— У вас ничего такого нет, мисс Тейт. Дважды в год вы одеваетесь в Нью-Йорке и Париже. Нор… м-м… большинство людей покупает одежду в торговых центрах и на распродажах. У вас очень красивые вещи, но нет ничего такого, что я надела бы в своем городе или где-то еще.
Плечи Шелби поникли, как у принцессы, мечтавшей стать Золушкой.
— Значит, нет? Ладно, тогда давай извлечем все возможное из того, что есть, хорошо?
— У меня есть рубашка, которую я в прошлом году купила в «Ти Джей Максе», — с готовностью отозвалась Сьюзи, вытаскивая бледно-зеленый костюм от Донны Каран и критически осматривая его. — Вполне возможно, кто-то купил что-то вроде этого. И Пэтти О’Бойл, моя подруга в Восточном Вапанекене, находит кучу фирменной одежды на распродажах в Рединге.
Шелби одобрительно кивнула Сьюзи, хотя та и говорила на чужом языке. «Ти Джей Макс» — что же это такое?
— — Вот и прекрасно. Начнем с Донны Каран. Мне нужны юбки, несколько брючных костюмов от Армани и подходящие блузки. Ты все подберешь. Чтобы хватило на… три недели или около того. Затем туфли и другие аксессуары. Ты упакуешь все это для меня? Мои чемоданы в кладовке.
— Вы собираетесь в путешествие? — спросила Сьюзи, нажав на кнопку, которая привела в движение кронштейны, и оценивающе оглядывая проплывавшую перед ней одежду. — Это хорошо.
Шелби уже рылась в ящиках, встроенных в одну из стен гардеробной, и вытаскивала из них груды шелкового белья.
— Да, очень хорошо, Сьюзи. И это наш с тобой маленький секрет, договорились? Я… мне просто необходимо уехать на несколько недель, пока свадебные приготовления не начались всерьез. Брат постарается отговорить меня от этого, поэтому я просто соберусь и уеду. После этого передашь ему мою записку.
— С вами все в порядке, мисс Тейт? — спросила Сьюзи, когда что-то из белья выпало из рук Шелби и скользнуло на пол. — Это, конечно, не мое дело, но вид у вас расстроенный. Может, вы с мистером Уэстбруком поссорились или что-то еще?
— Ха! С Паркером? Да он никогда не ссорится, Сьюзи. — Шелби наклонилась, чтобы поднять деликатные детали туалета. — О, он может нахмуриться и спросить меня, хорошо ли спала, потому что кажусь немного не в себе. Но ссориться со мной? Нет, Сьюзи, ничего подобного я не представляю.
— Вот это да! — Молодая девушка встряхнула головой так, что забранные в хвост волосы ударили ее по спине. — Мои мама и папа, бывало, здорово ругались. Но потом всегда мирились, шли куда-нибудь поужинать, а потом запирались в спальне до позднего утра следующего дня. Помню, я слышала, как они смеются за стеной. Мама объяснила мне, что мужья и жены обязательно ссорятся, это естественно и вовсе не значит, что они не любят друг друга.
Сьюзи прислонилась к стене гардеробной, сморгнув внезапные слезы.
— Они очень любили друг друга, мисс Тейт. Без нее от папы осталась половина.
Шелби смотрела на молодую женщину не в силах вымолвить ни слова. Ее родители никогда не ссорились. Они иногда дискутировали, но очень негромко, словно сквозь зубы. Казалось, родители проверяли, у кого воля сильнее, после чего отец обычно отправлялся в свой клуб, а мать — к очередному любовнику. Смерть в авиакатастрофе была единственным их совместным деянием с тех пор, как они зачали Шелби.
— Я завидую тебе, Сьюзи, — сказала она, проходя мимо девушки, чтобы бросить белье на кровать. — Я соберу туалетные принадлежности, хорошо? И помни, это наш маленький секрет.
Шелби добавила еще один полный чемодан к тому, что упаковала Сьюзи, ибо ей казалось немыслимым путешествовать меньше чем с пятью чемоданами. Она поздравила себя с тем, что обошлась без изысканного, сделанного на заказ кофра, который обычно брала в поездки, продолжавшиеся дольше нескольких дней.
Нервничая, Шелби все же вовремя спустилась к ужину и выдержала три перемены блюд, несмотря на затеянную братом и Джереми небольшую ссору из-за того, что Сомертон предпочитал почти не прожаренный бифштекс.
— Это варварство, — поморщился Джереми. — Однажды, Сомертон, ты войдешь в дом сопя, виляя хвостом, а изо рта у тебя будет торчать какая-нибудь дичь со свернутой шеей. Вегетарианство — вот единственно здоровый образ жизни.
— Чепуха, Джереми, — запальчиво возразил Сомертон. — Я плотояден. И ты плотояден, однако не сознаешься в этом. И мне не нравится, Джереми, что ты сравниваешь меня с животным. По-моему, тебе следует извиниться.
Худое лицо Джереми, лицо эстета, вспыхнуло, и из глаза выкатилась слеза.
— Извиниться? Возможно, на следующей неделе, Сомертон, когда ты рухнешь замертво от закупорки артерий. Ты думал об этом, Сомертон? — Он выпрямился и фыркнул. — А приходило ли тебе в голову, что случится со мной, если что-то произойдет с тобой? Я полагал, что у тебя немного больше разума.
— Ты выживешь, — бросил Сомертон. — Уж голодать тебе не придется. В конце концов ты всегда можешь выйти на улицу и попастись на травке.
У Джереми перехватило дыхание, он поднес к губам льняную салфетку.
— Довольно, детки, — вмешался дядя Альфред, подмигивая Шелби. — Сомертон, будь любезен извиниться. Ты гадкий мальчишка, обижающий свою женушку, которая желает тебе только добра. Джереми? — Он поставил локти на стол и сжал в ладонях бокал. — Ты, кажется, сделал новую прическу, я не ошибся, сынок? Просто замечательно.
Сомертон сидел с высокомерным видом, ругаясь про себя, а Джереми легко отвлекся и начал охорашиваться и принимать кокетливые позы. Шелби обрадовалась, что может спокойно гонять по тарелке засахаренный ямс и мысленно сочинять послание брату, которое напишет после ужина.
На следующий день в девять утра, пока обитатели дома либо спали, либо завтракали в своих комнатах, Джим Хелфрич погрузил багаж Шелби в лимузин и отвез ее на автовокзал.
Никому и в голову не придет искать ее на автовокзале. А если кто и спросит, а они, вероятно, спросят, Джим скажет им только про автостанцию, но не про пункт назначения.
Хотя ее план и был импровизированным, Шелби считала, что он не лишен блеска. На автостанцию Аллентауна она приедет до полудня, а дальше ее ждет блаженное забытье Восточного Вапанекена.
Шелби уселась на мягкое кожаное сиденье «мерседеса», чувствуя себя на пути к свободе.
Глава 9
Два часа спустя разгоряченная и запыленная Шелби растерянно стояла у автовокзала Аллентауна. Поездка ей понравилась, хотя она никогда еще в автобусе не ездила, кроме того лета, которое провела в лагере, где занималась верховой ездой. И водитель стал очень любезен с ней, едва Шелби вручила ему двадцать долларов на чай, после того как он бросил недовольный взгляд на груду чемоданов, которые, по ее предположению, должен был погрузить в багажное отделение автобуса.
Она завела разговор с молодой женщиной, возвращавшейся в Аллентаун после встречи с другом. Та оказалась болтушкой и говорила за двоих. Впрочем, Шелби оживленно участвовала в беседе и даже соврала, будто направляется в Аллентаун на новое место работы — менеджера в «Макдоналдсе». Шелби могла придумать какую-нибудь «нормальную» профессию, но по-прежнему мыслила управленческими категориями.
Попутчица, которую встретили родители, уехала, помахав ей на прощание, и Шелби внезапно осознала, что она оказалась совсем одна в чужом городе, в не самом приятном его районе.
Она подошла к тротуару, огляделась и увидела стойку с табличкой, означавшей ближайшую остановку автобуса.
Шелби могла бы взять такси, но такси легко выследить, как знает любой, читавший детективы, а она их много прочла. Автобус же абсолютно безлик, и никто ее не запомнит.
Хотя, возможно, запомнят ее багаж.
Одежда, взятая Шелби с собой, казалась тогда совершенно необходимой, но сейчас, вернувшись к своим вещам — на каждом плече по сумке, одна под мышкой и еще два чемодана, — она вдруг осознала: ни у кого в Восточном Вапанекене нет такого обширного гардероба, и он здесь не нужен.
Когда Шелби сделала шаг к тротуару, волоча чемоданы, перед ней вдруг встали сцены из фильма, который она как-то ночью смотрела по общественному каналу, поскольку не могла уснуть. Речь в фильме шла о караване фургонов, отправляющихся на Запад. Камера останавливалась на пианино, сундуках и других брошенных на дороге вещах, по мере того как путь уходил все дальше и становился все труднее.
Шелби уже мысленно рассталась с чемоданом с обувью. Она купит себе новые туфли. Ей нравилось покупать обувь.
— Помощь нужна, леди?
— Прошу прощения?
Шелби, всецело сосредоточенная на том, чтобы переставлять ноги, подняла глаза и увидела тощенького парнишку лет семнадцати в майке.
Его каштановые волосы были обриты, только полоска в два дюйма шириной шла ото лба к затылку. Майка облегала парнишку так плотно, что можно было пересчитать все ребра. Вылинявшие джинсы опустились значительно ниже талии, ширинка болталась на уровне колен, штанины, широкие, как бальные платья Шелби, волочились по земле.
На правом предплечье у него была татуировка: слово «убийца» в окружении неуместных розочек.
Шелби открыла было рот, чтобы сказать «большое спасибо, не нужна», но потом посмотрела в сторону Гамильтон-стрит еще раз. Руки, оттянутые поклажей, противно дрожали, а ей еще предстояло добраться до угла.
— Что ж, помощь мне не помешает, спасибо. — Улыбнувшись довольно жалкой улыбкой, Шелби поискала в бумажнике еще одну двадцатидолларовую купюру. — Донесите эти вещи до автобусной остановки на углу. Я была бы очень признательна…
Двадцатка исчезла из ее руки. Через пять секунд Шелби с ужасом осознала, что все пять предметов ее багажа несутся вдоль по улице, крепко подхваченные парнишкой, а сама она спешит следом. Ей совсем не нравилось, что он скорее убегал, чем нес ее имущество к автобусной остановке.
Когда парнишка, добежав до остановки и повернув за угол, помчался по боковой улице, Шелби устремилась за ним с криком: «Стой! Вор! «
Как банально! Как до неловкости мелодраматично.
И вместе с тем, с облегчением подумала она, как эффектно.
Свернув за угол, Шелби увидела, что юнца схватили и подняли за шиворот. Его ноги настолько оторвались от земли, что джинсы больше не волочились по тротуару. Ее вещи сгрудились рядом.
— Это ваши, мэм? — спросил тот, кто схватил парня, и Шелби, захлопав глазами, кивнула пару раз, а затем уставилась на человека-гору, спасшего ее багаж.
Ростом мужчина был не выше Шелби, по виду ему было слегка за тридцать, и весь он состоял из мощных мышц: бочкообразная грудная клетка, сильные руки, твердокаменные ляжки, туго обтянутые выцветшими джинсами. Каштановые волосы мужчины, подстриженные ежиком, не слишком украшали его мясистое лицо или оттопыренные уши, но он широко улыбался, а голубые глаза светились добротой. На нем были тяжелые рабочие ботинки, а на майке красовались слова «Строительная фирма „Дождливый день“«.
Паренек, все еще извивавшийся в руке мужчины, вероятно, решил, что налетел на кирпичную стену.
— Да, — ответила Шелби, переводя дыхание. — Да, это мои вещи. Большое спасибо, сэр. Э… по-моему, вы уже можете опустить его на землю.
— Уверены? А не вызвать ли копа, чтобы отправить этого маленького уб… э… парня в местную каталажку? Вы точно не хотите на него заявить?
«Убийца», извивавшийся в стальных руках мужчины, заметно обмяк и уставился на Шелби щенячьими глазами, безмолвно умоляя ее не отправлять его в тюрьму. По его словам, он «всего лишь пошутил с леди» и вернулся бы, чтобы отдать вещи. «Честное слово, леди».
Перед ней встала дилемма. Шелби очень хотелось помочь парню осознать, что все поступки имеют последствия. Но если сделать это, если позволить своему спасителю привлечь местную полицию, ее имя появится в одном из полицейских журналов, и не пройдет и часа, как Сомертон узнает, где она.
— Я хотела бы вернуть свои двадцать долларов, пожалуйста, — сказала Шелби пареньку, — и можешь идти своей дорогой. Кстати, отдай их этому доброму человеку, он их вполне заслужил.
Двадцатка сменила хозяина, и «убийца» рванул прочь так, словно собирался побить мировой рекорд…
— Еще раз спасибо, сэр, — промолвила Шелби, когда спаситель подошел поближе, держа купюру перед собой. — Прошу вас, оставьте ее себе. Вы, без сомнения, заработали ее, и даже больше.
— Простите, мэм, но я не могу принять это, — сказал он, отдавая ей деньги. — Моя мать шкуру с меня спустит, если узнает, что я взял деньги, оказав помощь леди. И куда же вы направляетесь со всеми этими вещами?
Шелби махнула рукой в сторону автобусной остановки позади себя, но потом сообразила, что, даже если этот человек поможет здесь, никто не выгрузит ей чемоданы, когда она доедет до Восточного Вапанекена.
— Я… я точно не знаю. — Шелби откинула со лба волосы, упавшие ей на глаза, когда она гналась за «убийцей».
Шелби было жарко, хотелось есть, ноги гудели. Возбуждение, охватившее ее, когда она покидала Филадельфию, улетучилось. Она вдруг болезненно остро осознала, что за двадцать пять лет жизни ей ни разу не пришлось самой позаботиться о себе, самостоятельно куда-то добраться, принять какое-либо решение. Все это очень угнетало.
— Меня зовут Мэк, мэм, Гарри Мэк, — представился мужчина во внезапно наступившей тишине и, обтерев ладонь о штанину, протянул ее Шелби для рукопожатия. — Не хочу навязываться, но не найти ли нам местечко, где бы мы немного посидели и перекусили? Вы, знаете ли, бледновато выглядите,
— Спасибо, мистер Мэк. — Шелби вызволила свою руку, словно побывавшую в тисках. Она поступила глупо, доверившись «убийце», но что-то в Гарри Мэке подсказывало ей, что на него можно положиться. — Да, это было бы очень хорошо. О, а я Шел… э… Шелли. Шелли… э… Смит. Очень рада с вами познакомиться.
Через десять минут Шелби обрадовалась еще больше, ибо познакомилась с Брендой Василковски, невестой Гарри. Молодые люди собирались встретиться за ранним ленчем поблизости от бюро по трудоустройству, где работала Бренда, и та восприняла появление Шелби со снисходительной улыбкой, свидетельствовавшей о том, что Гарри и раньше приводил домой бездомных и она к этому привыкла.
Невысокая и приятно округлая Бренда Василковски опустилась на довольно жесткое сиденье в кабинке маленького ресторанчика, поцеловала Гарри в щеку, а затем, через покрытый жароустойчивым пластиком стол, улыбнулась Шелби. Ее голубые глаза сияли, каштановые кудри подпрыгивали, а маленький вздернутый носик был усыпан веснушками, не столь милыми, сколь большими. У нее были круглый подбородок и широкая улыбка. Бренда явно любила украшения, потому что на пальцах ее обеих рук красовались кольца.
По возрасту она, пожалуй, была ближе к Гарри, чем к Шелби, но по ее молодежному, до колен, платью в цветочек и сандалиям Шелби поняла, что для Бренды возраст не имеет никакого отношения к выбору одежды.
— Привет, Шелли! — Бренда подмигнула новой знакомой. — Гарри силой приволок тебя и эту гору фирменных чемоданов сюда, или ты пришла по своей воле?
— Нет, чес… — начал Гарри, но Бренда отмахнулась от него, удивленно, почти озабоченно разглядывая Шелби.
— Гарри спас меня и мой багаж, — пояснила Шелби, — а затем пригласил на ленч. Надеюсь, вы не возражаете.
Бренда схватила меню, зажатое между бутылкой кетчупа и большой сахарницей. Она не смотрела на Шелби, хотя по тому, что уже увидела и услышала, поняла: тут что-то не так. Рано или поздно это выяснится, но сейчас Бренде хотелось есть. Она всегда предпочитала еду любому другому занятию.
— Нет. Совсем не возражаю. Вы, ребята, уже заказали? Гарри взял у нее меню.
— Я и тебе заказал. Ты будешь овощной салат, лапочка, правильно? В любом случае ты сама велела заказать его для тебя. Хотя я по-прежнему считаю, что нет ничего страшного в…
— Ну разве он не милый? — быстро вставила Бренда, обрывая Гарри. — Он говорит, что я не толстая. — Она повернулась к нему и снова поцеловала в щеку. — Лгунишка! Как же я тебя люблю! И, чтобы влезть в подвенечное платье, мне нужно сбросить как минимум двадцать фунтов. Овощной салат, да? Почему ты всегда выбираешь неудачное время для выполнения моих желаний? Мне кажется, я сейчас полжизни отдала бы за чизбургер.
Шелби посмотрела на руки Бренды и нашла среди прочих кольцо с маленьким бриллиантиком, на среднем пальце. Свое кольцо с бриллиантом она оставила дома, в шкатулке с драгоценностями, сообразив, что камень в два карата привлечет к ней внимание.
— Когда свадьба, Бренда? — спросила Шелби при появлении официантки, принесшей для них обеих овощной салат и огромную булку, начиненную жареным мясом и щедро сдобренную сыром, для Гарри.
Взглянув на Бренду, он наклонил голову и сосредоточился на том, чтобы скрыть тарелку жареной картошки под кетчупом.
— И правильно, что ты не решаешься посмотреть мне в глаза, Гар. Выбери год между нынешним моментом и вечностью, Шелли. Я купила это платье, когда носила сорок четвертый размер, так что можешь представить, как давно мы планируем это событие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29