А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Следующие полчаса они работали бок о бок. Руби сварила и порезала цыпленка — на кусочки, подходящие для рта, — а Нора в это время делала все остальное. Наконец кастрюлю поставили в духовку. Нора отодвинула разделочную доску в сторону.
— У меня для тебя сюрприз. В моей гардеробной есть большая картонная коробка, можешь ее принести?
Руби замотала головой. От матери можно ждать только неприятных сюрпризов.
— Думаю, не стоит.
Нора посмотрела на нее своим особенным взглядом, и Руби сдалась. Есть силы более мощные, чем сила воли, и выразительно вскинутые брови матери являются одной из таких сил.
Руби направилась в спальню, открыла дверь гардеробной и нашла коробку. Когда она поднимала ее, что-то громыхало и звякало, словно там хранились запчасти к автомобилю. Руби отнесла коробку в гостиную и поставила на полированный кофейный столик. Коробка глухо стукнула, и внутри снова что-то задребезжало.
В гостиную въехала Нора.
— Открой.
Руби подняла боковые клапаны и заглянула внутрь.
— Проклятие!
Внутри оказались шестнадцатимиллиметровый проектор и бобина с пленкой. Руби повернулась к матери.
— Семейные фильмы, — пояснила Нора с деланной улыбкой.
— Только не говори, что хочешь вспомнить прежние времена!
— Я действительно хочу посмотреть эти пленки. Можешь смотреть вместе со мной, а можешь зарядить проектор и уйти.
Руби оказалась в ловушке. Независимо от того, увидит она фильм или нет, она все равно будет знать, что пленка здесь, в доме, ждет ее, как воображаемое чудовище под детской кроватью. Она сунула руку поглубже и достала из коробки кусок простыни — их старый «экран» — и коробочку кнопок.
Руби поставила проектор на стол в гостиной, включила в розетку и надела катушку на ось. Затем повесила на стену простыню. Она старалась не вспоминать, как серьезно они когда-то относились к ритуалу просмотра семейных фильмов. Каждый год в канун Рождества, когда под елкой многообещающе поблескивали нарядной бумагой еще не развернутые подарки, они собирались вместе, одетые в пижамы, и любовались снятыми на пленку лучшими моментами уходящего года. Это было главной традицией в семье, где традиций вообще-то существовало не много.
Руби выключила свет. Проектор зажужжал, в центре «экрана» замелькали черные, с серым, квадраты, и фильм начался. Руби присела на подлокотник дивана.
На экране появились слова: «Ревю „Таланты острова Лопесс“. Послышался гул, затем отчетливый голос Норы:
— Рэнд, она выходит.
На сцене появилась Руби — тощая круглощекая девчушка лет пяти, в туго накрахмаленной розовой пачке. Она кружилась по сцене, качалась как пьяная, ручки, похожие на палочки, застывали под самыми невообразимыми углами.
— Боже, Рэнд, она прелесть…
— Тс-с, я пытаюсь приблизить изображение…
Руби на сцене выполнила не очень ровный поворот и присела в реверансе. Загремели аплодисменты.
Экран потемнел, затем снова осветился. На этот раз семья находилась на пляже. Кэролайн в купальнике с юбочкой плескалась по щиколотку в воде и смеялась. Руби была в бикини — круглый животик, прямые тонкие ножки. Мать сидела на песке и шарила в пластмассовом ведерке, наполненном ракушками и камешками. Руби подбежала к ней и топнула ногой рядом с ведром. Мать наклонилась и застегнула ремешок на се сандалиях, потом притянула смеющуюся и извивающуюся Руби к себе и поцеловала.
Мама…
Руби соскользнула с подлокотника и села на мягкую подушку. Перед ней в отрывистом стаккато проходило ее детство, черно-белые образы сопровождались детским смехом.
Как получилось, что она забыла, как много они смеялись и как часто мать обнимала и целовала ее? Руби помнила ощущение от пребывания на сильных отцовских плечах, помнила, как смотрела на мир с высоты гораздо большей, чем собственный рост, но не помнила нежные прикосновения материнских губ.
Однако сейчас она это вспомнила. Более того, увидела. Теперь ей уже не удастся отгородиться от нежеланных воспоминаний.
Руби продолжала смотреть. Папа поднимает ее на руки и вертит, подбрасывая в воздух… мама учит завязывать ботинки… Дождливый Хэллоуин, две принцессы, взявшись за руки, идут к дому Смитсонов, неся тыквенную голову со свечой внутри… Снежное рождественское утро в тот год, когда Сан-та-Клаус подарил Руби морскую свинку… Мама и папа танцуют в гостиной этого самого дома, картинка нерезкая и дергается, потому что камеру держат детские руки…
К тому времени, когда пленка на катушке кончилась и экран снова стал белым, Руби чувствовала себя так, будто пробежала десять миль. Она выдернула шнур из розетки и на непослушных ногах отправилась включить свет.
Мать (Нора, напомнила себе Руби) сгорбилась в инвалидном кресле, стиснув сложенные на коленях руки, на ее щеках и ресницах блестели слезы. Перехватив взгляд дочери, она попыталась улыбнуться.
При виде этих слез внутри у Руби что-то надломилось.
— Вы с папой выглядели такими счастливыми вместе…
Нора неуверенно улыбнулась:
— Много лет мы и в самом деле были счастливы. А потом… потом счастье кончилось.
— Ты имеешь в виду — кончилось для тебя? Я видела, как на него подействовал твой уход. Он тебя любил, поверь мне.
— Рэнд никогда бы меня не бросил, он бы остался со мной, потому что дал клятву в церкви.
Руби нахмурилась:
— Он бы остался с тобой потому, что любил тебя, а не потому, что обещал не покидать.
— Ах, Руби, ты многого не знаешь. Твой папа и я… у нас была своя история, которая касается только нас. Ни один ребенок не может судить о браке своих родителей.
— Значит, ты не расскажешь мне, почему ушла от него?
— Мы были несчастливы вместе, но большего я тебе не скажу.
Руби хотелось рассердиться, но она не могла, слишком была подавлена. Кадры домашнего фильма подействовали на нее настолько сильно, что она потеряла способность мыслить трезво. Впервые за много лет она увидела перед собой маму.
— Я тебя забыла, — тихо призналась Руби, закрывая глаза. — Ты никогда мне не снилась, у меня не осталось ни единого детского воспоминания, в котором бы фигурировала ты.
Открыв глаза, Руби увидела, что мать плачет. Ей стаю неуютно, словно она сделала что-то дурное. Вроде бы нелепо, но это было так. Как ни странно, она не хотела расстроить Нору.
— Сегодня я вспомнила медальон, который ты подарила мне на день рождения, когда мне исполнилось одиннадцать. Серебряный овальный медальон с крышкой. Я хранила в нем две фотографии: в одной половинке твою, в другой — папы с Каро.
Нора вытерла глаза и спросила:
— Он еще у тебя?
Руби подошла к камину и остановилась, глядя на фотографии детей Кэролайн. У нее возникло ощущение, что медальон по-прежнему на ней, она даже подняла руку и потрогала шею. Она не носила его с шестнадцати лет.
Руби вспомнила жаркий влажный день в середине августа, когда она надела медальон в последний раз. Руби и Кэро долго отказывались покупать вещи к школе. «К началу занятий мама обязательно вернется» — несколько недель они повторяли друг другу эту фразу, твердо веря, что так и будет. Мать не вернулась, август сменился сентябрем, и стало ясно, что нельзя ждать и откладывать дела до бесконечности. В то лето их друзья и соседи, как обычно, собирались на озере Траут на пикники, барбекю и вечеринки, и только семья Бридж не покидала своего ставшего слишком тихим дома. Руби и Каро научились ходить бесшумно, они делали все, по могли, чтобы стать невидимыми. Пример подал отец. В июне, когда Нора ушла, он начал пить и курить, а к августу вообще перестал выходить из своей комнаты. Все лето «Капитан Кук» стоял без дела, и осенью отцу пришлось продать очередной кусок земли, чтобы заплатить по счетам.
В первый день учебного года Руби сорвала с себя медальон и бросила на землю…
— Я спросила про медальон, — напомнила Нора, не дождавшись ответа.
Руби неохотно повернулась:
— Я его выбросила.
— Понятно.
— Вряд ли тебе понятно. Я выбросила его не потому, что возненавидела тебя. — На какую-то долю секунды Руби чуть не изменила выдержка. Она глубоко вздохнула и тихо пояснила: — Я выбросила его потому, что мне было слишком больно тебя вспоминать.
— Ох, Руби…
На кухне зазвенел таймер духовки.
— Слава Богу! Давай есть, — отозвалась Руби.
Ночь показалась Норе бесконечной, наверное, потому, что она ворочалась, безуспешно пытаясь уснуть. Наконец ближе к рассвету она перестала даже пытаться, перебралась в кресло и выехала на веранду полюбоваться восходом. Когда солнце встало, она позвонила Эрику, но он не снял трубку. Почему-то от этого она почувствовала себя еще более одинокой.
Наступил отлив. Вода отошла от берега, оставляя за собой широкую полосу мокрой, блестящей на солнце гальки. Сколько раз они ходили по этому берегу с отцом Рэнда, собирая устриц и других съедобных моллюсков к воскресному барбекю!
«Я тебя забыла».
Нора знала, что Руби считает ее виноватой, даже ненавидит, но забыть?.. Как бороться с этим, она не знала.
«Ты хочешь, чтобы я была как Кэролайн? — спросила Руби. — Делала вид, будто между нами все прекрасно?»
Нора откинулась в кресле и устало вздохнула. Дочь права. Хотя ей слова не скажи — сразу в бутылку лезет, но она по крайней мере честна. Все или ничего, черное или белое — таков ее подход. Она не умеет жить в оттенках серого, которые утешают ее сестру.
— Руби, я по тебе скучаю, — прошептала Нора.
Она осмелилась обратить эти слова к безмолвному, еще не проснувшемуся миру, но не представляла, как сказать их младшей дочери. Норе стало грустно. Вместо того чтобы прогнать печаль или притвориться, что ее не существует, она отдалась этому чувству. «Девочка моя, как мне тебя не хватает…»
Она думала о годах, которые прошли мимо нее, — Руби поступает в колледж… бросает его… переезжает в Лос-Анджелес (интересно, она взяла старый «фольксваген» Рэнда или ухитрилась купить новую машину?)… впервые снимает квартиру…
Как много времени ушло!
«Хватит», — приказала она себе, выпрямилась и открыла глаза. Прежде всего необходимо составить план действий. Проблема — отношения с Руби. Нужно наброситься на проблему агрессивно, иначе ее не решить. Нора знала, что другого шанса не будет. На то, чтобы сломать твердую скорлупу прошлого, имеется всего неделя, точнее, теперь уже шесть дней.
Но как это сделать?
Нора решила выступить в роли собственной советчицы. «Представь себе, что отвечаешь на письмо читательницы».
Дорогая Нора!
Много лет назад я ушла от мужа и оставила детей. Младшая дочь так меня и не простила. Теперь она говорит, что забыла все, что было связано со мной. Как это изменить?
Нора вздохнула и задумалась. Если бы она получила подобное послание, то отчитала бы женщину за недостойное поведение, сказала бы — вполне естественно, что дочь ее возненавидела.
— Лицемерка, — прошептала Нора. — Неудивительно, что ты лишилась работы.
Однако после нескольких нотаций она бы посоветовала…
«Заставьте ее вас вспомнить».
Как легко приходит ответ, когда отвечаешь постороннему человеку! Нора улыбнулась. Если она заставит Руби вспомнить прошлое, они, возможно, найдут дорогу в настоящее, может быть, перед ними даже откроется будущее.
Нора знала, что это будет нелегко и не очень приятно, вероятнее всего, просто мучительно. Но это единственный путь. Сейчас Руби легко ее ненавидеть, она помнит только самые тяжелые моменты того лета. А если вспомнит хорошие времена — будет ли ей так же легко ненавидеть мать?
Скрипнула сетчатая дверь.
— Нора?
Нора развернула кресло и бодро улыбнулась:
— Привет, дорогая.
Руби нахмурилась:
— Для восьми утра ты подозрительно бодра. Хочешь кофе?
— Нет, спасибо, я уже налила. Почему бы тебе не взять чашку и не выпить кофе здесь? Сегодня прекрасное утро.
Руби провела рукой по спутанным волосам и кивнула Молча вернувшись в дом, она вскоре снова вышла на веранду с чашкой кофе и села в кресло-качалку.
Нора смотрела на море. Обе молчали, но, как ни странно, это было дружеское молчание, почти как много лет назад, когда они бессчетное количество раз вот так же сидели утром на веранде. Нора отпила кофе и посмотрела вдаль.
— Помнишь, как мы устраивали барбекю в честь Четвертого июля? Папа всегда ходил рыбачить, а вы с Каро запускали фейерверк.
Руби улыбнулась:
— Больше всего мне нравились бенгальские огни. Помню, я не могла дождаться темноты.
— Мы писали огнями слова, помнишь? — Нора посмотрела на дочь. — Я всегда писала: «Я люблю своих девочек».
. Руби обхватила ладонями кофейную чашку, словно ей внезапно понадобилось согреться.
— А Кэролайн выписывала имя очередного мальчика, в которого была в то время влюблена. На Александра Йоргенсона ей пришлось потратить два бенгальских огня. Она была в панике! — Нора улыбнулась, вспомнив, как вместе с ними возле гриля стояли Эрик и Дин. У ребят было поразительное чутье, они ни разу не пропустили угощения. У нее вдруг встал ком в горле, и уже тише она добавила: — Ты же писала только имя Дина, год за годом.
Руби вздохнула:
— Да. Помнишь, стоило тебе положить на гриль лосося, так они тут же появлялись? — Руби посмотрела на мать. — Кэролайн говорила, что ты общаешься с Эриком. Как он?
Нора знала, что этот момент когда-нибудь наступит, даже думала, что приготовилась к нему, но оказалось — нет.
Она медленно выдохнула. Нечего и мечтать о том, чтобы сохранить присутствие Эрика на острове в тайне. Нора не могла водить машину, и, чтобы навестить Эрика, ей рано или поздно пришлось бы обратиться за помощью к Руби. Но как сказать дочери, что друг ее детства, один из лучших друзей, умирает?
— Мама?
Нора украдкой вытерла глаза и встретилась с вопросительным взглядом дочери.
— У него рак.
Руби побледнела:
— Бог мой…
В глазах Руби появилось мечтательное выражение. Нора догадалась, что она вспоминает счастливые летние дни на озере с Дином и Эриком. Руби долго молчала, наконец спросила:
— Как он?
— Очень плохо.
— Он может умереть?
— Да, дорогая, — с болью в голосе произнесла Нора.
Руби сгорбилась, закрыв лицо ладонями:
— Мне нужно было поддерживать с ним связь. Господи… — Она замолчала и покачала головой. Нора поняла, что дочь плачет. — Кажется, только вчера мы были все вместе, я не представляю… не могу представить его больным.
— Знаю, дорогая. Я все вспоминаю наши барбекю в честь Дня независимости. Бывало, я наблюдала за тобой и Дином, вы держались за руки, ваш смех был слышен даже здесь. Но потом вы стали старше и начали шептаться, тогда уж я заволновалась.
Руби подняла голову и посмотрела на мать. На ресницах блестели слезы, и от этого она почему-то стала похожа на десятилетнюю девочку.
— Я не знала.
— Материнство — сплошные тайные тревоги.
Нора слишком поздно спохватилась, что поставила себя под удар: ей ни в коем случае нельзя было употреблять слово «тайные». Но, к счастью, Руби думала сейчас о более важных вещах.
— Мы можем навестить Эрика?
— Конечно. Он остановился в старом доме на острове Лопес. — Нора откинулась на спинку кресла и устремила застывший взгляд на воду. — Иногда, закрыв глаза, я вижу всех нас: тебя, себя, Кэролайн, Эрика с Дином. Часто вспоминаю, как мы плавали на «Возлюбленной ветра». Дино и Эрик очень любили эту яхту.
После долгой паузы Руби медленно проговорила:
— Я знаю, чего ты добиваешься. — Ее голос звучал глухо. — Ты заставляешь меня вспоминать.
— Да.
— Но вспоминать такие веши очень больно.
— Знаю, дорогая, но…
Зазвонил телефон. Руби медленно встала и направилась в дом. Сетчатая дверь тихо стукнула у нес за спиной, но Нора все равно услышала:
— Алло. Кто это? Да, я ее дочь, Руби. Да, она здесь… минуточку, сейчас позову. Нора! — крикнула Руби. — Это Ди, твоя личная помощница.
— Скажи, что меня нет.
Руби открыла дверь и выглянула на веранду:
— Поздно. Я уже сказала, что ты здесь. Придется подойти, она ждет.
Нора проехала на кухню и взяла трубку:
— Привет, Ди.
— Нора? Слава Богу, что я вас нашла! На ваш стол только что поставили целый ящик писем. Я ничего не могла с этим поделать. Позвонил Том Адамс и пригрозил, что, если я сегодня же не перешлю их вам, меня уволят. — Ди шмыгнула носом. — Нора, мне нужна эта работа. Я знаю, вы бы меня не уволили, но если… в общем, вы понимаете.
Нора вздохнула:
— Если я потеряю работу… Прекрасно понимаю. Ладно, пересылай, я продиктую адрес.
— Том хочет, чтобы они ушли сегодняшней авиапочтой.
— Разумеется. Для Тома все должно быть сделано мгновенно.
— Ты читала эти письма?
— Э-э… некоторые.
— Норе стало не по себе.
Ну и как?
— Ужасно! Тут некоторые стали давать интервью «желтой прессе»… они говорят жуткие веши… а одна дама из Айовы вчера вечером выступила по телевидению и сказала, что подает на вас в суд. Обвинение какое-то нелепое — «фальшивый совет» или что-то в этом роде.
Нора покосилась на Руби: та беззастенчиво подслушивала.
— Ладно, Ди, отправляй письма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33