Если пом
ните, Олд Шурхэнд Ч Верная Рука Ч и Апаначка оказались братьями, которы
х утаили от их прекрасной матери, душевно и духовно богато одаренной инд
еанки. Она, одевшись в костюм воина и действуя под именем Кольмы Пуши, мног
о лет тщетно обыскивала города Востока, саванны и девственные леса Запад
а, пока Виннету и я не помогли ей обнаружить искомые следы, а потом и обоих
сыновей. Один из них слыл самым знаменитым вестменом, а другой Ч не менее
знаменитым вождем команчей; оба были люди достойные, оставшиеся верными
дружбе, несмотря на все перемены, которые претерпела с тех пор как их, так
и моя жизнь.
Позже оба женились на красавицах сестрах из племени Виннету, то есть апа
чей-мескалеро, и каждого под Рождество жены одарили сыновьями, унаследо
вавшими дарования Кольмы Пуши в еще большей степени.

Отцы, к счастью, располагали средствами для развития этих врожденных спо
собностей. Янг Шурхэнда и Янг Апаначку перевезли на Восток, чтобы сделат
ь из них людей искусства: первого Ч архитектором и скульптором, а второг
о Ч скульптором и художником. Возложенные на них надежды оправдались. П
о прошествии нескольких лет они приехали в Париж, чтобы обучаться там в м
астерских знаменитейших мастеров, затем продолжили учебу в Италии и, нак
онец, побывали в Египте, чтобы познакомиться там с древними способами ст
роительства гигантских пирамид. На обратном пути они проезжали Германи
ю и посетили меня. Тогда они показались мне очень симпатичными. Я был искр
енне рад им, и не только потому, что они чтили моего несравненного Виннету
как полубога. Их помыслы, а еще больше возможности, тоже были поистине выд
ающимися. Казалось, им нет предела. Но, к сожалению, все это чисто по-америк
ански было поставлено на службу бизнесу и вместо похвалы они получили от
меня очень серьезное предупреждение, которое, как теперь ясно из письма,
они не забыли и не простили мне до сих пор. Пожалуй, именно поэтому ни их от
цы, ни они сами не оповещали меня о своих творческих планах на будущее. До
сих пор я не знал, что же побудило обоих молодых людей обратиться к тайнам
колоссальных скульптур и построек древнего Египта. Но теперь я начал дог
адываться, что достижения, о которых писали молодые люди, имели к этому от
ношение.
Не скажу, что письма, пришедшие одно за другим, во всем порадовали меня. По
чему мне не сказали открыто и прямо, о чем, собственно, шла речь? К чему эти и
гры с лагерным сбором? Подлинно великие и плодотворные идеи рождаются в
уединенных размышлениях, а не в длинных речах, которые рассчитаны лишь н
а короткий ум! Зачем это разделение старых вождей и молодых? К чему еще отд
ельно их жены и другие женщины? А господа из этого странного и весьма сомн
ительного комитета? Они хотели вести заключительное собрание, а значит,
оказывать влияние на решения всех без исключения собравшихся и вносить
туда поправки! Имена обоих профессоров, урожденных индейцев, были мне из
вестны. Но тон, в котором они мне писали, безропотно не снес бы ни Сэм Хокен
с, ни Дик Хаммердалл, ни Пит Холберс. Секретарь и кассир вообще ни о чем мне
не говорили. А Олд Шурхэнд как директор? Что все это значит? Для чего здесь
нужен какой-то непонятный «директор»? Может, чтобы возложить на него мор
альную ответственность или даже исполнение финансовых поручений? Олд Ш
урхэнд давно стал вестменом высшего ранга, но был ли он в состоянии сорев
новаться с хваткой тертого американского дельца, я не знал. Все это казал
ось мне тем сомнительнее, чем глубже я вникал в написанное. Моей жене все э
то тоже не нравилось. Поскольку я упомянул о ней, следует сказать, что и он
а получила личное послание:
«Моя дорогая белая сестра! Наконец мои глаза увидят тебя, хотя моя д
уша уже давно видела твою. Повелитель твоего дома и твоих мыслей придет к
горе Виннету, чтобы посовещаться с нами о Высшем и Прекрасном. Я знаю, он н
е совершит этого путешествия без тебя. Прошу тебя сказать ему, что готовл
ю вам обоим лучшую нашу палатку и что для меня твой приезд подобен теплом
у, возрождающему лучу солнца, которое уже ушло из моей жизни, достигшей св
оего рубежа. Так приди и наполни меня твоей верой в Великого Справедливо
го Маниту, которого я хотела бы чувствовать так же, как чувствуешь ты, моя
сестра!
Кольма Пуши».
Должен упомянуть, что Душенька переписывалась с Кольмой Пуши и переписы
вается до сих пор, и добавлю, что именно это послание не в последнюю очеред
ь повлияло на наше решение. Если я и в самом деле поеду, то уж точно не один.

Пришло еще несколько писем. Выберу среди них лишь одно, поскольку оно пре
дставляется самым важным. Оно было написано прямо-таки каллиграфически
м почерком, на очень хорошей бумаге, и завернуто в большой тотем из тончай
шей кожи антилопы, обработанной так, как это может сделать только индеец,
и имеющей белизну снега и гладкость фарфора. Отмеченные пунктиром литер
ы были раскрашены киноварью и другими неизвестными мне красками. Вот сод
ержание письма:
«Мой белый брат! Я спросил о тебе у Бога. Я хотел знать, среди тех ли ты
еще, о ком говорят, что они живы. И мне пришло известие, что тебя пригласили
принять участие в сентябрьских совещаниях. Они пройдут на моей горе, нав
сегда нарушив ее священное спокойствие и тишину. Ради всего того, что ты к
огда-то любил здесь, а может, любишь до сих пор, заклинаю: повинуйся этому з
ову! Спеши сюда, где всегда был твой второй дом, и спаси своего Виннету! Сей
час его понимают неправильно, не хотят понять и меня! Ты никогда не видел м
еня, а я Ч тебя. Я никогда не слышал звука твоего голоса, и ты никогда бы не
услышал звука моего. Но сегодня мой страх шагает далеко через море, к тебе
, его крик так громок, что ты услышишь его и, верю, придешь.
Никто не знает, что я зову тебя. Это известно только тому, кто пишет п
исьмо. Он Ч моя рука, а рука молчит. Но прежде чем ты появишься здесь, побыв
ай на Наггит-циль. Средняя из пяти больших голубых елей скажет тебе все, ч
то я не могу доверить бумаге. Ее голос станет для тебя голосом Маниту, Вели
кого и Вселюбящего Духа! Я прошу тебя еще раз: приди и спаси своего Виннету
! Его хотят отнять у тебя и убить навсегда!
Тателла-Сата, Хранитель Большого Лекарства».
Что касается упомянутой в письме Наггит-циль, то под наггитами понимают
более или менее крупные золотые самородки, а «циль» на языке апачей озна
чает «гора». Следовательно, Наггит-циль переводится как Золотая гора. Ка
к известно, на этой горе отец и сестра моего Виннету были убиты неким Сант
эром. Позже, незадолго до смерти, которая настигла Виннету в кратере горы
Хенкок, он сообщил мне, что зарыл на Наггит-циль завещание, прямо у надгро
бия могилы своего отца, и теперь меня ждет золото, очень много золота. Когд
а я прискакал к Наггит-циль, чтобы забрать завещание, на меня напали из за
сады и взяли в плен. Тот самый Сантэр и шайка индейцев-кайова, среди котор
ых он сшивался. Во главе группы стоял юный Пида, чья душа приветствовала м
ою теперь, по прошествии более тридцати лет, в письме его отца, старейшего
вождя Тангуа. Сантэр похитил завещание, в котором вождь апачей изливал с
вою последнюю волю и где говорилось о местонахождении золота, и сбежал с
ним. Я вынудил кайова освободить меня, поспешил за вором и прибыл на место
как раз в тот момент, когда он только что нашел сокровище. Тайник был на вы
сокой скале, на берегу одинокого горного озера, которое называют Деклил-
То, Темная Вода. Увидев меня, бандит выстрелил. Что произошло потом, можно
прочитать в последней главе «Золота Виннету».
А в отношении Тателла-Саты, Хранителя Большого Лекарства, должен призна
ть, что всегда горел искренним желанием встретиться однажды с этим самым
таинственным из всех краснокожих и поговорить с ним, но мое сокровенное
желание так до сих пор и не исполнилось. Имя Тателла-Сата с языка таос дос
ловно переводится как Тысяча Солнц, то есть по-индейски Тысяча Лет. А знач
ит, обладатель его настолько стар, что определить его возраст невозможно
. Неизвестно и то, где и когда он родился, поскольку он не принадлежал ни к о
дному из племен, хотя все индейские народы почитали его одинаково высоко
. Сотни шаманов в одиночестве постепенно обретали дар и знания; он именно
из таких, высоко вознесшийся над остальными. Неверно представлять себе и
ндейского шамана шарлатаном, знахарем или колдуном, вызывающим дождь. Ша
ман хоть и «человек лекарства», но «лекарство» здесь не имеет ничего общ
его со своим значением, принятым у нас
По-английски шаман, знахарь Ч medicine-man, что бук
вально можно перевести и как «человек лекарства».
. Для индейцев это слово из чужого языка, и смысл его у них совершенн
о иной.
Когда краснокожие познакомились с белыми, они увидели, услышали и узнали
много удивительного. Больше всего их удивляло действие наших лекарств,
медикаментов. Они не могли постичь этого явления и признали его как безг
раничную божественную благодать, открывшуюся человеческому роду с Неб
ес. Первый раз услышав слово «лекарство», они связали с ним понятие о чуде
, божественном покровительстве и непостижимом для людей действии высши
х сил. Стало быть, значение принятого индейцами во все языки и диалекты сл
ова «лекарства» соизмеримо у них со смыслом слова «таинство». Все, что бы
ло связано с их религией, верой и поисками вечного, стало определяться ка
к «лекарство», так же как и все те плоды европейской науки и цивилизации, к
оторые они не могли понять. Они были достаточно искренни и честны, чтобы о
ткрыто признать Ч преимуществ у бледнолицых гораздо больше. Потому-то
индейцы и стремились равняться на последних, брали от них много хорошего
, но, к сожалению, и много плохого. Они были так по-детски наивны, что все сам
ое обычное считали необычайно высоким, святым. Тогда они и взяли в оборот
слово «лекарство», называя им самое святое и не подозревая, что это свято
е они тем самым оскорбляли и унижали, А поскольку в те давние времена даже
у нас слово «лекарство» еще не вызывало такого почтительного отношения,
как сегодня, и слыло синонимом притворства, шарлатанства и легкомыслия,
то, со всей своей непосредственностью называя «шаманами», или «людьми ле
карства», тех, кто стоял у истоков теологии и науки, индейцы и не догадывал
ись, что унижали и навсегда уничтожали этих людей.
Как высоко стояли последние, прежде чем познакомились с «цивилизацией»
белых, нам еще предстоит узнать, углубившись в прошлое американской расы
. А прошлое свидетельствует, что по многим показателям народы Америки ст
ояли на одной ступени с белыми. Царство добра, величия и благородства дре
вних народов брало начало в головах тех людей, которых позже станут имен
овать «людьми лекарства». Среди шаманов было не меньше, чем в истории ази
атской и европейской рас, людей знаменитых и выдающихся. Если современны
е индейские шаманы не шаманы прошлого, то в этом явно виноваты не только и
ндейцы. Духовная элита инков, тольтеков и ацтеков
Инки (более правильно инка
) Ч первоначальное название индейского племени группы кечуа, обитавшег
о на территории нынешнего Перу; позже название народа целого государств
а, процветавшего до 1532 года, разбитого и полностью разоренного испанскими
завоевателями. Оставили после себя уникальные по своей архитектуре хра
мы, дворцы и обсерватории, а также богатейшие памятники ювелирного искус
ства. Тольтеки Ч индейский народ языковой группы науатль. Вторгнувшись
с Севера в Центральную Мексику еще в VIII в., создали большое государство. Поз
же сами оказались под игом ацтеков и других племен, а в XVII веке были завоева
ны испанцами и практически исчезли, оставив замечательные памятники ар
хитектуры и культуры. Ацтеки (ацтека) Ч крупная индейская народность ют
о-ацтекской языковой семьи; проживали на территории Мексики. Еще в XIV веке
основали могучее государство Теночтитлан, которое поработили и разгра
били испанцы в 1519-1521 годах. Известны богатым культурным наследием, развито
й медициной и астрологией.
, а также «попечителей лекарств» перуанцев и мексиканцев определе
нно находилась не на таком низком уровне, как авантюристы Кортес и Писар
ро Кортес
(Cortes), Эрнан (1485-1547) Ч испанский конкистадор, завоеватель Мексики в 1519-1521 годах. П
роявил себя как полководец и политический деятель; позже стал губернато
ром Новой Испании (Мексики). Умер в Испании. Писарро (Pizarro), Франсиско (1475-1541) Ч ис
панский конкистадор и завоеватель государства инков в XVI веке. Погиб в бор
ьбе за власть и раздел добычи.
.
Я не знаком ни с одним белым, который был бы посвящен в тайны шаманов или п
онимал символику индейских обычаев хотя бы так, чтобы иметь право говори
ть или даже писать о них. Настоящий шаман, серьезно относящийся к своей ре
путации, никогда не допустит аттракциона. Так называемые медсинмены, отт
оргнутые индейским народом и временами появляющиеся у нас, Ч все что уг
одно, но только не настоящие шаманы, и вероятность того, чтобы последние п
устились на дешевые трюки и прочие ужимки первых, так же мала, как и того, ч
то истинный богослов решит вдруг выступить на ярмарке или празднике за д
еньги либо прилюдно станцевать.
Я прошу моих читателей не считать эти отступления скучными или ненужным
и. Я должен был об этом сказать, поскольку когда-нибудь настанет пора стат
ь справедливыми и отступиться наконец от прежних ошибок и ложных воззре
ний. Если уж мы в лице Тателла-Саты знакомимся с одним из таких старых, под
нявшихся на высокий уровень шаманов прошлого, которые сейчас исчезают, п
одобно солнцу на исходе дня, то я, как добросовестный и верный истине худо
жник, обязан был подготовить читателя, чтобы картина стала ему более пон
ятной.
Загадочный человек, о котором я говорю с великим почтением, не был мне даж
е другом! Не был, конечно, и врагом. Он вообще ни с кем не враждовал. Его мысл
и и чувства так же справедливы и гуманны, как и его поступки. Но меня прост
о возмущало его отношение ко мне. Для него я просто не существовал! Он сове
ршенно не замечал меня. Почему? Потому что с того самого дня, когда были уб
иты отец моего Виннету и его сестра, он считал подлинным убийцей меня!
По ее собственному желанию и по желанию всего племени девушку отдали мне
в жены, но я отказался. Звали ее Ншо-Чи, Ясный День, и носила она это имя по пр
аву. Когда Ншо-Чи умерла, умерла и светлая надежда апачей, рухнули и больш
ие надежды старого шамана Тателла-Саты. Для него Ншо-Чи была самой прекра
сной и лучшей дочерью всех апачей, и он всегда утверждал, что она не погибл
а бы тогда, если бы я не отказал ей. Она стремилась на Восток, хотела получи
ть образование, но по дороге была застрелена вместе с Инчу-Чуной, своим от
цом, всего лишь из-за денег. Виннету, ее брат, и в мыслях не держал бросить н
а меня даже тень упрека за то, что она предприняла это путешествие ради ме
ня, но Тателла-Сата напрочь вычеркнул меня из своей жизни, не хотел и слыш
ать обо мне, и, как казалось, навсегда. Он с незапамятных времен жил высоко
в горах в гордом одиночестве. Только вожди имели право приблизиться к не
му, да и то крайне редко, когда речь шла о делах исключительной важности. И
лишь Виннету, его любимец, имел право приходить когда хотел. Все его желан
ия исполнялись, если они вообще были исполнимы, все кроме одного, о которо
м апач тщетно и неоднократно напоминал: привести с собой меня.
И вот теперь, по прошествии стольких лет, настоятельное приглашение! При
чины могли быть только серьезнейшие и очень веские, выходящие за рамки о
быденности. Касались они дела гораздо более важного, чем я мог догадатьс
я сейчас, но было ясно одно Ч я непременно прибуду туда и появлюсь у Нагги
т-циль, чтобы выслушать, что мне скажет упомянутая голубая ель. Так же нес
омненно было и то, что Душенька будет сопровождать меня.
Когда она это услышала, ее лицо стало очень серьезным. Она представила се
бе тяготы такого путешествия и опасности, сопровождающие поездки верхо
м. Поскольку многие вожди тоже не воспользуются железной дорогой, само с
обой разумеется, все проделать тайно нам не удастся. Но, говоря о трудност
ях и опасностях, она думала не о себе, а только обо мне. Мне все же легко удал
ось убедить ее, что сейчас хотя и говорят о Западе, но он совсем не Дикий, и ч
то такая скачка для меня только отдых. Что касается ее самой, то она была м
ужественна, умела, вынослива и достаточно неприхотлива, чтобы сопровожд
ать меня. Она владела английским, а благодаря своему прилежанию научилас
ь множеству индейских слов и выражений, которые теперь ей пригодятся.
1 2 3 4 5 6 7