А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Вон в углу блондинка на тебя посматривает. Тебе интуиция ничего не подсказывает?
Корюшкин внимательно посмотрел на пухлую блондинку с орлиным носом, на всякий случай улыбнулся ей и тихо сказал:
– Нет, чувствую – не она.
– У нее помада розовая.
– Все равно! Чувствую – не она. И потом у нее нос большой. А там… вроде бы… поменьше был.
– И сколько сантиметров?
– Слушай, – обиделся Корюшкин, – ты не издевайся! Если ты мне друг – помоги, а издеваться…
– Ладно, ладно! – перебил Монюков. – Не она, так не она… Я не навязываю… Обсудим следующую кандидатуру…
Они перехватили взгляды еще нескольких блондинок. Корюшкин всем улыбнулся и всем кивнул, в смысле – поздоровался, но в отношении ни одной из них у него не возникло чувства уверенности. Вообще от этой неопределенной напряженности он начал уставать и нервничать.
И тут Монюков вдруг резко толкнул его локтем – в столовую вошла Ксения Вячеславна Волохова, начальник управления при главке. Одета она была в белый летний костюмчик, ее светлые волосы, как всегда, были уложены пучком сзади. Она благосклонно кивала сотрудникам, чуть улыбалась своими тонкими губами, слегка покрытыми розовой помадой…
– Ну что? Она?
Корюшкин не отвечал, а только смотрел на Волохову завороженным взглядом, и она тоже посмотрела на него, и даже дольше, чем на других, и улыбнулась…
– Ну? Она, что ли? – не унимался Монюков.
– Кажется! – сказал Корюшкин, и его зубы забили дробь о край стакана.
– Вот это да! – многозначительно присвистнул Монюков. – Это ты, старик, зря… Начальство в этом смысле лучше не трогать! Ну-ну, спокойней! – добавил он, видя, что лицо Корюшкина приобретает бледно-сиреневый оттенок. – Ничего страшного… Она тоже человек. Как говорится, закон природы, взрыв страстей: ты фавн, она пастушка! Да успокойся же!
Корюшкин не мог успокоиться и становился все сиреневей и сиреневей. Если себя он и мог в какой-то мере признать фавном, то Ксения Вячеславна была уж абсолютно не пастушкой, а начальником управления, и ее строгий суховатый голос приводил в трепет людей поважнее Корюшкина.
– Да не смотри ты на нее так, – шептал Монюков. – Это ж неприлично!
– Выйдем отсюда! – упавшим голосом сказал Корюшкин. – Мне что-то нехорошо…
– Пойдем, пойдем. – Монюков поддержал шатавшегося Корюшкина и осторожно повел его через столовую. – Держись, старина… Ох, господи, что ж ты с таким-то здоровьем на баб бросаешься?
Они вышли в сквер, сели на скамейку, закурили.
– Давай взвесим все «за» и все «против», – рассуждал Монюков. – Она живет на том же этаже, что и мы, она блондинка и губы розовые. Все это говорит о том, что она могла заблудиться, попасть случайно в твою комнату, а тут ты и налетел, как вепрь…
– Я не налетал, – жалобно перебил Корюшкин.
– Налетал, налетал! – неумолимо говорил Монюков. – И в этом вообще ничего страшного нет, если соображать, на кого… Но, с другой стороны, Волохова не тот человек, которой слабеет в темноте… Ты же знаешь ее характер. Помнишь, на летучке она нашему заву какую головомойку устроила? А Игнатьева за аморалку с работы вытурила с такой характеристикой, что он год уже не может устроиться…
Корюшкин застонал.
– Погоди ныть-то! – строго сказал Монюков. – Может, и не она… Эх, черт, зря я волос выкинул, могли бы сверить… Но даже если и она, все тоже не так страшно: в темноте она тебя могла тоже не признать.
– Я назвался, – обреченно сказал Корюшкин.
– Зачем?
– Не знаю… Спьяну. И жениться обещал.
– Вот это уже совсем пошло, – поморщился Монюков. – Тоже мне, подарок судьбы! На кой ты ей нужен, у нее муж – адмирал.
Корюшкин снова застонал и обхватил голову руками.
– Надо пойти к ней, – быстро заговорил он. – Пойти выяснить… Если что, чистосердечно извиниться… Так, мол, и так! Простите! Я не хотел.
– Что значит «не хотел»? – строго спросил Монюков. – Думай, что говоришь-то! Она все-таки женщина и очень даже пикантная… Такого врага себе наживешь, не дай Бог!… Впрочем, и друзьями вам теперь трудно оставаться… Мда! Положение щекотливое…
– Она мне характеристику должна подписать, – почему-то вдруг вспомнил Корюшкин. – Мы с Нинкой заявление на Варну подали…
– Погоди ты с Варной, – отмахнулся Монюков. – Не до Варны сейчас! Одно ясно: молчать тебе надо! Никаких намеков. Ты не в курсе! Пока сама не даст знать… А уж если даст, тогда другое дело… Тогда оказывай внимание. С ней, старик, нельзя: поматросил – и бросил…
Он вдруг осекся – прямо к их скамейке медленно шла Ксения Вячеславна.
– Сидите, товарищи, сидите, – величественно сказала Волохова вскочившим мужчинам и сама села на скамью. – Как отдыхаете?
– Спасибо, хорошо, – быстро ответил Монюков. – Просто исключительно!
– Природа здесь великолепная, да? – Волохова чуть откинула голову назад и повела глазами, как бы приглашая полюбоваться природой.
– Великолепная! – подтвердил Монюков – Исключительная!
Возникла пауза. Разговор не получался.
– Вечер вчера был теплый, – сказала Волохова и посмотрела на Корюшкина.
Корюшкин побледнел и вдруг выпалил:
– Не помню!
Волохова удивленно вскинула брови, а Монюков с силой придавил ногу Корюшкину, но тот не мог остановиться.
– Не помню! Ничего не помню! – почти выкрикнул он. – Пьян был в стельку! Я когда выпью, ничего не соображаю! Хоть стреляй в меня!… Вот так! Вот я какой!
Волохова наморщила лоб, и ее глаза сделались маленькими и холодными.
– Пить нехорошо! – строго сказала она. – А хвастать этим и подавно!
– Абсолютно верно! – поддакнул Монюков. Корюшкин опустил голову и молчал.
– Ну, ладно, товарищи, не стану вам мешать. – Волохова встала со скамейки и медленно пошла по аллее.
– Ненормальный! Что ты разорался? – налетел Монюков на Корюшкина. – Чего тебя вдруг понесло? «Пьяный», «пьяный»!
– Домой хочу! – обреченно сказал Корюшкин. – Домой, немедленно.
– Погоди паниковать! Может, и не она…
– Все равно. Хочу домой! – Корюшкин так быстро зашагал к корпусу, что Монюков еле за ним поспевал. – Черт меня дернул сюда приезжать! Сидел же дома, все хорошо – и на тебе!… А эта Волохова тоже хороша. Небось дача собственная есть, так нет, надо с коллективом на отдых… Демократизм проявляет, мерзавка! А люди за нее отвечай! А я не боюсь! Ничего она мне не сделает… Все по обоюдному согласию… Я насилия не проявлял… А с работы я и сам уволюсь… «по собственному желанию, в связи с переходом»… И адмиралом меня пугать нечего! Адмирал – он в море адмирал, а мне он не адмирал…
Он долго ехал в душном автобусе до станции, потом час курил в тамбуре электрички, потом троллейбусом доехал до дома, открыл дверь, прошел в спальню и, не раздеваясь, рухнул на постель. Нина не вышла к нему, она гремела на кухне кастрюлями, и Корюшкину вдруг страшно захотелось пойти к жене, рассказать ей про все, посоветоваться… Но он понимал, что это невозможно, и оттого еще больше ощущал себя несчастным и бесконечно одиноким человеком.

1 2