Шесть долгих зим провели в том необитаемом тереме старик Савелий с женой
Агафьей; недаром говорят, что привычка долго ли, коротко ли, а обращается
во вторую природу: старики были довольны своей судьбой и друг другом. В по
следнем бывали исключения лишь тогда, когда Савелий, побывав в Москве за
харчами, соблазнялся на обратном пути елкой, гордо торчавшей над дверью
шинкаря Загребы, ласково и умильно манившей к себе конных и пеших путник
ов, заезжал будто ненароком к хозяину шинка спросить: «нет ли какой ни на е
сть работенки?» несмотря на то, что жидовин при всякой надобности всегда
сам присылал за ним.
Савелий при этих посещениях не был обносим ковшом пенистой браги, а при в
ыходе из шинка пазуха его всегда топырилась доброй краюхой пирога с капу
стой, данной ему на дорогу или в гостинец Агафье Сидоровне.
После такого задабривания гостеприимный Загреба уж и не спрашивал Саве
лия: можно ли ему в пределах леса, вверенных последнему, рубить дрова для в
арки браги и печения пирогов.
Только Агафья-то Сидоровна всегда недовольная встречала своего мужень
ка, заметив, что у него лицо осело, как ее праздничная кичка, а ноги и язык, в
идимо, заплетаются. Он же с похмелья был недоволен женой, когда она своим в
орчанием прерывала его вместе грустные и сладостные воспоминания так н
едавно минувшего.
В сущности они жили дружно, хотя и не припеваючи.
В описываемый нами поздний вечер, зажженная лучина, воткнутая в железный
светец, слабо освещала Савелия, сидевшего на скамье; возле него лежал гот
овый лапоть, другой он плел, спеша докончить его к утру на продажу. Напроти
в него Агафья дремала под однообразное жужжание веретена, а последнему в
торил сверчок за печкой.
Старики молчали.
Вдруг молния облила своим пламенем оконце светлицы.
Ц С нами крестная сила! Ц воскликнула Агафья, перекрестясь и выронив из
рук веретено.
Ц Упаси Господи, какая гроза наступает! Ц сказал Савелий, также осенив
себя широким крестом.
Вслед за громовым ударом забушевал ветер и полил проливной дождь: лес др
огнул, деревья порывисто закачались своими вершинами.
Ц Сидоровна, Ц сказал Савелий, Ц заслони-ка окно-то ставнем, а то задуе
т лучину.
Старуха поплелась, но только лишь подошла к окну, как в него ворвался поры
в ветра, лучина вспыхнула и потухла. Вместо нее ослепительно блеснула мо
лния и осветила окнами движущиеся фигуры людей.
Ц Батюшки светы, что это? Ц воскликнули в один голос старики, Ц поражен
ные такой массой неожиданностей, но раскат грома заглушил их слова.
Ц Эй, кто здесь живет, добрые люди или не добрые? Укройте от темной ночи и н
епогоды заблудившихся! Ц раздался у окна громкий голос.
Ц Да поскорей! Ц поддержал другой, хрипловатый, дрожащий, видимо, От хол
ода голос.
Ц Бабка! Вздувай огня! Ц заговорил Савелий, придя в себя, Ц а я побегу от
ворить ворота.
Ц Как бы не так, вздувай огня! Ц передразнила Агафья мужа вполголоса. Ц
Да кого это нелегкая принесла в такую пору. Стану я светить всяким бродяг
ам. По мне они хоть все глаза повыколи себе о рожны, побери их нелегкая!
Ц Или хозяев нет, или они нехристи какие, что не могут пустить нас на часо
чек обогреться да обсушиться? Ц повторял за окном хрипловатый голос.
Ц Да что попусту толковать… Ишь Ц ни привету, ни ответу… Если бы они был
и добрые люди, то сами бы позвали нас, а со злыми считаться нечего! Ц прерв
ал его громкий голос. Ц Если совсем нет хозяев, то мы и без них обойдемся…
Терем не игольное ушко Ц пролезем… Эй, люди, ломайте ворота, а я попробую
окно…
По стуку ножен меча не трудно было догадаться, что говоривший спрыгнул с
лошади.
Ц Иду, сейчас, вот только накину зипунишко! Ц закричал Савелий, струсив
перед решительными поступками незваных гостей.
Через несколько минут, медленно скрипя, растворились ворота, и Савелий в
ышел из них, тараща глаза, как бы желая рассмотреть сквозь окружающий гус
той мрак приезжих.
Ц Входите, вот сюда, за мной… Да много ли вас? Ц с тревогой спрашивал он.
Ц Всего четверо, Ц ответил ему громкий голос, ощупав его плечо и ухватя
сь за него, Ц авось углы твоей светлицы не разломятся от нас.
Остальные трое, введя на двор лошадей, ухватились тоже один за другого и, т
аким образом, медленно, гуськом, ощупью, вступили в обиталище Савелия.

XV. Поздние гости

Ц Да посвети нам, хозяин, нам не в прятки играть; нет ли хоть на алтын огонь
ку! Ц заговорили приезжие, войдя в светлицу Савелия.
Ц Шарю… родимые… Куда впотьмах светец обронил? Ц отвечал с расстановк
ой хозяин. Ц Жена, баба, хозяйка! Ц продолжал он, Ц ты куда еще запропаст
илась? Вздуй-ка господам огоньку. Небось, они не тронут.
Молния блеснула и осветила Агафью, выползавшую как ящерица из-под печки.

Ц Ха-ха-ха! Видно хозяйка там цыплят высиживает! Ц захохотали приезжие,
Ц ты бы крышкой закрыл, а то сглазят.
Молния повторилась. Агафья приподнялась с пола и, прокравшись по стенке
к мужу, начала что-то шептать ему.
Ц Что? Не хочешь вздувать огня? Вот дам я тебе затрещину, так поневоле зас
ветишь, как искры из глаз посыпятся, Ц отвечал, ей полушепотом Савелий.
Агафья, ворча себе что-то под нос, отыскала трутницу, высекла огонь, вздул
а его на лучину и осветила светлицу и находившихся в ней.
Четырехугольная, обширная светлица, вопреки своему названию, была закоп
чена, как угольная яма. В переднем углу, в божнице, стояло несколько икон в
медночеканных окладах; под божницей висела запыленная занавеска, прикр
ывавшая полку, на которой лежали писанные святцы и четки из Богородицыны
х слез. В передней стене находились два узких продолговатых окна, называ
емые Ц красными. В рамах были вставлены стекла, Ц что для описываемого н
ами времени составляло значительную роскошь, так как они получались из ч
ужих краев, Ц только кое-где, вместо разбитых верешков, была наклеена хо
лстина, обмазанная маслом. В боковых стенах были волоковые окна, заткнут
ые говяжьими пузырями. Все это, как и колоссальная изразцовая печь, указы
вало, что светлица эта была некогда обитаема не Савелием с Агафьей, а ближ
ними боярами великого князя.
По стенам светлицы были лавки, а в переднем углу стоял вымытый и выскобле
нный стол, в заднем, на двух столбах, стояло корыто, над которым находились
полки с разной посудой.
Агафья, засветив огонь, стала у шестка, обтирая руки о полосатую поневу, и
исподлобья оглядывала поздних гостей; невдалеке от нее Савелий был заня
т тем же самым.
Посредине светлицы стоял высокий, средних лет, мужчина, с открытым, добро
душным лицом, в камлотовой однорядке, застегнутой шелковыми шнурками и п
ерехваченной козылбатским
Персидским.
кушаком, за которым заткнут был кинжал. Широкий меч в ножнах из буйв
оловой кожи, на кольчатой цепочке, мотался у него сбоку, когда он отряхива
л свою мокрую шапку с рысьей опушкой. На ногах его были надеты сапоги с нес
колько загнутыми кверху носками; на мизинце правой руки висела нагайка.

Подле него стоял, недоверчиво озираясь, другой человек, постарше, низкор
ослый, но плотный, с редкой рыжей бородой, с широкой плешью на голове и с бы
стрыми маленькими глазами, одетый почти так же, как и его товарищ, исключа
я разве вооружения, которое у этого состояло из одного широкого ножа с се
ребряной рукояткой.
На двух других были надеты простые, суровые охабни, но они были вооружены
с головы до ног Ц видимо, это были холопы двух бояр.
Ц Ну, здорово, хозяева! Ц сказали пришедшие, помолясь в передний угол и с
легка поклонясь Савелию и Агафье. Ц Не взыщите, что мы напросились к вам,
нужда привела.
Ц Милости просим, бояре, рады гостям! Ц отвечали хозяева в один голос.
Ц За что взыскивать? Ц продолжал уже Савелий один, Ц мы по возможности
рады приютить вас чем Бог послал от темной ночи и непогоды… Не знаю, как ва
ша милость прозывается.
Ц Меня зовут Назарием, а товарища моего Ц Захарием, Ц отвечал высокий.
Ц А тебя как звать?
Ц Да был Савелий Тихонович!.. А далеко ли едете? Ц говорил Савелий, обтира
я полою своего зипуна переднюю лавку и усаживая на нее гостей.
Ц Уж это не твое дело! Ц заметил Захарий, садясь и отдуваясь от усталост
и.
Ц Вестимо, не мое, боярин, я так, просто спросил, Ц отвечал Савелий, кланя
ясь.
Он отошел в сторону и стал сложа руки.
Ц Вот думали-гадали сегодня до Москвы доехать, а вышло иначе! Ц заговор
ил Назарий. Ц Дождь загнал нас в лес; хотели укрыться под какое-нибудь де
рево и проплутали, да уж слава Богу, что у тебя нашли в потемках ночлег.
Ц Человек предполагает, а Бог располагает, это искони ведется, боярин!
Ц отвечал Савелий. Ц Известно, в лесу жутко. Теперь молния так и обливае
т заревом, а гром-то стоном стонет. Чу? Ваши лошадушки так и храпят, сердечн
ые.
Ц Да, вот спасибо напомнил! Что ж вы, олухи, забыли про лошадей-то? Ц закри
чал Захарий, повернувшись к холопам, Ц самих вас выгнать на двор, пусть б
ы дождик доколотился до ваших костей, стали бы вперед заботиться о живот
ных.
Ц Лошадей мы ввели сюда, на двор, боярин; а наше дело Ц не знали, куда их по
ставить! Ц ответил один из холопов. Ц Ведь, мы не дома.
Ц Хозяин, нет ли у тебя навеса какого для нас? Ц спросил Назарий.
Ц Как же, боярин, Ц отвечал Савелий, Ц там позади сарай, в нем и моя клячо
нка стоит.
Ц Ну, что же вы глаза-то вылупили? Ступайте за хозяином! Ц снова закричал
на холопов Захарий и стал что-то нашептывать своему товарищу.
Савелий зажег лучину и, прикрывая ее полою, пошел было к двери, но Назарий
вернул его вопросом:
Ц Слушай, хозяин, да много ли вас здесь живет в тереме?
Ц Мы с женой, боярин, двое только. Вот в Никитин день минет шесть лет, как м
ы здесь одни маемся; а прежде он стоял пустой, прах его возьми! А до того еще
жили в нем.
Ц До прежнего нам дела нет… а теперь, не утаивая, все расскажи. Знай, что мы
не поддадимся тем, кого ты скрываешь здесь; только тронь нас, вот ты же поп
латишься головой и тех бородой своей не заслонишь… даром, что она широка.

Ц Да что ты, барин, кормилец, я хоть раб на белом свете, а меня добрые люди з
нают и ничем не ругают… Правда, парнишки шинкаревы трунят, да зубоскалят
иногда надо мной: ты, дескать не лесничий, а леший… Намедни…
Ц Врешь, проводишь вот как мы допросим тебя палашами, то не так заговориш
ь, Ц сказал прищурясь Захарий.
Ц А еще, похоже, добрые бояре! Ц отвечал Савелий, покачав головой. Ц Сед
ые волосы мои порукой, что я не грешен перед Богом и добрыми людьми во лжи!
Что же мне-то о вас думать?..
Ц Верим, верим тебе, старина! Ц сказал Назарий ласковым голосом, трепля
его по плечу. Ц И ты поверь нам, что мы ни одной седины твоей не тронем, вот
тебе правое слово мое.
Ц Да было бы за что и тронуть, Ц вмешалась в разговор Агафья, Ц ведь мы
Ц москвичи, суд найдем: нас рабов своих, ни боярин наш, ни сам князь велики
й в обиду не даст всяким заезжим.
Ц Ого! Наконец, и ты каркнула, старая ворона. На чью только голову? Ц заме
тил Захарий, язвительно улыбаясь.
Ц Да в своем гнезде и ворона коршуну глаза выклюет, не прогневись, боярин
, Ц поклонилась старуха.
Ц Слушай ты, лягушка! Перед чем ты расквакалась? Пикни еще, так я тебе засм
олю пасть-то! Эка, невидаль Ц москвичка! А московитяне-то все рабы!
Агафья струсила и замолчала, продолжая ворчать что-то себе под нос.
Ц Полно, товарищ, Ц сказал Назарий с недовольством, Ц ты не прав; лучше
исследуем сами истину! Дедушка, посвети-ка нам до твоего сарая; чай, наши л
ошади продрогли.
Савелий молча и нахмуренно направился к двери, за ним следовали все четв
еро приезжих.
Захарий шел последним, недоверчиво оглядываясь на Агафью, как бы боясь п
реследований ее ухвата, опершись на который она стояла у шестка.

XVI. История терема

Захарий вернулся со двора раньше своего товарища и, убедившись в справед
ливости слов Савелия, не в пример храбрее вошел в светлицу. Агафья оказал
ась относительно его такой неласковой хозяйкой, что тотчас же убралась в
сени после его прихода.
Захарий, пройдясь несколько раз по светлице, отошел к сторонке и, вынув из
-за пазухи кожаную кису, зашнурованную ремнями на сборчатых кольцах, выс
ыпал из нее на ладонь несколько серебряных монет, стал любоваться их бле
ском, видимо, обдумывая, куда бы получше спрятать свои сокровища.
Вошедший вслед за ним Назарий, доверчиво скинул с себя охабень, разложил
его на лавку, подкинул под голову шапку и, приготовив, таким образом, себе
постель, оглянулся на товарища.
Ц Эй, послушай, Ц заговорил он. Ц Как у тебя глаза-то приросли к деньгам:
так и впился в них, что не оттянешь ничем! Сколько не пересчитывай, этим не
прибавишь! Да и на что тебе больше? Их и так столько у тебя, что до страшного
суда не проживешь, а тогда от смерти не откупишься; черти же и в долг повер
ят, Ц по знакомству, Ц а не то на них настрочишь челобитную…
Ц Ты только зубоскалишь! Ц хмуро отвечал Захарий. Ц Чем бы дать добрый
совет, да защитить товарища, а тебе все равно: ограбят ли его или прихватят
горло… А я, кажись, почтеннее тебя, потому что постарше: не тебе язык чесат
ь надо мной, Ц ты еще ползком ходил, а я уже заседал в думной палате.
Ц То-то и есть, ты от всех отпрыскаешься чернилами… А насчет добрых сове
тов: я и тебе подаю его Ц спрячь-ка ненаглядные свои, они тебя вводят част
енько в искушение, но не избавят от лукавого… Уж я тебе предрекаю, что ими
ты не один нож призовешь на свою шею… Да вон кто-то уже и идет.
Захарий поспешно задернул шнурками кису и, опустив ее за пазуху, приосан
ился как ни в чем не бывало.
Ц Самого свежего, сочного сенца задал лошадкам вашим, бояре, и кадушку ов
са насыпал для них, Ц сказал вошедший Савелий. Ц Ишь как измучились сер
дечные. Одна чья-то уже куда добра, вся в мыле как посеребрена, пар валом ва
лит от нее, и на месте миг не стоит, взвивается… Холопская уж куда ни шло, а т
о еще одна там есть, ни дать, ни взять моя колченогая… Променяйте-ка ее в Мо
скве на ногайскую, что привели намедни татары целый табун для продажи… Д
айте в придачу рублей…
Захарий весь вспыхнул от злости, обидевшись тем, что старик браковал его
лошадь, и резко прервал его:
Ц Что гроза еще не прекратилась?
Ц Слава Богу, стихло, дождь чуть покапывает, только с деревьев больно сып
лет его ветер, как веником смахивает.
Вошел холоп Назария и подал своему господину яшмовую фляжку с греческим
вином, серебряный рожок и конец белого панушника.
Назарий, налив в рожок вина, перекрестился и, поклонясь хозяевам, разом оп
орожнил его, а, наливая другой, обратился к Захарию:
Ц На-ка, промочи живой водицей свою душеньку, небось она зачерствела со
страху в лесу.
Тот не отказался и, прильнув к рожку, вытянул вино как насосом.
Дошла очередь до хозяина, но тот обеими руками отмахивался от вина.
Ц Что ты, боярин! Нам нельзя это снадобье, наше рыло не отворачивается то
лько от пенной браги, да и то в праздничный день, а не в будни
В описываемое нами вре
мя строжайшим указом запрещено было пить в будни.
.
Не малого труда стоило Назарию уговорить его выпить хотя один рожок. Сав
елий опасался, что среди приезжих есть соглядатай из холопного приказа
Суд для раб
ов.
, который после возьмет с него виру
Денежная пеня.
.
Только тогда, когда Захарий поклялся ему московским чудотворцем, святым
Петром митрополитом, что никто из них из избы сору не вынесет, т. е. не будет
на него доносить, старик охотно согласился опорожнить не только рожок, н
о даже целую флягу.
Понравилась ему, видимо, лакомая влага. С самодовольной улыбкой погладил
он свою бороду, которую звали полосатой, так как она была черная с проседь
ю, и любовно посмотрел на оставшееся во фляжке вино.
Агафья тоже промочила себе горло, не отказываясь, но прихлебывая и приго
варивая:
Ц Куда голова, туда и хвост, прожив с мужем четыре десятка, так уж и пить из
одной чаши!..
Вино развязало языки старикам.
Савелий пустился в россказни о тереме, утверждая, что он более чем ровесн
ик Москвы, что прадеду великого князя, Юрию Владимировичу Долгорукому по
дарил его на зубок задуманному им городу какой-то пустынник-чародей, пох
ороненный особо от православных на Красном холме, в конце Алексеевского
леса, возле ярославской дороги, что кости его будто и до сих пор так бьются
о гроб и пляшут в могиле, что земля летит от нее вверх глыбами, что этот вес
ь изрытый холм по ночам превращается в страшную разгоревшуюся рожу, у ко
торой вместо волос вьются огненные змеиные хвосты, а вместо глаз высовыв
аются жала и кивают проходящим, что пламя его видно издалека, и оттого он п
розван «Красным».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26