А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Рассказы –

Роальд Даль
Заклание

В комнате тепло и чисто, задернуты занавески, горят две настольные лампы — одна рядом с ней, на столике, вторая напротив, около пустого стула. На буфете, за ее спиной — два высоких стакана, содовая, виски, кубики льда в термосе. Все готово.
Мэри Мэлони ждет с работы мужа.
Время от времени она посматривает на часы, не от волнения, нет, просто, чтобы порадоваться тому, что с каждой минутой тает время томительного ожидания. Сама поза, когда она склоняется над рукоделием, говорит о царящем в ее душе спокойствии. Ее кожа — Мэри сейчас на шестом месяце беременности — приобрела удивительную прозрачность, рот стал мягче, и глаза кажутся больше и темнее, чем прежде.
Когда на часах было без десяти пять, она насторожилась, и несколькими минутами позже, как обычно в это время, до нее донесся шум остановившейся перед домом машины. Под окнами раздались шаги, и, спустя мгновение, щелкнул замок. Она отложила шитье, встала и приготовилась поцеловать мужа, когда он войдет.
— Привет, дорогой.
— Привет.
Она взяла его пальто, повесила в шкаф, потом подошла к буфету, чтобы приготовить виски: порцию покрепче — для него, послабее — для себя, и вскоре вернулась к прерванному занятию. Он сидел напротив со стаканом в руках и вертел его — ударяясь о стекло, звякали кубики льда.
Для нее это были самые счастливые часы. Мэри знала, что муж не особенно разговорчив, пока не выпьет, и, со своей стороны, была рада просто сидеть с ним рядом после долгих часов тоскливого одиночества. Она наслаждалась присутствием этого человека и чувствовала — так загорающий чувствует солнце — исходящее от него обволакивающее тепло. Она любила смотреть, как он, слегка развалившись, сидит на стуле, как входит в дом, как медленно, широкими шагами ходит по комнатам. Она любила сосредоточенный и немного отстраненный взгляд, смешную форму его рта, и особенно то, как он, чтобы скрыть усталость, молчаливо сидит и пьет, пока не успокоится.
— Устал, дорогой?
— Да. Устал.
После этих слов он повел себя несколько неожиданно: взял стакан и одним глотком осушил его, хотя виски там было больше чем наполовину. Она не смотрела на него в тот момент, но по дребезжанию льда в пустом стакане догадалась. На миг он застыл, подавшись вперед, затем поднялся со стула и медленно направился к буфету.
— Подожди, я сделаю! — предложила она, вскакивая.
— Сядь, — последовал ответ.
Когда он вернулся, Мэри заметила по темно-желтому цвету жидкости в стакане, что виски почти без содовой.
— Милый, тебе принести тапочки?
— Нет.
Она сидела и смотрела, как он пьет.
— Я думаю, что это возмутительно, — произнесла она немного погодя, — когда полицейскому в столь высоком чине, как у тебя, приходится весь день быть на ногах.
Он не ответил, и она, склонив голову, вновь взялась за шитье. Каждый раз, когда он подносил ко рту стакан, раздавалось звяканье кубиков льда.
— Милый, может быть, ты хочешь немного сыра? Ведь сегодня четверг, и я не готовила ужин.
— Нет.
— Если ты слишком устал, чтобы идти куда-нибудь, — продолжала она, — еще не поздно что-нибудь приготовить. В холодильнике полно мяса и всего остального, и ты можешь замечательно поужинать дома, даже не вставая со стула.
Она ждала ответа, хотя бы улыбки или кивка, и, не дождавшись, сказала:
— Ну, ты как хочешь, а я принесу тебе сыра и печенья.
— Я ничего не хочу.
Мэри Мэлони беспокойно заерзала на стуле, пристально всматриваясь в лицо мужа.
— Но ты же должен поужинать. Я сделаю все очень быстро. Я могу приготовить баранину или свинину. Все, что хочешь. У нас полный холодильник.
— Не надо. Оставь это, — ответил он.
— Но, дорогой, ты должен поесть! Я сделаю, а ты — как хочешь. Она отложила шитье и встала.
— Сядь, — сказал он. — Подожди минуту, сядь. Эти слова напугали ее.
— Садись.
Она тихо опустилась на стул, глядя на мужа большими непонимающими глазами. Он все выпил и сидел, уставившись в пустой стакан.
— Послушай, — произнес он, — я должен тебе кое-что сказать.
— Что, милый? Что случилось?
Он замер, опустив голову. Свет лампы падал на верхнюю часть его лица, оставляя подбородок и рот в тени. Она заметила, что у него дрожит уголок левого глаза.
— Боюсь, что это будет несколько неожиданно для тебя, — начал он. — но я долго думал и решил, что лучше всего сказать тебе сразу. Я надеюсь, что ты не будешь сильно винить меня.
Весь монолог занял немного времени: четыре-пять минут самое большое, — все это время она сидела и глазами, полными ужаса, смотрела, как с каждым произнесенным словом он уходит от нее все дальше и дальше.
— Ну вот, кажется, и все, — закончил он. — Я понимаю, что выбрал время, совсем неподходящее для этого разговора, но другого выхода просто не было. Конечно, я буду помогать деньгами и навещать тебя. Но я не хотел бы скандала и надеюсь, что его не будет. Это могло бы сказаться на моей дальнейшей службе.
Первая ее мысль была — не верить услышанному. Отвергнуть все. Ей даже пришло в голову, что он, возможно, не произнес и слова, и весь разговор — плод ее фантазии. Может быть, если она вернется к своим домашним делам, делая вид, что ничего не произошло, и будто бы не было этих страшных слов, то все именно так и будет?
Ей удалось прошептать:
— Я пойду приготовлю ужин.
На этот раз он не стал ее удерживать.
Она не чувствовала ног. Она не чувствовала ничего — только тошноту и легкую слабость. Словно лунатик — вниз по лестнице, потом — выключатель, холод, рука в морозилке хватает первое, что попадается. Она смотрит и не видит. Что-то завернутое в бумагу. Она разворачивает и снова смотрит.
Баранья нога.
Отлично. На ужин будет баранина. Ухватив ногу руками за выпирающую кость, она понесла ее наверх. В гостиной она остановилась — у окна, спиной к ней, стоял Патрик.
— Ради Бога, не надо ужина. Я ухожу. — Он даже не обернулся, услышав ее шаги.
Мэри Мэлони тихо подошла к своему мужу, не раздумывая и секунды, взмахнула большой замороженной бараньей ногой и опустила, что было мочи, на его голову.
Все равно, что стальной дубиной ударила.
Она отступила в ожидании. Странно: он еще секунд пять стоял, слабо покачиваясь, прежде чем рухнуть на ковер.
Опрокинулся столик, и грохот вывел Мэри из оцепенения. Все еще крепко сжимая дурацкий кусок мяса, чувствуя в себе спокойствие и удивление, она склонилась над телом.
— Недурно, — сказала она. — Я убила его.
Просто удивительно, как быстро она пришла в себя. Надо было что-то делать. Жена полицейского, она прекрасно знала, какое наказание ждет ее. Ей теперь все равно. Наказание, возможно, даже принесло бы облегчение. Но с другой стороны, что будет с ребенком? Что говорит закон, когда убийца — беременная женщина? Они убивают мать и дитя? Или они ждут рождения ребенка? Что же они делают?
Мэри Мэлони не знала этого и, конечно, узнавать не собиралась.
Она отнесла мясо на кухню, уложила на противень и, включив плиту, запихнула противень в духовку, потом вымыла руки и побежала наверх в спальню. Усевшись там перед зеркалом, Мэри начала приводить себя в порядок. Она попробовала улыбнуться. Вышло скверно. Она снова улыбнулась и вслух весело произнесла:
— Привет, Сэм.
Голос был тоже не ее.
— Я хотела бы немного картофеля, Сэм. И банку горошка.
На этот раз получилось лучше. И улыбка. И голос. Потом еще несколько попыток, и Мэри Мэлони быстро сбегает по лестнице, берет пальто, выходит через заднюю дверь и, миновав сад, оказывается на улице.
Еще не было шести часов, и в бакалейной лавке горел свет.
— Привет, Сэм, — весело сказала она, улыбаясь мужчине за прилавком.
— Ба! Миссис Мэлони! Добрый вечер. Как ваши дела?
— Я хотела бы немного картофеля и банку горошка. Мужчина повернулся и полез за товаром на полку.
— Патрик пришел с работы — он очень устал и не хочет никуда идти. Вы же знаете, мы обычно по четвергам выходим куда-нибудь, чтобы поужинать, и поэтому в доме сейчас совсем нет овощей.
— А мясо, миссис Мэлони?
— Нет, спасибо. Есть отличная баранья ножка. Я только что вытащила ее из морозилки.
— О!
— Я, правда, не люблю готовить неразмороженное мясо, но сегодня решила рискнуть. Как вы думаете, Сэм, получится?
— Между нами, — сказал бакалейщик, — я не верю, что есть какая-нибудь существенная разница. Мясо есть мясо. Вот этот картофель вам подойдет?
— О да. Замечательно.
— Что-нибудь еще? — Он склонил голову набок и с улыбкой смотрел на нее. — Чем еще вы собираетесь кормить мужа?
— Ну… А вы что-то можете предложить, Сэм?
Бакалейщик осмотрелся.
— Как вы отнесетесь к творожному пудингу? Я знаю, он любит это.
— Отлично, — сказала Мэри. — Он действительно любит пудинг.
Когда все было завернуто и оплачено, она постаралась улыбнуться как можно приветливее и сказала:
— Спасибо вам, Сэм. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, миссис Мэлони. И спасибо вам.
«А сейчас, — говорила она себе, торопясь обратно, — Мэри возвращается домой к своему мужу, чтобы приготовить вкусный ужин, потому что бедняжка утомлен и голоден, и если, войдя в дом, ей случится обнаружить что-нибудь ужасное, тогда, конечно, это будет для нее ударом, потрясением, и она сойдет с ума от горя и ужаса. Да, но она ни о чем не знает. Она просто идет домой. Да, миссис Патрик Мэлони в четверг вечером спешит домой, чтобы приготовить ужин любимому мужу.
Вот именно, — сказала она себе. — Делай все естественно и не потребуется никакого притворства».
Когда Мэри Мэлони вошла через заднюю дверь в кухню, она что-то мило напевала и улыбалась.
— Патрик! — окрикнула она. — Как ты тут, дорогой?
Она поставила пакет с продуктами на стол и прошла в гостиную. То. что она увидела там, потрясло ее: на полу лежало бездыханное скрюченное тело ее мужа. Вся прежняя любовь и привязанность к мужу всколыхнулись в ней, она подбежала, склонилась над ним и горько-горько заплакала. Это было легко. Притворяться не пришлось.
Спустя несколько минут Мэри поднялась и подошла к телефону. Она знала номер телефона полицейского участка и, когда ей ответил мужской голос, закричала в трубку:
— Быстрее! Приезжайте быстрее! Патрик умер!
— Кто говорит?
— Это миссис Мэлони. Миссис Патрик Мэлони.
— Вы хотите сказать, что Патрик Мэлони умер?
— Мне так кажется, — рыдала она. — Он лежит на полу, и я думаю, он мертв.
— Сейчас будем, — ответил мужчина.
Машина приехала очень быстро, и она открыла парадную дверь двум полицейским. Она их знала, впрочем, как знала почти всех служащих этого полицейского участка. Истерично рыдая, Мэри бросилась в объятия Джека Нунэна. Он бережно усадил ее на стул, а затем подошел к полицейскому, которого звали О’Мэлли — тот стоял на коленях рядом с трупом.
— Он мертв? — рыдая, спросила она.
— Боюсь, что да. Что здесь произошло?
Вкратце она рассказала им о том, как ушла в магазин, а вернувшись, обнаружила на полу тело. Пока она говорила, Нунэн увидел запекшуюся кровь на голове мертвеца. Он указал на это О’Мэлли, и тот, торопливо поднявшись, направился к телефону.
Вскоре в дом явилось еще несколько человек. Первым был врач, затем пришли два детектива, одного из них Мэри знала. Позднее прибыли полицейский фотограф и эксперт, занимающийся отпечатками пальцев. Все они долго переговаривались и шептались, обступив труп, и детективы задавали ей все новые и новые вопросы. Правда, они были неизменно предупредительны и вежливы. Она снова рассказала, как все было, на этот раз с самого начала, с той минуты, как Патрик пришел домой; она шила, он очень устал и не хотел никуда идти. Она рассказала и о том, как поставила мясо в духовку, — оно скоро будет готово, — как на минутку выскочила в бакалейную лавку за овощами и, вернувшись, нашла его лежащим на полу.
— Вы не могли бы уточнить в какой именно бакалее покупали продукты? — спросил один из сыщиков.
Она сказала, и детектив, обернувшись, прошептал что-то помощнику. Тот немедленно вышел из комнаты.
Через пятнадцать минут он вернулся, и они снова начали шептаться. Сквозь свои всхлипывания ей удалось кое-что разобрать: «Вела себя совершенно нормально… очень приветлива… хотела приготовить ему хороший ужин… горошек… пудинг… просто невозможно, чтобы она…»
Некоторое время спустя, покончив с делами, уехали фотограф и врач. Пришли двое мужчин и, уложив на носилки труп, унесли его. За ними ушел эксперт. Осталось четверо: два сыщика и два полицейских. Они были чрезвычайно внимательны к ней. Джек Нунэн спросил, не лучше ли ей будет уйти куда-нибудь, к своей сестре, например, или к нему домой, где его жена позаботится о ней и приютит на ночь.
Она ответила: нет. Она не может даже встать со стула и, если они не возражают, предпочла бы остаться здесь, пока не почувствует себя лучше. Ей дурно сейчас. Что, в общем, было правдой.
Тогда не лучше ли ей прилечь и отдохнуть, спросил Джек Нунэн.
Миссис Мэлони ответила, что она хотела бы остаться на этом самом стуле. Возможно, когда ей станет полегче, она воспользуется советом.
Полицейские оставили ее в покос и вернулись к своим служебным обязанностям. Надо было обыскать дом. Время от времени один из сыщиков спрашивал что-нибудь у Мэри. Джек Нунэн сообщил, что ее муж был убит ударом в затылок каким-то тяжелым тупым предметом, почти наверняка куском металлической трубы. Они ищут орудие убийства. Конечно, убийца мог забрать его с собой, но мог и выбросить неподалеку, или спрятать где-нибудь в доме.
— Старая поговорка: нашел орудие убийства — нашел и убийцу. — сказал Джек Нунэн.
Позднее один из детективов спросил, не знает ли она что-нибудь такое в доме, что могло быть использовано как орудие убийства? Может быть, она заметила, что что-то пропало — большой гаечный ключ или металлическая ваза, например?
Она ответила, что у них не было никаких металлических ваз.
— А большой гаечный ключ?
Она сомневается в том, что у них есть большой гаечный ключ, но вообще, если что-нибудь подобное и есть, то только в гараже.
Поиски продолжались. Вокруг дома болтались полицейские — она слышала, как они вышагивали по усыпанным гравием дорожкам, и иногда видела сквозь щелку в занавесках огоньки карманных фонариков.
Вечерело. Часы на камине показывали почти девять. Четверо мужчин, рыскающих по дому, явно устали, и в их голосах уже сквозило раздражение.
— Джек, — сказала миссис Мэлони, дождавшись того момента, когда Джек Нунэн проходил мимо, — будьте добры, сделайте мне что-нибудь выпить.
— Конечно. Хотите виски?
— Да, пожалуйста. Это поможет мне. Но только немного.
Он передал ей стакан.
— А почему бы и вам не выпить? — спросила миссис Мэлони. — Вы, должно быть, ужасно устали. Пожалуйста. Вы так добры ко мне.
— Ну, — ответил сержант, — это, вообще-то, строго запрещено, но я думаю, что немного виски мне не помешает.
Один за другим подходили остальные. Они стояли вокруг нее, неуклюже переминаясь, со стаканами в руках, испытывая явную неловкость в ее присутствии и пытаясь сказать что-нибудь утешительное. Сержант Нунэн ушел на кухню, но быстро вернулся.
— Послушайте, миссис Мэлони. Вы знаете, что у вас все еще включена духовка?
— О Боже! — закричала Мэри. — Там же мясо!
— Мне, наверное, лучше выключить ее?
— Конечно. Огромное вам спасибо, Джек.
Когда сержант вернулся, она посмотрела на него большими темными, полными слез глазами и тихо произнесла:
— Джек Нунэн.
— Да?
— Вы можете сделать мне маленькое одолжение — вы и ваши товарищи?
— Мы постараемся, миссис Мэлони.
— Хорошо. Вот вы здесь — замечательные друзья моего мужа. И вы хотите найти того, кто убил Патрика. Но вы, должно быть, страшно голодны: время ужина давно прошло, и я знаю, что Патрик никогда бы мне не простил, — помилуй, Господи, его душу! — если бы я забыла о гостеприимстве и не предложила вам поужинать у нас. Как раз готова баранина.
— Мы даже не могли и думать об этом, — ответил сержант.
— Пожалуйста, — умоляла она. — Пожалуйста, попробуйте. Сама я смотреть не могу на еду. Но вам это пойдет на пользу. Вы сделаете мне огромное одолжение, если поужинаете у нас, а потом с новыми силами продолжите поиски.
Полицейские долго не решались, но голод давал о себе знать, и в конце концов ей удалось убедить их отправиться на кухню. Мэри осталась в гостиной и внимательно прислушивалась через открытую дверь к шуму, доносившемуся оттуда. Они переговаривались, и по хриплым, чавкающим звукам она определенно могла сказать, что их рты набиты мясом.
— Еще, Чарли?
— Нет. Лучше оставим немного.
— Но она же хочет, чтобы мы съели все. Она так сама сказала. Так сделаем ей приятное.
— Ладно, дай кусочек.
— Убийца использовал что-то чертовски тяжелое, — сказал один. — Док говорит, что череп Патрика раздроблен так, словно по нему кувалдой шарахнули.
— Именно поэтому нам эту штуковину будет легко найти.
— Вот я и говорю.
— Кто бы то ни был, он не намерен таскать такую тяжесть с собой, когда дело уже сделано.
1 2