А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Эрик улыбнулся и сонно попросил:
— Братишка, просто поговори со мной. Просто поговори, как бывало.
Глава 5
Среди ночи зазвонил телефон. Руби застонала и посмотрела на часы, плохо видя спросонья. Пятнадцать минут второго.
— Проклятие!
Наверняка звонит какой-нибудь репортер. Она протянула руку через пустую половину кровати, схватила трубку, потом перекатилась на спину и буркнула:
— Ну кто там еще?
— Ты очень любезна.
Руби сонно рассмеялась:
— Каро, это ты? Извини, я думала, звонит очередной стервятник из «Тэтлера».
— Мне они не звонят. Конечно, я же не сделала себе карьеру, оплевывая мать.
— Это не бог весть какая карьера.
Руби прислонилась спиной к грубо оштукатуренной стене. В трубке было слышно, что на другом конце провода заплакал ребенок, точнее, завыл на высокой ноте. Такой звук могла выдержать только собака.
— Господи, Каро, как ты там живешь? Наверное, все время глотаешь таблетки от мигрени. Неужели младенец Иисус тоже так скулил?
— Мама попала в автокатастрофу.
Руби ахнула:
— Как это произошло?
— Не знаю. Знаю только, что она в Бейвью. Кажется, вела машину в пьяном виде.
— Но она же не пьет… то есть раньше не пила.
Руби отбросила одеяло и встала, сама не зная зачем, просто испытывая внезапную потребность двигаться. Прижимая к уху трубку радиотелефона, она прошла в темную кухню и посмотрела в просвет между занавесками на ночную улицу. Розовая неоновая вывеска мигала и потрескивала. Руби провела рукой по влажным от пота волосам.
— В каком она состоянии?
— Не знаю. Завтра утром я отвезу детей к свекрови и сразу же помчусь в больницу. Но я не хочу делать это в одиночку. Ты приедешь?
— Даже не знаю. Моя машина…
— Руби, для разнообразия подумай о ком-нибудь, кроме себя! Возможно, мама умирает!
Руби тяжело вздохнула:
— Ладно, приеду.
— Я позвоню в «Аляска эрлайнз» и закажу тебе билет по своей кредитной карточке. Ты получишь его у регистрационной стойки.
— Можешь этого не делать, у меня появились деньги.
— У тебя? Здорово!
— Завтра днем я буду на месте.
Повесив трубку, Руби стала расхаживать взад и вперед по комнате, обхватив себя руками. Она не могла остановиться. Руби всегда злилась на свою так называемую мать, пожалуй, даже не могла припомнить момента, когда она ее не ненавидела. А последние несколько дней только подлили масла в огонь. Но тут эта авария… Воображение Руби рисовало картины одна другой ужаснее. Паралич… повреждение головного мозга… смерть.
Она закрыла глаза и не сразу поняла, что мысленно молится.
— Прошу тебя, позаботься о ней, — прошептала она и, помолчав, добавила непривычное для себя слово: — Пожалуйста.
Проснувшись утром, Нора в первый момент испытала острый, леденящий душу страх. Она лежала в незнакомой, скудно обставленной комнате, на чужой кровати.
Затем она все вспомнила.
Она попала в автокатастрофу. Ее везли на «скорой помощи»… красная мигалка… металлический вкус крови во рту… удивление, появившееся на лице молодого медбрата, когда он понял, кто его пациентка.
Потом были врачи. До и после того, как ей делали ре рентгеновский снимок, с ней говорил ортопед. «Серьезный перелом выше щиколотки, трещина в кости ниже колена, растяжение запястья».
Когда он это сказал, она заплакала.
И вот теперь ее нога в гипсе. Нора не видела его под одеялом, но чувствовала. В ноге покалывало, болела кость, кожа чесалась.
Она вздохнула, чувствуя одновременно жалость к себе и стыд. Сесть пьяной за руль! Мало того что фотографии, опубликованные в «Тэтлере», сломали ей карьеру, так она добавила к списку своих прегрешений еще одно преступление.
Ждать, когда репортеры нападут на ее след, не долго. Кому-нибудь из больничного персонала наверняка придет в голову — на информации о том, что Нора Бридж находится в Бейвью, можно неплохо заработать. Отчет о происшествии потянет на несколько тысяч.
В дверь коротко и решительно постучали. В палату стремительно вошла Кэролайн. Она держалась прямо, только руки теребили сумочку, выдавая волнение. На Кэролайн были кашемировые брюки верблюжьего цвета и свитер в тон, белокурые волосы с платиновым отливом безукоризненно подстрижены и заправлены с одной стороны за ухо. В ушах сверкают серьги с крупными бриллиантами.
— Здравствуй, мама.
— Здравствуй, дорогая. Как мило, что ты приехала.
Слова прозвучали так отчужденно, что Норе стало стыдно. Последние несколько лет они с Кэролайн честно пытались вернуть прежнюю близость. Нора вела себя со старшей дочерью очень осторожно, всегда предоставляя ей возможность сделать первый шаг. Но теперь все достигнутое полетело к чертям. Нора видела, что они снова отдалились друг от друга. Давно, уже много лет, она не видела такого холода во взгляде старшей дочери.
Кэролайн быстро взглянула на мать и не то улыбнулась, не то поморщилась, отчего стала казаться какой-то незащищенной. Неловкое молчание, повисшее в палате, было для Норы невыносимо, и она ляпнула первое, что пришло в голову:
— Врачи сказали, мне придется несколько дней передвигаться в инвалидной коляске. Пока запястье не окрепнет настолько, чтобы я могла пользоваться костылями.
— Кто же будет о тебе заботиться?
— Э-э… об этом я как-то не подумала. Наверное, найму кого-нибудь, это будет нетрудно. — Она все говорила и говорила без умолку. Любые слова лучше, чем неловкое молчание. — Главный вопрос в другом: куда мне деваться? В квартиру я вернуться не могу, репортеры взяли дом в осаду. К тому же мне нужно находиться поблизости от врачей.
Кэролайн подошла к кровати.
— Ты можешь пожить в летнем доме. Нам с Джерри все как-то не хватает времени туда выбраться, а Руби на остров ни ногой. Старый дом стоит без дела…
«Дом на Летнем острове, — подумала Нора. — В двух шагах от Эрика. Вот было бы замечательно!» Она посмотрела на дочь:
— Ты готова сделать это для меня?
В ответном взгляде Кэролайн сквозила глубокая грусть.
— К сожалению, ты меня совсем не знаешь.
Нора снова откинулась на подушки. Кажется, она опять сказала что-то не то.
— Извини.
— Господи, я так часто слышала от тебя эти слова, что они, кажется, уже выжжены у меня на лбу! Перестань извиняться, лучше докажи, что тебе действительно жаль. Попробуй вести себя как моя мать.
Кэролайн достала из сумочки связку ключей, сняла один и положила на тумбочку. Нора почувствовала, что дочь на грани срыва.
— Каро…
— Когда устроишься на месте, позвони.
Кэролайн сделала шаг назад, увеличивая расстояние между ними. Нора не знача, что сказать. Кэролайн права: ей много лет не хватало храбрости вести себя как мать.
— Мне пора.
Нора неловко кивнула, пытаясь улыбнуться:
— Конечно. Спасибо, что навестила.
Она хотела взять дочь за руку и никогда не отпускать.
— До свидания, мама.
Кэролайн ушла.
Руби вышла из главного терминала международного аэропорта Сиэтл-Такома. По крыше перехода барабанил дождь, его струи создали нечто вроде серебристого занавеса между терминалом и многоэтажной автостоянкой на противоположной стороне улицы.
Было раннее утро, воздух пах вечнозелеными деревьями и черной плодородной почвой. Едва заметный привкус моря, который мог уловить только местный житель, придавал этой смеси особый вкус, как щепотка пряностей — экзотическому блюду.
Стоя под серым, обложенным тучами небом и вдыхая влажный аромат сосен, Руби поняла, что ее воспоминания — нечто большее, нежели туманные образы. Они прочно укоренились в почве, на которой выросли. К северу отсюда, на островах архипелага Сан-Хуан, находятся места, где обломки ее жизни разбросаны гак же густо, как ракушки на берегу. Где-то там, на галечном пляже, сидела худенькая девочка с дерзкими глазами, гадая на лепестках маргаритки: любит — не любит. Руби знала, что, если всмотреться повнимательнее, она разглядит еле видимые следы, оставленные ею, кусочки ее самой, по которым как по крошкам, рассыпанным Мальчиком-с-пальчик, можно найти путь из настоящего в прошлое.
Ее не удивило, что воспоминания так свежи. Во влажном воздухе Сиэтла ничто не может засохнуть и обратиться в пыль. Здесь все расцветает.
Руби подозвала такси, села на заднее сиденье и бросила рядом сумку. По привычке, возникшей во время поездок в Нью-Йорк, она посмотрела на регистрационную табличку таксиста и прочла, что его зовут Эйви Эйвививи.
Имя показалось ей забавным, но Руби слишком устала, чтобы веселиться. Она откинулась на коричневую велюровую спинку и попросила:
— В Бейвью.
Эйви нажал на газ, резко рванул с места и перестроился в другой ряд. Руби закрыла глаза, стараясь ни о чем не думать. Казалось, прошло лишь несколько минут, когда Эйви тронул ее за плечо и спросил:
— Мисс… мэм, вам плохо?
Руби вздрогнула, проснулась и потерла глаза.
— Нет, все в порядке, спасибо.
Она порылась в карманах, достала три мятые десятки — плата за проезд плюс чаевые — и протянула Эйви. Потом взяла дорожную сумку и дамскую сумочку, повесила их на плечо и двинулась к стеклянным дверям больницы. Перед зданием собралась группа людей. Руби не сразу сообразила, что это репортеры.
— Вот ее дочь!
Репортеры разом бросились к ней, отталкивая друг друга локтями и стараясь перекричать друг друга:
— Руби, посмотрите сюда…
— Руби, Руби…
— Ваша мать была пьяна, когда…
— Что вы думаете о фотографиях?..
Руби слышала каждый щелчок затвора, видела будущие снимки. Она заметила прядь волос, прилипшую к нижней губе одной из журналисток, крошечный порез от бумаги на указательном пальце. Ей чудилось, что ее отделяют от толпы многие мили, хотя, протяни она руку, могла бы до тронуться до журналистки из «Си-эн-эн».
— Руби! Руби! Руби!
Она на миг представила, что все эти репортеры гоняются за ней, что именно она заслужила их внимание.
— Вы знали о романе вашей матери?
Иллюзия рассеялась. Руби повернулась и встретилась взглядом с коротышкой в нелепой шляпе и с носом, напоминающим клюв.
— Нет. — Она натужно улыбнулась. — Я бы сделала из него шутку, только это не очень смешно.
Высоко подняв голову и глядя прямо перед собой, она протиснулась сквозь толпу. Вопросы летели ей вслед, как камни, брошенные в спину. Некоторые ударяли очень больно.
Руби вошла внутрь, пневматические двери с тихим свистом закрылись за ней. В просторном белом вестибюле было тихо и пахло антисептиками. Везде стояли стулья с яркой обивкой, на стенах висели абстрактные картины в жизнерадостных тонах. Между ними довольно странно смотрелись портреты в золоченых рамах. Сурового вида мужчины и жен-шины, изображенные на них, по-видимому, пожертвовали больнице крупные суммы.
— Руби!
Кэролайн бросилась к ней и обняла так порывисто, что чуть не сбила с ног. Обнимая сестру, Руби почувствовала, что та похудела и дрожит всем телом. Наконец Каро отстранилась. Тушь размазалась вокруг глаз, нарушая безупречное совершенство ее лица.
— Извини, — сказала Кэролайн.
Она щелкнула застежкой сумочки, достала белый кружевной платочек и приложила его к глазам. Руби чувствовала, что Каро смущена непривычно откровенной для нее демонстрацией чувств. Если все пойдет как раньше, то с этой минуты она будет держаться отстраненно, пока не приведет эмоции в порядок и не ужмет их до приемлемых размеров.
Кэролайн на секунду закрыла глаза, а когда снова открыла их, Руби прочла в ее взгляде отчаяние. Она узнала этот взгляд. Сестра спрашивала себя, почему жизнь не может быть легче, почему они не могут просто любить друг друга.
Повисло молчание, холодное, как сегодняшний утренний дождь. Руби послышалось эхо звона разбивающейся семьи. Она и Каро стали отдельными кусочками, каждый мечтал вновь воссоединиться с целым.
— Как Нора? — наконец спросила Руби.
Каро пристально посмотрела на сестру:
— Ты же знаешь, она терпеть не может, когда мы называем ее Норой.
— Правда? Я и забыла.
— Неудивительно. Она врезалась на автомобиле в дерево. У нее сломана нога и растянуты связки запястья. Несколько дней ей придется провести в инвалидной коляске, поэтому будет трудно выполнять самые обычные повседневные дела. Ей понадобится помощь.
— Искренне сочувствую бедной медсестре, которая возьмется за эту работу.
Кэролайн снова посмотрела на Руби:
— А ты бы на ее месте хотела, чтобы за тобой ухаживал посторонний человек?
Руби не сразу поняла, к чему клонит сестра, а когда поняла, расхохоталась:
— Ты неисправимая идеалистка!
— Это не смешно. Ты видела репортеров перед больницей — они готовы наброситься на мать и разорвать ее на части, а она всегда была такой хрупкой.
— Ну да, она хрупкая, как бультерьер.
— Руби! — В тоне Кэролайн чувствовалось: «Мы команда, а ты играешь нечестно». — Посторонний человек может продать ее газетчикам. Ей нужен кто-то, кому она может доверять.
— Тогда этим лучше заняться тебе. Мне она не доверяет.
— У меня дети. И муж.
То есть жизнь. Подтекст был ясен, и Руби с болью поняла, что сестра права.
— У нее что, совсем нет друзей?
— Руби, этим должна заняться ты. — Кэролайн поморщилась. — Боже правый, тебе скоро стукнет тридцать, маме пятьдесят! Когда вы наконец познакомитесь друг с другом?
— А кто сказал, что я вообще собираюсь с ней знакомиться?
Каро подошла ближе:
— Никогда не поверю, что ты не думала об этом прошлой ночью.
У Руби сжалось горло, она не могла сглотнуть. Сестра стояла так близко, что Руби ощущала запах дорогих духов, кажется, это был запах гардении.
— О чем?
— О том, что можешь ее потерять.
Слова почти попали в цель. Руби уставилась в пол, покрытый пестрым линолеумом. Она не сомневалась, что ей следует уйти отсюда и улететь домой. Но сегодня это было не так легко, особенно если учесть, что предстоит написать статью для «Кэш». Время, проведенное в обществе Норы Бридж, облегчит задачу, очень облегчит.
Руби вздохнула:
— Хорошо, я останусь с ней на неделю. На одну неделю.
Кэролайн порывисто обняла сестру:
— Я знала, что ты примешь правильное решение.
Руби не могла посмотреть Кэролайн в глаза. Она чувствовала себя обманщицей.
— Неделя с Норой, — пробормотала она. — Пожалуй, тебе пора учреждать фонд защиты.
Кэролайн засмеялась:
— Пойди скажи матери. Она в западном крыле, палата шестьсот двенадцать. Я подожду тебя здесь.
— Трусиха.
Руби нервно улыбнулась и направилась к лифтам. Поднявшись на шестой этаж, она пошла по коридору, читая номера на дверях, пока не обнаружила нужную палату.
Дверь была приоткрыта. Руби с опаской переступила порог. Мать спала. Руби вздохнула с облегчением. Напряжение немного отпустило ее, она разжала кулаки.
Глядя на бледное красивое лицо спящей матери. Руби неожиданно ощутила странную тоску. Ей пришлось напомнить себе, что эта рыжеволосая женщина, похожая на Сьюзен Сарандон, на самом деле ей вовсе не мать. Ее настоящая мать, женщина, которая играла с ними в скрэббл и каждое воскресенье делала на завтрак оладьи с шоколадным кремом, умерла одиннадцать лет назад. А сейчас она смотрит на ту, которая ее убила.
Нора открыла глаза. Руби испытала непреодолимое желание повернуться и убежать.
Нора ахнула и попыталась сесть, застенчиво приглаживая волосы.
— Ты пришла, — тихо сказала она. В голосе слышалось удивление.
Руби тщательно следила за тем, чтобы ее руки были прижаты к бокам. Не ерзать — таково старое правило актеров разговорного жанра. Если начать теребить пальцы, зрители догадаются, что ты нервничаешь.
— Как ты себя чувствуешь?
Глупый вопрос, но Руби чувствовала себя не в своей тарелке.
— Нормально.
Нора улыбнулась как-то странно, неуверенно. Руби скрестила руки — еще один способ борьбы с нервозностью.
— Насколько я понимаю, ты лишилась торговой скидки за хорошее вождение.
— Узнаю мою Руби, ты за словом в карман не лезешь.
— Я не «твоя» Руби.
Улыбка Норы поблекла.
— Да, наверное. — Она закрыла глаза, потерла переносицу и тихо вздохнула: — Я вижу, ты по-прежнему считаешь, что знаешь все на свете… и, как раньше, не признаешь компромиссов.
Руби показалось, что почва старых привычек уходит у нее из-под ног. Еще несколько умело выбранных слов, и между ними разразится полномасштабная война.
— Я ничего не знаю, — отчеканила она. — Думаю, свою мать я никогда не знала.
Нора устало засмеялась:
— Что ж, значит, нас таких двое.
Мать и дочь смотрели друг на друга. Желание сбежать усилилось, Руби знала, что в ней говорит инстинкт самосохранения. Она уже поняла, что не сможет провести рядом с этой женщиной целую неделю и ничего не почувствовать. Даже сейчас ее захлестывал гнев. Но у нее не оставалось выбора.
— Я подумала… я поживу немного с тобой, помогу устроиться.
Нора так удивилась, что это выглядело комично.
— Но почему?
Руби пожала плечами. На данный вопрос существовало очень много ответов.
— Ты могла погибнуть. Может быть, я представила, каково было бы потерять тебя. — Она неестественно улыбнулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33