– Разделить с вами трапезу для нас счастье.
– Не надо высокопарных слов, – заметил судья. На медном подносе повар принес жареные ребра ягненка, кабачки и горошек и поставил все это на маленький столик. Великолепно приготовленные блюда таяли на языке. На Силкет были очень красивые серьги в форме дисков, украшенных узлами и спиралями.
– Мне приснился удивительный сон, – произнесла она. – Я пила теплое пиво, несколько стаканов! Сон нагнал на меня такую тоску, что я пошла к толкователю. Но то, что он сказал, ужасно! Сон означает, что мое состояние скоро будет украдено.
– Не стоит об этом беспокоиться, – посоветовала Нефрет. – Толкователи снов часто ошибаются.
– Дай бог!
– Моя супруга очень нервничает, – заметил Бел-Тран. – Не дадите ли вы ей какое-нибудь лекарство?
После трапезы, пока Нефрет прописывала Силкет успокаивающие отвары, Бел-Тран с судьей прошлись по саду.
– У меня совершенно нет времени наслаждаться природой, – посетовал хозяин. – Работа затягивает меня все сильнее и сильнее. Когда я возвращаюсь вечером, дети уже спят. Я не вижу, как они растут, не играю с ними – это серьезная жертва. Управление зерновыми складами, производство папируса, служба в казначействе… Дня не хватает! Вы согласны со мной?
– Да, мне приходят на ум такие же мысли.
– Ваше расследование по делу полководца Ашера продолжается?
– Понемногу.
– Я хочу вам сказать одну вещь, которая меня очень беспокоит. Вы знаете, что царевна Хаттуса – женщина злопамятная; она так и не простила Рамсесу то, что он увез ее из родной страны.
– Да, она относится к нему с откровенной враждебностью.
– И куда это все ее заведет? Открыто выступать против фараона, плести заговоры – поведение самоубийственное. Тем не менее, у нее недавно была странная встреча: она виделась с судовладельцем Денесом.
– Вы в этом уверены?
– Один из моих служащих был в гареме и видел его там. Он страшно удивлен, однако уверен, что не ошибся.
– Что странного в этом визите?
– Хаттуса владеет несколькими торговыми судами. Но гарем – это государственное учреждение, где частному судовладельцу делать нечего. Если это дружеский визит, то как его истолковать?
Союз хеттской царевны, второй супруги фараона, с одним из участников заговора… Судья чувствовал, что рассказанное Бел-Траном очень важно. Может, нити заговора тянутся к Хаттусе, а Денес – всего лишь исполнитель? Этот вывод требовал проверки. Ведь никто не знал содержания их беседы, хотя сам факт ее позволял предположить, что их интересы совпадают, но могут идти вразрез с интересами государства.
– Эта дружба выглядит подозрительно, Пазаир.
– Как можно оценить ее последствия?
– Не знаю. Может быть, это попытка подготовить вторжение через северную границу? Да, Рамсес поработил хеттов, но смирились ли они с этим? Отказались ли от своих захватнических планов?
– Если это так, что Ашер может служить посредником в этой комбинации.
Пазаир чувствовал, что чем более четко проступал образ врага, тем более жесткой представлялась битва с ним и тем менее ясной ее перспектива.
* * *
В тот же вечер гонец доставил Нефрет письмо от Туи, матери Рамсеса Великого: ей срочно требовалась медицинская консультация. Даже живя взаперти, Туя оставалась одной из самых влиятельных фигур царского двора. Величественная и горделивая царица, открыто презирающая людей мелких и ничтожных, она не испытывала необходимости приказывать, а только советовала, ревниво следя за тем, чтобы страна не теряла своего величия. Рамсес восхищался матерью и был к ней очень привязан; после смерти Нефертари, его любимой жены, мать стала его самым доверенным лицом. Говорили, что он не принимает ни одного решения, не посоветовавшись с ней.
В подчинении у Туи находились многочисленные домочадцы и дворня, и в каждом большом городе у нее было по дворцу. Дворец в Мемфисе насчитывал два десятка комнат и просторный зал с четырьмя колоннами, где она принимала почетных гостей. Распорядитель провел Нефрет в комнату царицы. В свои шестьдесят лет Туя была стройной и изящной женщиной, с пронзительным взглядом, тонким, прямым носом, резко очерченными скулами и маленьким квадратным подбородком. На ней был парик, соответствующий ее положению, он обрамлял ее лицо с двух сторон, как крылья ястреба.
– Слухи о вашем искусстве дошли и до меня. Визирь Баги, обычно не склонный делать комплименты, рассказывает о вас чудеса.
– Мне многое не удается, я могу составить длинный список собственных неудач, Ваше Величество. Лекарь, который хвастает своими успехами, должен сменить профессию.
– Я плохо себя чувствую, и мне очень нужен ваш талант. Помощники Небамона ничего не умеют.
– На что вы жалуетесь, Ваше Величество?
– На глаза. Еще я плохо слышу, у меня немеет затылок и острые боли в животе.
Нефрет без труда поставила диагноз: повышенная секреторная активность матки. В качестве лечения прописала ингаляции скипидара в смеси с растительным маслом высшего качества.
Осмотр глаз пациентки обеспокоил ее гораздо больше: она обнаружила гранулирующий конъюнктивит, трахому с пальпебральным осложнением и угрожающую глаукому.
Царица почувствовала тревогу Нефрет.
– Будьте со мной откровенны.
– Эти заболевания мне знакомы, и я умею их лечить. Но лечение будет долгим и потребует от вас терпения.
По утрам, встав с постели, больной придется промывать глаза настоем конопли, хорошо помогающей при глаукоме. Та же конопля, но в виде мази и в сочетании с медом должна успокоить боли внизу живота.
Другое лекарство, основным ингредиентом которого является черный кремень, вылечит инфекцию в углах глаз. Чтобы ликвидировать трахому, надо будет смазывать веки мазью, состоящей из ладана, свинцового блеска, черепашьей желчи, желтой охры и нубийской земли. Придется закапывать в глаза с помощью полого ястребиного пера специальные капли. Их готовят так: алоэ, хризоколл, перетертую в порошок горькую тыкву, листья акации и кору эбенового дерева смешивают с холодной водой, полученную пасту сушат и снова растирают с водой. Полученное снадобье выдерживают одну ночь на свежем воздухе, чтобы оно пропиталось росой, и процеживают. Помимо закапывания внутрь, царица должна будет делать из этих капель компрессы и накладывать их на глаза четыре раза в день.
– Я стала стара и слаба, – посетовала Туя. – Мне не нравится так много заниматься собой.
– Вы больны, Ваше Величество, но можете выздороветь. Надо только постараться.
– Я понимаю, что должна вас слушаться, хотя мне придется нелегко. Примите от меня это.
Туя протянула молодой женщине великолепное ожерелье из семи ниток бус из сердолика и нубийского золота; застежка была исполнена в виде цветов лотоса. Нефрет слегка растерялась:
– Давайте хотя бы подождем результатов лечения.
– Поверьте, я уже чувствую себя лучше.
Царица сама надела украшение на Нефрет и залюбовалась ею.
– Вы очень хороши собой.
Молодая женщина смутилась.
– Кроме того, вы счастливы. Мои домашние утверждают, что ваш муж – прекрасный человек и достойный судья.
– Служить Маат – цель его жизни.
– Египет нуждается в таких людях, как вы и ваш муж.
Туя позвала своего стольника, который принес сладкого пива и фруктов. Женщины сели на низкие стулья, обложенные мягкими подушками.
– Я интересовалась карьерой и расследованием судьи Пазаира. Сначала меня это забавляло, потом заинтриговало, и, наконец я возмутилась! Его ссылка – вещь абсолютно незаконная и недопустимая. К счастью, ему удалось одержать победу: положение старшего судьи царского портика позволяет вести борьбу более успешно. Сделать Кема начальником стражи – это прекрасная мысль; визирь Баги был совершенно прав, одобрив такое назначение.
Сказанное царицей не было простой любезностью. Когда Нефрет передала Пазаиру ее слова, он очень обрадовался: судья понял, что устами Туи говорило все ближайшее окружение фараона, одобрявшего его действия.
– С тех пор как умер мой муж и его место занял сын, благополучие страны стало моей постоянной заботой. Рамсес – великий правитель; он устранил угрозу войны, сделал более богатыми храмы, нашему народу уже не грозит голод. Египет стал краем, любимым богами. Но кое-что меня смущает, Нефрет; я могу говорить с вами начистоту?
– Если вы считаете меня достойной вашей откровенности, Ваше Величество.
– В последнее время Рамсес чем-то очень озабочен, часто бывает рассеянным, он как будто в одночасье постарел. У него изменился характер; кажется, что он готов отказаться от борьбы, от решения проблем, от преодоления трудностей.
– Может быть, он нездоров?
– За исключением проблемы с зубами, он очень сильный, не знающий усталости человек. Он как будто не доверяет мне – такого раньше не бывало. Я не представляю, что у него на уме. Я бы поняла, если бы он, как всегда, откровенно рассказал мне все. Но он как будто избегает меня, и я не знаю почему. Поговорите об этом с судьей Пазаиром. Я начинаю волноваться за страну, Нефрет. В последнее время столько убийств, столько загадок, на которые нет ответа, а сын отдаляется от меня, стал любить одиночество… Пусть судья продолжает свое расследование.
– Вы полагаете, что фараону что-то угрожает?
– Да нет, его любят и уважают.
– Возможно, в народе полагают, что боги лишили его своего покровительства?
– Это происходит всякий раз, когда кто-то царствует долго. Рамсес знает, что надо делать в таких случаях: устроить праздник возрождения, снова заручиться поддержкой богов, чтобы вселить в души своих подданных надежду на лучшее. Слухи, которые ходят в народе, меня не беспокоят; но я не понимаю, зачем фараон издал декреты, подтверждающие его легитимность, которую никто не оспаривает?
– Может, вы опасаетесь, что у него какой-то скрытый недуг, ослабляющий его ум и волю?
– Это стало бы заметным сразу. Нет, мой сын сохранил здравый ум и твердую волю, и, тем не менее он не тот, что прежде.
Пиво было мягким, фруктовое пюре сочным. Нефрет почувствовала, что больше вопросов задавать не стоит. Пусть Пазаир оценит откровения царицы и решит, как их использовать.
– Во время похорон Небамона вы держались с большим достоинством, – снова заговорила Туя. – Этот человек немногого стоил, но сумел поставить себя над другими. Он был на редкость несправедлив по отношению к вам, поэтому я решила исправить положение. Мы с ним вдвоем опекали главную лечебницу Мемфиса. Он умер, а я ничего не понимаю в медицине. Завтра будет обнародован указ, возлагающий на вас управление этой лечебницей.
22
Двое слуг поливали Пазаира теплой водой, а он натирал тело куском соды. Помывшись, судья почистил зубы пахучим тростником и сполоснул рот отваром квасцов и укропа. Брился он любимой бритвой в форме стамески, а, побрившись, протер шею маслом дикой мяты, отпугивающим насекомых. Тело судья умастил составом из меда с содой. В случае необходимости в середине дня он воспользуется освежающим средством из сока цератонии с ладаном.
Когда туалет был окончен, случилось непоправимое. Он чихнул один раз, два, пять, десять: все тот же упорный, мучивший судью насморк, который сопровождался приступами кашля и шумом в ушах. Конечно, он виноват сам: переутомление, несоблюдение предписаний, недостаток сна. Видимо, ему необходимо новое лекарство. Когда же он сумеет поговорить с Нефрет? Ведь она встает в шесть утра и почти сразу уходит в свою лечебницу. Он не видел жену уже неделю. В ее ведении оказалась самая большая лечебница в Египте, и молодая женщина не жалела сил, стремясь добиться успеха в новом для себя деле. Указ царицы Туи, одобренный визирем, лекари, хирурги и фармацевты лечебницы восприняли с большим воодушевлением. А временный управляющий – тот самый, что не давал Нефрет необходимых лекарств, – был понижен в должности и теперь в качестве санитара ухаживал за лежачими больными.
Писцам, которые участвовали в управлении лечебницей, Нефрет пояснила, что своим главным делом считает лечение больных, а вовсе не руководство персоналом, поэтому она попросила их подчиняться приказам, поступающим из канцелярии визиря, которые она не намерена обсуждать. Это разъяснение позволило Нефрет окончательно завоевать сердца и умы своих коллег, бок о бок с которыми она работала. Лечение здесь получали тяжелобольные люди в тех случаях, когда им не могли помочь городские и сельские лекари, а также те, кто хотел пройти курс профилактических процедур, чтобы предупредить возникновение или обострение того или иного недуга. Нефрет уделяла много внимания аптеке, где изготовлялись лекарства и хранились яды и токсичные вещества.
Поскольку Пазаир оказался без присмотра, а его гайморит обострился, он решил посетить единственное место, где мог рассчитывать на некоторое внимание к себе, – главную лечебницу Мемфиса.
Ее здание стояло посреди обширного сада, пройтись по которому было настоящим наслаждением. Трудно было себе представить, что совсем рядом страдают люди.
Посетителя встретила приветливая медсестра.
– Чем я могу вам помочь?
– У меня срочное дело. Мне бы хотелось проконсультироваться с управляющей лечебницей целительницей Нефрет.
– Сегодня это невозможно.
– Даже для ее мужа?
– Это вы старший судья?
– Боюсь, что да.
– Пойдемте со мной.
Они прошли через помещение, где была устроена настоящая водная лечебница. Она состояла из множества комнат, в каждой из которых находилось по три каменных бассейна: первый для полного погружения, второй представлял собой сидячую ванну, а третий служил для лечения болезней ног. Дальше располагалось отделение, где лечили сном: в небольших, хорошо проветриваемых комнатах размещались пациенты, которым было необходимо постоянное наблюдение лекарей. Нефрет следила за приготовлением какого-то препарата и, сверяясь с водяными часами, вычисляла время коагуляции нужной ей субстанции. Ей помогали два опытных фармацевта. Пазаир дождался конца опыта.
– Простой пациент может рассчитывать на твое внимание?
– Это так срочно?
– Очень.
С трудом удерживая на лице серьезное выражение, она провела его в приемный покой, где судья снова разразился приступом кашля.
– А ты меня не разыгрываешь? Тебе правда трудно дышать?
– С тех пор как ты меня забросила, появился какой-то свист в груди.
– А уши?
– Левым слышу плохо.
– Тебя не лихорадит?
– Немного.
– Ляг на скамью. Я хочу послушать твое сердце.
– Ты его хорошо знаешь.
– Судья Пазаир, мы в общественном месте, прошу вас быть серьезнее.
Пока она выстукивала мужа, он вел себя смирно.
– У тебя есть основания жаловаться. Нужен новый курс лечения.
Чтобы подобрать судье нужное лекарство, Нефрет воспользовалась прутиком лозоходца. Она подошла к коренастому растению с широкими бледно-зелеными листьями и красными ягодами.
– Это бриония, – размышляла она. – Сильный яд. Если ее использовать в разведенном виде, она поможет ликвидировать воспаление и очистит твои бронхи.
– Ты уверена?
– Несу полную ответственность.
– Лечи меня побыстрее. Мои писцы уже, наверное, клянут меня на чем свет стоит за мое отсутствие.
* * *
В служебных помещениях старшего судьи царского портика царило необычное возбуждение. Всегда сдержанные, привыкшие разговаривать вполголоса чиновники растерянно переглядывались, не зная, что делать. Одни предлагали ничего не предпринимать до прихода судьи, другие призывали проявить твердость, при условии, что проявлять ее придется не им, третьи настаивали, что пора вызывать стражников. Пол в помещении был усеян обломками писцовых дощечек и обрывками папируса.
Вошел Пазаир, и сразу воцарилось молчание.
– На нас кто-то напал?
– В общем, да, – ответил один из старших служащих, насмерть перепуганный. – Мы не могли удержать эту фурию. Она сидит в вашем кабинете.
Заинтригованный Пазаир прошел через просторный зал, где размещались писцы, и вошел к себе. Стоя на коленях, Пантера рылась в его архиве.
– Что с вами?
– Я хочу знать, где вы прячете Сути.
– Встаньте и выйдите отсюда.
– Только после того, как вы мне ответите!
– Я не стану выпроваживать вас сам, я приглашу Кема.
Угроза произвела впечатление. Ливийка подчинилась.
– Поговорим на улице.
Они вышли под взглядами писцов.
– Продолжайте работать, – приказал им судья.
Пазаир и Пантера быстро шли по людному переулку. Был базарный день, и покупатели толпились вокруг крестьян, продававших фрукты и овощи. Выбравшись из людского потока, они укрылись в пустынной и тихой улочке.
– Я хочу знать, где скрывается Сути, – повторяла ливийка, едва сдерживая слезы. – С тех пор как он пропал, я не могу думать ни о чем другом. Я забываю привести себя в порядок, я потеряла чувство времени и бессмысленно брожу по улицам.
– Он не прячется, а выполняет сложное и опасное поручение.
– С другой женщиной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
– Не надо высокопарных слов, – заметил судья. На медном подносе повар принес жареные ребра ягненка, кабачки и горошек и поставил все это на маленький столик. Великолепно приготовленные блюда таяли на языке. На Силкет были очень красивые серьги в форме дисков, украшенных узлами и спиралями.
– Мне приснился удивительный сон, – произнесла она. – Я пила теплое пиво, несколько стаканов! Сон нагнал на меня такую тоску, что я пошла к толкователю. Но то, что он сказал, ужасно! Сон означает, что мое состояние скоро будет украдено.
– Не стоит об этом беспокоиться, – посоветовала Нефрет. – Толкователи снов часто ошибаются.
– Дай бог!
– Моя супруга очень нервничает, – заметил Бел-Тран. – Не дадите ли вы ей какое-нибудь лекарство?
После трапезы, пока Нефрет прописывала Силкет успокаивающие отвары, Бел-Тран с судьей прошлись по саду.
– У меня совершенно нет времени наслаждаться природой, – посетовал хозяин. – Работа затягивает меня все сильнее и сильнее. Когда я возвращаюсь вечером, дети уже спят. Я не вижу, как они растут, не играю с ними – это серьезная жертва. Управление зерновыми складами, производство папируса, служба в казначействе… Дня не хватает! Вы согласны со мной?
– Да, мне приходят на ум такие же мысли.
– Ваше расследование по делу полководца Ашера продолжается?
– Понемногу.
– Я хочу вам сказать одну вещь, которая меня очень беспокоит. Вы знаете, что царевна Хаттуса – женщина злопамятная; она так и не простила Рамсесу то, что он увез ее из родной страны.
– Да, она относится к нему с откровенной враждебностью.
– И куда это все ее заведет? Открыто выступать против фараона, плести заговоры – поведение самоубийственное. Тем не менее, у нее недавно была странная встреча: она виделась с судовладельцем Денесом.
– Вы в этом уверены?
– Один из моих служащих был в гареме и видел его там. Он страшно удивлен, однако уверен, что не ошибся.
– Что странного в этом визите?
– Хаттуса владеет несколькими торговыми судами. Но гарем – это государственное учреждение, где частному судовладельцу делать нечего. Если это дружеский визит, то как его истолковать?
Союз хеттской царевны, второй супруги фараона, с одним из участников заговора… Судья чувствовал, что рассказанное Бел-Траном очень важно. Может, нити заговора тянутся к Хаттусе, а Денес – всего лишь исполнитель? Этот вывод требовал проверки. Ведь никто не знал содержания их беседы, хотя сам факт ее позволял предположить, что их интересы совпадают, но могут идти вразрез с интересами государства.
– Эта дружба выглядит подозрительно, Пазаир.
– Как можно оценить ее последствия?
– Не знаю. Может быть, это попытка подготовить вторжение через северную границу? Да, Рамсес поработил хеттов, но смирились ли они с этим? Отказались ли от своих захватнических планов?
– Если это так, что Ашер может служить посредником в этой комбинации.
Пазаир чувствовал, что чем более четко проступал образ врага, тем более жесткой представлялась битва с ним и тем менее ясной ее перспектива.
* * *
В тот же вечер гонец доставил Нефрет письмо от Туи, матери Рамсеса Великого: ей срочно требовалась медицинская консультация. Даже живя взаперти, Туя оставалась одной из самых влиятельных фигур царского двора. Величественная и горделивая царица, открыто презирающая людей мелких и ничтожных, она не испытывала необходимости приказывать, а только советовала, ревниво следя за тем, чтобы страна не теряла своего величия. Рамсес восхищался матерью и был к ней очень привязан; после смерти Нефертари, его любимой жены, мать стала его самым доверенным лицом. Говорили, что он не принимает ни одного решения, не посоветовавшись с ней.
В подчинении у Туи находились многочисленные домочадцы и дворня, и в каждом большом городе у нее было по дворцу. Дворец в Мемфисе насчитывал два десятка комнат и просторный зал с четырьмя колоннами, где она принимала почетных гостей. Распорядитель провел Нефрет в комнату царицы. В свои шестьдесят лет Туя была стройной и изящной женщиной, с пронзительным взглядом, тонким, прямым носом, резко очерченными скулами и маленьким квадратным подбородком. На ней был парик, соответствующий ее положению, он обрамлял ее лицо с двух сторон, как крылья ястреба.
– Слухи о вашем искусстве дошли и до меня. Визирь Баги, обычно не склонный делать комплименты, рассказывает о вас чудеса.
– Мне многое не удается, я могу составить длинный список собственных неудач, Ваше Величество. Лекарь, который хвастает своими успехами, должен сменить профессию.
– Я плохо себя чувствую, и мне очень нужен ваш талант. Помощники Небамона ничего не умеют.
– На что вы жалуетесь, Ваше Величество?
– На глаза. Еще я плохо слышу, у меня немеет затылок и острые боли в животе.
Нефрет без труда поставила диагноз: повышенная секреторная активность матки. В качестве лечения прописала ингаляции скипидара в смеси с растительным маслом высшего качества.
Осмотр глаз пациентки обеспокоил ее гораздо больше: она обнаружила гранулирующий конъюнктивит, трахому с пальпебральным осложнением и угрожающую глаукому.
Царица почувствовала тревогу Нефрет.
– Будьте со мной откровенны.
– Эти заболевания мне знакомы, и я умею их лечить. Но лечение будет долгим и потребует от вас терпения.
По утрам, встав с постели, больной придется промывать глаза настоем конопли, хорошо помогающей при глаукоме. Та же конопля, но в виде мази и в сочетании с медом должна успокоить боли внизу живота.
Другое лекарство, основным ингредиентом которого является черный кремень, вылечит инфекцию в углах глаз. Чтобы ликвидировать трахому, надо будет смазывать веки мазью, состоящей из ладана, свинцового блеска, черепашьей желчи, желтой охры и нубийской земли. Придется закапывать в глаза с помощью полого ястребиного пера специальные капли. Их готовят так: алоэ, хризоколл, перетертую в порошок горькую тыкву, листья акации и кору эбенового дерева смешивают с холодной водой, полученную пасту сушат и снова растирают с водой. Полученное снадобье выдерживают одну ночь на свежем воздухе, чтобы оно пропиталось росой, и процеживают. Помимо закапывания внутрь, царица должна будет делать из этих капель компрессы и накладывать их на глаза четыре раза в день.
– Я стала стара и слаба, – посетовала Туя. – Мне не нравится так много заниматься собой.
– Вы больны, Ваше Величество, но можете выздороветь. Надо только постараться.
– Я понимаю, что должна вас слушаться, хотя мне придется нелегко. Примите от меня это.
Туя протянула молодой женщине великолепное ожерелье из семи ниток бус из сердолика и нубийского золота; застежка была исполнена в виде цветов лотоса. Нефрет слегка растерялась:
– Давайте хотя бы подождем результатов лечения.
– Поверьте, я уже чувствую себя лучше.
Царица сама надела украшение на Нефрет и залюбовалась ею.
– Вы очень хороши собой.
Молодая женщина смутилась.
– Кроме того, вы счастливы. Мои домашние утверждают, что ваш муж – прекрасный человек и достойный судья.
– Служить Маат – цель его жизни.
– Египет нуждается в таких людях, как вы и ваш муж.
Туя позвала своего стольника, который принес сладкого пива и фруктов. Женщины сели на низкие стулья, обложенные мягкими подушками.
– Я интересовалась карьерой и расследованием судьи Пазаира. Сначала меня это забавляло, потом заинтриговало, и, наконец я возмутилась! Его ссылка – вещь абсолютно незаконная и недопустимая. К счастью, ему удалось одержать победу: положение старшего судьи царского портика позволяет вести борьбу более успешно. Сделать Кема начальником стражи – это прекрасная мысль; визирь Баги был совершенно прав, одобрив такое назначение.
Сказанное царицей не было простой любезностью. Когда Нефрет передала Пазаиру ее слова, он очень обрадовался: судья понял, что устами Туи говорило все ближайшее окружение фараона, одобрявшего его действия.
– С тех пор как умер мой муж и его место занял сын, благополучие страны стало моей постоянной заботой. Рамсес – великий правитель; он устранил угрозу войны, сделал более богатыми храмы, нашему народу уже не грозит голод. Египет стал краем, любимым богами. Но кое-что меня смущает, Нефрет; я могу говорить с вами начистоту?
– Если вы считаете меня достойной вашей откровенности, Ваше Величество.
– В последнее время Рамсес чем-то очень озабочен, часто бывает рассеянным, он как будто в одночасье постарел. У него изменился характер; кажется, что он готов отказаться от борьбы, от решения проблем, от преодоления трудностей.
– Может быть, он нездоров?
– За исключением проблемы с зубами, он очень сильный, не знающий усталости человек. Он как будто не доверяет мне – такого раньше не бывало. Я не представляю, что у него на уме. Я бы поняла, если бы он, как всегда, откровенно рассказал мне все. Но он как будто избегает меня, и я не знаю почему. Поговорите об этом с судьей Пазаиром. Я начинаю волноваться за страну, Нефрет. В последнее время столько убийств, столько загадок, на которые нет ответа, а сын отдаляется от меня, стал любить одиночество… Пусть судья продолжает свое расследование.
– Вы полагаете, что фараону что-то угрожает?
– Да нет, его любят и уважают.
– Возможно, в народе полагают, что боги лишили его своего покровительства?
– Это происходит всякий раз, когда кто-то царствует долго. Рамсес знает, что надо делать в таких случаях: устроить праздник возрождения, снова заручиться поддержкой богов, чтобы вселить в души своих подданных надежду на лучшее. Слухи, которые ходят в народе, меня не беспокоят; но я не понимаю, зачем фараон издал декреты, подтверждающие его легитимность, которую никто не оспаривает?
– Может, вы опасаетесь, что у него какой-то скрытый недуг, ослабляющий его ум и волю?
– Это стало бы заметным сразу. Нет, мой сын сохранил здравый ум и твердую волю, и, тем не менее он не тот, что прежде.
Пиво было мягким, фруктовое пюре сочным. Нефрет почувствовала, что больше вопросов задавать не стоит. Пусть Пазаир оценит откровения царицы и решит, как их использовать.
– Во время похорон Небамона вы держались с большим достоинством, – снова заговорила Туя. – Этот человек немногого стоил, но сумел поставить себя над другими. Он был на редкость несправедлив по отношению к вам, поэтому я решила исправить положение. Мы с ним вдвоем опекали главную лечебницу Мемфиса. Он умер, а я ничего не понимаю в медицине. Завтра будет обнародован указ, возлагающий на вас управление этой лечебницей.
22
Двое слуг поливали Пазаира теплой водой, а он натирал тело куском соды. Помывшись, судья почистил зубы пахучим тростником и сполоснул рот отваром квасцов и укропа. Брился он любимой бритвой в форме стамески, а, побрившись, протер шею маслом дикой мяты, отпугивающим насекомых. Тело судья умастил составом из меда с содой. В случае необходимости в середине дня он воспользуется освежающим средством из сока цератонии с ладаном.
Когда туалет был окончен, случилось непоправимое. Он чихнул один раз, два, пять, десять: все тот же упорный, мучивший судью насморк, который сопровождался приступами кашля и шумом в ушах. Конечно, он виноват сам: переутомление, несоблюдение предписаний, недостаток сна. Видимо, ему необходимо новое лекарство. Когда же он сумеет поговорить с Нефрет? Ведь она встает в шесть утра и почти сразу уходит в свою лечебницу. Он не видел жену уже неделю. В ее ведении оказалась самая большая лечебница в Египте, и молодая женщина не жалела сил, стремясь добиться успеха в новом для себя деле. Указ царицы Туи, одобренный визирем, лекари, хирурги и фармацевты лечебницы восприняли с большим воодушевлением. А временный управляющий – тот самый, что не давал Нефрет необходимых лекарств, – был понижен в должности и теперь в качестве санитара ухаживал за лежачими больными.
Писцам, которые участвовали в управлении лечебницей, Нефрет пояснила, что своим главным делом считает лечение больных, а вовсе не руководство персоналом, поэтому она попросила их подчиняться приказам, поступающим из канцелярии визиря, которые она не намерена обсуждать. Это разъяснение позволило Нефрет окончательно завоевать сердца и умы своих коллег, бок о бок с которыми она работала. Лечение здесь получали тяжелобольные люди в тех случаях, когда им не могли помочь городские и сельские лекари, а также те, кто хотел пройти курс профилактических процедур, чтобы предупредить возникновение или обострение того или иного недуга. Нефрет уделяла много внимания аптеке, где изготовлялись лекарства и хранились яды и токсичные вещества.
Поскольку Пазаир оказался без присмотра, а его гайморит обострился, он решил посетить единственное место, где мог рассчитывать на некоторое внимание к себе, – главную лечебницу Мемфиса.
Ее здание стояло посреди обширного сада, пройтись по которому было настоящим наслаждением. Трудно было себе представить, что совсем рядом страдают люди.
Посетителя встретила приветливая медсестра.
– Чем я могу вам помочь?
– У меня срочное дело. Мне бы хотелось проконсультироваться с управляющей лечебницей целительницей Нефрет.
– Сегодня это невозможно.
– Даже для ее мужа?
– Это вы старший судья?
– Боюсь, что да.
– Пойдемте со мной.
Они прошли через помещение, где была устроена настоящая водная лечебница. Она состояла из множества комнат, в каждой из которых находилось по три каменных бассейна: первый для полного погружения, второй представлял собой сидячую ванну, а третий служил для лечения болезней ног. Дальше располагалось отделение, где лечили сном: в небольших, хорошо проветриваемых комнатах размещались пациенты, которым было необходимо постоянное наблюдение лекарей. Нефрет следила за приготовлением какого-то препарата и, сверяясь с водяными часами, вычисляла время коагуляции нужной ей субстанции. Ей помогали два опытных фармацевта. Пазаир дождался конца опыта.
– Простой пациент может рассчитывать на твое внимание?
– Это так срочно?
– Очень.
С трудом удерживая на лице серьезное выражение, она провела его в приемный покой, где судья снова разразился приступом кашля.
– А ты меня не разыгрываешь? Тебе правда трудно дышать?
– С тех пор как ты меня забросила, появился какой-то свист в груди.
– А уши?
– Левым слышу плохо.
– Тебя не лихорадит?
– Немного.
– Ляг на скамью. Я хочу послушать твое сердце.
– Ты его хорошо знаешь.
– Судья Пазаир, мы в общественном месте, прошу вас быть серьезнее.
Пока она выстукивала мужа, он вел себя смирно.
– У тебя есть основания жаловаться. Нужен новый курс лечения.
Чтобы подобрать судье нужное лекарство, Нефрет воспользовалась прутиком лозоходца. Она подошла к коренастому растению с широкими бледно-зелеными листьями и красными ягодами.
– Это бриония, – размышляла она. – Сильный яд. Если ее использовать в разведенном виде, она поможет ликвидировать воспаление и очистит твои бронхи.
– Ты уверена?
– Несу полную ответственность.
– Лечи меня побыстрее. Мои писцы уже, наверное, клянут меня на чем свет стоит за мое отсутствие.
* * *
В служебных помещениях старшего судьи царского портика царило необычное возбуждение. Всегда сдержанные, привыкшие разговаривать вполголоса чиновники растерянно переглядывались, не зная, что делать. Одни предлагали ничего не предпринимать до прихода судьи, другие призывали проявить твердость, при условии, что проявлять ее придется не им, третьи настаивали, что пора вызывать стражников. Пол в помещении был усеян обломками писцовых дощечек и обрывками папируса.
Вошел Пазаир, и сразу воцарилось молчание.
– На нас кто-то напал?
– В общем, да, – ответил один из старших служащих, насмерть перепуганный. – Мы не могли удержать эту фурию. Она сидит в вашем кабинете.
Заинтригованный Пазаир прошел через просторный зал, где размещались писцы, и вошел к себе. Стоя на коленях, Пантера рылась в его архиве.
– Что с вами?
– Я хочу знать, где вы прячете Сути.
– Встаньте и выйдите отсюда.
– Только после того, как вы мне ответите!
– Я не стану выпроваживать вас сам, я приглашу Кема.
Угроза произвела впечатление. Ливийка подчинилась.
– Поговорим на улице.
Они вышли под взглядами писцов.
– Продолжайте работать, – приказал им судья.
Пазаир и Пантера быстро шли по людному переулку. Был базарный день, и покупатели толпились вокруг крестьян, продававших фрукты и овощи. Выбравшись из людского потока, они укрылись в пустынной и тихой улочке.
– Я хочу знать, где скрывается Сути, – повторяла ливийка, едва сдерживая слезы. – С тех пор как он пропал, я не могу думать ни о чем другом. Я забываю привести себя в порядок, я потеряла чувство времени и бессмысленно брожу по улицам.
– Он не прячется, а выполняет сложное и опасное поручение.
– С другой женщиной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37