Это приводило в недоумение сотрудников и партнеров. Впрочем, Юрий руководил компанией и на расстоянии, изредка приезжал, даже заключил немало выгодных сделок, сумев найти общий язык с английскими, итальянскими и греческими бизнесменами. Дела шли неплохо.
Весть о том, что господин Салахов возвращается в Петербург, застала Любочку, – теперь Любовь Тимофеевну, – врасплох. Ее сердце так сильно, так быстро забилось, что она едва не потеряла сознание. Первым делом она подбежала к зеркалу и со стоном убедилась, что ее шансы не столь велики, как раньше. Сияющая, свежая юность – основное преимущество перед ненавистной соперницей – осталась в прошлом.
«Ничего! – успокоила себя Любочка. – Его жена тоже не помолодела. Сколько ей сейчас? Пятьдесят один!»
Все эти годы Любочка не дремала. Она тщательно следила за собой, не жалея ни средств, ни времени. Любую свободную минутку она посвящала тренажерному залу, бассейну, косметическому салону, парикмахерской, сауне, утренним пробежкам и здоровой пище. Она бросила курить и свела к минимуму употребление алкоголя. Любочка перепробовала все новейшие заморские и отечественные «молодильные» средства. Но, несмотря на все ухищрения, тело предательски увядало.
Утешительным призом для Любочки было осознание того, что ей все-таки еще только тридцать, а супруге господина Салахова – пятьдесят один. Этот козырь проклятой акуле бить нечем!
Она почувствовала, как ее настроение улучшается. Приведя в порядок макияж и надушившись, секретарша занялась бумагами, ни на минуту не забывая о том, что со дня на день Юрий снова окажется с нею рядом.
«Наверняка, его за десять лет уже тошнит от этой старухи! – с глубоким удовлетворением думала Любочка, стуча по клавиатуре. – Еще посмотрим, кто будет смеяться последним!»
О собственном замужестве она старалась не вспоминать. Боже, как она могла так вляпаться? С ее умом, способностью разбираться в людях? Впрочем, этот промах объясняется просто, – после такой душевной травмы, как женитьба господина Салахова, Любочку «понесло». Она напропалую строила глазки всем подряд, меняла кавалеров быстрее, чем носовые платки, доказывая то ли окружающим, то ли самой себе, что все ее женские прелести при ней, что ее очарование неотразимо. Она много пила, много танцевала и много смеялась, выбрасывая на модные наряды всю свою зарплату. В те сумасшедшие, отчаянные дни в одном из ночных клубов она и познакомилась с Мишей Лифановым, молодым и преуспевающим телепродюсером. Он был красив и престижен – как любовник и, тем более, как муж. Все ее подруги и приятельницы пищали от зависти, когда она появлялась с Мишей на тусовках.
Миша влюбился. Он ждал ее после работы у офиса, звонил по десять раз в день, дарил цветы, носил на руках. Они поженились так же внезапно, как и влюбились друг в друга, безостановочно кружась в вихре удовольствий. И только переехав в суперсовременно обставленную квартиру Миши, Любочка начала замечать неладное.
Первое, что ее насторожило, был шприц, закатившийся под кухонный шкафчик и случайно попавшийся ей на глаза. Ну, это еще ничего не доказывало. Во-первых, у Миши было много богемных друзей, от которых можно ожидать чего угодно; во-вторых, может, человек болел, и ему приходилось делать уколы. Совсем не обязательно предполагать плохое! Но Любочка все же начала внимательнее присматриваться к Мише. Результаты наблюдений ошеломили ее.
Оказалось, молодой супруг кололся. Он стеснялся Любочки и скрывал от нее пагубное пристрастие, но только на первых порах. Постепенно господин Лифанов привыкал к новой роли мужа и сбрасывал покровы. Любочка узнала, что он уже дважды лежал в наркологической клинике. Две ночи она давилась слезами, пока супруг в беспамятстве валялся на кухне, уткнувшись красивым лицом в гору окурков.
Миша оказался совершенно не тем человеком, который мог составить счастье Любочки. Детей от него она не хотела. То, что раньше ей нравилось – премьеры, рестораны и тусовки, – надоело и потеряло былую привлекательность. Целые дни они проводили на работе, а когда вечером оставались вдвоем, оказывалось, что говорить не о чем.
«Интересно, а о чем мы говорили раньше?» – спрашивала себя Любочка и вынуждена была признать, что ни о чем. Пустая болтовня, смех, анекдоты и сплетни – так они с Мишей и общались, когда между ними вспыхнула любовь. Да и любовь ли? Оба нуждались в спасательном круге, и каждый думал, что выплывет за счет другого. Мише нужна была точка опоры после очередного курса детоксикации, а Любочке – после крушения надежд и неразделенной страсти к шефу. Оба были утопающими и, цепляясь друг за друга, не могли спастись. Потому что ни один из них не умел плавать.
Любочка снова начала думать о Юрии, а Миша колоться. В конце концов они разошлись, и Любочка вернулась к родителям. На нее обратил внимание один из коммерческих директоров компании, и через полгода Любочка стала его любовницей. Ее поклонник был намного старше, имел жену, с которой не собирался разводиться, и детей, которых любил. Роман длился два года и постепенно затух, безболезненно для обоих.
Любочка решила, что Юрий Салахов – ее судьба, ее единственная любовь, и что именно поэтому не складываются ее отношения с другими мужчинами. Она почти успокоилась и смирилась со своей жизнью. Но ее мама думала иначе. Вера Федоровна не могла смотреть, как чахнет в одиночестве ее любимая красавица-дочь. Девочку нужно с кем-то познакомить, решила мама и энергично взялась за дело. Жених нашелся быстрее, чем она рассчитывала. Сын школьной подруги приехал в Петербург учиться в военной академии. Симпатичный майор понравился Вере Федоровне, и она пригласила его в гости. Любочка сразу пришлась по душе неизбалованному женским обществом офицеру. Служил он под Архангельском, в закрытом гарнизоне, женат не был, и сразу предложил Любочке руку и сердце.
Наученная горьким опытом, она не стала спешить. Майор приходил к ним каждое воскресенье, потом зачастил. Деньгами он особо не располагал, и Любочка чувствовала себя скованно. Миша хотя бы зарабатывал немало и был щедр, ни в чем супруге не отказывал. Коммерческий директор тоже был состоятельный мужчина, – ему хватало и на жену с детьми, и на любовницу. Он часто давал Любочке деньги просто так, на мелкие расходы, покупал ей путевки: то в Испанию, то на Ривьеру.
А что сможет ей предложить майор? Закрытый гарнизонный городок, где десять улиц и пара сотен домов? Однокомнатную квартиру? Зарплату, которая в десять раз меньше той, что сама Любочка получает в компании? «Почетную привилегию» стоять целыми днями у плиты, стирать, гладить, мыть, чистить, таскать из магазинов неподъемные сумки? Такая перспектива вызывала у Любочки глухую тоску. Ей хотелось завыть в голос, оплакивая свою неудавшуюся судьбу.
– Мама, – сказала она Вере Федоровне после очередного приступа «черной меланхолии», – я не буду выходить замуж за этого твоего военного.
– Почему это он мой? – возмутилась Вера Федоровна. – И почему не будешь? Тебе скоро тридцать, Люба!
– Сколько он еще здесь пробудет? Года три? А потом уедет в свой дурацкий гарнизон?
– Да, но… он заберет тебя с собой. Он тебя любит! Я же вижу, какими глазами он на тебя смотрит!
– Большое ему спасибо! – бросила Люба, закипая от злости. – И тебе вместе с ним! Тебе он нравится?
– Конечно… – растерялась Вера Федоровна. – Парень он видный, красивый, непьющий…
– Вот и поезжай вместе с ним!
Вера Федоровна остолбенела. Она так старалась! Нашла дочери хорошего жениха, и никакой благодарности!
Майор получил «от ворот поворот», а Вера Федоровна обиделась на Любочку и целую неделю с ней не разговаривала. Но все проходит… И это тоже прошло.
Больше Любочка о женихах не помышляла. Если она и задумывалась о мужчине, то только о Юрии…
Секретарша так погрузилась в свои воспоминания, что сделала ошибку в документе. Она провела рукой по лицу и подняла глаза. В этот момент дверь открылась, и вошел президент компании господин Салахов. Как раз в тот самый момент, когда Любочка подумала о нем. Слезы радости могли выдать ее, но он ничего не заметил. Кивнул головой вместо приветствия и прошел в свой кабинет.
ГЛАВА 5
Зарядили дожди. Стояла такая сырость, что Пономарев включил в офисе отопление. Немного согревшись, он передумал пить чай с коньяком и взялся за дела. Переговорил с несколькими клиентами по телефону, разобрал бумаги, ближе к обеду позвонил домой, поинтересовался у Динары, как там дети.
– Дерутся, – ответила она. – Значит, выздоравливают. Не задерживайся на работе, пожалуйста. У Зои Петровны болит голова, и она отпросилась домой. А я хотела сходить в парикмахерскую.
– У меня назначена встреча с клиенткой на семь часов вечера.
– Думаешь, она придет в такую погоду?
Артем только вздохнул. Клиентов действительно было мало: за весь день только трое. Может, это и к лучшему? По крайней мере, у него есть время подумать, дочитать записки убийцы. Вдруг что-то прояснится?
– Ладно, пока!
Он положил трубку и посмотрел на часы. Без пяти два.
Дневной свет едва пробивался в окно, и в помещении было темно, особенно в такие пасмурные дни. Артем достал из сейфа «записки», включил свет и углубился в чтение.
…Я мог отличить ее шаги от сотен, тысяч шагов других женщин! Я узнал бы ее, в любой толпе! Во время вселенского потопа мои мысли были бы только о ней! Я держал руку в кармане, сжимая листок с написанными для нее стихами и дрожал от возбуждения. Я надеялся, что она сердцем услышит мой отчаянный любовный призыв и придет пораньше. Но… моим ожиданиям не суждено было сбыться.
Коридор наполнялся звуками шагов, голосов, возни и смеха. В класс входили ученики, один за другим. А ее все не было. Когда прозвенел звонок, на мою душу опустилась ночь – я решил, что ее сегодня не будет. Свет померк для меня, и тут… она вбежала в класс, раскрасневшаяся, запыхавшаяся, на полсекунды опередив учителя математики.
– Нинка опять опоздала! – хихикнул мой сосед по парте.
Я был готов убить его за то, как непочтительно он отзывается о ней. Моя рука, сжимающая в кармане любовное послание, вспотела, и мне пришлось ее вытащить. Начался урок, но вместо того, чтобы смотреть на доску и слушать объяснения учителя, я то и дело бросал взгляды на нее.
– Тебе что, тоже Нинка нравится? – ехидно спросил сосед, толстый и веселый парень Вова.
– Что значит «тоже»?
– Ну… она с Витькой ходит, из десятого «б»! – снова хихикнул он. – А он у нас чемпион школы по боксу. Так что лучше не заглядывайся, а то…
Я схватил учебник и треснул Вовку изо всех сил по голове. Меня выгнали из класса, и я целый день бродил по осеннему парку, думая о том, что мне следует умереть. Вечером я вернулся домой и сразу улегся спать. Мне снилась она и незнакомый Витька, который целует ее и кладет голову ей на плечо.
– Что с тобой? У тебя температура! – сказала мама, когда утром будила меня. – Ты не мороженого, случайно, объелся? Оставайся дома. Пей горячее молоко и полощи горло содой.
Горячее молоко и сода были у мамы лекарствами от всех болезней. Отец устал с ней спорить по этому поводу и не вмешивался в процесс моего лечения. Лежа с температурой, я думал о Принцессе, которая изменила мне. Как она могла? Разве этот грубый Витька с его кулаками мог любить ее так, как я?
Мной овладела сильная лихорадка, я горел, и ночью отец не отходил от моей постели.
– Это все переезд, новая школа, другие учителя, одноклассники, которых он не знает, – негромко объяснял он матери утром, собираясь на работу. – У мальчика очень ранимая психика, слабая нервная система. Пусть полежит дома несколько дней.
– Как? – удивилась мама. – Разве у него не ангина?
– Нет. Это нервная горячка. Он успокоится, привыкнет, и все пройдет.
Так и случилось. Я целыми днями спал, а ночью, когда никто не мешал, я думал. И решил написать Нине письмо. Ведь она ничего не знала о том, как я люблю ее! Я буду писать ей, часто, каждый день, пока она не убедится, что Витька ей не пара. А потом, когда она захочет узнать имя того, кто готов умереть за нее, я признаюсь, назову себя, и мы будем счастливы!
Это решение успокоило мой внутренний жар. Я написал первое письмо и на следующий день отправился в школу. Нина не заметила, как я положил послание в карман ее пальто.
Второе письмо я, улучив момент, засунул между страниц ее учебника по литературе. Третье послание мне удалось подложить ей в портфель. Я ждал реакции, какого-то изменения в ее поведении, но… все оставалось по-прежнему.
После уроков огромный Витька ждал ее у школы, и они вместе шли домой через парк, усыпанный желтой листвой, сквозивший полуголыми ветками. С замирающим от жестокой ревности сердцем я следовал за ними, прячась между старых лип и дубов, под которыми блестящим ковром лежали желуди. Я ничего не понимал. Может, она не читала моих писем?
Я продолжал писать о своей любви, и теперь приноровился класть письма прямо в ее дневник, когда никто не видел. Уж теперь-то они обязательно должны были попасть ей в руки! И скоро я убедился в этом.
Как всегда после уроков, я, подобно тени, скользил по парку за ничего не подозревающей парочкой; вдруг они остановились. Нина достала из портфеля какой-то листок и показала его Витьке. Это было мое письмо! Конечно, что же еще? Они вместе читали его и смеялись. О, как они смеялись! Потом они порвали его на мелкие клочки и подбросили вверх. Ветер подхватил обрывки и понес их вместе с облетевшей листвой…
У меня потемнело в глазах, когда я увидел, как они обнимаются и целуются. В груди разлился жар, и я едва не задохнулся. Я решил, что умираю. Они все целовались и целовались, моя Принцесса и этот боксер, они прижимались друг к другу, как любовники, которым нечего стесняться. Я хотел умереть, но не мог! И тогда я захотел, чтобы умерли они. Вернее, она! Потому что это она предала меня. Отвергла мою любовь, чистую, искреннюю, как райская звезда! Променяла ее на грубые объятия и слюнявые прикосновения чужого рта! Она все испортила, вываляла в грязи! Она оказалась совсем не такой, как я представлял себе. Я думал, она прекрасна, нежна и добра, – а она оказалась обыкновенной похотливой сучкой, такой же, как все!
Я почти не помню, как добрался домой, как завалился в постель, прямо в одежде и ботинках; ужасная, нестерпимая боль разрывала мое сердце… Черный густой туман поглотил меня, и я целую неделю пролежал в жестокой горячке. А когда пришел в себя, то ощутил себя другим. Я излечился от своей любви, исторг ее прочь из моей души. Нина стала мне ненавистна, и я не смог бы находиться с ней рядом.
Я не стал объяснять родителям, в чем дело, да они особо и не допытывались. Они так переживали за меня и боялись спровоцировать новый приступ. Мама пошла к директору, и меня перевели в другой класс. Постепенно я привыкал к своему новому состоянию. Я понял, что женщины притворяются – они лишь кажутся ангелами, но все это не настоящее. Это их игра – разбивать сердца мужчин.
Я решил, что мне стоит заняться наукой. Отец обрадовался, заметив, как возрастает мой интерес к медицине.
– Вот видишь! – с гордостью говорил он матери. – Все, что ни делается, к лучшему. У мальчика наступил перелом. Он наконец-то взялся за ум!
Иногда после школы отец брал меня с собой в институт, на свою кафедру. Я слушал лекции и проникался духом его профессии. На девушек я не смотрел – они перестали меня интересовать. Так прошел год…
– Можно войти?
Артем настолько углубился в чтение, что не заметил, как в кабинет вошла Галина Павловна. Он поспешно смахнул листки в ящик стола и поздоровался.
– Извините! Я вам помешала…
– Вовсе нет, – он улыбнулся. – Просто я слишком увлекся.
– Что-то интересное?
– Скорее, поучительное. Как у вас дела?
Она села в кресло и сложила руки на коленях.
– Пока все хорошо.
– Вы делаете то, что я сказал?
– Стараюсь. Вечером не выхожу из дома и после работы не задерживаюсь. Когда возможно, приглашаю к себе подругу.
– Молодец, – улыбнулся Артем. – А как ваш муж относится к этому?
– Он ничего не знает! – испуганно ответила Галина Павловна. – Вы обещали, что никому…
– Разумеется, нет. Я думал, вы сами рассказали.
Она отрицательно покачала головой и нервно сжала руки.
– Он не знает. Если бы я… Нет, он не поймет! Скажет, что я выдумываю. У нас и так довольно натянутые отношения. Он считает меня истеричкой!
– Странно… Вы производите впечатление довольно уравновешенной дамы.
– Да? – она улыбнулась, довольная, и Артем заметил у нее на щеках симпатичные ямочки. – Мне приятно, что вы мне верите.
1 2 3 4 5 6 7
Весть о том, что господин Салахов возвращается в Петербург, застала Любочку, – теперь Любовь Тимофеевну, – врасплох. Ее сердце так сильно, так быстро забилось, что она едва не потеряла сознание. Первым делом она подбежала к зеркалу и со стоном убедилась, что ее шансы не столь велики, как раньше. Сияющая, свежая юность – основное преимущество перед ненавистной соперницей – осталась в прошлом.
«Ничего! – успокоила себя Любочка. – Его жена тоже не помолодела. Сколько ей сейчас? Пятьдесят один!»
Все эти годы Любочка не дремала. Она тщательно следила за собой, не жалея ни средств, ни времени. Любую свободную минутку она посвящала тренажерному залу, бассейну, косметическому салону, парикмахерской, сауне, утренним пробежкам и здоровой пище. Она бросила курить и свела к минимуму употребление алкоголя. Любочка перепробовала все новейшие заморские и отечественные «молодильные» средства. Но, несмотря на все ухищрения, тело предательски увядало.
Утешительным призом для Любочки было осознание того, что ей все-таки еще только тридцать, а супруге господина Салахова – пятьдесят один. Этот козырь проклятой акуле бить нечем!
Она почувствовала, как ее настроение улучшается. Приведя в порядок макияж и надушившись, секретарша занялась бумагами, ни на минуту не забывая о том, что со дня на день Юрий снова окажется с нею рядом.
«Наверняка, его за десять лет уже тошнит от этой старухи! – с глубоким удовлетворением думала Любочка, стуча по клавиатуре. – Еще посмотрим, кто будет смеяться последним!»
О собственном замужестве она старалась не вспоминать. Боже, как она могла так вляпаться? С ее умом, способностью разбираться в людях? Впрочем, этот промах объясняется просто, – после такой душевной травмы, как женитьба господина Салахова, Любочку «понесло». Она напропалую строила глазки всем подряд, меняла кавалеров быстрее, чем носовые платки, доказывая то ли окружающим, то ли самой себе, что все ее женские прелести при ней, что ее очарование неотразимо. Она много пила, много танцевала и много смеялась, выбрасывая на модные наряды всю свою зарплату. В те сумасшедшие, отчаянные дни в одном из ночных клубов она и познакомилась с Мишей Лифановым, молодым и преуспевающим телепродюсером. Он был красив и престижен – как любовник и, тем более, как муж. Все ее подруги и приятельницы пищали от зависти, когда она появлялась с Мишей на тусовках.
Миша влюбился. Он ждал ее после работы у офиса, звонил по десять раз в день, дарил цветы, носил на руках. Они поженились так же внезапно, как и влюбились друг в друга, безостановочно кружась в вихре удовольствий. И только переехав в суперсовременно обставленную квартиру Миши, Любочка начала замечать неладное.
Первое, что ее насторожило, был шприц, закатившийся под кухонный шкафчик и случайно попавшийся ей на глаза. Ну, это еще ничего не доказывало. Во-первых, у Миши было много богемных друзей, от которых можно ожидать чего угодно; во-вторых, может, человек болел, и ему приходилось делать уколы. Совсем не обязательно предполагать плохое! Но Любочка все же начала внимательнее присматриваться к Мише. Результаты наблюдений ошеломили ее.
Оказалось, молодой супруг кололся. Он стеснялся Любочки и скрывал от нее пагубное пристрастие, но только на первых порах. Постепенно господин Лифанов привыкал к новой роли мужа и сбрасывал покровы. Любочка узнала, что он уже дважды лежал в наркологической клинике. Две ночи она давилась слезами, пока супруг в беспамятстве валялся на кухне, уткнувшись красивым лицом в гору окурков.
Миша оказался совершенно не тем человеком, который мог составить счастье Любочки. Детей от него она не хотела. То, что раньше ей нравилось – премьеры, рестораны и тусовки, – надоело и потеряло былую привлекательность. Целые дни они проводили на работе, а когда вечером оставались вдвоем, оказывалось, что говорить не о чем.
«Интересно, а о чем мы говорили раньше?» – спрашивала себя Любочка и вынуждена была признать, что ни о чем. Пустая болтовня, смех, анекдоты и сплетни – так они с Мишей и общались, когда между ними вспыхнула любовь. Да и любовь ли? Оба нуждались в спасательном круге, и каждый думал, что выплывет за счет другого. Мише нужна была точка опоры после очередного курса детоксикации, а Любочке – после крушения надежд и неразделенной страсти к шефу. Оба были утопающими и, цепляясь друг за друга, не могли спастись. Потому что ни один из них не умел плавать.
Любочка снова начала думать о Юрии, а Миша колоться. В конце концов они разошлись, и Любочка вернулась к родителям. На нее обратил внимание один из коммерческих директоров компании, и через полгода Любочка стала его любовницей. Ее поклонник был намного старше, имел жену, с которой не собирался разводиться, и детей, которых любил. Роман длился два года и постепенно затух, безболезненно для обоих.
Любочка решила, что Юрий Салахов – ее судьба, ее единственная любовь, и что именно поэтому не складываются ее отношения с другими мужчинами. Она почти успокоилась и смирилась со своей жизнью. Но ее мама думала иначе. Вера Федоровна не могла смотреть, как чахнет в одиночестве ее любимая красавица-дочь. Девочку нужно с кем-то познакомить, решила мама и энергично взялась за дело. Жених нашелся быстрее, чем она рассчитывала. Сын школьной подруги приехал в Петербург учиться в военной академии. Симпатичный майор понравился Вере Федоровне, и она пригласила его в гости. Любочка сразу пришлась по душе неизбалованному женским обществом офицеру. Служил он под Архангельском, в закрытом гарнизоне, женат не был, и сразу предложил Любочке руку и сердце.
Наученная горьким опытом, она не стала спешить. Майор приходил к ним каждое воскресенье, потом зачастил. Деньгами он особо не располагал, и Любочка чувствовала себя скованно. Миша хотя бы зарабатывал немало и был щедр, ни в чем супруге не отказывал. Коммерческий директор тоже был состоятельный мужчина, – ему хватало и на жену с детьми, и на любовницу. Он часто давал Любочке деньги просто так, на мелкие расходы, покупал ей путевки: то в Испанию, то на Ривьеру.
А что сможет ей предложить майор? Закрытый гарнизонный городок, где десять улиц и пара сотен домов? Однокомнатную квартиру? Зарплату, которая в десять раз меньше той, что сама Любочка получает в компании? «Почетную привилегию» стоять целыми днями у плиты, стирать, гладить, мыть, чистить, таскать из магазинов неподъемные сумки? Такая перспектива вызывала у Любочки глухую тоску. Ей хотелось завыть в голос, оплакивая свою неудавшуюся судьбу.
– Мама, – сказала она Вере Федоровне после очередного приступа «черной меланхолии», – я не буду выходить замуж за этого твоего военного.
– Почему это он мой? – возмутилась Вера Федоровна. – И почему не будешь? Тебе скоро тридцать, Люба!
– Сколько он еще здесь пробудет? Года три? А потом уедет в свой дурацкий гарнизон?
– Да, но… он заберет тебя с собой. Он тебя любит! Я же вижу, какими глазами он на тебя смотрит!
– Большое ему спасибо! – бросила Люба, закипая от злости. – И тебе вместе с ним! Тебе он нравится?
– Конечно… – растерялась Вера Федоровна. – Парень он видный, красивый, непьющий…
– Вот и поезжай вместе с ним!
Вера Федоровна остолбенела. Она так старалась! Нашла дочери хорошего жениха, и никакой благодарности!
Майор получил «от ворот поворот», а Вера Федоровна обиделась на Любочку и целую неделю с ней не разговаривала. Но все проходит… И это тоже прошло.
Больше Любочка о женихах не помышляла. Если она и задумывалась о мужчине, то только о Юрии…
Секретарша так погрузилась в свои воспоминания, что сделала ошибку в документе. Она провела рукой по лицу и подняла глаза. В этот момент дверь открылась, и вошел президент компании господин Салахов. Как раз в тот самый момент, когда Любочка подумала о нем. Слезы радости могли выдать ее, но он ничего не заметил. Кивнул головой вместо приветствия и прошел в свой кабинет.
ГЛАВА 5
Зарядили дожди. Стояла такая сырость, что Пономарев включил в офисе отопление. Немного согревшись, он передумал пить чай с коньяком и взялся за дела. Переговорил с несколькими клиентами по телефону, разобрал бумаги, ближе к обеду позвонил домой, поинтересовался у Динары, как там дети.
– Дерутся, – ответила она. – Значит, выздоравливают. Не задерживайся на работе, пожалуйста. У Зои Петровны болит голова, и она отпросилась домой. А я хотела сходить в парикмахерскую.
– У меня назначена встреча с клиенткой на семь часов вечера.
– Думаешь, она придет в такую погоду?
Артем только вздохнул. Клиентов действительно было мало: за весь день только трое. Может, это и к лучшему? По крайней мере, у него есть время подумать, дочитать записки убийцы. Вдруг что-то прояснится?
– Ладно, пока!
Он положил трубку и посмотрел на часы. Без пяти два.
Дневной свет едва пробивался в окно, и в помещении было темно, особенно в такие пасмурные дни. Артем достал из сейфа «записки», включил свет и углубился в чтение.
…Я мог отличить ее шаги от сотен, тысяч шагов других женщин! Я узнал бы ее, в любой толпе! Во время вселенского потопа мои мысли были бы только о ней! Я держал руку в кармане, сжимая листок с написанными для нее стихами и дрожал от возбуждения. Я надеялся, что она сердцем услышит мой отчаянный любовный призыв и придет пораньше. Но… моим ожиданиям не суждено было сбыться.
Коридор наполнялся звуками шагов, голосов, возни и смеха. В класс входили ученики, один за другим. А ее все не было. Когда прозвенел звонок, на мою душу опустилась ночь – я решил, что ее сегодня не будет. Свет померк для меня, и тут… она вбежала в класс, раскрасневшаяся, запыхавшаяся, на полсекунды опередив учителя математики.
– Нинка опять опоздала! – хихикнул мой сосед по парте.
Я был готов убить его за то, как непочтительно он отзывается о ней. Моя рука, сжимающая в кармане любовное послание, вспотела, и мне пришлось ее вытащить. Начался урок, но вместо того, чтобы смотреть на доску и слушать объяснения учителя, я то и дело бросал взгляды на нее.
– Тебе что, тоже Нинка нравится? – ехидно спросил сосед, толстый и веселый парень Вова.
– Что значит «тоже»?
– Ну… она с Витькой ходит, из десятого «б»! – снова хихикнул он. – А он у нас чемпион школы по боксу. Так что лучше не заглядывайся, а то…
Я схватил учебник и треснул Вовку изо всех сил по голове. Меня выгнали из класса, и я целый день бродил по осеннему парку, думая о том, что мне следует умереть. Вечером я вернулся домой и сразу улегся спать. Мне снилась она и незнакомый Витька, который целует ее и кладет голову ей на плечо.
– Что с тобой? У тебя температура! – сказала мама, когда утром будила меня. – Ты не мороженого, случайно, объелся? Оставайся дома. Пей горячее молоко и полощи горло содой.
Горячее молоко и сода были у мамы лекарствами от всех болезней. Отец устал с ней спорить по этому поводу и не вмешивался в процесс моего лечения. Лежа с температурой, я думал о Принцессе, которая изменила мне. Как она могла? Разве этот грубый Витька с его кулаками мог любить ее так, как я?
Мной овладела сильная лихорадка, я горел, и ночью отец не отходил от моей постели.
– Это все переезд, новая школа, другие учителя, одноклассники, которых он не знает, – негромко объяснял он матери утром, собираясь на работу. – У мальчика очень ранимая психика, слабая нервная система. Пусть полежит дома несколько дней.
– Как? – удивилась мама. – Разве у него не ангина?
– Нет. Это нервная горячка. Он успокоится, привыкнет, и все пройдет.
Так и случилось. Я целыми днями спал, а ночью, когда никто не мешал, я думал. И решил написать Нине письмо. Ведь она ничего не знала о том, как я люблю ее! Я буду писать ей, часто, каждый день, пока она не убедится, что Витька ей не пара. А потом, когда она захочет узнать имя того, кто готов умереть за нее, я признаюсь, назову себя, и мы будем счастливы!
Это решение успокоило мой внутренний жар. Я написал первое письмо и на следующий день отправился в школу. Нина не заметила, как я положил послание в карман ее пальто.
Второе письмо я, улучив момент, засунул между страниц ее учебника по литературе. Третье послание мне удалось подложить ей в портфель. Я ждал реакции, какого-то изменения в ее поведении, но… все оставалось по-прежнему.
После уроков огромный Витька ждал ее у школы, и они вместе шли домой через парк, усыпанный желтой листвой, сквозивший полуголыми ветками. С замирающим от жестокой ревности сердцем я следовал за ними, прячась между старых лип и дубов, под которыми блестящим ковром лежали желуди. Я ничего не понимал. Может, она не читала моих писем?
Я продолжал писать о своей любви, и теперь приноровился класть письма прямо в ее дневник, когда никто не видел. Уж теперь-то они обязательно должны были попасть ей в руки! И скоро я убедился в этом.
Как всегда после уроков, я, подобно тени, скользил по парку за ничего не подозревающей парочкой; вдруг они остановились. Нина достала из портфеля какой-то листок и показала его Витьке. Это было мое письмо! Конечно, что же еще? Они вместе читали его и смеялись. О, как они смеялись! Потом они порвали его на мелкие клочки и подбросили вверх. Ветер подхватил обрывки и понес их вместе с облетевшей листвой…
У меня потемнело в глазах, когда я увидел, как они обнимаются и целуются. В груди разлился жар, и я едва не задохнулся. Я решил, что умираю. Они все целовались и целовались, моя Принцесса и этот боксер, они прижимались друг к другу, как любовники, которым нечего стесняться. Я хотел умереть, но не мог! И тогда я захотел, чтобы умерли они. Вернее, она! Потому что это она предала меня. Отвергла мою любовь, чистую, искреннюю, как райская звезда! Променяла ее на грубые объятия и слюнявые прикосновения чужого рта! Она все испортила, вываляла в грязи! Она оказалась совсем не такой, как я представлял себе. Я думал, она прекрасна, нежна и добра, – а она оказалась обыкновенной похотливой сучкой, такой же, как все!
Я почти не помню, как добрался домой, как завалился в постель, прямо в одежде и ботинках; ужасная, нестерпимая боль разрывала мое сердце… Черный густой туман поглотил меня, и я целую неделю пролежал в жестокой горячке. А когда пришел в себя, то ощутил себя другим. Я излечился от своей любви, исторг ее прочь из моей души. Нина стала мне ненавистна, и я не смог бы находиться с ней рядом.
Я не стал объяснять родителям, в чем дело, да они особо и не допытывались. Они так переживали за меня и боялись спровоцировать новый приступ. Мама пошла к директору, и меня перевели в другой класс. Постепенно я привыкал к своему новому состоянию. Я понял, что женщины притворяются – они лишь кажутся ангелами, но все это не настоящее. Это их игра – разбивать сердца мужчин.
Я решил, что мне стоит заняться наукой. Отец обрадовался, заметив, как возрастает мой интерес к медицине.
– Вот видишь! – с гордостью говорил он матери. – Все, что ни делается, к лучшему. У мальчика наступил перелом. Он наконец-то взялся за ум!
Иногда после школы отец брал меня с собой в институт, на свою кафедру. Я слушал лекции и проникался духом его профессии. На девушек я не смотрел – они перестали меня интересовать. Так прошел год…
– Можно войти?
Артем настолько углубился в чтение, что не заметил, как в кабинет вошла Галина Павловна. Он поспешно смахнул листки в ящик стола и поздоровался.
– Извините! Я вам помешала…
– Вовсе нет, – он улыбнулся. – Просто я слишком увлекся.
– Что-то интересное?
– Скорее, поучительное. Как у вас дела?
Она села в кресло и сложила руки на коленях.
– Пока все хорошо.
– Вы делаете то, что я сказал?
– Стараюсь. Вечером не выхожу из дома и после работы не задерживаюсь. Когда возможно, приглашаю к себе подругу.
– Молодец, – улыбнулся Артем. – А как ваш муж относится к этому?
– Он ничего не знает! – испуганно ответила Галина Павловна. – Вы обещали, что никому…
– Разумеется, нет. Я думал, вы сами рассказали.
Она отрицательно покачала головой и нервно сжала руки.
– Он не знает. Если бы я… Нет, он не поймет! Скажет, что я выдумываю. У нас и так довольно натянутые отношения. Он считает меня истеричкой!
– Странно… Вы производите впечатление довольно уравновешенной дамы.
– Да? – она улыбнулась, довольная, и Артем заметил у нее на щеках симпатичные ямочки. – Мне приятно, что вы мне верите.
1 2 3 4 5 6 7