– Подберите что-нибудь, в чем вы будете выглядеть необыкновенной, совсем непохожей на остальных, – проговорила Шарлотта, открывая дверцу шкафа.Алана не ответила, но подумала про себя, что это будет не просто. Предполагалось, что этим вечером гостей будет еще больше, чем в предыдущий день, а на завтра леди Одель намечала устроить еще более грандиозный бал. Учитывая теперешнее настроение князя и то, что леди Одель намерена была держать ее в тени, Алана вполне могла остаться незамеченной.Чем больше она думала о поведении князя, тем с большей проницательностью чувствовала, что он сожалеет о своем порыве. Он всеми силами боролся с ощущением, что они чем-то необъяснимо близки друг другу. Подавляющему большинству людей, включая леди Одель, подобная мысль показалась бы странной. Но князь отличался от других и, исходя из собственного опыта, Алана знала, что и сама она… "Он отвернулся от меня, – повторяла про себя Алана, – Он больше ничего не хочет узнавать обо мне… не хочет вслушиваться…" Она вспомнила, как он сказал, что в ее глазах кроется тайна, но она знала почти так же хорошо, как если бы он сам сообщил ей об этом, что он неколебим в своем решении жениться на обычной английской девушке без скрытых глубин и необъяснимых чувств.Алана вздохнула. Разве могла она противостоять князю? Он слишком хорошо владел собой, слишком велика была его власть, на что бы он ни направлял ее – на добро или зло!– Должны же мы найти что-нибудь, в чем вы будете выглядеть так восхитительно, что он не сможет устоять против вашей красоты! – отчаянно произнесла Шарлотта.Алана окинула взглядом ряд вечерних туалетов из тюля, атласа, крепдешина и кружев. Все платья были белыми, лишь некоторые из них украшали цветные ленты и искусственные цветы. Алана вдруг вспомнила ленту, которую носила на шее.– А где то, с фиалками? – спросила она.– Я носила его весной, когда была в трауре по бабушке, – ответила Шарлотта. – Но я сказала горничной собрать все, что у меня есть, поэтому оно тоже здесь оказалось.Она открыла другой шкаф. Здесь висели цветные платья – бледно-розовые, синие и розовато-лиловые. Взглянув повнимательнее, Алана увидела черное и сняла его с вешалки.– Мама заказала его мне для первого месяца, – объяснила Шарлотта, – а потом мне позволили носить лиловые и белые.– Прелестный наряд, – задумчиво проговорила Алана. Платье было сшито специально для молоденькой девушки, и его цвет не наводил на мысль о слезах и горе. Из прекрасного тюля, отороченное кружевами и лентами из черного атласа, спереди оно расходилось модными складками, подчеркивающими тонкость талии и величину турнюра. Сзади его украшали несколько рядов оборок, которые увенчивались огромным атласным бантом. В глазах у Аланы появился озорной блеск.– Я надену это, – сказала она. – Черный цвет удивит всех, к тому же я кое-что придумала.– Черное! – воскликнула Шарлотта. – Вы уверены, что хотите надеть именно его? Вы должны выглядеть красивее, намного красивее, чем я!– Оно восхитительно, – уверенно отозвалась Алана и, перекинув платье через руку, поцеловала Шарлотту в щеку. – Не вешайте носа! У меня появилось предчувствие, что для вас с Шейном все закончится благополучно.– Какого рода предчувствие?– Необычное, какое вы приписывали моему отцу.– Неужели правда? – просияла Шарлотта.– Да, – подтвердила Алана, – иначе я промолчала бы.– Вы сделали меня счастливой, – благодарно сказала Шарлотта. – Мне нельзя поговорить с Шейном, но, может быть, если вам представится случай, вы скажете ему, что я люблю его?– Думаю, он давно знает об этом. Но, разумеется, я передам ему ваши слова, – улыбнулась Алана и отправилась к себе в комнату, где ее уже ждала горничная, чтобы помочь ей раздеться.– Вас можно кое о чем попросить? – обратилась к ней Алана.– Конечно, миледи.– Попросите, пожалуйста, садовника, чтобы он приготовил для меня к сегодняшнему вечеру побольше маленьких белых цветов.– Каких именно, миледи?– По своему усмотрению, – ответила Алана, – Может быть, у него мало белых, но, пожалуйста, пусть он постарается найти мне побольше.– Я передам ему, миледи. – Окинув несколько пренебрежительным взглядом платье, которое принесла с собой Алана, горничная заметила: – Наверно, вашей светлости нужны цветы, чтобы немного оживить его. Вряд ли найдется еще кто-нибудь, кто будет танцевать в черном.– Именно поэтому я его и выбрала, – спокойно ответила Алана.Позже, когда горничная помогала ей укладывать волосы, раздался стук в дверь. Это принесли цветы. Увидев их, Алана не могла удержаться от восторженного возгласа. Садовник не подвел ее. Здесь был не один десяток небольших орхидей, трогающих своей хрупкостью и изяществом формы. Все они были белоснежными за исключением пестиков. Когда с помощью горничной Алана закрепила цветы вокруг выреза и надела платье, то показалась себе неправдоподобно стройной. Черный цвет платья выгодно подчеркивал ослепительную белизну ее кожи, а орхидеи придавали ей несколько фантастичный вид. Несомненно, она была совсем не похожа на обычную дебютантку, за которую все ее принимали.Из оставшихся цветов она смастерила венок. Он, подобно нимбу, окружал ее голову и делал ее необычайно красивой.– Никогда не видела ничего подобного, миледи!– воскликнула горничная. – Кто бы мог подумать, что черное платье может выглядеть таким потрясающим!– Благодарю вас, – отозвалась Алана.– Вы будете королевой бала! – продолжала изливать свой восторг горничная. – Но ее светлость…Горничная замолчала, однако Алана прекрасно знала, что она собиралась сказать. "Ее светлость не одобрит".Алана твердо решила помочь Шарлотте и привлечь к себе внимание князя, поэтому оставалась у себя в комнате до тех пор, пока не прибыла основная масса гостей. К ужину было приглашено не менее сотни человек. То и дело подъезжали все новые и новые экипажи.Наконец, бросив последний взгляд в зеркало, Алана вышла из комнаты и медленно прошла по коридору к большой лестнице, которая вела в огромный мраморный холл. Спускаясь по ней, девушка повторяла себе, что играет роль даже не в обычном театре, а в Гранд-Опера. Разве могла она, одетая как ведущая актриса, обманывающая одного из самых знаменитых мужчин Европы, быть просто Аланой, воспитательницей в доме викария?И вдруг все ее возбуждение спало, словно ее окатили холодным душем. А если князь даже не посмотрит в ее сторону, как это было весь сегодняшний день? Тогда она не сможет помочь Шарлотте и вернется к викарию, не имея даже того утешения, что приобрела новых друзей.Она прошла уже половину лестницы, когда вспомнила свои собственные слова, сказанные ей Шейну.– Я должна добиться успеха! Я обязательно добьюсь его! – прошептала она. – Не ради себя, а ради Шарлотты, ради добра и справедливости. Со мной Бог, и он поможет мне.Внезапно она вспомнила комнату с иконами. Ей захотелось снова попасть туда, чтобы попросить их о помощи. Но тут же она поняла, что не обязательно быть там, достаточно просто верить. И, на секунду замерев, она устремила мольбу о помощи к небесам. Потом, с высоко поднятой головой, с огромными темными глазами на маленьком личике, она вошла в салон. Князь стоял у самых дверей, ожидая еще не приехавших гостей. Когда Алана ступила в комнату, их глаза встретились. Казалось, они узнают друг друга через пространство и вечность. Алана замерла. Ни один из них не произнес ни слова. Да и не было нужды в словах. То, что сейчас происходило между ними, могла выразить одна лишь музыка. Неизвестно, как долго они простояли так, когда их молчание прервал резкий голос леди Одель:– Вы опоздали, леди Алана! И как нелепо, что вы надели черное!Алана усилием воли заставила себя посмотреть на знаменитую красавицу Англии.– Мне очень жаль, что вашей светлости не нравится это платье.– Оно крайне неуместно на молоденькой девушке, – уколола ее леди Одель, – а от такого обилия цветов отдает безвкусицей и театральностью.– Они белые, как вы и наказывали мне, – ответила Алана и отошла, с облегчением заметив, что ей навстречу спешит виконт.– Вы великолепны! Потрясающи! – воскликнул он. Когда Алана взяла бокал с шампанским, предложенный ей на золотом подносе, он тихо добавил: – Когда все это закончится, нам надо будет подумать о ваших планах на будущее. Не можете же вы вернуться к викарию.– Других вариантов нет, – улыбнулась Алана. – Там я… счастлива.– Нелепо, если вы проведете всю жизнь в Бриллинге, воспитывая детей викария, – возразил виконт, и в его голосе прозвучала новая нота, заставившая Алану торопливо спросить:– А где Шарлотта? Мне надо поговорить с ней.И она поспешила прочь, зная, что виконт провожает ее глазами. Ужин был еще более изысканным и впечатляющим, чем в предыдущий вечер. Когда он закончился и дамы покинули столовую, Алана заметила, как леди Одель отвела Шарлотту в сторону и принялась что-то настойчиво говорить ей. По выражению глаз Шарлотты было ясно, что она испугана. Наконец в комнату вошли мужчины, и леди Одель объявила:– Танцы будут в серебряной гостиной. Сегодня я придумала особенный котильон, который начнется через час. Приготовлены очаровательные призы, так что не пропустите.Раздались возбужденные возгласы, и молодые люди устремились в серебряную гостиную, тогда как пожилые, а среди гостей на этот раз были и такие, остались в холле.– Я знаю, что вы, лорд Сэндфорд, вы, судья, и, конечно, вы, полковник Фосет, не имеете, склонности к танцам. – Леди Одель улыбнулась им своей знаменитой улыбкой. – Поэтому я приготовила для вас и других наших друзей сюрприз. Думаю, вы оцените мои усилия, потому что вас ждет ваша любимая карточная игра.– Баккара! – воскликнул полковник, не дав леди Одель договорить.– Да, баккара, – подтвердила леди Одель. – Идите и начинайте игру, заядлый вы картежник! Мы с князем присоединимся к вам позже.Заметив, что Шарлотта задержалась в холле, Алана немного отстала от молодых людей, направлявшихся в серебряную гостиную, и, чтобы не привлекать внимания к себе, проскользнула за огромную цветочную композицию.Как только пожилые отправились в комнату для карт, леди Одель сказала:– Подожди немного, Шарлотта, его светлость хочет показать тебе музыкальную комнату. Это одна из самых прекрасных комнат в замке, и, я знаю, она тебя очарует. – Леди Одель многозначительно улыбнулась князю и, шелестя бледно-голубыми оборками платья, последовала за остальными в комнату для карточных игр.Шарлотта выглядела как маленький испуганный зайчонок. Ее глаза, казавшиеся огромными на бледном лице, не отрываясь смотрели на князя, словно он ее загипнотизировал.– Давайте сделаем так, как сказала ваша тетушка, – шагнул к ней князь. – Чувствую, у нас нет другого выбора, остается только повиноваться.– Конечно, я буду рада взглянуть на музыкальную комнату, – ответила Шарлотта, чуть не вскрикнув от страха при его приближении. – Но пусть Алана пойдет с нами. Она очень музыкальна, и ей тоже будет интересно посмотреть на нее, ведь правда, дорогая? – В ее голосе прозвучала неприкрытая мольба. Она повернулась к тому месту, где, как она заметила, скрывалась Алана.– Мне бы очень хотелось посмотреть на музыкальную комнату, – ответила Алана, выступив из-за цветов. – Конечно, если его светлость не возражает.Казалось, князь колебался, не сказать ли ему, что он хочет побыть наедине с Шарлоттой, но потом слабая насмешливая улыбка искривила его губы, и он произнес:– Разумеется, я буду счастлив сопровождать двух таких красивых молодых женщин!Алана подошла к подруге и взяла ее за руку.Пальцы Шарлотты дрожали. По силе ее пожатия Алана поняла, в каком ужасе она пребывала.Они вышли из холла, и князь повел их по широкому коридору, который украшали великолепные картины и изящная мебель. По пути они слышали звуки вальса, доносившиеся из серебряной гостиной. Интересно, знал ли Шейн, что Шарлотту задержали, не дав присоединиться к остальным танцующим, и если знал, то что он сейчас испытывал?Идти им пришлось довольно долго, и Алана поняла, что леди Одель выбрала эту комнату из тех соображений, что она находилась вдали от чужих глаз и ушей. Наконец они вошли в комнату со сводчатым потолком, мраморными колоннами и китайскими фресками на стенах. Повсюду стояли вазы с цветами. Подходящее место для того, чтобы предложить руку и сердце.– Какая прелестная комната! – воскликнула Шарлотта. Она так нервничала, что ее голос прозвучал слишком восторженно. – У вашей светлости прекрасная коллекция музыкальных инструментов!Алана уже обратила внимание на рояль. Это был настоящий Стейнвей, украшенный рисунками во французском стиле. В другом углу комнаты стояла древняя арфа, а рядом с ней изящный спинет из атласного дерева, возраст которого, наверное, измерялся столетиями.Даже не глядя на князя, Алана чувствовала, что он смотрит на нее с циничной, насмешливой улыбкой. Он словно хотел подчеркнуть, что хотя и привел их сюда, но это произошло вопреки его собственному желанию, поэтому теперь он складывает с себя обязанности хозяина.Алана замерла, ожидая, что сейчас он предложит вернуться в серебряную гостиную, когда вдруг увидела скрипку, которая лежала на приставном столике.– Страдивари! – воскликнула она и, протянув руку, осторожно коснулась ее.– Вы правы. Как вы определили? – спросил князь.– Разве можно ее не узнать? Расскажите мне о ней! – почти скомандовала Алана, словно забыв, к кому обращается.– Ее сделали в тысяча семьсот тридцать третьем году, – ответил князь. – Она изначально принадлежала нашей семье и не утратила всех своих замечательных качеств.– Как необыкновенно! – Алана, не спрашивая разрешения, бережно взяла в руки скрипку и почти шепотом произнесла: – Как бы мне хотелось сыграть на ней! Больше всего на свете!– Вы играете на скрипке? – изумился князь.– Ну разумеется! – воскликнула Шарлотта и, не подумав, добавила: – Ее отец… – Тут она остановилась, осознав, что совершает роковую ошибку.Но князь не слушал ее. Он смотрел на Алану.– Почему бы вам не сыграть? – спросил он.– Вы в самом деле позволите? – Глаза Аланы сверкали от возбуждения. Не произнеся больше ни слова, она тронула струны, зажала скрипку подбородком и подняла смычок.Мгновение она колебалась, потом заиграла нежную мелодию из "Волшебной флейты" Моцарта, которую так любил ее отец. С первых звуков она поняла, что никогда не играла так хорошо. Казалось, этот великолепный инструмент повинуется малейшему движению ее души.Мелодия заполнила собой комнату. Закончив ее и будучи не в силах остановиться, Алана перешла к одной из композиций своего отца. Он написал ее в память о ее матери. Это был крик отчаяния и скорби, любви, которая не умрет никогда, которая преодолевает смерть в своей вере, что жизнь и любовь бессмертны. Композиция завершалась воплем израненной, но в своем страдании не утратившей веру души. Эта музыка подействовала на Алану так же, как это было в те времена, когда ее играл сам отец. Не успели еще замереть последние звуки, как по ее щекам покатились слезы.Только когда она опустила скрипку и испустила вздох, который, казалось, исходил из самой глубины ее сердца, она осознала, что Шарлотты больше нет в комнате, а князь стоит неподвижно, прислонясь спиной к мраморной колонне.Какое-то мгновение она была не в состоянии говорить, все еще оставаясь в том мире, в который унесла ее музыка. Наконец она положила скрипку и смычок на стол и только тогда поняла, что ее щеки мокры от слез.Она нащупала за поясом носовой платок, но тут же рядом с ней оказался князь. Достав из нагрудного кармана свой, он принялся бережно вытирать с ее лица слезы. Некоторое время Алана не осознавала того, что с ней происходит, но пальцы князя подняли ее лицо за подбородок, и их глаза встретились. Только тогда Алана почувствовала его близость.Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Но потом, словно они находились еще в том мире, который создала музыка, руки князя скользнули вдоль ее плеч, и он коснулся губами ее губ. Алана не была поражена или испугана. Этот поцелуй показался ей неизбежностью, естественным продолжением мелодии, не зависящим от воли их обоих.Секунду его губы были неподвижны, но потом им словно передалось то торжество веры и побеждающей смерть и потому священной любви, которое звучало в музыке. Как показалось Алане, все, что было в ней чистого и прекрасного, расцвело под его поцелуем, казалось, впитавшем в себя и очарование замка, и божественную силу, которую излучали иконы.Его объятие становилось все более крепким, губы – все более требовательными и властными, так что не только ум и сердце девушки, но все ее существо устремилось ему навстречу.Она не знала, сколько прошло времени, когда князь, наконец, поднял голову, но почувствовала, что дрожит от переполняющего ее невыразимого восторга. Казалось, ее самой больше не существует и весь мир сосредоточен в нем одном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13