– Откровенно говоря, я им подробно, то есть индивидуально не занимался.– А кем занимаетесь подробно?– Есть ряд лиц, которые меня интересуют…– И как успехи?– Рано судить, товарищ майор.«Это верно, судить можно года через два после освобождения».– Вас как занесло на эту должность?– Видите ли… я заочник педвуза.– А-а, собираете материал для диплома? И какая тема?– «Проблемы перевоспитания личности со сложившейся антисоциальной установкой».«Мать честная! На сто докторских хватит. И он рассчитывает найти тут положительные примеры? Святая простота».– А Багров оказался не по теме?– Да, я так считал…– Не тушуйтесь вы. Я ведь не инспектирующий чин. Я сейчас просто гончий пес, который старается взять след.– Понимаете, товарищ майор, я посмотрел по делу, что за ним. Побеседовали. О поступке своем выразился вроде бы критически. У него такое характерное словечко: «сглупа». Дальше увидел его в работе. Классный бульдозерист, и трудился без бутафории, всерьез. В общем, два месяца назад назначили его бригадиром.– Словесный портрет ангела.– Оценку даю в сравнении с остальным контингентом. Много неангелов.– Понятно. Итак, все было распрекрасно, но вдруг…– Нет, не совсем вдруг. Недели две, а может, три до того… я не сразу обратил внимание… но, в общем, он изменился.– Конкретно?Лейтенант подумал, вздохнул:– Сами понимаете, заключение есть заключение. У каждого в какой-то период обостряется реакция на лишение свободы. У кого тоска, у кого агрессивность, разное бывает… Я посчитал, что у Багрова тоже.– Еще раз конкретнее, без теории.– Стал он ходить в отключке. Полная апатия. А вместе с тем – по данным ларька – курит втрое больше прежнего.– То есть внешне – вялость, внутри – напряжение?– Именно так я и расценил. Но работал как зверь. Даже с каким-то ожесточением. Его бригада заняла первое место. Я предложил Багрову внеочередное свидание с женой: думал расшевелить.– И? – насторожился Томин.– Знаете, в тот день впервые я над ним задумался. Не в плане диплома, просто по-человечески. В лице никакой искорки не проскочило. «Спасибо, говорит, гражданин лейтенант. Разрешите идти?» – и все. А через несколько дней – эта история.– Тут мне важно во всех подробностях.– Слушаюсь. Расчет у него был хитрый. Приходит с покаянным видом, хочу, говорит, облегчить совесть. И рассказывает, как в прошлом году посылали его здесь неподалеку с партией строительных машин. Вроде как сопровождающего и одновременно по обмену опытом. И на обратном пути, дескать, поджало его с деньгами, а очень требовалось выпить. Тогда залез в какой-то незапертый дом около станции и взял денег двадцать пять рублей и сапоги. Сапоги продал в другом городе на базаре.– И вы поверили?– Сначала не очень. Но, с другой стороны, когда пьющего человека возьмет за горло… Словом, послали запросы. Действительно, прибывала в прошлом году партия машин и при ней Багров. И действительно, есть такая нераскрытая кража.– Кто-то из барачных соседей поделился с ним прежними подвигами.– Да, теперь-то я понимаю. Но тогда вообразил совсем другое. Решил, что поведение Багрова объяснилось: колебался человек – сознаваться или не сознаваться. Отсюда замкнутость и прочее.«О, трогательный лейтенантик! К другому Багров и не сунулся бы с подобной байкой».– Так… Дальше?– Дальше приехал тамошний следователь с оперативным работником, повезли его, чтобы документально все зафиксировать на месте… Удрал он от них вот здесь, – лейтенант показал на карте.– Рядом железнодорожный узел. Н-да… Так что же это по-вашему? Просто истерический порыв на свободу? Хоть день, да мой?– Не знаю, товарищ майор. Боюсь с ним снова ошибиться.– Взаимоотношения с другими осужденными?– Нормальные, думаю. Да такого не больно и обидишь.– Вызовите ко мне тех, кто общался с Багровым больше всего. И еще заприметил у вас своего крестника. Хотел бы повидать, не афишируя. Его фамилия Ковальский.– Можно прямо сейчас, – обрадовался возможности услужить лейтенант.Они заглянули в небольшой зал с низкой дощатой сценой без кулис и сдвинутым сейчас в сторону столом под суконной скатертью. На сцене сидел Хирург со старенькой гитарой; двое заключенных пели.– Репетируют, – шепнул лейтенант. – Через неделю концерт самодеятельности.Некоторое время понаблюдали за происходящим. Хирург поправлял сбивавшихся певцов, подавал советы: «Тут потише, потише, не кричи», «Демин, не забегай вперед!» Исполнение его не удовлетворяло.– Души нет, ребята, – втолковывал он. – Старательность есть, а души нет. Слово надо чувствовать! «Темная ночь, разделяет, любимая, нас…» – проникновенно напел густым баритоном. – Понимаете?Те растроганно вздохнули.– Ковальский! – окликнул лейтенант. – Прервитесь ненадолго.Тот с сожалением положил гитару.– Репетируйте пока без меня. Пойду воспитываться.Но, увидя в коридоре Томина, искренне разулыбался.– Александр Николаевич, счастлив вас видеть!– Так уж и счастлив… – добродушно усмехнулся Томин.Они отошли от дверей зала.– Как живется, Ковальский?– Полагалось бы спросить: «Как сидится?» Что ж, как видите, существую… – Но не выдержал шутливого тона: – Тяжко, Александр Николаевич! Что тут скажешь? И руки в кровавых мозолях, и вся обстановка… щи да каша, радость наша. Иной раз такая тоска!..Лейтенант ревниво воспринял сердечность, проявленную его заключенным к заезжему сотруднику МУРа. С ним Ковальский был суше и сдержаннее.– Но все-таки вы при любимом деле. Есть отдушина.– Да это урывками.Ковальский был от природы музыкален, обладал отменным голосом и слухом. Даже в Бутырке, будучи подследственным Знаменского, при его ходатайстве добился разрешения участвовать в самодеятельности.– В основном я, Александр Николаевич, расконвоированный дровосек.– Я не сентиментален, Ковальский.– В смысле, что вам меня не жалко?– Ничуть. Хотя в принципе вы мне симпатичны. Но вы железно заслужили и кровавые мозоли, и щи с кашей, и тоску. Вам здесь не нравится? Очень хорошо. Авось не потянет обратно.– Боже упаси!– Если рискнете зажить честной жизнью, поможем.– Спасибо, Александр Николаевич.– Пока не за что.Лейтенант почувствовал себя лишним.– Я больше не нужен, товарищ майор?– Нет, спасибо.Ушел понурившись. Похоже, Хирург ему «по теме», мельком отметил Томин. Даже – не исключено – гвоздь диплома.– Вы сюда насчет побега? – спросил Хирург. – Если не секрет.– Какой секрет!– Хотели меня о чем-то спросить?Вспомнил прошлое. Однажды Знаменский и Томин прибегли к его содействию и получили пригодившиеся им наблюдения Ковальского над его сокамерником.Томин успокаивающе улыбнулся:– Хотел спросить, как поживаете.Ковальский улыбнулся в ответ, и разговор возвратился в дружеское русло.– Пал Палыч жив-здоров?– Все нормально.– Поклон ему огромный. Передайте, что частенько вспоминаю наши разговоры.– Расширим. Привет и пожелания успехов в работе всему коллективу Петровки, 38. Как народ относится к побегу?– По-разному. Растравил душу этот Багров – на волю-то каждому охота. Но большинство считает глупостью: или поймают и срок накинут, а не то волки показательный процесс устроят.– Тоже вариант… Ну что ж, Ковальский, авось и еще когда встретимся. Ступайте пойте.Но тот заволновался, просительно прижал руку к груди:– Можно еще пять минут? Я понимаю, ничем не заслужил, но…– Не мнитесь. Гитару, что ли, приличную выхлопотать?– Ах, если б гитару… Без дальних слов, вот что. Шесть лет назад была у меня во Львове женщина… довольно долго. Она уже ждала ребенка. Жениться хотел, честное слово! До тех пор жил под девизом «Memento mori» – то есть «Лови момент»…– Перевод несколько вольный. Дословно: «Помни о смерти».– Вывод, по существу, тот же. Помни о смерти – стало быть, спеши жить… Так вот, первый раз тогда в душе что-то серьезное прорезалось. Но подвернулась одна сногсшибательная афера, на Черном море, а потом смыло меня курортной волной, и прости-прощай. А здесь вдруг выплыла передо мною она, Надя из Львова… Пока сидишь, в голове, видно, какая-то сортировка происходит… Все время у меня перед глазами, будто только вчера видел. Даже во сне снится. И ребенок. То сын, то дочка… Может, все это смешно, наверно, глупо… но если бы узнать, вышла ли замуж, где теперь, как ребенка записала… Если поспособствовать, Александр Николаевич, а? Она ведь меня любила. Чем черт не шутит? Через год моему сроку конец…– Координаты есть? – Томин открыл записную книжку на чистом листке.Хирург взял книжку и авторучку, быстро исписал листок.– Тут все, что я о ней знаю. Адрес, естественно, на тот момент.– Ладно, Сергей Рудольфович, сделаю.Томин не был сентиментален, но был отзывчив на доброе.
* * * А дальше перед ним сменялись осужденные, от которых он пытался добиться какого-нибудь проку.Вот сухощавый парень с торчащими на стриженой голове ушами:– Да кто я такой, чтобы Багор со мной разговоры разговаривал? Разве что оставит на пару затяжек – и всей нашей дружбы.– Значит, не слышали о готовящемся побеге?– Даже ни словечка! Всем как снег на голову!Другой – неторопливый, обстоятельный, с пронзительным взглядом заплывших глаз.– Вы работали с Багровым в бригаде. И в столовой сидели рядом, верно?– Да.– Отношения были приятельские?– Более или менее.– Он делился своими настроениями, планами?– Багор – мужик самостоятельней. Если что переживал, рот держал на запоре.– Побег был для вас неожиданностью?– Да уж чего, а этого не ждали. Главное, срок небольшой, у начальства в почете ходил… Пропадет теперь ни за грош…– Очень он тяготился неволей?– Ну… матерился иногда. А в общем, ничего.– Вы, по-моему, неплохо к нему относитесь?– Уважал. Очень даже.– Можете мне поверить, что чем меньше он сейчас пробудет на свободе, тем для него же лучше?– Допустим.– Тогда подумайте и скажите: что могло толкнуть Багрова на побег? Куда? Не просто же шлея под хвост?– За чем-нибудь да бежал. Думаю была причина. Какая – не знаю.Третьему:– Вас часто видели вместе.– Клевета, истинный крест, клевета! Ни сном ни духом не причастен.– Я вас не обвиняю. Спрашиваю об отношениях.– Никаких отношений! Ничего общего! И статьи вовсе разные.– Он, говорят, переменился в последнее время. Отчего?– Не знаю отчего. Злой сделался. Как новеньких в барак прислали, так не подступись…Опять Томин связался с Москвой.– А что волноваться? – ответили с другого конца провода. – В конце концов, не бандит же – простой хулиган. Теперь из-за него всю милицию в ружье поднимать?– Не будем дискутировать, – нажал на басы Томин. – Этот мужчина начинает мне не нравиться. Надо выявить все случаи хищения не только одежды, но и денег, документов. Пропажа буханки хлеба – и та сейчас может дать зацепку, ясно? Шевелитесь там, сони окаянные!Между тем лейтенант по заданию Томина принес карточки тех, кто прибыл в последней партии. Бритые физиономии в фас и профиль и краткий текст. Томин перебрал их, на одной остановился.– Глядите-ка, земляк. Иван Калищенко. Тоже еловский.– Первые дни был даже с Багровым в одном бараке, – подсказал лейтенант.– Так-так… Что за личность?– Скользкий какой-то, товарищ майор.– За что осужден?– Работник почты. Систематическое хищение путем подлога. Кстати, он рядом. На кухне дневалит.– Давайте его!Калищенко доставили чуть не силой. Он и в дверях продолжал еще препираться с лейтенантом:– Ну с одного города, ну и что?.. Здрасьте, гражданин начальник… Пойдут теперь допросы-расспросы!– Не много ли шума? – постучал Томин по столу карандашом.– Дак ведь от ужина оторвали! И так не ресторан, а коли еще простынет…Калищенко можно было дать и сорок и пятьдесят в зависимости от выражения лица, подвижного и несимпатичного. Блудливые глаза и самодовольная щеголеватость, которую он умудрился как-то сохранить даже в ватнике, выдавали в нем бабника. Но не это резко настроило Томина против земляка Багрова. Сработал механизм, который Кибрит называла интуицией, а Томин по-русски – чутьем. Чутье подсказало, что поганый, хитрый стоял перед ним субъект. Верить ему нельзя было ни на грош.– Сядьте и отвечайте на вопросы.Властный тон заставил даже лейтенанта вытянуться, а Калищенке, наверное, почудились на пиджаке Томина генеральские погоны.– Слушаюсь, гражданин начальник, – притих он и уселся на краешек табуретки.– Прежде знали Михаила Багрова?– Кто ж его, колоброда, не знал? Тем более на одной улице живем, все художества на ладони.– В каких были отношениях?– А я чего? Я от него подальше.– Что так?– Дак ведь отчаянный был, только свяжись.– Враждовали?– Никак нет, гражданин начальник, делить нечего.Есть у него какой-то камень за пазухой против Багрова. Но о чем спросить, как спросить, чтобы камень нащупать?– И семью его знаете? – наугад копнул Томин.– Так точно. Май Петровне завсегда здрасьте… – тут он ухмыльнулся слегка, и в ухмылке проскользнуло злорадство.Томин помолчал, прислушиваясь к себе. Следующий вопрос был уже с прицелом:– Вы женаты?– Само собой.– Жена ваша с Багровой общается?– Куда нам, гражданин начальник: Май Петровна – дамочка культурная, много о себе понимает, у ней другие знакомства, с высшим образованием. А нас ежели когда пострижет-побреет – и все наше удовольствие.Придуривается. Но чем-то его Багров с женой уязвили. Может, взять на уважительность? Такие вот поганцы обожают престиж.– Калищенко, я нуждаюсь в вашем совете. Как человек, знающий Багрова с детства, что вы можете предположить о причине побега?Нет, не купился.– И-и, мало ли что Мишке в голову могло взойти! Я за него отвечать не берусь.– Противный тип, верно? – вскользь кинул Томин.– Ой, верно! – и сразу спохватился: – Конечно, как на чей вкус.– Куда он, по-вашему, мог податься?Калищенко затряс головой:– Знать не знаю, ведать не ведаю!.. Да пропади он пропадом, чтоб я из-за него холодную кашу ел!– Ладно, идите.Тот поспешно удалился. И даже воздух в помещении посвежел.– Что-то тут нечисто… – обратился Томин к лейтенанту за неимением другого собеседника. – Но правды он не скажет.– А если припугнуть?«Ай да дипломник педвуза!»– У вас практикуются пытки? Или есть яма с голодными тиграми? Ладно-ладно, шучу, – потрепал он по спине покрасневшего лейтенанта.И в третий раз сел за аппарат спецсвязи. По счастью, Знаменский оказался на месте.– Про субботу помнишь? – заорал в трубку. – Смотри, мать обидится!.. Что?.. Иван Калищенко?.. Н-нет, Саша, такой по делу не проходил и никем не поминался.– Меня, понимаешь, совпадение настораживает. Появляется Калищенко, Багров делается сам не свой, выдумывает историю насчет кражи и с комфортом уезжает из колонии. И бежит. Причем сам Калищенко Багрова безусловно не переваривает и о жене его отзывается с каким-то ядом. Словом, насолить ему он бы не отказался.– Раз земляк, привез какие-то вести с родины, – уверенно сказал Знаменский.– Мог и выдумать, он такой.– Да?.. Саша, тут что-то с женой Багрова. Ради нее он способен на любые дикости.– Так ли? Когда предложили свидание раньше срока – не сморгнул.– Это неважно, это поза! Например, мне ругал ее на все корки. Я почти поверил. Только потом понял, что там что-то сложное, роковые страсти-мордасти.– И что может быть с женой? Заболела? Отказалась от свидания?– Не знаю.– Ну что ж, пожелай мне тогда счастливого пути в Еловск.С этого разговора начало в Томине нарастать смутное беспокойство. Он даже подумал о самолете (хотя убежден был, что в любом случае опередит Багрова), но погода завернула нелетная.…И опять он спал в купе, смотрел в окно, доедал со дна сумки дорожные припасы.Поезд, сначала полупустой, постепенно заселялся. Где-то плакал грудной ребенок. За стенкой азартно забивали козла. Дюжий буфетчик из вагона-ресторана развозил кефир и конфеты; потом собирал бутылки. Все это не мешало. Но ни есть, ни спать уже решительно не хотелось. Томин амнистировал «Робинзона Крузо», пробежал десяток страниц и отложил. Было неспокойно и скучно. Он уже жалел, что проинструктированная начальником станции проводница так долго охраняет его от попутчиков.О Багрове думать-гадать бесполезно, нужна свежая информация. Он решил подумать о субботе; сочинить нестандартный тост. За этим занятием его таки сморило, и как раз тогда явились попутчики. Набилась в вагон компания туристов с рюкзаками, лыжами и прочим снаряжением. На долю Томина достались два парня и некрасивая девица в очках.Когда он открыл глаза вторично, парней оказалось уже трое, и девушки (обе новенькие и смешливые) резали на газете батон.«Либо ходят друг к другу в гости, либо размножаются почкованием. Второе, конечно, забавней, но купе не резиновое».Он умостился поудобней в своем уголке. Забренчали на гитаре, завелись петь, бросили, переключились на анекдоты. Забулькало в стаканах, запахло пивом. Песни были известные, анекдоты тоже.«Вернемся к тосту, концовка еще не дотянута».Через несколько минут он уловил, что речь шла о нем:– Да он и не спит. Он просто меланхолик.– У него сварливая теща и куча детей…– Ребята, перестаньте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
* * * А дальше перед ним сменялись осужденные, от которых он пытался добиться какого-нибудь проку.Вот сухощавый парень с торчащими на стриженой голове ушами:– Да кто я такой, чтобы Багор со мной разговоры разговаривал? Разве что оставит на пару затяжек – и всей нашей дружбы.– Значит, не слышали о готовящемся побеге?– Даже ни словечка! Всем как снег на голову!Другой – неторопливый, обстоятельный, с пронзительным взглядом заплывших глаз.– Вы работали с Багровым в бригаде. И в столовой сидели рядом, верно?– Да.– Отношения были приятельские?– Более или менее.– Он делился своими настроениями, планами?– Багор – мужик самостоятельней. Если что переживал, рот держал на запоре.– Побег был для вас неожиданностью?– Да уж чего, а этого не ждали. Главное, срок небольшой, у начальства в почете ходил… Пропадет теперь ни за грош…– Очень он тяготился неволей?– Ну… матерился иногда. А в общем, ничего.– Вы, по-моему, неплохо к нему относитесь?– Уважал. Очень даже.– Можете мне поверить, что чем меньше он сейчас пробудет на свободе, тем для него же лучше?– Допустим.– Тогда подумайте и скажите: что могло толкнуть Багрова на побег? Куда? Не просто же шлея под хвост?– За чем-нибудь да бежал. Думаю была причина. Какая – не знаю.Третьему:– Вас часто видели вместе.– Клевета, истинный крест, клевета! Ни сном ни духом не причастен.– Я вас не обвиняю. Спрашиваю об отношениях.– Никаких отношений! Ничего общего! И статьи вовсе разные.– Он, говорят, переменился в последнее время. Отчего?– Не знаю отчего. Злой сделался. Как новеньких в барак прислали, так не подступись…Опять Томин связался с Москвой.– А что волноваться? – ответили с другого конца провода. – В конце концов, не бандит же – простой хулиган. Теперь из-за него всю милицию в ружье поднимать?– Не будем дискутировать, – нажал на басы Томин. – Этот мужчина начинает мне не нравиться. Надо выявить все случаи хищения не только одежды, но и денег, документов. Пропажа буханки хлеба – и та сейчас может дать зацепку, ясно? Шевелитесь там, сони окаянные!Между тем лейтенант по заданию Томина принес карточки тех, кто прибыл в последней партии. Бритые физиономии в фас и профиль и краткий текст. Томин перебрал их, на одной остановился.– Глядите-ка, земляк. Иван Калищенко. Тоже еловский.– Первые дни был даже с Багровым в одном бараке, – подсказал лейтенант.– Так-так… Что за личность?– Скользкий какой-то, товарищ майор.– За что осужден?– Работник почты. Систематическое хищение путем подлога. Кстати, он рядом. На кухне дневалит.– Давайте его!Калищенко доставили чуть не силой. Он и в дверях продолжал еще препираться с лейтенантом:– Ну с одного города, ну и что?.. Здрасьте, гражданин начальник… Пойдут теперь допросы-расспросы!– Не много ли шума? – постучал Томин по столу карандашом.– Дак ведь от ужина оторвали! И так не ресторан, а коли еще простынет…Калищенко можно было дать и сорок и пятьдесят в зависимости от выражения лица, подвижного и несимпатичного. Блудливые глаза и самодовольная щеголеватость, которую он умудрился как-то сохранить даже в ватнике, выдавали в нем бабника. Но не это резко настроило Томина против земляка Багрова. Сработал механизм, который Кибрит называла интуицией, а Томин по-русски – чутьем. Чутье подсказало, что поганый, хитрый стоял перед ним субъект. Верить ему нельзя было ни на грош.– Сядьте и отвечайте на вопросы.Властный тон заставил даже лейтенанта вытянуться, а Калищенке, наверное, почудились на пиджаке Томина генеральские погоны.– Слушаюсь, гражданин начальник, – притих он и уселся на краешек табуретки.– Прежде знали Михаила Багрова?– Кто ж его, колоброда, не знал? Тем более на одной улице живем, все художества на ладони.– В каких были отношениях?– А я чего? Я от него подальше.– Что так?– Дак ведь отчаянный был, только свяжись.– Враждовали?– Никак нет, гражданин начальник, делить нечего.Есть у него какой-то камень за пазухой против Багрова. Но о чем спросить, как спросить, чтобы камень нащупать?– И семью его знаете? – наугад копнул Томин.– Так точно. Май Петровне завсегда здрасьте… – тут он ухмыльнулся слегка, и в ухмылке проскользнуло злорадство.Томин помолчал, прислушиваясь к себе. Следующий вопрос был уже с прицелом:– Вы женаты?– Само собой.– Жена ваша с Багровой общается?– Куда нам, гражданин начальник: Май Петровна – дамочка культурная, много о себе понимает, у ней другие знакомства, с высшим образованием. А нас ежели когда пострижет-побреет – и все наше удовольствие.Придуривается. Но чем-то его Багров с женой уязвили. Может, взять на уважительность? Такие вот поганцы обожают престиж.– Калищенко, я нуждаюсь в вашем совете. Как человек, знающий Багрова с детства, что вы можете предположить о причине побега?Нет, не купился.– И-и, мало ли что Мишке в голову могло взойти! Я за него отвечать не берусь.– Противный тип, верно? – вскользь кинул Томин.– Ой, верно! – и сразу спохватился: – Конечно, как на чей вкус.– Куда он, по-вашему, мог податься?Калищенко затряс головой:– Знать не знаю, ведать не ведаю!.. Да пропади он пропадом, чтоб я из-за него холодную кашу ел!– Ладно, идите.Тот поспешно удалился. И даже воздух в помещении посвежел.– Что-то тут нечисто… – обратился Томин к лейтенанту за неимением другого собеседника. – Но правды он не скажет.– А если припугнуть?«Ай да дипломник педвуза!»– У вас практикуются пытки? Или есть яма с голодными тиграми? Ладно-ладно, шучу, – потрепал он по спине покрасневшего лейтенанта.И в третий раз сел за аппарат спецсвязи. По счастью, Знаменский оказался на месте.– Про субботу помнишь? – заорал в трубку. – Смотри, мать обидится!.. Что?.. Иван Калищенко?.. Н-нет, Саша, такой по делу не проходил и никем не поминался.– Меня, понимаешь, совпадение настораживает. Появляется Калищенко, Багров делается сам не свой, выдумывает историю насчет кражи и с комфортом уезжает из колонии. И бежит. Причем сам Калищенко Багрова безусловно не переваривает и о жене его отзывается с каким-то ядом. Словом, насолить ему он бы не отказался.– Раз земляк, привез какие-то вести с родины, – уверенно сказал Знаменский.– Мог и выдумать, он такой.– Да?.. Саша, тут что-то с женой Багрова. Ради нее он способен на любые дикости.– Так ли? Когда предложили свидание раньше срока – не сморгнул.– Это неважно, это поза! Например, мне ругал ее на все корки. Я почти поверил. Только потом понял, что там что-то сложное, роковые страсти-мордасти.– И что может быть с женой? Заболела? Отказалась от свидания?– Не знаю.– Ну что ж, пожелай мне тогда счастливого пути в Еловск.С этого разговора начало в Томине нарастать смутное беспокойство. Он даже подумал о самолете (хотя убежден был, что в любом случае опередит Багрова), но погода завернула нелетная.…И опять он спал в купе, смотрел в окно, доедал со дна сумки дорожные припасы.Поезд, сначала полупустой, постепенно заселялся. Где-то плакал грудной ребенок. За стенкой азартно забивали козла. Дюжий буфетчик из вагона-ресторана развозил кефир и конфеты; потом собирал бутылки. Все это не мешало. Но ни есть, ни спать уже решительно не хотелось. Томин амнистировал «Робинзона Крузо», пробежал десяток страниц и отложил. Было неспокойно и скучно. Он уже жалел, что проинструктированная начальником станции проводница так долго охраняет его от попутчиков.О Багрове думать-гадать бесполезно, нужна свежая информация. Он решил подумать о субботе; сочинить нестандартный тост. За этим занятием его таки сморило, и как раз тогда явились попутчики. Набилась в вагон компания туристов с рюкзаками, лыжами и прочим снаряжением. На долю Томина достались два парня и некрасивая девица в очках.Когда он открыл глаза вторично, парней оказалось уже трое, и девушки (обе новенькие и смешливые) резали на газете батон.«Либо ходят друг к другу в гости, либо размножаются почкованием. Второе, конечно, забавней, но купе не резиновое».Он умостился поудобней в своем уголке. Забренчали на гитаре, завелись петь, бросили, переключились на анекдоты. Забулькало в стаканах, запахло пивом. Песни были известные, анекдоты тоже.«Вернемся к тосту, концовка еще не дотянута».Через несколько минут он уловил, что речь шла о нем:– Да он и не спит. Он просто меланхолик.– У него сварливая теща и куча детей…– Ребята, перестаньте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11