Как будто пожалела меня за то, что увидела в моих глазах жалость.
— Так смешно пошел… Два шага сделал и упал. Представляешь?
Она затушила сигарету о подошву туфли.
— Ритка… — прошептала я.
— Я сойду с ума, — выдохнула Рита и отвернулась.
— Ты в церковь ходила?
— Ходила… Костя во всем виноват. Я же не хотела делать аборт, ты понимаешь?
— Рита, но ведь он был больной. Он бы мучился всю жизнь.
— Откуда ты знаешь? Ну откуда ты это можешь знать точно? Я вижу его каждую ночь. И он абсолютно здоров. У него волосы как у меня.
Рита не плакала.
Самое страшное одиночество, это когда даже не хочется плакать.
Когда даже не хочется, чтобы тебя жалели.
Когда понимаешь — есть ты и есть мир. И этот мир не с тобой. Ты — одна.
Ночью за Ритой примчался Костя. Они долго разговаривали на кухне. Под утро он уехал. Рита осталась.
Я вышла к ней и молча ее обняла.
— Влад не звонит? — спросила Рита.
— Нет.
— И как ты?
Я пожала плечами. Встала. Включила чайник. Достала из шкафчика чашки.
— Ты думаешь — позвонит? — не то спросила, не то просто сказала Рита.
— Не знаю.
— Ты ждешь?
— Жду. — Я посмотрела на подругу. В ее голубых глазах, как росинки на цветочном лепестке, выступили слезы. Одна упала. Рита дотронулась до нее пальцем. В уголке голубого лепестка появилась вторая.
Мне самой захотелось плакать.
Как раньше смешивали кровь, мы смешивали наши слезы. И становились еще роднее и еще ближе друг другу.
Под столом Терминатор грызла новую Ритину сумку.
Мы заснули в Ритиной кровати, все втроем, обнявшись.
13
Влад позвонил однажды рано утром, и снова мой сон продолжился наяву.
— Поздравляю с Международным днем семьи! — бойко отрапортовал он, и я по инерции, спросонья, произнесла:
— Спасибо.
— Не за что. Подарки можно не дарить.
Я захихикала.
— А я уж испугался, что ты в Лондоне.
— Побежал билет покупать?
— Нет, просто побежал. Бежал, бежал — и вдруг думаю: а что, если ты не в Лондоне? А я, как дурак, бегу? И вот решил позвонить.
— Как твоя предвыборная кампания?
— Отлично. На меня восемьдесят семь тысяч ссылок в Интернете. Больше только у Мэрайи Кэрри.
— Ты уже начал петь?
— Нет. Пока я только научился говорить. И довольно неплохо. Благодаря тебе.
— Спасибо. Но ты еще не всегда следишь за собой. Тебе надо работать.
— Вот поэтому и звоню. Мой PR-директор говорит то же самое. Так что, Даш, как ты смотришь на перспективу поработать со мной еще?
Когда меня учили плавать, столкнув с лодки в воду посреди реки, мне точно так же не хватало воздуха, как и сейчас.
— Ну, если ты обещаешь стараться…
— Обещаю обещать тебе все, что ты захочешь. И кстати, знаешь что?
— Что?
— Я соскучился.
— А я, кстати, нет.
— Ты черствая и бессердечная.
— Выбирай выражения, а то увеличу свой гонорар.
— Ты самая сердечная и… черствый — свежий… самая свежая.
— То-то.
— Завтра в десять.
— Нет. В пять минут одиннадцатого.
— Отольются кошке мышкины слезки.
— Речисто, да не чисто.
— Целую.
— Пока.
Я открыла рот и визжала минуты три. Пока не кончился воздух.
В дверях стояла испуганная Рита. За ней пряталась Терминатор.
— Влад позвонил? — догадалась моя подруга.
— Ага.
Следующие три минуты визжала Рита. Когда у нее заканчивался воздух, эстафету снова перехватывала я.
Терминатор злилась и лаяла.
Я пригласила Риту вечером в ресторан. Мне хотелось быть очень красивой. Я накрутила волосы на щипцы и надела новое шелковое платье, которое купила в один из наших с Ритой походов по магазинам.
Международный день семьи был уже совсем теплым.
Ритин любимый ресторан открыл летнюю веранду.
Мы сидели, закутавшись в пледы, и пили мартини, потому что в ресторане проходила презентация этого напитка, и девушки в одинаковых красно-белых платьях разносили его бесплатно.
Я заказала салат «цезарь». Мне наконец-то надоело есть дыню с ветчиной.
Рита предпочла вителло-тонато.
На Ритин телефон звонил Костя, но она не отвечала.
— Что он говорит? — Я кивнула на телефон.
— Говорит, что я — истеричка и что я пойму это только потом. Но, может быть, уже поздно.
— Ты действительно не хочешь к нему возвращаться?
— Дело не в этом.
Становилось прохладно, и официанты зажигали около каждого стола газовые горелки.
— Знаешь, кто мне снится? — Рита держала в руках бокал с мартини, похожий на чайку с детского рисунка.
Я удивленно посмотрела на нее.
— Знаю.
— Да нет. — Рита отмахнулась от меня. — Я поняла, кто на самом деле мне снится.
Я ждала объяснений.
Красно-белая девушка поставила на наш стол еще пару бокалов и унесла пустые.
— Помнишь, мальчик Миша в твоем детском доме?
— Миша? Конечно, помню. Ему нельзя сладкое, и специально для него каждую пятницу я покупаю бананы.
— Ага. — Рита кивнула. — Он не выходит у меня из головы.
Я улыбнулась.
— Да. Он такой хороший.
— Как ты думаешь, его можно усыновить?
— Усыновить? Рит, ты это серьезно?
— Абсолютно. Я думаю об этом уже несколько дней.
Я представила маленького Мишу у нас дома. Я возвращаюсь вечером с работы и покупаю ему бананы.
— А Костя?
— Костя против.
— Ты и с ним уже поговорила? — Мне стало обидно. — Выходит, я обо всем узнаю последней?
— Зато твой голос решающий, — улыбнулась Рита.
Несколько минут я молчала.
— Знаешь, если бы я не видела твое несчастное лицо все эти дни, я бы, может, стала тебя отговаривать.
— Так ты — «за»?
— Я прошу тебя все-таки подумать. Знаешь, если честно, пока что все это у меня в голове не очень укладывается.
Когда я думала о Мише, эта идея мне очень нравилась.
Когда я думала о Рите…
— А ты Костю любишь? — спросила я.
— Да. Очень. — Рита задумалась. — Просто что-то как будто бы потерялось. И мне надо это найти. Понимаешь?
Я кивнула. Мы чокнулись.
Красно-белые девушки были тут как тут. И — почти одновременно с ними — около нашего стола появилась Лада.
— Что, «Спартак» сегодня победил? — спросила она у девушек, опираясь на плечо молодого человека с хорошо развитой мускулатурой.
— Нет, — девушка с подносом улыбнулась. — Это промо-акция мартини.
— Халява? — уточнила Лада.
— Бесплатно, — скромно подтвердила девушка.
— Привет, Даш! — обратилась ко мне Лада, и я была удивлена тому, что она помнит мое имя.
— Привет, Лада.
Я вежливо предложила им присесть к нам за столик.
Как ни странно, они согласились.
— Это моя подруга Рита.
— А это — мой тренажер! — в тон мне сказала Лада и показала рукой на молодого человека.
Тот снисходительно улыбнулся и дотронулся пальцами до Ладиного уха. Лада отмахнулась от него, даже не пытаясь вести себя вежливо.
— Стул! — скомандовала она «тренажеру». За нашим столом появился еще один стул, и его тут же заняла Ладина подруга Ларчик, у которой я однажды была в гостях.
Ларчик кивнула нам, одновременно снимая с подноса все бокалы с мартини, которые на нем были.
Поднос опустел, а наш стол, наоборот, был полностью заставлен.
— Маслины никто не будет? — спросила Ларчик и, не дожидаясь ответа, вытащила маслинки из каждого бокала.
— Добрый вечер! — провозгласила Лада и мы все чокнулись.
— А как тебе мартини после баккарди-колы? — забеспокоилась Ларчик.
— Отлично! — уверила ее Лада. И обратилась к молодому человеку: — Малыш, ты меня береги, понял?
Малыш наклонился к ней и что-то прошептал в ухо. Лада звонко рассмеялась.
Мне стало жаль Влада. Наверное, тяжело жить так. С такой женой.
Влад знает, что я его люблю? Сейчас мне бы хотелось, чтобы знал.
Я решила при первой возможности позвонить ему и сообщить об этом.
— Мы где-то виделись? — спросила меня Ларчик.
— Ты что? — грубо перебила Лада. — Это же Влада учительница. Она же учит нас говорить! И чему еще?
Я поставила бокал на стол. Посмотрела Ладе прямо в глаза.
Она снова рассмеялась:
— Он вообще пытливый ученик, мой муж. Вот хотите узнать, чему он учится, например, сейчас?
— Лад, прекрати, — попросила Ларчик.
— Да я не буду ему звонить. — Лада взяла новый бокал мартини.
— Конечно. Она в «Цезарь-Сателлит» будет звонить, — безразлично произнес Малыш.
— Ага. В космос! — подтвердила Лада. — Только звонить я не буду. Существуют новые технологии. Меня недавно научили.
Лада взяла свой мобильный и подключила Интернет.
Машина Влада была застрахована в компании, ведущей наблюдение через космический спутник.
Если знать пароль, то месторасположение автомобиля будет обозначено на карте компании.
Пароль Лада случайно подслушала в телефонном разговоре Влада.
— Лучше, конечно, большой экран, — бормотала Лада.
Она нажимала на кнопки, ожидая соединения по несколько минут.
— Ну, точно! Так я и знала!
Лада выглядела такой довольной, словно смотрела на весы после хорошей недельной диеты.
— Хочешь знать, где он? — Она обращалась прямо ко мне.
Я молчала.
— Не хочешь, да? Правильно. Так и надо. А я вот всегда хочу. Хочу все знать! — Лада снова расхохоталась.
— Ты что, правда можешь узнать адрес? — удивилась Ларчик.
— Да на, сама посмотри! — Лада протянула ей телефон.
— Название переулка не разобрать… — Ларчик низко склонилась над экраном.
— А ты соседние посмотри. Тверская.
— Так это «Палас-отель»! — обрадовалась Ларчик.
— Ага. Он, — подтвердила Лада. Она не сводила с меня глаз. — И раз мы все здесь, значит, там… мой обожаемый муж Влад и… — Лада сделала долгую паузу. Мне хотелось вскочить и убежать.
Я сидела.
— И… одна молоденькая рыжеволосая особа. Хотя тут возможны варианты. Ты об этом знала?
— Лада, прекрати. — Малыш протянул к ней руку.
— Да пошел ты!
Лада подняла бокал. Хотела что-то сказать, но передумала и молча сделала несколько глотков.
— Ларчик, что мы делаем за этим столом? — спросила Лада совершенно трезвым голосом.
— Это я вас пригласила, — сказала я.
— Да? — протянула Лада. — А зачем? На меня хотелось посмотреть?
— Наверное. — Я кивнула.
— А мне — на тебя.
Я улыбнулась. Улыбка получилась очень вежливой.
— Вот и посмотрели.
— Ага. А ты вообще поняла, что он в «Паласе» с другой девкой?
Я молчала.
— Ты что, думаешь, он там в час ночи один в баре сидит?
— Не думаю.
— Ну и как тебе это?
Я улыбнулась.
— Слушай, ты влюбилась, что ль? А? Бедолага. А вот я его — не люблю. Я его ненавижу!
— Я думала, что все это у вас совсем по-другому… — тихо проговорила я.
— По-другому? — закричала Лада. — По-другому? А разве бывает по-другому? Когда я прощаю уже сколько лет, а?
Ларчик обняла Ладу и стала что-то шептать ей в ухо. Лада послушно кивала.
— Ну, — улыбнулась Ларчик, как улыбаются маленькому ребенку, — ты же любишь его. И он тебя. И когда-нибудь все будет хорошо, правда? Все равно вы вместе.
Лада кивнула.
— А ей, — продолжала Ларчик, указав на меня пальцем, — он не нужен. Она сейчас получит от него, что хочет, и все.
— Даша ничего от него не хочет! — Это были первые слова, которые произнесла Рита.
— Лада… — позвала я.
Лада убрала руки своей подруги и посмотрела на меня.
— Он мне не нужен, — произнесла я очень твердо. — Это точно. И мне от него ничего не нужно.
Лада молчала.
— Я тебе даю слово. Моя работа закончилась, и мы больше не встречаемся.
— Девоньки! — Малыш двумя руками обнял Ладу и Ларчика. — Поехали в клуб! Хочется подвигаться!
— Да пошел ты знаешь куда! — заорала Лада.
— Это куда же? — рассмеялся Малыш. Лада вскочила и попыталась выдернуть из-под него стул.
— Вон! — закричала она. — Пошел вон отсюда!
С соседних столов на нас смотрели заинтересованными взглядами.
Малыш перехватил Ладину руку в тот момент, когда она собиралась дать ему пощечину.
— В общем, я в «Лете». Если что, приезжайте. — Он встал и, не обращая внимания на нас с Ритой, вышел.
— Идиот, — произнесла Лада, высокомерным взглядом окидывая соседние столы.
— Выпьем? — Я подняла бокал.
— Выпьем. — Лада протянула свой. — А ты — ничего.
— Спасибо.
Она отодвинулась, улыбнулась, залпом допила свой мартини.
— Ну что, Ларчик, в «Лето»? А вам, девочки, счастливо оставаться.
Мы с Ритой какое-то время сидели молча. Вдруг Ритины глаза стали удивленными и испуганными.
— Даш, слушай… А ты не думала, что Влад хотел тебя подставить? Ну тогда… когда покушение было?
Водитель Влада, как всегда, подъехал на полминуты раньше.
Расплющив нос об окно, я смотрела из своей комнаты на его машину. Сверху она казалась черным перламутровым тараканом. Было странно видеть ее неподвижной. Казалось, она готова сорваться с места в любую секунду.
Машина ждала меня.
Я хотела отойти от окна, заняться своими делами, сделать вид, что этой машины не существует.
Я стояла как вкопанная.
Мы замерли одинаково: машина — внизу, я — наверху.
Я отключила мобильный телефон. Но перед этим стерла «Моя любовь». Написала новое имя: «Не брать трубку».
Разве можно объяснить, что такое разочарование?
Разочарование происходит в голове. Когда сердце еще помнит слова, взгляд, руки.
А разум уже понимает: ложь. И слова, и взгляд. И даже руки.
И тогда голова начинает бороться с сердцем.
Как здорово, если побеждает сердце! Тогда надеваешь туфли, спускаешься вниз. Внизу ждет машина. И везет туда, куда ты хочешь больше всего на свете. И тебе легко, и ты счастлива.
Водитель включил дворники, как будто усы у таракана зашевелились.
Я стояла, не двигаясь. Даже не моргая.
Босиком.
Самое ужасное — когда побеждает разум. Тогда легко возненавидеть всех. И все.
И приходится уговаривать себя — жизнь не так плоха. И бывает счастье. И счастливые люди.
Просто — тебе не повезло.
Но — обязательно повезет. В другой раз. Так устроена жизнь.
Иначе я бы не родилась.
Черный металлический таракан зашевелился, взял разгон и скрылся в гуще себе подобных.
Я свернулась на кровати калачиком и закрыла глаза.
Через час я стала думать о том, что нехорошо было заставлять водителя ждать. И Влада надо было предупредить. Я же должна была ехать на работу, а не на свидание, в конце концов.
Я понимала, что эти мысли — слабость. Но мне так хотелось быть слабой.
Я включила телефон.
Позвонила Рита.
— Я помирилась с Костей, — объявила она.
— Поздравляю.
— И завтра он поедет знакомиться с Мишей.
— Ничего себе.
— И он хочет о чем-то с тобой поговорить.
— Да? Ладно.
— О чем-то, что касается только тебя. Приедешь к нам в гости?
— Я, наверное, в Лондон уеду.
— Даш, но не прямо сейчас?
— Нет.
— Ты мне позвони, ладно?
— Ладно.
Влад не звонил.
Я думала, что хорошо бы было, если бы он не позвонил вообще. Никогда.
Смириться гораздо легче, чем бороться. Поздно вечером я позвонила сама.
— Мы пока не увидимся, — сказал Влад. Я молчала, мои руки дрожали.
И еще долго смотрела на трубку после того, как он со мной попрощался.
— Не увидимся, — повторила я как эхо. Щелкнула пультом телевизора. Переключила на МузТВ.
Я так привыкла гадать, что делаю это практически машинально.
Я видела этот клип первый раз.
Ты должна рядом быть
Ты должна все простить.
Выбрала ты пустые мечты.
Пусть и нечаянно стала отчаяньем
Наша любовь.
В жизни не все так просто.
Вторая часть
В жизни он придерживался правила: в совершении любого поступка важна не его справедливость, а опасность риска. Он принимал участие в событиях, когда был до конца уверен, что действует наверняка. В пламени финансового, экономического кризиса он чувствовал себя мифической саламандрой.
Юрий Корольков. Кио Ку Мицу! (Совершенно секретно — при опасности сжечь)
14
Бараны. Вот бараны.
И я сам баран.
Не хотел же я этой операции! Нормальный у меня был нос…
— Ну и что ты сделал? — я кивнул Паше на свое отражение в зеркале.
Он невозмутимо рассматривал мой профиль. Таких профилей из его операционной в день по десятку выходит.
— Нормальный нос тебе сделал. По крайней мере, теперь дышать будешь ноздрями. Да и эстетически…
— Эстетически?! Да я на Майка Тайсона стал похож!
— Ну ты же не говорил мне, что не хочешь быть на него похожим!
Через какое-то время я, наверное, привык к своему новому носу. Уезжая, я даже пожал Паше руку.
— Еще спасибо скажешь, — пообещал Паша. — У меня ваших знаешь сколько побывало? Перед каждыми выборами то носы себе обрезают, то уши прилепляют.
— Грудь силиконовую не делают?
— Нет. А вот липосакцию частенько. Но тебе не надо, ты у нас и так…
На заднем сиденье своего новенького BMW-750 я рассматривал свой нос в зеркало.
В общем, ничего. Избирателям понравится. Особенно избирательницам.
И дышу нормально. И может, храпеть перестану.
Позвонил секретарше.
— Найди мне кого-нибудь, кто сценической речью занимается. Лучшего. Срочно. Чтоб завтра уже у меня был.
Заехал в офис.
Брежнев размахивал газетой и истерично орал, что мы его не уважаем.
Желтая пресса.
Написали, что нам от Брежнева только имя нужно. Что он заводной болванчик, а не лидер партии. Что он повторяет все, что я ему скажу.
Вызвал начальника пресс-службы.
— Ты что себе позволяешь? Ты какое имя позоришь? А?
— Ну это ведь желтая пресса…
Он лысый, и в тридцать с небольшим у него уже огромный живот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
— Так смешно пошел… Два шага сделал и упал. Представляешь?
Она затушила сигарету о подошву туфли.
— Ритка… — прошептала я.
— Я сойду с ума, — выдохнула Рита и отвернулась.
— Ты в церковь ходила?
— Ходила… Костя во всем виноват. Я же не хотела делать аборт, ты понимаешь?
— Рита, но ведь он был больной. Он бы мучился всю жизнь.
— Откуда ты знаешь? Ну откуда ты это можешь знать точно? Я вижу его каждую ночь. И он абсолютно здоров. У него волосы как у меня.
Рита не плакала.
Самое страшное одиночество, это когда даже не хочется плакать.
Когда даже не хочется, чтобы тебя жалели.
Когда понимаешь — есть ты и есть мир. И этот мир не с тобой. Ты — одна.
Ночью за Ритой примчался Костя. Они долго разговаривали на кухне. Под утро он уехал. Рита осталась.
Я вышла к ней и молча ее обняла.
— Влад не звонит? — спросила Рита.
— Нет.
— И как ты?
Я пожала плечами. Встала. Включила чайник. Достала из шкафчика чашки.
— Ты думаешь — позвонит? — не то спросила, не то просто сказала Рита.
— Не знаю.
— Ты ждешь?
— Жду. — Я посмотрела на подругу. В ее голубых глазах, как росинки на цветочном лепестке, выступили слезы. Одна упала. Рита дотронулась до нее пальцем. В уголке голубого лепестка появилась вторая.
Мне самой захотелось плакать.
Как раньше смешивали кровь, мы смешивали наши слезы. И становились еще роднее и еще ближе друг другу.
Под столом Терминатор грызла новую Ритину сумку.
Мы заснули в Ритиной кровати, все втроем, обнявшись.
13
Влад позвонил однажды рано утром, и снова мой сон продолжился наяву.
— Поздравляю с Международным днем семьи! — бойко отрапортовал он, и я по инерции, спросонья, произнесла:
— Спасибо.
— Не за что. Подарки можно не дарить.
Я захихикала.
— А я уж испугался, что ты в Лондоне.
— Побежал билет покупать?
— Нет, просто побежал. Бежал, бежал — и вдруг думаю: а что, если ты не в Лондоне? А я, как дурак, бегу? И вот решил позвонить.
— Как твоя предвыборная кампания?
— Отлично. На меня восемьдесят семь тысяч ссылок в Интернете. Больше только у Мэрайи Кэрри.
— Ты уже начал петь?
— Нет. Пока я только научился говорить. И довольно неплохо. Благодаря тебе.
— Спасибо. Но ты еще не всегда следишь за собой. Тебе надо работать.
— Вот поэтому и звоню. Мой PR-директор говорит то же самое. Так что, Даш, как ты смотришь на перспективу поработать со мной еще?
Когда меня учили плавать, столкнув с лодки в воду посреди реки, мне точно так же не хватало воздуха, как и сейчас.
— Ну, если ты обещаешь стараться…
— Обещаю обещать тебе все, что ты захочешь. И кстати, знаешь что?
— Что?
— Я соскучился.
— А я, кстати, нет.
— Ты черствая и бессердечная.
— Выбирай выражения, а то увеличу свой гонорар.
— Ты самая сердечная и… черствый — свежий… самая свежая.
— То-то.
— Завтра в десять.
— Нет. В пять минут одиннадцатого.
— Отольются кошке мышкины слезки.
— Речисто, да не чисто.
— Целую.
— Пока.
Я открыла рот и визжала минуты три. Пока не кончился воздух.
В дверях стояла испуганная Рита. За ней пряталась Терминатор.
— Влад позвонил? — догадалась моя подруга.
— Ага.
Следующие три минуты визжала Рита. Когда у нее заканчивался воздух, эстафету снова перехватывала я.
Терминатор злилась и лаяла.
Я пригласила Риту вечером в ресторан. Мне хотелось быть очень красивой. Я накрутила волосы на щипцы и надела новое шелковое платье, которое купила в один из наших с Ритой походов по магазинам.
Международный день семьи был уже совсем теплым.
Ритин любимый ресторан открыл летнюю веранду.
Мы сидели, закутавшись в пледы, и пили мартини, потому что в ресторане проходила презентация этого напитка, и девушки в одинаковых красно-белых платьях разносили его бесплатно.
Я заказала салат «цезарь». Мне наконец-то надоело есть дыню с ветчиной.
Рита предпочла вителло-тонато.
На Ритин телефон звонил Костя, но она не отвечала.
— Что он говорит? — Я кивнула на телефон.
— Говорит, что я — истеричка и что я пойму это только потом. Но, может быть, уже поздно.
— Ты действительно не хочешь к нему возвращаться?
— Дело не в этом.
Становилось прохладно, и официанты зажигали около каждого стола газовые горелки.
— Знаешь, кто мне снится? — Рита держала в руках бокал с мартини, похожий на чайку с детского рисунка.
Я удивленно посмотрела на нее.
— Знаю.
— Да нет. — Рита отмахнулась от меня. — Я поняла, кто на самом деле мне снится.
Я ждала объяснений.
Красно-белая девушка поставила на наш стол еще пару бокалов и унесла пустые.
— Помнишь, мальчик Миша в твоем детском доме?
— Миша? Конечно, помню. Ему нельзя сладкое, и специально для него каждую пятницу я покупаю бананы.
— Ага. — Рита кивнула. — Он не выходит у меня из головы.
Я улыбнулась.
— Да. Он такой хороший.
— Как ты думаешь, его можно усыновить?
— Усыновить? Рит, ты это серьезно?
— Абсолютно. Я думаю об этом уже несколько дней.
Я представила маленького Мишу у нас дома. Я возвращаюсь вечером с работы и покупаю ему бананы.
— А Костя?
— Костя против.
— Ты и с ним уже поговорила? — Мне стало обидно. — Выходит, я обо всем узнаю последней?
— Зато твой голос решающий, — улыбнулась Рита.
Несколько минут я молчала.
— Знаешь, если бы я не видела твое несчастное лицо все эти дни, я бы, может, стала тебя отговаривать.
— Так ты — «за»?
— Я прошу тебя все-таки подумать. Знаешь, если честно, пока что все это у меня в голове не очень укладывается.
Когда я думала о Мише, эта идея мне очень нравилась.
Когда я думала о Рите…
— А ты Костю любишь? — спросила я.
— Да. Очень. — Рита задумалась. — Просто что-то как будто бы потерялось. И мне надо это найти. Понимаешь?
Я кивнула. Мы чокнулись.
Красно-белые девушки были тут как тут. И — почти одновременно с ними — около нашего стола появилась Лада.
— Что, «Спартак» сегодня победил? — спросила она у девушек, опираясь на плечо молодого человека с хорошо развитой мускулатурой.
— Нет, — девушка с подносом улыбнулась. — Это промо-акция мартини.
— Халява? — уточнила Лада.
— Бесплатно, — скромно подтвердила девушка.
— Привет, Даш! — обратилась ко мне Лада, и я была удивлена тому, что она помнит мое имя.
— Привет, Лада.
Я вежливо предложила им присесть к нам за столик.
Как ни странно, они согласились.
— Это моя подруга Рита.
— А это — мой тренажер! — в тон мне сказала Лада и показала рукой на молодого человека.
Тот снисходительно улыбнулся и дотронулся пальцами до Ладиного уха. Лада отмахнулась от него, даже не пытаясь вести себя вежливо.
— Стул! — скомандовала она «тренажеру». За нашим столом появился еще один стул, и его тут же заняла Ладина подруга Ларчик, у которой я однажды была в гостях.
Ларчик кивнула нам, одновременно снимая с подноса все бокалы с мартини, которые на нем были.
Поднос опустел, а наш стол, наоборот, был полностью заставлен.
— Маслины никто не будет? — спросила Ларчик и, не дожидаясь ответа, вытащила маслинки из каждого бокала.
— Добрый вечер! — провозгласила Лада и мы все чокнулись.
— А как тебе мартини после баккарди-колы? — забеспокоилась Ларчик.
— Отлично! — уверила ее Лада. И обратилась к молодому человеку: — Малыш, ты меня береги, понял?
Малыш наклонился к ней и что-то прошептал в ухо. Лада звонко рассмеялась.
Мне стало жаль Влада. Наверное, тяжело жить так. С такой женой.
Влад знает, что я его люблю? Сейчас мне бы хотелось, чтобы знал.
Я решила при первой возможности позвонить ему и сообщить об этом.
— Мы где-то виделись? — спросила меня Ларчик.
— Ты что? — грубо перебила Лада. — Это же Влада учительница. Она же учит нас говорить! И чему еще?
Я поставила бокал на стол. Посмотрела Ладе прямо в глаза.
Она снова рассмеялась:
— Он вообще пытливый ученик, мой муж. Вот хотите узнать, чему он учится, например, сейчас?
— Лад, прекрати, — попросила Ларчик.
— Да я не буду ему звонить. — Лада взяла новый бокал мартини.
— Конечно. Она в «Цезарь-Сателлит» будет звонить, — безразлично произнес Малыш.
— Ага. В космос! — подтвердила Лада. — Только звонить я не буду. Существуют новые технологии. Меня недавно научили.
Лада взяла свой мобильный и подключила Интернет.
Машина Влада была застрахована в компании, ведущей наблюдение через космический спутник.
Если знать пароль, то месторасположение автомобиля будет обозначено на карте компании.
Пароль Лада случайно подслушала в телефонном разговоре Влада.
— Лучше, конечно, большой экран, — бормотала Лада.
Она нажимала на кнопки, ожидая соединения по несколько минут.
— Ну, точно! Так я и знала!
Лада выглядела такой довольной, словно смотрела на весы после хорошей недельной диеты.
— Хочешь знать, где он? — Она обращалась прямо ко мне.
Я молчала.
— Не хочешь, да? Правильно. Так и надо. А я вот всегда хочу. Хочу все знать! — Лада снова расхохоталась.
— Ты что, правда можешь узнать адрес? — удивилась Ларчик.
— Да на, сама посмотри! — Лада протянула ей телефон.
— Название переулка не разобрать… — Ларчик низко склонилась над экраном.
— А ты соседние посмотри. Тверская.
— Так это «Палас-отель»! — обрадовалась Ларчик.
— Ага. Он, — подтвердила Лада. Она не сводила с меня глаз. — И раз мы все здесь, значит, там… мой обожаемый муж Влад и… — Лада сделала долгую паузу. Мне хотелось вскочить и убежать.
Я сидела.
— И… одна молоденькая рыжеволосая особа. Хотя тут возможны варианты. Ты об этом знала?
— Лада, прекрати. — Малыш протянул к ней руку.
— Да пошел ты!
Лада подняла бокал. Хотела что-то сказать, но передумала и молча сделала несколько глотков.
— Ларчик, что мы делаем за этим столом? — спросила Лада совершенно трезвым голосом.
— Это я вас пригласила, — сказала я.
— Да? — протянула Лада. — А зачем? На меня хотелось посмотреть?
— Наверное. — Я кивнула.
— А мне — на тебя.
Я улыбнулась. Улыбка получилась очень вежливой.
— Вот и посмотрели.
— Ага. А ты вообще поняла, что он в «Паласе» с другой девкой?
Я молчала.
— Ты что, думаешь, он там в час ночи один в баре сидит?
— Не думаю.
— Ну и как тебе это?
Я улыбнулась.
— Слушай, ты влюбилась, что ль? А? Бедолага. А вот я его — не люблю. Я его ненавижу!
— Я думала, что все это у вас совсем по-другому… — тихо проговорила я.
— По-другому? — закричала Лада. — По-другому? А разве бывает по-другому? Когда я прощаю уже сколько лет, а?
Ларчик обняла Ладу и стала что-то шептать ей в ухо. Лада послушно кивала.
— Ну, — улыбнулась Ларчик, как улыбаются маленькому ребенку, — ты же любишь его. И он тебя. И когда-нибудь все будет хорошо, правда? Все равно вы вместе.
Лада кивнула.
— А ей, — продолжала Ларчик, указав на меня пальцем, — он не нужен. Она сейчас получит от него, что хочет, и все.
— Даша ничего от него не хочет! — Это были первые слова, которые произнесла Рита.
— Лада… — позвала я.
Лада убрала руки своей подруги и посмотрела на меня.
— Он мне не нужен, — произнесла я очень твердо. — Это точно. И мне от него ничего не нужно.
Лада молчала.
— Я тебе даю слово. Моя работа закончилась, и мы больше не встречаемся.
— Девоньки! — Малыш двумя руками обнял Ладу и Ларчика. — Поехали в клуб! Хочется подвигаться!
— Да пошел ты знаешь куда! — заорала Лада.
— Это куда же? — рассмеялся Малыш. Лада вскочила и попыталась выдернуть из-под него стул.
— Вон! — закричала она. — Пошел вон отсюда!
С соседних столов на нас смотрели заинтересованными взглядами.
Малыш перехватил Ладину руку в тот момент, когда она собиралась дать ему пощечину.
— В общем, я в «Лете». Если что, приезжайте. — Он встал и, не обращая внимания на нас с Ритой, вышел.
— Идиот, — произнесла Лада, высокомерным взглядом окидывая соседние столы.
— Выпьем? — Я подняла бокал.
— Выпьем. — Лада протянула свой. — А ты — ничего.
— Спасибо.
Она отодвинулась, улыбнулась, залпом допила свой мартини.
— Ну что, Ларчик, в «Лето»? А вам, девочки, счастливо оставаться.
Мы с Ритой какое-то время сидели молча. Вдруг Ритины глаза стали удивленными и испуганными.
— Даш, слушай… А ты не думала, что Влад хотел тебя подставить? Ну тогда… когда покушение было?
Водитель Влада, как всегда, подъехал на полминуты раньше.
Расплющив нос об окно, я смотрела из своей комнаты на его машину. Сверху она казалась черным перламутровым тараканом. Было странно видеть ее неподвижной. Казалось, она готова сорваться с места в любую секунду.
Машина ждала меня.
Я хотела отойти от окна, заняться своими делами, сделать вид, что этой машины не существует.
Я стояла как вкопанная.
Мы замерли одинаково: машина — внизу, я — наверху.
Я отключила мобильный телефон. Но перед этим стерла «Моя любовь». Написала новое имя: «Не брать трубку».
Разве можно объяснить, что такое разочарование?
Разочарование происходит в голове. Когда сердце еще помнит слова, взгляд, руки.
А разум уже понимает: ложь. И слова, и взгляд. И даже руки.
И тогда голова начинает бороться с сердцем.
Как здорово, если побеждает сердце! Тогда надеваешь туфли, спускаешься вниз. Внизу ждет машина. И везет туда, куда ты хочешь больше всего на свете. И тебе легко, и ты счастлива.
Водитель включил дворники, как будто усы у таракана зашевелились.
Я стояла, не двигаясь. Даже не моргая.
Босиком.
Самое ужасное — когда побеждает разум. Тогда легко возненавидеть всех. И все.
И приходится уговаривать себя — жизнь не так плоха. И бывает счастье. И счастливые люди.
Просто — тебе не повезло.
Но — обязательно повезет. В другой раз. Так устроена жизнь.
Иначе я бы не родилась.
Черный металлический таракан зашевелился, взял разгон и скрылся в гуще себе подобных.
Я свернулась на кровати калачиком и закрыла глаза.
Через час я стала думать о том, что нехорошо было заставлять водителя ждать. И Влада надо было предупредить. Я же должна была ехать на работу, а не на свидание, в конце концов.
Я понимала, что эти мысли — слабость. Но мне так хотелось быть слабой.
Я включила телефон.
Позвонила Рита.
— Я помирилась с Костей, — объявила она.
— Поздравляю.
— И завтра он поедет знакомиться с Мишей.
— Ничего себе.
— И он хочет о чем-то с тобой поговорить.
— Да? Ладно.
— О чем-то, что касается только тебя. Приедешь к нам в гости?
— Я, наверное, в Лондон уеду.
— Даш, но не прямо сейчас?
— Нет.
— Ты мне позвони, ладно?
— Ладно.
Влад не звонил.
Я думала, что хорошо бы было, если бы он не позвонил вообще. Никогда.
Смириться гораздо легче, чем бороться. Поздно вечером я позвонила сама.
— Мы пока не увидимся, — сказал Влад. Я молчала, мои руки дрожали.
И еще долго смотрела на трубку после того, как он со мной попрощался.
— Не увидимся, — повторила я как эхо. Щелкнула пультом телевизора. Переключила на МузТВ.
Я так привыкла гадать, что делаю это практически машинально.
Я видела этот клип первый раз.
Ты должна рядом быть
Ты должна все простить.
Выбрала ты пустые мечты.
Пусть и нечаянно стала отчаяньем
Наша любовь.
В жизни не все так просто.
Вторая часть
В жизни он придерживался правила: в совершении любого поступка важна не его справедливость, а опасность риска. Он принимал участие в событиях, когда был до конца уверен, что действует наверняка. В пламени финансового, экономического кризиса он чувствовал себя мифической саламандрой.
Юрий Корольков. Кио Ку Мицу! (Совершенно секретно — при опасности сжечь)
14
Бараны. Вот бараны.
И я сам баран.
Не хотел же я этой операции! Нормальный у меня был нос…
— Ну и что ты сделал? — я кивнул Паше на свое отражение в зеркале.
Он невозмутимо рассматривал мой профиль. Таких профилей из его операционной в день по десятку выходит.
— Нормальный нос тебе сделал. По крайней мере, теперь дышать будешь ноздрями. Да и эстетически…
— Эстетически?! Да я на Майка Тайсона стал похож!
— Ну ты же не говорил мне, что не хочешь быть на него похожим!
Через какое-то время я, наверное, привык к своему новому носу. Уезжая, я даже пожал Паше руку.
— Еще спасибо скажешь, — пообещал Паша. — У меня ваших знаешь сколько побывало? Перед каждыми выборами то носы себе обрезают, то уши прилепляют.
— Грудь силиконовую не делают?
— Нет. А вот липосакцию частенько. Но тебе не надо, ты у нас и так…
На заднем сиденье своего новенького BMW-750 я рассматривал свой нос в зеркало.
В общем, ничего. Избирателям понравится. Особенно избирательницам.
И дышу нормально. И может, храпеть перестану.
Позвонил секретарше.
— Найди мне кого-нибудь, кто сценической речью занимается. Лучшего. Срочно. Чтоб завтра уже у меня был.
Заехал в офис.
Брежнев размахивал газетой и истерично орал, что мы его не уважаем.
Желтая пресса.
Написали, что нам от Брежнева только имя нужно. Что он заводной болванчик, а не лидер партии. Что он повторяет все, что я ему скажу.
Вызвал начальника пресс-службы.
— Ты что себе позволяешь? Ты какое имя позоришь? А?
— Ну это ведь желтая пресса…
Он лысый, и в тридцать с небольшим у него уже огромный живот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17