– Ганнибал приложил кулак к своей груди. – Ясно ли я выражаюсь?
– Вполне, – сказал Гасдрубал.
– А ты? – Ганнибал положил руку на левое плечо Махарбала. – Или, может, оглох? Высказались почти все, кроме тебя. Разве ты произнес хотя бы одно слово?
– И без моих хватало слов.
– Э, нет! – Ганнибал выпрямился, покачал головой. – Так дело не пойдет. Мы будем говорить, будем слушать друг друга, а ты… Я не понимаю: разве ты хочешь быть всего-навсего свидетелем?
– И не думаю.
– Так за чем же дело стало? Или язык у тебя запал? Речь идет о чрезвычайно важном. А ты отмалчиваешься, ты, который сделал так много для нашей победы.
Махарбал поглаживал бороду и спокойно смотрел вперед, в какую-то пустоту.
– Может быть, я выражаюсь непонятно? Может, мне перейти на эллинский? А еще лучше – на нумидийский?.. Махарбал, тебя спрашиваю!
Махарбал был невозмутим: поглаживал бороду, смотрел в пустоту, а слова Ганнибала влетали ему в одно ухо и вылетали из другого.
– Кто еще хочет сказать? – обратился Ганнибал к военачальникам. – Никто? Значит, можно заключить, что существуют два мнения: одно – немедля идти на Рим, а другое – дать отдых войску, причем основательный. Только один Махарбал придерживается третьего мнения.
– Нет, – сказал Махарбал. – У меня нет третьего мнения.
– Так скажи же, что у тебя?
– Великий господин, разреши сейчас промолчать. Нет у меня третьего мнения. Я во всем соглашусь с тобой. Но слово хотел бы сказать. Потом. Наедине. Только тебе.
Ганнибал махнул рукой.
– Будь по-твоему, Махарбал. А теперь слушайте меня. И пусть боги не оставят нас своим благоволением и впредь. Я вверяю себя и свое войско их доброй воле! – Ганнибал сжал кулак и вытянул руку вперед. – Приказ мой будет таков: войску отдыхать две недели. Потом месяц усиленно заниматься воинскими упражнениями. Это мое повеление, и оно должно быть выполнено в точности. Я уже поручил кому надо добыть новейшее оружие. Римское или галльское. Оно прибудет к сроку. Это моя забота. Далее. Я распорядился добыть продовольствия вдоволь, чтобы войско насытилось, как никогда. Ибо оно заслужило это… Мое повеление я сам доведу до сведения воинов. И я уверен, что они покажут и невиданную храбрость, и мужество, и доблесть.
– Это уж точно, – поддержал Бомилькар.
– В свое время я укажу причины, которые побудили меня принять такое решение. Об этом я сообщу и в Карфаген вместе с просьбой прислать золота на расходы. Я думаю, что отцы Карфагена раскошелятся наконец. Скупердяи, коих немало в Совете, поймут, наверное, всю важность, может быть, последних расходов, ибо Рим в руках у нас. Или почти в руках. В зависимости от того, что мы пожелаем. Мы можем разрешить себе поиграть с ним, как кошка с мышью.
Махарбал сделал вид, что не расслышал последних слов.
– Как ты сказал, Ганнибал?
– Как кошка с мышью.
Махарбал хлопнул себя ладонью по лбу,
– Великие слова!
Ганнибал на мгновение застыл.
– Ладно, – сказал он примирительно, – давайте расходиться, а ты, Махарбал, останься.
Ганнибал отдышался, точно долго находился под водой наподобие греческих ловцов губок или же взошел на гору – на высокую вершину.
– Вот мы вдвоем, – сказал он, – выкладывай все, что желал выложить и что ты пожелал скрыть от других. Ты, Махарбал, на особом счету. Это тебе известно. Без тебя не обходилась ни одна победа. Ты был везде, где надлежало быть. Я вправе ждать прямого разговора. Не так ли?
Махарбал не торопился с ответом. На лбу его алел грубый шрам – памятный знак битвы при Тицине.
– Чтобы ответить на твой вопрос, – произнес он неторопливо, – надо возвратиться назад…
– Ну что ж, возвратимся, Махарбал.
– Возвратиться и подумать над тем, что было.
– Давай подумаем.
– Подумать с тем, чтобы урок пошел впрок.
– Ты знаешь, Махарбал, я люблю уроки, и они всегда идут впрок.
– Не думаю.
– Как так? – Ганнибал этого не ожидал. – Постой, ты хочешь сказать, что я воюю вслепую? Что не понимаю своих ошибок? И не учусь на ошибках?
– Я не совсем о том. Как бы это тебе сказать, мой Ганнибал? – Махарбал скрестил волосатые руки на груди, руки мясника с карфагенского рынка. – Возьмем переход через Альпы. Мы перешли. Мы победили. А что же дальше?
– Как – что? – поражался Ганнибал. – Неужели ничего не было дальше?
– Нет, не было. Мы топтались в Цизальпинской Галлии. Мы поджидали римлян…
– Неправда! Они сами подошли к нам.
– Но мы их подпустили. Вместо того чтобы самим двигаться на юг. Двигаться без промедления.
– Но это было невозможно.
– Нет, – возразил Махарбал, – было возможно. Но мы ждали.
– Допустим.
– Дальше. Мы одержали верх под Тицином. А результат?
– Мы же здесь, на озере!
– Этого мало, Ганнибал.
– Продолжай.
– Мы победили при Требии. А результат?
– Мы в двух шагах от Рима.
Махарбал словно не слышал этих слов. Он продолжал:
– А теперь мы снова разбили римлян. А результат?
– Победа! Мало тебе?
– Мало, Ганнибал!
– Что же еще?! – взорвался командующий.
– Нужна окончательная победа.
– Мне тоже.
– Так бери ее!
Ганнибал грузно сел на скамью, схватился за голову, точно хотелось ему выдрать себе волосы.
Махарбал продолжал, все больше ожесточаясь:
– Ты, Ганнибал, умеешь побеждать. Ты под стать Македонцу. Я скажу больше: превосходишь его. Но слушай меня: ты умеешь побеждать, но не умеешь пользоваться плодами своей победы… Разве можно отдыхать, когда Рим совсем рядом и готов упасть к нашим ногам поверженным?
Ганнибал выпрямился, опустил руки и уставился на Махарбала: взгляд был пустой. Ни единой мысли не уловил в глазах полководца начальник всадников Махарбал...
Юноша и Ганнибал (вместо эпилога)
– Кто ты, юноша? – спросил Ганнибал.
– Ламах мое имя, – ответствовал юноша. – Явился по приказу его величества к тебе в услужение.
Ганнибал поднялся со скамьи, прошелся вдоль длинного грубо сколоченного стола. Это был одноглазый старик на пороге шестидесяти одного года. Его глаз смотрел остро и недоверчиво. Руки он держал за спиной. Греческая туника подчеркивала его мощную африканскую стать.
Он жил на окраине вифинской столицы Никомедии, среди пышного сада, какие разрастаются на плодородных малоазийских и припонтийских землях.
– Ламах… Ламах… – проговорил Ганнибал, наблюдая за тем, как растерянно стоит юноша посреди просторной комнаты. – Ты безоружен, Ламах?
Юноша указал на рукоятку небольшого ножа, скрытого в широком кушаке.
– Это что же?.. – продолжал Ганнибал, глядя в окно, прорубленное в толстенной стене. – Значит, ты один заменяешь стражу, которая покинула меня на рассвете?
Ламах не знал, что и отвечать. Говоря по правде, он не очень-то представлял себе, чем может служить прославленному полководцу, гостю царя Прусия. Одевать? Обувать? Готовить пищу, подавать ее?.. Чем все-таки? Об охране и не подумал, даже в голову не приходила такая мысль. Да и от кого он может его оборонить? И какое оружие может помочь?..
Ламах был смуглый, голубоглазый, очень похожий на доброго лесного зверька.
Ганнибал тяжело ступал по комнате, порой опирался рукою о стол.
«Так вот он какой!» – думал между тем Ламах, не спуская глаз с полководца.
На столе стояли миска, глиняная бутыль с вином, лежал легкий разрезанный надвое духовитый хлеб с белоснежной мякотью. С краю – блюдо с маслинами темно-фиолетового цвета. Как видно, остатки ужина…
Ганнибал взял со стола ярко разрисованную гончаром чарку и поставил на подоконник. Поставил, потом неторопливо вернулся к столу, отрезал кусок хлеба и тем куском накрыл, словно крышкой, яркую чарку, которая вдруг особенно разгорелась на подоконнике в лучах утреннего солнца. Постоял Ганнибал возле окна и сказал, обращаясь к Ламаху:
– Так-то, юный друг…
Потом подошел поближе, положил тяжелую руку на плечо юноши.
– Ты служишь во дворце?
– Нет… Я живу невдалеке от него. Иногда вижу его величество. Издали.
– Так кто же тебя прислал ко мне?
– Начальник дворцовой стражи.
– Тебе велено что-либо сообщить мне?
– Сообщить? – Ламах задумался. В его голубых глазах засветилось голубое солнце. Нет, этот не умел ни врать, ни притворяться. Воистину чистая вощеная дощечка для письма!
– Да, Ламах, сказать мне что-либо…
– Нет, великий господин, ничего… А может?.. – И юноша запнулся.
Ганнибал взял его за руку. Чуть повыше локтя.
– Что – «может», Ламах?
– Право, даже не знаю… Вот знатный гость из Рима.
– Когда?
– Позавчера.
Ганнибал снова направился к окну. И не поворачивая головы – к Ламаху:
– Кто же он по имени?
Ламах молчал.
– Что же, не знаешь?
– Знаю.
– Так говори же! – Ни тревоги, ни волнения в голосе Ганнибала.
– Тит Квинкций Фламиний.
– Посол?
– Да, римский посол.
Ганнибал усмехнулся:
– Им не дает покоя один старик…
– Кто? – спросил Ламах.
– Некий Ганнибал.
– А кому это «им»?
– Римлянам, разумеется.
Ганнибал любовался рисунком на майоликовой чарке. Она сверкала на утреннем солнце всеми цветами мира. Прекрасная чарка – ничего не скажешь!
– Смотрю, и не верится… – вдруг прерывающимся голосом заговорил Ламах.
– Не верится?
– Да, великий господин! Неужели это ты вел свое войско через Альпы?
– Через Альпы? – почему-то удивился Ганнибал. – А кто тебе сказал?
– Люди знающие. Все тебя знают.
Ганнибал признался, словно через силу:
– Я.
– Страшно было?
– Да как тебе сказать, Ламах?.. Упасть в пропасть – страшно. А еще страшнее проиграть битву.
– Говорят, у тебя были слоны.
– Были, Ламах.
– Говорят, все дрожали при твоем имени.
Ганнибал пожал плечами.
– Говорят, твое войско ликовало, когда со снежной высоты увидело цветущую долину…
– Это верно, Ламах. Ни одно мое слово так не действовало на войско, как тот прекрасный вид сверху. Вид на мир, который может принадлежать тебе. Понимаешь? Тебе! Да, войско радовалось. Оно рвалось вперед и без приказа. Пойми, Ламах: до проклятого Рима было рукой подать. – Ганнибал выпрямился. Он выкинул вперед указательный палец… – Ламах, впереди был Рим! А подо мною – Цизальпинская Галлия – дорога к Риму! Стужа, снег, лед были уже позади. Впереди – солнце, зелень, победа!
Ганнибал глубоко вздохнул, как тогда, на перевале в Альпах.
Ламах пялил глаза – ему верилось и не верилось: с ним разговаривал сам великий полководец!
– И я пошел вперед. И за мною – все войско. Рим трепетал. Рим дрожал от одних только слухов о моем переходе через Альпы. Такого еще не бывало! А мои слоны заставляли дрожать самых храбрых римских воинов…
– Я знаю еще про твою победу под Требией…
– Правда? – обрадовался Ганнибал.
«Он словно ребенок, – подумал Ламах. – Он, наверное, живет одними воспоминаниями».
– Что же тебе еще известно, Ламах?
Юноша сказал, запинаясь:
– И про твою победу при Тицине знаю... И про глаз – тоже…
Ганнибал хлопнул в ладоши, словно ему только сейчас сообщили про эту его победу над римлянами. Про победу при Тицине…
– Но Канны, говорят, были вершиной…
Ганнибал насторожился:
– Вершиной чего?
– Твоей военной славы.
Ганнибал подумал.
– Возможно, – сказал он. – Я был в двух шагах от Рима.
Да, да! – были великие победы на италийской земле! Верно, победа при Тицине, победа при Требии, при Тразименском озере, величайшая из побед – при Каннах. Потом пали Капуя, Касилин, Петелия и там, на юге Италии, – Локры и Кротон. Целых шестнадцать лет буйствовало войско Ганнибала на италийской земле, оно жгло поля непокорных племен, изничтожало тех, кто смел ослушаться, города и веси превращались в прах. Тридцать с лишним лет не видел Ганнибал родного Карфагена. Старость подошла, а он все бился, бился, бился… А проклятый Рим все стоял, стоял, стоял… Потом – возвращение в Карфаген с пустыми руками… А потом – позорное бегство из Карфагена в Сирию к царю Антиоху и на Крит… И вот теперь – последнее пристанище у царя Прусия…
Ганнибал сказал удивленному Ламаху:
– Были победы, милый юноша, были…
Но он умолчал о том, что произошло между ним и его начальником конницы Махарбалом, сыном Гамилькона. Это было сейчас же после Канн. Еще стонали умирающие, карфагенцы грабили город, насиловали женщин, убивали детей. Канны горели, Канны лежали в руинах, кровь лилась рекой, горожане оглашали воплями весь белый свет.
– Это победа, – сказал тогда Махарбал, принимая кувшин с холодной водой от Ганнибала.
– Да, это так! – подтвердил Ганнибал.
– А теперь – на Рим! На Рим…
– Куда? – удивился Ганнибал.
– На Рим.
– Когда?
– Сейчас! Немедленно! Пока на Капитолии не опомнились от страшного поражения.
– Это невозможно, Махарбал.
– Почему же?
– Надо дать отдых войску.
– Ему не нужен отдых. Ему нужна победа.
– Нужен отдых после победы…
Махарбал помолчал немного, а потом проговорил сквозь зубы:
– Ганнибал, надо уметь пользоваться своей победой.
Это была дерзость. Но Ганнибал простил ее Махарбалу.
Помнил Ганнибал такое же столкновение с Махарбалом, которое случилось на берегу Тразименского озера после битвы.
Теперь, спустя много лет, Ганнибал должен признаться: Махарбал был прав, а он, Ганнибал, не прав…
Ламах что-то говорит, но Ганнибал ничего не слышит. В ушах его звучат как живые слова Махарбала: «Ганнибал, надо уметь пользоваться своей победой»…
Ламах повторяет:
– А про Сагунт все правда?
– Что именно? – Ганнибал вздрагивает при слове «Сагунт». Этот город в Иберии он не забудет никогда.
– Про Сагунт…
Ганнибал вдруг раздражается. Передразнивает:
– Про Сагунт!.. Про Сагунт!..
И это пискливым голосом – голосом Ламаха. А юноша поражается: как? Это сам великий полководец? Да это же обыкновенный человек из маленького никомедийского трактира…
Наверное, Ганнибал почувствовал неловкость. Понизил голос до шепота:
– Да, был Сагунт. Его жители проявили коварство. Они уничтожили все свое золото. Вопреки моему приказу. Унич-то-жили! Да! Да! Ты меня понял, Ламах?
И стал трясти бедного юношу за плечи.
– Понял, понял, великий господин.
– Да, я уничтожил их! Да, я умертвил все живое! Даже кошек и собак! Ибо они стояли на моем пути. Ибо они – хотели того или нет – помогали Риму. А Рим следовало сокрушить. До основания!
У Ганнибала от волнения лоб покрылся испариной. Он начал брызгать слюной. Он потрясал кулаками.
Его взгляд снова упал на раскрашенную чарку. Он мигом пришел в себя. Рукавом вытер лоб. Виновато глянул на юношу.
– Я не жалел себя в войне, – пробормотал Ганнибал. – Я не жалел и своих воинов. И я не щадил врага своего. Не щадил!
– Так говорят, – проговорил Ламах.
– Кто говорит?
– Все…
Ганнибал не мог сердиться на этого простодушного юношу. Удивлялся: до чего же хорошо осведомлен этот мальчик! Значит, кто-то запоминает, кто-то передает дальше и кто-то, возможно, даже пишет обо всем этом…
Ганнибал взглянул в окно. Финикийское стекло было удивительно прозрачным. На дворе – солнце, свежий, пьянящий воздух…
– Сюда! – вдруг вскрикнул Ганнибал. – Сюда, Ламах! – И пальцем указал на дорожку в саду. – Кто это?
– Это воин.
– Чей?
– Вифинский. Его величества.
– Он стоит у выхода?
– Да, у выхода.
Ламах обратил внимание на крепкий подбородок Ганнибала: он вздрагивал. И пальцы рук заметно дрожали…
– Послушай, Ламах: в этом доме семь выходов. Пять из них видны из этой комнаты – с этой и с той стороны. А два находятся вон за той дверью: они потайные. Проверь – поживее! – стоит ли стража у тех двух выходов. Скорей!
Ламах бросается к двери, отворяет ее, скрывается за нею. Ганнибал наблюдает за садом: да, это предательство. Прусий предал его. Недаром прибыл этот посол из Рима: ему нужна его, Ганнибала, голова!.. Ясно одно: все выходы в сад заняты воинами…
Ганнибал падает на скамью. Тяжело падает. Он подымает глаза на стену, где развешано его оружие. Вот его меч. Это его пояс. Это его щит… Его шлем боевой, видавший виды…
Вбегает бледный Ламах. У него дрожат губы:
– Великий господин! Я нашел потайные ходы… Я нашел их…
У Ганнибала пробуждается надежда:
– Говори же!.. Говори! Они свободны?
Губы Ламаха дрожат, а слов не слышно.
– Свободны?
– Нет… Там тоже воины…
Ганнибал сникает. Мгновенно. Сутулится пуще прежнего. Голова падает на грудь…
– Великий господин…
Ганнибал молчит.
– Великий господин!
Молчание.
– Великий господин!
Тихо, очень тихо в ответ:
– Чего тебе?
Юноша мнется. Он крутит золоченую пуговицу у себя на груди…
– Великий господин…
– Говори же…
– А что, если бы не было?..
– Чего не было?
– Если бы не было ни Сагунта, ни Капуи, ни Канн, ни Требии, ни Альп?..
Ганнибал едва шевелит языком:
– Как это не было, юноша? – Ганнибал не понимает, о чем его спрашивают.
– А так. Совсем бы не было… Разве было б хуже тебе, великий господин?
Ганнибал глядит на юношу долгим, мутным взглядом. Молча указывает пальцем на раскрашенную чарку, красующуюся в блеске солнечных лучей.
Юноша берет чарку и благоговейно вручает ее великому полководцу.
Ганнибал отбрасывает кусок хлеба, прикрывающий чарку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20