— Я скажу вам, — продолжала Калиста, не дождавшись от него ответа. — Как вы, вероятно, могли заметить, мой милый родственник — горький пьяница!
Слова ее прозвучали резко и презрительно. , — Однажды вечером, — продолжала она, — когда он гостил у нас, мама устроила так, что он выпил даже больше обычного. Он вообще не держался на ногах, и слугам пришлось отнести его в постель. На следующее утро, когда он спустился к завтраку, мама встретила его восторженными восклицаниями и горячо расцеловала в обе щеки.» Милый мой мальчик! — сказала она. — Вы даже представить себе не можете, как я счастлива вашим предложением!«Вид у герцога был совершенно ошарашенный, — продолжала Калиста, — и мама, лукаво подмигивая ему, добавила:» Ах вы, проказник! Как это вы осмелились говорить об этом с Амброзиной, не спросив предварительно моего разрешения? Ну что ж, она в таком восторге от вашего предложения, что, так и быть, я прощаю вам вашу нескромность!«
— И что же на это ответил герцог? — поинтересовался граф.
— А что он мог сказать? Мама слишком хитра и умна, для того чтобы говорить ему все это наедине. В комнате, кроме нас, была сама Амброзина и еще с десяток других гостей. Естественно, герцог не мог ничего вспомнить о том, что было накануне вечером; думаю, он теперь до конца жизни будет размышлять, предлагал он тогда свою руку и сердце Амброзине или нет!
— Это правда — то, что вы мне рассказываете?
— Неужели вы хотя бы на минуту можете предположить, чтобы моя сестра захотела выйти замуж за эту пьяную образину? Единственное достоинство, которым он обладает, — это его титул!
Девушка проговорила это с презрительным высокомерием. Потом продолжала:
— Если вы все еще сомневаетесь в маминой изобретательности, позвольте, я расскажу вам о Берил.
— Это ваша средняя сестра?
— Ну да, нас крестили по алфавиту: A-B-C-D, младшая, Дейдр, еще в школе, ей всего лишь четырнадцать.
— Продолжайте! — поторопил ее граф.
— Все мы прекрасно знали, когда маркиз Нортхау приехал к нам погостить, что он без ума от одной очаровательной замужней дамы; ее мама тоже пригласила.
— Зачем она это сделала? — удивился граф..
— Для того чтобы быть полностью уверенной, что он не откажется в последний момент.
— И что же произошло?
— Было совершенно очевидно, что маркизу нет никакого дела до Берил, так же, как и ей до него; она просто терпеть его не могла и под любым предлогом старалась избежать его общества.
Но мама перехитрила ее.
— Что же она сделала?
— Она каким-то образом устроила так, что маркиз и моя сестра оказались вдвоем в оранжерее. Берил потом говорила мне, что она специально держалась очень холодно и неприступно, они разговаривали на какие-то общие темы, говорили о цветах, когда, мама приступила к выполнению своего плана.
— Какого же? — Она запустила туда — я до сих пор не представляю, как ей удалось это сделать — двух мышек!
Они побежали по полу оранжереи, и Берил, которая всегда панически боялась мышей, вскрикнула и невольно ухватилась за маркиза, ища у него защиты!
Калиста безнадежно махнула рукой. — Остальное вы можете себе представить. Именно в этот момент мама» случайно» зашла в теплицу в сопровождении еще нескольких гостей.
Она нежно обняла Берил и поцеловала ее, а мужчины, сопровождавшие ее, поздравляли маркиза. Он ничего не мог сделать — бесполезно было бы объяснять, что это всего лишь недоразумение.
— Должен признать, если только все, что вы рассказали мне, правда, то у вашей матери весьма острый и изобретательный ум, — заметил граф.
— Все это так и было! Не знаю только, что она приготовила для вас.
— Вы все так же уверены, что она непременно решила связать нас брачными узами?
В голосе графа звучали явно недоверчивые нотки, несмотря на то, что он вынужден был признаться самому себе в том, что опасения Калисты имели под собой кое-какие основания — Примерно месяц назад мама сказала мне:
«Пора и тебе выходить замуж, Калиста. Я уже подыскала для тебя подходящего мужа».
— Она сказала это прямо так, без всяких предисловий?
— Она уже и раньше говорила мне, что меня надо выдать замуж как можно скорее, — ответила девушка. — Понимаете, я и так стала выезжать на год позже.
— А что случилось? — поинтересовался граф.
— Дело в том, что сразу после того, как объявили о помолвке Берил с маркизом, его бабушка умерла, и они целый год не могли пожениться, соблюдая траур. А так как мама не может вынести, чтобы в доме вместе с ней жили сразу две дочери, мне пришлось лишний год оставаться в школе. Теперь мне уже девятнадцать! Почти готовая coiffer sainte Catherine, как говорят французы!
Граф усмехнулся.
— Вы еще очень молоды, особенно для меня.
— Конечно, вы правы, — согласилась Калиста. — Вам ведь уже скоро тридцать! А там и старость не за горами!
— Вы, кажется, рассказывали мне о вашей матери, — напомнил ей граф.
— Да, так вот, мама так и сказала: «Я нашла для тебя прекрасного мужа, и когда ты познакомишься с ним, Калиста, постарайся ему понравиться, веди себя, пожалуйста, прилично, без этих твоих обычных мальчишеских выходок, которых ни один порядочный человек не сможет вынести!»
Граф снова засмеялся.
— Хорошо сказано! Представляю, каково было бы вашей маме, если бы она увидела вас сейчас! Вряд ли она одобрила бы ваш наряд!
— Вам что, не нравится, что я не в юбке? спросила Калиста. — В ней было бы довольно трудно взобраться на дерево; к тому же я обнаружила, что в такой одежде значительно удобнее тренировать Кентавра — так он гораздо лучше понимает меня. Конечно, я стараюсь держаться подальше от мамы, не дай Бог, чтобы она меня увидела! У нее бы сразу случился сердечный при падок!
— Ничего удивительного! — заметил граф. Калиста тихонько засмеялась.
— Вы шокированы! Это восхитительно! Я-то думала, что мне уже ничем не удастся удивить вас — с вашей репутацией!
— С моей репутацией? — удивленно переспросил граф.
— Люди много говорят о вас, — не стала объяснять Калиста, — а я хорошо умею слушать. Муж чины уважают вас и восхищаются вами, а женщины просто млеют и тают, как снег весной, в лучах вашего обаяния!
Слова эти в ее устах прозвучали далеко не как комплимент, и граф поспешил перевести разговор на другую тему:
— Я не интересуюсь сплетнями, — коротко сказал он. — Мне хотелось бы знать, что еще говорила ваша мать.
— Мама сообщила мне, что нет человека более богатого, выдающегося и занимающего более высокое положение в обществе, чем неуловимый граф Хелстон! «Мы бросим ему вызов, Калиста, — сказала она, — и разрушим легенду, которая окружает его имя. Он станет твоим мужем, и, поверь мне, дорогая, это большая удача, и ты можешь считать себя самой счастливой девушкой на свете!»
Калиста отвернулась от графа, глядя на озеро.
— Вот тогда-то, — добавила она тихо, — я и решила предупредить вас.
— Вы не хотите выйти за меня замуж? — улыбнулся граф.
— Неужели вы действительно думаете, что хоть одна девушка захотела бы выйти замуж при таких обстоятельствах? — возмутилась Калиста. — А я твердо решила, что никто и ничто не заставит меня произнести слова клятвы перед алтарем, пока я сама этого не пожелаю.
— То есть, я полагаю, вы хотите сказать, что должны прежде всего любить этого человека?
— Вот именно! — Она дерзко вздернула подбородок, добавив вызывающе:
— Я уверена, что вам, как и большинству маминых друзей, это будет смешно, но я хочу любить моего будущего мужа и хочу, чтобы он любил меня.
— Я, кажется, не говорил, что считаю это смешным, — заметил граф.
— Но вы так думаете, а это одно и то же, — отпарировала Калиста. — Я прекрасно понимаю, что все будут завидовать мне, считая, что мне невероятно повезло, что это высшее счастье — заполучить вас в мужья, каким бы низким и недостойным способом это не было проделано! Однако я не собираюсь уступать и принимать как неизбежное то, на что с удовольствием согласилось бы большинство девушек моего возраста, даже если на этом настаивает моя мать!
— Рано или поздно вам все равно придется выйти замуж.
— Да, но это будет человек, которого я сама выберу, — возразила Калиста. — Я знаю, что вы не верите мне и думаете, что ничего у меня из этого не выйдет, но, клянусь, я не стану ничьей женой до тех пор, пока не найду того, кого смогла бы полюбить всей душой и всем сердцем; лучше уж остаться одной!
— А ваша мама позволит вам это сделать?
— Я убегу, спрячусь, пойду на что угодно, но не позволю ей втягивать меня в свои интриги, не стану марионеткой в ее руках! — горячо воскликнула девушка.
— Все это не так просто, — спокойно сказал граф.
Она ничего не ответила. Взглянув на нее, граф подумал, как живописно выглядит ее тонкий силуэт на серебристом фоне озера.
Ему пришло в голову, что немало найдется мужчин, которые с радостью отдадут ей свое сердце и будут любить ее так, как она того желает.
Тем не менее граф был абсолютно уверен — каким бы жестоким и несправедливым это ему ни казалось, — что рано или поздно все ее воздушные замки рухнут под напором непреклонной решимости и железной воли ее матери, и ее выдадут замуж, совершенно не спрашивая ее мнения и не интересуясь ее выбором.
— Я знаю, о чем вы думаете, — очень тихо произнесла Калиста. — Но, поскольку я сейчас старше, чем были в свое время Амброзина и Берил, когда мама с ними все это проделала, и поскольку, смею надеяться, ума у меня побольше, чем у них, никому не удастся ни запугать, ни заставить меня сделать что-либо против моей воли.
— Будем надеяться, что вы правы, — ответил граф. — В то же время я предвижу, сколько трудностей и ловушек вас подстерегает, особенно если ваша мать будет вести себя так, как вы мне только что рассказали.
— У мамы за ее прелестной, очаровательной внешностью и кажущейся беспомощностью кроется железная воля.
Калиста говорила так хладнокровно и бесстрастно, точно обсуждала достоинства и недостатки посторонней женщины.
— Я должен поблагодарить вас за ваше предупреждение и за то, что вы были так откровенны и искренни со мной, — начал граф. — Я тоже хочу быть с вами честным, Калиста. Признаюсь, что, как и у вас, у меня нет никакого желания вступать в брак. Если хотите знать, я вообще решил остаться холостяком.
— В таком случае, будьте осторожны, не попадитесь в мамину ловушку! — посоветовала девушка. — Нам нельзя оставаться с вами наедине — ни на один миг! Сегодня вечером, за обедом, я села не на то место. Мама наверняка ужасно рассердилась, и завтра мне еще попадет за это. Волей-неволей придется нам сидеть за столом рядом.
— Мне не хотелось бы, чтобы вы сочли меня грубияном, — заметил граф. — Должен сказать вам, что вы очень интересная девушка и уж, без сомнения, совершенно непредсказуемая!
— Мне бы хотелось поговорить с вами о ваших лошадях, — сказала Калиста. — Почему вы даете им греческие имена?
— Так же, как и ваше греческое имя, они кажутся мне гораздо более звучными и красивыми, чем обычные лошадиные клички.
— Вчера вечером я как раз читала «Всеобщую родословную книгу лошадей» Джеймса Уэтерби, — с увлечением воскликнула девушка, — и подумала, что мне противно было бы иметь лошадь, которую звали бы Вэйлбоун или Вискерс.
— А знаете, как описывал Вэйлбоуна его грум? — спросил граф. — Он говорил, что это «самая низкая, длинная и костистая лошадь, с самыми прекрасными голенями и самыми ужасными бабками», какую ему когда-либо доводилось видеть в своей жизни.
Калиста засмеялась.
— Тем не менее, — продолжал граф, — оба, и Вэйлбоун, и Вискерс, несмотря на свои имена, стали победителями дерби.
— А еще хуже, если лошадь зовут Сквирт, что за ужасное имя! — задумчиво сказала Калиста.
— Производитель Марека, от которого, в свою очередь, родился Эклипс, — заметил граф.
Он увидел, как удивленно взглянула на него девушка.
— Вы много всего знаете о лошадях, не так ли?
— Смею надеяться, кое-что знаю.
— Это удивительно, — заметила Калиста. — Большинство владельцев лошадей, по крайней мере, из тех, которые приезжают сюда и останавливаются у нас, покупают то, что им советуют знатоки, полностью полагаются на мнение тренеров по поводу того, в каких скачках им участвовать, и не утруждают себя заботами о выращивании и воспитании лошадей, не обращая больше никакого внимания на свои новые приобретения.
— У вас слишком острый язычок, лучше на него не попадаться, — улыбнулся граф.
— Я пытаюсь доказать, что Кентавр — потомок Годольфина Араба, — продолжала девушка. — Надеюсь, вы знаете, кто это такой?
— Без сомнения, — ответил граф. — Годольфин Араб, Дарли Араб и Биэрли Турк — арабские жеребцы, от которых ведут свою родословную все чистокровные английские лошади.
— Вы действительно знаете, о чем говорите, — воскликнула Калиста, и в голосе ее прозвучало восхищение, которого не было раньше?
— Если Кентавр и не арабский жеребец, он вполне может оказаться берберийским, — предположил граф.
Он сказал это специально, желая убедиться, действительно ли Калиста так много знает о лошадях, и известно ли ей, что берберийские кони происходят из Северной Африки: из Ливии и Туниса, Алжира и Марокко, и по качеству стоят на втором месте после арабских.
— Когда во времена Карла II арабских жеребцов завезли в Англию, — заметила Калиста, — герцог Ньюкасл, который очень любил испанских лошадей, сказал, что они — принцы, а берберийцы — только придворные при их дворе!
— И он, без сомнения, был прав. Его мнению можно доверять, ведь он был владельцем одной из самых больших конюшен и племенных ферм своего времени.
Калиста радостно захлопала в ладоши.
— Ах, я так много хотела бы у вас спросить, — вздохнула она, — есть столько всяких вещей, о которых я хотела бы, чтобы вы мне рассказали! Как жаль, что мы не можем встретиться и поговорить нормально, как все обычные люди, но это невозможно, нет, совершенно невозможно!
— Я все еще склонен думать, что вы несколько драматизируете ситуацию и преувеличиваете возможности вашей матери, — заметил граф.
— Я не собираюсь рисковать тем, от чего зависит вся моя жизнь, чтобы только удостовериться в своей правоте, а вы? — спросила девушка.
— Полагаю, что нет, — ответил граф, — а потому, мне кажется, нам пора возвращаться. Если, не дай Бог, кто-нибудь случайно застанет нас здесь вдвоем, тогда, пожалуй, у нас не останется уже никакого выхода.
— Неужели вы так покорно и безропотно дадите взнуздать себя? — спросила Калиста, и в голо — «се ее снова послышалось презрение.
— Я буду бороться и сопротивляться из всех сил, как арабский жеребец! — ответил граф. — Однако не так-то легко бывает вырваться, если лассо накинуто опытной меткой рукой.
— Ну что ж, я вас предупредила. Соблюдайте все меры предосторожности, держитесь все время рядом с другими гостями, не бродите по дому в одиночестве И, по возможности, не разговаривайте, пожалуйста, со мной — только это и может вас спасти — Пожалуй, последнее огорчает меня больше всего, Калиста; мне кажется, вы очень интересная девушка, и мне было бы приятно побеседовать с вами. Я никогда не встречал еще таких девушек, как вы.
— Это только потому, что вы нашли во мне что-то новенькое, — возразила она. — Этакая девчонка-сорванец, непохожая на других дам, которых вы до сих пор удостаивали своим вниманием!
Граф удивленно поднял брови.
— Не думаю, что это слово подходит здесь более всего; у меня и в мыслях такого не было.
— И тем не менее это так! — заявила девушка, не слушая возражений. — Если бы вы слышали, что говорят о вас дамы, когда они сплетничают между собой в гостиной после обеда, вы бы поняли, как вы выглядите в глазах других: надменный султан, восседающий в своем гареме, где многочисленные наложницы наперебой стараются обратить на себя внимание повелителя, добиваясь его милостей — Если вы всегда будете разговаривать таким образом, — заметил граф, — многие молодые люди будут смотреть на вас с опаской и побоятся предложить вам свою руку и сердце. Укротить жену, у которой такой острый язычок, так же трудно, как остановить лошадь, которая понеслась!
Калиста засмеялась.
— Жаль, что вы не могли видеть своего лица, когда я упала с лошади, и вы подумали, что я ранена!
— Со мной действительно еще не бывало такого, чтобы молодая женщина в буквальном смысле слова бросалась к моим ногам, — сухо произнес граф.
Девушка опять рассмеялась.
— Даже этот глупый старый грум, который вечно меня везде сопровождает по маминому настоянию, особенно когда я езжу в Лондон, и тот не мог поверить, что Кентавр сбросил меня или что меня вообще можно сбросить. — Она тихонько вздохнула. — Хотелось бы мне показать вам кое-что из того, что умеет делать Кентавр. Он действительно необыкновенный, просто сказочный конь, но если вы проявите к нему хоть какой-то интерес, мама может подумать, что на самом деле вы интересуетесь мной.
— Я вижу, между нами воздвигнуты непреодолимые преграды — гораздо выше тех, что ставят на барьерных скачках!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23