Это был маленький человечек с синими щеками и лиловым носом. Когда он улыбался, у него во рту там и сям поблескивали кусочки золота. Он принял Лексингтона в своей роскошной конторе, тепло пожал ему руку и поздравил с кончиной тетушки.
— Полагаю, тебе известно, что твоя нежно любимая опекунша владела значительным состоянием? — спросил он.
— Вы говорите о коровах и курицах?
— Я говорю о пятистах тысячах долларов, — пояснил Цукерман.
— Сколько?
— Полмиллиона, мой мальчик. И она оставила их тебе.
Цукерман откинулся в кресле и сомкнул ладони на круглом животе. Одновременно он незаметно просунул указательный палец за жилет и под рубашку, чтобы поскрести кожу вокруг пупка, что было его любимым занятием, доставлявшим исключительное удовольствие.
— Конечно, мне придется вычесть пятьдесят процентов за услуги, — сказал он, — но у тебя останется целых двести пятьдесят тысяч.
— Я богат! — вскричал Лексингтон. — Это прекрасно! Скоро ли я получу деньги?
— К счастью, у меня самые дружеские отношения с местными налоговыми властями и я сумею уговорить их обойти формальности и сократить побочные выплаты.
— Как вы добры… — пробормотал Лексингтон.
— Естественно, мне придется дать кое-кому небольшой гонорар.
— Как скажете, мистер Цукерман.
— Думаю, ста тысяч будет достаточно.
— Господи, это не слишком много?
— Никогда не экономь на налоговых инспекторах и полицейских. Запомни это.
— Но что останется мне? — слабо проговорил юноша.
— Сто пятьдесят тысяч. Но из них следует вычесть похоронные издержки.
— Похоронные издержки?
— То есть, оплатить похоронное бюро. Разве не понятно?
— Но я похоронил ее сам, мистер Цукерман, — за коровником.
— Не сомневаюсь, — согласился поверенный. — И что же?
— Я не привык к похоронным бюро.
— Вот что, — терпеливо повторил Цукерман, — может, ты и не знаком с ними, но в этом штате есть закон, согласно которому никто не может наследовать ни единого пенни, пока не заплатит полностью похоронному бюро.
— Неужели есть такой закон ?
— Ну конечно. И весьма хороший закон. Похоронные бюро — наши великие национальные предприятия. Необходимо защищать их любой ценой.
Сам Цукерман, вместе с группой активистов-общественников, контролировал корпорацию, владеющую сетью из девяти роскошных похоронных бюро, не считая фабрики гробов в Бруклине и школы бальзамировщиков в Вашингтон-хайтс. Таким образом, таинство погребения имело в глазах мистера Цукермана глубокий религиозный смысл.
— Ты не имел права хоронить тетю подобным образом, — заметил он. — Никакого права.
— Мне очень жаль, мистер Цукерман.
— Это подрывает общественную мораль!
— Я сделаю все, что вы скажете, мистер Цукерман. Просто мне хотелось бы знать, сколько я получу, расплатившись за все.
Помолчав, Цукерман вздохнул, нахмурился и продолжил потихоньку очерчивать кончиком пальца границы пупка.
— Ну скажем, пятнадцать тысяч? — предложил он, блеснув золотой улыбкой. — Прекрасная круглая цифра.
— И я смогу забрать их с собой сегодня?
— Конечно можешь.
И Цукерман вызвал старшего кассира и приказал выдать Лексингтону пятнадцать тысяч долларов из расходной наличности и взять расписку.
Теперь уже юноша рад был получить хоть что-нибудь — поэтому он с благодарностью принял деньги и упрятал их в рюкзак. Потом с жаром пожал руку поверенному, поблагодарил за помощь и покинул контору.
— Передо мной лежит весь мир! — вскричал наш герой, выходя на улицу. — И у меня есть пятнадцать тысяч на жизнь, пока я не опубликую свою книгу. А потом, разумеется, денег будет намного больше.
Стоя на тротуаре, Лексингтон раздумывал над тем, куда направиться. Повернув налево, он медленно зашагал по улице, разглядывая городские достопримечательности.
— Какой отвратительный запах, — заметил он, принюхиваясь. — Просто невыносимый!
Вонь дизельных выхлопов, извергаемых автобусами, оскорбляла его нежные обонятельные органы, настроенные на прием нежнейших кулинарных ароматов.
— Нужно убраться отсюда, пока мой нюх не испортился окончательно, — сказал Лексингтон. — Но вначале необходимо хоть что-то поесть. Я умираю с голоду.
Последние две недели бедняга питался лишь ягодами и корешками, поэтому его желудок страстно желал более весомой пищи. Хотя бы кукурузных котлет. Или пирожков с начинкой из козлобородника.
Он пересек улицу и вошел в маленький ресторанчик. Внутри было жарко, темно и тихо. Сильно пахло кулинарным жиром и капустной водой. Единственным клиентом был мужчина в коричневой шляпе, напряженно склонившийся над тарелкой и не взглянувший на вошедшего Лексингтона.
Наш герой уселся за угловой столик и повесил рюкзак на спинку стула. Все это казалось ему чрезвычайно интересным. «Целых семнадцать лет я пробовал лишь пищу, приготовленную тетей Глосспэн и мной самим, не считая кормилицы Макпоттл. согревшей несколько раз мою бутылочку с молоком, — сказал он себе. — Но теперь я испытаю искусство неизвестного повара и, если повезет, перехвачу для моей книги пару полезных идей».
Из полутьмы выступил официант и замер у стола.
— Здравствуйте, — поздоровался Лексингтон. — Мне хотелось бы котлету из мамалыги. Обжарьте ее по двадцать пять секунд с каждой стороны на очень горячей сковороде со сметаной и перед подачей «сбрызните» щепоткой петрушки. Но если ваш повар знает более оригинальный способ — я с удовольствием оценю его.
Официант склонил голову набок и внимательно оглядел посетителя.
— Хотите жаркое с капустой? — осведомился он. — Это все, что у нас есть.
— Жаркое с капустой?
Официант извлек из брючного кармана несвежий платок и, встряхнув, словно щелкнув плетью, развернул его. Потом сильно и звучно высморкался.
— Так хотите или нет? — повторил он, вытирая ноздри.
— Понятия не имею, что это значит, но с удовольствием попробую, — согласился юноша. — Я, знаете ли, пишу кулинарную книгу и…
— Одно жаркое с капустой! — крикнул официант, и где-то в глубине помещения, в полутьме, кто-то ответил ему.
Официант исчез. Лексингтон полез в рюкзак за персональными ножом и вилкой. Их подарила тетя Глосспэн, когда ему исполнилось шесть лет. Они были сделаны из тяжелого серебра, и с тех пор он не пользовался ничем иным. В ожидании заказа он с любовью протер их мягкой муслиновой тряпицей.
Вскоре вернулся официант с тарелкой, на которой лежал жирный, серовато-белый кусок чего-то горячего.
Лексингтон с волнением склонился к появившемуся перед ним блюду и принюхался. Ноздри его широко раздулись, вбирая запах и подрагивая.
— О небо! — воскликнул он. — Какой аромат! Это немыслимо!
Официант отступил на шаг, не сводя глаз с клиента.
— Ни разу в жизни я не встречал подобного чуда! — повторил юноша, хватая нож и вилку. — Бога ради — из чего это приготовлено?
Человек в коричневом костюме пристально огляделся и вновь принялся за еду. Официант тихонько отступил к кухне.
Лексингтон отрезал кусок мяса, подцепил его на серебряную вилку, поднес к носу и опять принюхался. Затем сунул в рот и медленно разжевал. Глаза его были полузакрыты, а тело напряжено.
— Фантастично! — воскликнул он. — Совершенно необычный вкус! О Глосспэн, любимая тетя, как мне хочется, чтобы ты была со мною и могла попробовать это восхитительное блюдо! Официант! Немедленно подойдите ко мне! Я требую!
Но тот испуганно следил за ним с другого конца комнаты, не выказывая желания приблизиться.
— Если подойдете и поговорите со мной, я сделаю вам подарок, — позвал Лексингтон, помахивая стодолларовой купюрой. — Пожалуйста, подойдите и поговорим…
Официант бочком и с опаской вернулся к столу. Схватил деньги и поднес поближе к носу, разглядывая под разными углами. Затем проворно сунул их в карман.
— Послушайте, если вы скажете, из чего приготовлено это прекрасное блюдо и дадите точный рецепт, я дам вам еще сотню.
— Я уже говорил. Это жаркое.
— А что такое «жаркое»?
— Вы никогда не ели жаркого? — пораженно спросил официант.
— Да Бога ради, ответьте же наконец и перестаньте меня мучить!
— Это свинина, — произнес официант. — Жареная в печи.
— Свинина !
— Ну да, жаркое из свиньи. Вы что, не знали?
— То есть, это — мясо свиньи?
— Ручаюсь.
— Но… это невозможно, — заикаясь выдавил юноша. — Тетя Глосспэн, которая знала о пище больше всех на свете, говорила, что любое мясо — отвратительная гадость, ужасная и тошнотворная… Но этот кусок в моей тарелке — без сомнения самое восхитительное блюдо из всех, что я пробовал! Но почему? Как вы объясните это? Тетя никогда не сказала бы мне, что оно отвратительно, если бы это было не так.
— Может, ваша тетя не знала, как его готовить?
— Неужели это возможно?
— Конечно. Особенно, когда дело касается свинины. Жаркое нужно готовить очень умело, иначе оно окажется несъедобным.
— Эврика! — вскричал Лексингтон. — Держу пари, что так и было! Она готовила неправильно! — И он протянул сотенную бумажку. — Отведите-ка меня на кухню. И познакомьте с гением, приготовившим это мясо.
И Лексингтон тотчас оказался на кухне, где познакомился с поваром — пожилым человеком с сыпью на шее.
— Это обойдется вам еще в сотню, — предупредил официант.
Лексингтон с удовольствием удовлетворил просьбу, но на этот раз отдал деньги повару.
— Вот что, — начал он. — Признаюсь, я весьма удивлен рассказом вашего официанта. Вы действительно уверены, что съеденное мной восхитительное блюдо приготовлено из мяса свиньи?
Повар поднял правую руку и почесал шею.
— М-м… — протянул он, хитро подмигивая официанту. — Скажу лишь, что, по-моему, это было мясо свиньи.
— То есть, вы не уверены в этом?
— Не следует доверять безоговорочно.
— Но чем иным это могло быть?
— Есть шансы, знаете ли, — медленно процедил повар, — что мясо было человечье.
— Хотите сказать, мясо мужчины?
— Да.
— Великий Боже.
— Или женщины. Вероятность одинакова. На вкус они схожи.
— Вот теперь вы удивили меня по-настоящему, — заявил юноша.
— Век живи — век учись.
— В самом деле…
— Фактически, последнее время мы получаем его от мясника в огромных количествах. Вместо свинины, — добавил повар.
— Неужели?
— Беда в том, что отличить их почти невозможно. Оба сорта очень хороши.
— Тот кусок, что я съел, был превосходен.
— Рад, что вам понравилось. Но если быть честным до конца, то я все же думаю, что вы ели свинину. Пожалуй, почти уверен в этом.
— Уверены?
— Да, наверняка.
— В таком случае, предположим, что вы правы, — согласился Лексингтон. — Не окажете ли любезность — вот вам еще сто долларов — дать мне точный рецепт его приготовления?
Спрятав деньги, повар пустился в разглагольствования о деталях приготовления свиной вырезки, а юноша, не упуская ни единой подробности «величайшего рецепта», присел за кухонный столик и тщательно занес его в записную книжку.
— Это все? — спросил он, когда повар смолк.
— Да, все.
— Но есть и какие-то особые тонкости, да?
— Для начала нужен хороший кусок мяса, — сказал повар. — Это уже полдела. Боров должен быть упитанным, и разделать его необходимо правильно, иначе получится паршиво, как ни готовь.
— Покажите, — попросил Лексингтон. — Зарежьте одного при мне, чтобы я научился.
— Мы не режем свиней на кухне. Тот кусок, что вы съели, прибыл с консервного завода в Бронксе.
— Ну так дайте его адрес!
Повар дал ему адрес, и наш герой, от души поблагодарив обоих собеседников за доброту, поспешил прочь и, поймав такси, направился в Бронкс.
8
Консервный завод размещался в большом пятиэтажном здании из кирпича. Вблизи него воздух казался тяжелым и приторным, словно мускус. У главных ворот висел большой плакат «ВСЕГДА РАДЫ ДОРОГИМ ГОСТЯМ». Приободренный Лексингтон прошел в ворота и очутился на крытом булыжником дворе, опоясывающем строение. Затем он миновал несколько указательных табличек («ДЛЯ ЭКСКУРСИЙ») и наконец пришел к обитому гофрированным железом сарайчику, далеко в стороне от основного здания («ПРИЕМНАЯ ДЛЯ ПОСЕТИТЕЛЕЙ»). Вежливо постучав в дверь, он вошел внутрь.
Кроме него, в комнате находились еще шестеро: толстая мамаша с двумя мальчуганами, лет девяти и двенадцати; двое, чем-то похожие на молодоженов, и бледная женщина в длинных белых перчатках. Последняя сидела на стуле очень прямо, глядя перед собой и сложив руки на коленях. Все молчали. Лексингтону хотелось узнать, не пишут ли они, как и он, кулинарные книги. Он громко спросил об этом, но остался без ответа. Взрослые лишь загадочно улыбнулись и покачали головами, а оба мальчугана уставились на него, как на лунатика.
Вскоре дверь открылась и человек с веселым розовым лицом, просунув голову в комнату, позвал:
— Пожалуйста, следующий. Мать и оба сына встали и вышли.
Минут через десять тот же человек снова произнес «следующий», и молодожены быстренько выскочили к нему наружу.
Тут в комнату вошли и сели двое новых посетителей. Это были пожилые муж с женой, причем жена держала в руке корзинку с продуктами.
— Пожалуйста, следующий, — повторил гид, и женщина в белых перчатках покинула компанию.
Вошли еще несколько человек и расселись на стульях с жесткими деревянными спинками. Вскоре гид вернулся в третий раз и настала очередь Лексингтона.
— Пожалуйста, следуйте за мной, — пригласил гид, провожая юношу через двор к основному строению.
— Как интересно! — вскричал тот, подпрыгивая то на одной, то на другой ноге. — Как хотелось бы мне, чтобы дорогая тетя Глосспэн была в этот миг со мной и увидела то, что увижу я!
— Я всего лишь введу вас в курс дела, — заметил провожатый, — а потом передам кое-кому другому.
— Как вам угодно! — восторженно воскликнул юноша.
Вначале они посетили большой огороженный участок позади здания, где бродили сотня—другая свиней.
— Здесь самое начало, — пояснил гид, — а вон там они поступают внутрь.
— Где?
— Там. — Провожатый указал на длинный деревянный сарай, расположенный у наружной стены строения. — Мы называем его «подвесным». Сюда, пожалуйста.
Одновременно с ними к сараю приблизились трое мужчин в высоких резиновых сапогах. Они гнали перед собой дюжину свиней и вошли в «подвесную» вместе с Лексингтоном и гидом.
— А теперь взгляните, как их подвешивают, — пригласил гид.
Внутри сарай оказался деревянным помещением без крыши, но со стальным тросом, снабженным крючьями и медленно движущимся вдоль стены, параллельно земле и футах в трех над полом. Достигая конца сарая, трос резко менял направление и вертикально уползал вверх через открытую крышу, на верхний этаж главного строения.
Дюжина свиней сбилась в кучу в конце сарая. Они вели себя спокойно, но с опаской. Один из парней в резиновых сапогах снял со стены отрезок металлической цепи и приблизился к ближайшему животному, заходя с тыла. Затем нагнулся и быстро обернул один конец цепи вокруг задней ноги животного. Другой конец он прицепил на крюк проходящего мимо троса. Тот продвинулся дальше, и цепь натянулась. Свиную ногу потянуло вверх и назад, и животное потащило следом. Но свинья не упала — оказавшись довольно проворной, она как-то ухитрилась сохранять равновесие на трех ногах, прыгая с копыта на копыто и сопротивляясь натяжению цепи. Однако ее постепенно тащило назад, и в конце сарая, где трос менял направление, загибаясь вертикально вверх, свинью резко дернуло и подняло в воздух. Раздался пронзительный визг.
— Необычайно занимательная процедура! — заметил Лексингтон. — Но что за странный звук в момент подъема животного?
— Наверное, нога, — ответил провожатый. — Или таз.
— Но какая здесь разница?
— Совершенно никакой. Ведь вы не едите кости.
Люди в резиновых сапогах живо подвешивали остальных свиней, и те, одна за другой, на движущемся тросе были подняты через крышу на верхний этаж.
— Это гораздо сложнее, чем просто собирать траву, — сказал Лексингтон, — Тетя Глосспэн никогда бы не составила такой рецепт.
В ту минуту, когда юноша, задрав голову, следил за подъемом последней свиньи, сзади спокойно приблизился мужчина в резиновых сапогах и, захлестнув конец цепи вокруг его лодыжки, набросил другой конец на крюк. В следующий миг, не успел еще наш герой осознать происходящее, как его сбило с ног и поволокло по цементному полу «подвесного» сарая.
— Стоп! — вскрикнул он. — Остановите машину! Меня зацепило за ногу!
Но, казалось, никто его не услышал, и через пять секунд несчастного юношу вздернуло в воздух и вертикально пронесло вверх. При этом он висел на одной лодыжке, извиваясь, как пойманная рыба.
— Помогите! — кричал он. — Помогите! Это ужасная ошибка! Остановите мотор! Отпустите меня!
Провожатый вынул изо рта сигару и безмятежным взглядом проводил исчезающего из поля зрения юношу, но не произнес ни слова. Люди в сапогах уже отправились наружу, за следующей партией свиней.
— О, спасите меня! — кричал герой.
1 2 3