, но ни у кого не нашлось сил поверить в то, что отец — лжец, что бог — лжец и что священник — атеист. В этом и было его преимущество. Ему даже не надо было обманывать нас. Мы сами себя обманули».
74
Камерон и Саттер нашли две бутылки водки, а Гренвил — передвижное подъемное устройство, в котором поднимались на крышу ремонтники. Теперь они все были на крыше, в том числе Стюарт и Джонсон. Они передавали бутылки по кругу и с ожиданием смотрели на ясное ночное небо. Пемброук оставался пока внизу, поскольку они не хотели его беспокоить раньше времени. Энн сидела у радиоаппаратуры. Абрамс — рядом с ней. Катрин осталась с Пемброуком.
Послышался характерный шум гидравлического подъемника, и на его площадке показалась Джоан Гренвил. Она сошла на крышу.
— Привет, Том.
— Привет, Джоан. — Том сделал еще один глоток. — Что ты тут делаешь?
— Я упустила свою тележку. Можно мне тоже приложиться?
Том передал ей бутылку, она сделала большой глоток и вернула бутылку мужу.
— Ужасно крепко.
— Это настоящая русская водка. Трофей.
— Ты пьян.
— Я не пьян. А ты очень красивая.
Джоан с интересом посмотрела на Тома:
— Я же говорила тебе, что сегодня нам лучше было остаться дома.
— Дело есть дело, — ответил он.
— Чего мы ждем? — спросила Джоан.
— Чтобы нас забрал вертолет, — сказал Саттер. — И еще конца света. Посмотрите на запад, девушка.
— А где запад?
— Там, — указал Саттер.
— Отсюда видны очертания Манхэттена. — Джоан взглянула на Стюарта. — Можно мне еще водки?
— У вас что, нога сломана? А вот у меня сломана, и мне эта жидкость очень даже нужна. — Он неохотно протянул бутылку.
— Я потерял часы, — сказал Гренвил. — Сколько времени?
— Ноль-ноль, ноль-пять, — ответил Джонсон.
— Сколько это на самом деле?
— Пять минут первого, — объяснил Саттер.
— Ну и чего он не скажет так? — проворчал Гренвил.
— Когда конец света? — спросила Джоан.
— Либо через минуту, либо никогда, — ответил Стюарт.
— Я люблю тебя, — повернулась к Тому Джоан.
— Я рад, — вспыхнул он.
Они еще раз пустили бутылки по кругу.
* * *
Энн отложила микрофон и выключила аппаратуру.
— Это все, что я могу. Остальное — в руках Господних.
Тони Абрамс отошел к разбитому окну и выглянул наружу.
— Ты все сделала отлично. Если бы я был советским премьером, я остановил бы операцию.
Энн взглянула на него.
— Да? Ты ведь видел их, знаешь. А я имела дело только с их голосами и кодами. Я знаю, как они говорят, но не знаю, что они думают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59