А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Все было в порядке, все, кроме половичка возле кровати: тот лежал чуточку косо, чего обычно Мурзин не терпел.
- Валентина Ивановна? - крикнул он, не оборачиваясь. - Электрик что, и в комнату входил?
- Нет, нет, счетчик в прихожей посмотрел и ушел. А что, не надо было пускать?
- Все в порядке.
- Я потом у вас уберусь.
- Спасибо, Валентина Ивановна.
Он прошелся по квартире и больше ничего, что насторожило бы его, не заметил. Решил, что коврик сам сдвинул, уходя в спешке.
Жил Мурзин скромно: двухкомнатная квартира с потолком - рукой достать, кухня - пять метров, люстра на три рожка, обывательский ковер на стене у тахты. И все же это была немалая роскошь для одинокого человека, обобранного уходящей женой.
- А чего мне надо? - сказал он, настороженно наблюдавший за Сергеем, оглядывавшимся с таким вниманием, будто был здесь впервые. - Родину отняли, а квартира что!..
Не мешкая, они уселись за стол, уже накрытый, налили рюмки, опрокинули первую, как положено, за встречу.
- Наливай по второй и давай, что ты там хотел рассказать?
Водка была холодная, и вторая тоже прошла легко. Сергей подцепил вилкой маринованный гриб, положил в рот и не заметил, как проглотил. Для верности подцепил другой, сжевал торопливо. Идея, которую он давно носил в себе не высказанной, не давала покоя.
- А вроде бы ничего особенного, скажу, так не поверишь. Довлеет над нами, сколько веков довлеет и подспудно все определяет - наследственность. Не просто пап и мам, а всего народа. Глубинные традиции территориальной общины. Запомни: ТРАДИЦИИ ТЕРРИТОРИАЛЬНОЙ ОБЩИНЫ! Ну, чего молчишь?
- А чего говорить, когда нечего говорить?
- Да ведь мы сколько веков об них спотыкаемся. Именно они определяют наши достоинства и недостатки. Их имеют в виду, когда говорят об особой русской цивилизации.
- Без поллитры не разобраться, - сказал Мурзин и снова потянулся к бутылке.
- Все люди - рабы наследственности. Головой шуруем, выдумываем разные теории, пытаемся по ним жизнь перестраивать, поем "нам разум дал стальные руки-крылья", машем этими руками-крыльями, стараясь взлететь, и тычемся носом в землю. Тот же разум не дает понимания, что все мы намертво привязаны к вековым традициям и если и должны что-то делать для переустройства жизни, то лишь с учетом этих традиций. Иначе опять - носом в землю...
- Ладно, уговорил, закругляйся...
- Вот тебе на! Я еще ничего не сказал, а уже закругляйся.
- А о чем же ты все говоришь-то?
- Община это - о-о!.. Сколько же тысячелетий мы жили в ней, что ее обычаи, нравы, убеждения все сидят в нас, как мы их ни выковыриваем. Вот ведь до сих пор говорят: русским нужен хозяин. Как ни обидно, а доля правды в этом есть.
- Ну ты уж совсем...
- И совсем не совсем. У русских вольность - в крови. В территориальной общине не было наследственного старейшины, князя или кого-то еще. Кто больше умел, лучше знал, того и выбирали, тому подчинялись. Свой ли, чужой в общине - все равно, лишь бы жил и работал как все. А чего? Земля большая, всем хватит, она, как вода в реке, как воздух, - всеобщая. Отсюда неискоренимая русская многотерпимость, интернационализм, если хочешь...
- А Иван Грозный? Ничего себе, многотерпимость.
- Не сбивай, сам собьюсь. В территориальной общине каждый и швец, и жнец, и землепашец, и воин. И дисциплинка, надо сказать, была аховая. Но вот в полном соответствии с обруганным нынче историческим материализмом началось классовое расслоение. В родовой общине это было просто: глава рода становился королем или кем там еще. А в территориальной все никак не могли отрешиться от выборности, от многосменяемости...
- Погоди, - взмолился Мурзин. - Дай передохнуть.
Помолчали минуту, подняли рюмки.
- Ну, будем.
- Будем, - заторопился Сергей. Выпил и заговорил, даже не закусив: Знаешь, в чем принципиальная разница между родовой и территориальной общинами? В первой на пришлого человека смотрели с опаской как на потенциального врага, а во второй в каждом новом человеке видели потенциального друга. В этом преимущества и недостатки. Отсюда великая притягательность для добрых соседей территориальной общины. Отсюда же отсутствие у членов территориальной общины иммунитета к коварству и предательству. Может быть, отсюда и непонимание некоторыми опасности своих действий. Человеку свойственно по себе судить о других, и порой до него не доходит, что поступки, совершаемые, как ему кажется, с добрыми или невинными намерениями, могут обернуться злом, даже предательством.
Мурзин вдруг вспомнил: нечто похожее говорил Миронов в ту роковую ночь. Только тот о предательстве говорил зло, а Сергей теоретизировал, искал объяснения.
- Ты вроде как оправдываешь? - удивился он.
- Просто анализирую, пытаюсь понять.
- Понять перевертышей?!
- Порой трудно отличить невинные намерения от враждебных...
- В былые времена!.. - резко выкрикнул Мурзин.
- Чтобы прогнозировать, нужно уметь анализировать, - столь же резко прервал его Сергей. - Может быть, мы потому и не сумели предвидеть сегодняшние беды, что не научились всесторонне оценивать былое... Но ты все же слушай до конца-то, слушай. Традиции территориальной общины стали помехой, когда началось образование государства. Когда подпирают недобрые соседи, без государства, без единовластия не обойтись. Сначала-то думали сами выбрать. Потом поняли: нужен третейский судья. И пригласили...
- Варяжская теория давно разоблачена.
- Это сложный вопрос, не будем сейчас о нем. А вот татарское нашествие всех убедило: нужен сильный владыка, нужно единовластие, иначе хана государству. И появился царь. Это была историческая потребность. Но традиции вольной общины все были живы. И сказывались ведь, ослабляли государство. И потому цари вели с ними борьбу. Царь Иван, Петр, даже Сталин...
- Ну, тут, пожалуй, другое.
- Ясно, что другое, но ведь и это тоже. Не культ личности, а единовластие. И было сопротивление...
- Какое сопротивление? Колхозы - полная ломка, а где сопротивление?
- Колхозы народ принял. Потому что в их основе были все те же традиции территориальной общины. Живи как все трудись, как все, и ты - свой. Извращений была пропасть, но корневой-то смысл именно такой...
Слушая Сергея, Мурзин думал о том, что положение государства и в самом деле критическое, если все уповают на сильную руку. Он встал, поправил половичок у кровати, все не дававший ему покоя, подошел к окну, сказал, не оборачиваясь:
- А может, ну их, теоретизирования? Сломать все и...
- Не выйдет, - живо отозвался Сергей. - Даже растение, иссеченное, передает свою боль подвою, и новый росток получается уродливым или погибает вовсе. А то ведь люди, общество. Не-ет, надо осмыслить, понять.
Мурзин промолчал. Перед ним, за окном, застыли в безветрии березы, белыми саркофагами замерли стандартные пятиэтажки, над которыми недвижно провисли пуховики облаков. И бетонка, убегающая к дальней лесополосе, была пустынна в этот час, ни машин, ни пешеходов. Сонное царство, ожидающее неведомо чего.
- Ну, поймем, а дальше что? Нет, надо делать, де-лать. Хоть что-нибудь. Каждый в меру своих сил. Вот ты, к примеру, мог бы помочь не только разговорами.
Сергей пристально посмотрел на Мурзина.
- Сашок, я ведь тебя знаю. Что ты задумал? Если пришить кого, то я пас. Куренку голову отрубить не могу. Жена тут привязалась: на даче сарай пустует, разведи кроликов. И ведь все подсчитала, бизнесменка липовая, какой приплод, почем кроличьи шапки. И знаешь, на чем погорел ее бизнес? Я спросил: а кто шкуры с кроликов драть будет?..
Мурзин сел напротив Сергея, откинулся на стуле.
- Гляжу на тебя, слушаю и удивляюсь. Умница ведь, а лопух лопухом. Да оглядись, неужели не видишь, что нынешние властипредержащие всех нас за дураков держат. И так будет до тех пор, пока не разозлимся.
- По-моему, все уж разозлились. Вот будут выборы...
- К выборам готовиться надо.
- Что ты предлагаешь?
- Тебе в Германию надо поехать.
- В командировку, что ли?
- Считай, что так.
- И командировочные дашь?
Мурзин покачал головой.
- Все будут пиво пить, а мне лапу сосать?
- Ехать придется за свой счет. Или за мой. Пусть это будет первой нашей жертвой во имя Отечества. Минину и Пожарскому люди последнее отдавали...
- Та-ак, первая жертва ясна. А вторая?
- Ну вот, кажется, понял.
- Понял, понял, давай выкладывай.
- Выложу. Только налей сначала. Ты поговорил, теперь я буду говорить...
Мурзин рассказывал о документах, припрятанных у кого-то в Германии, расхаживая по комнате. То и дело подходил к кровати, поправлял коврик, все время не дававший ему покоя. Что-то с этим ковриком было связано, о чем следовало поразмыслить. Это была интуиция, а к ней, таинственной незнакомке, он привык относиться всерьез.
- Ты посиди, - сказал Мурзин, прервав себя на полуслове. - Ничего пока не трогай, я сейчас.
- А закусывать можно? - удивился Сергей.
- И выпивать. Хотя, чего ж без меня? Погоди.
Он вышел и позвонил к соседке. Валентина Ивановна вышла в одном халатике, раскрасневшаяся, с мокрыми волосами, - видно, мылась.
- Кто был этот электрик? - спросил он. Наш?
- Новенький, я его раньше не видела.
- Когда он у меня счетчик смотрел, вы были возле него?
- Я ему табуретку принесла, а потом забрала.
- И ни на минуту не отходили?
- Только за квитанциями бегала. Когда он начал ругаться. А что? - Она побледнела. - Что-нибудь пропало?
- Все в порядке. Я так.
Вернувшись, Мурзин остановился на пороге и опять стал осматриваться. Беспокойство, возникшее в нем, когда увидел сдвинутый коврик, и приглушенное Серегиной болтовней, теперь переросло в чувство тревоги. Сергей вскочил, собираясь растормошить непонятно отчего вдруг загрустившего друга-приятеля, но Мурзин прикрикнул на него так,что тот опешил.
- Сиди, не двигайся. Не нравится мне это.
- Что?
- Не знаю. Сиди.
Он знал, как и где может быть спрятан жучок для подслушивания, перетрогал все, что только можно, ничего не нашел и остановился возле кровати. Внимание привлекла подушка. Обычно, заправляя постель, он просто бросал ее, по курсантской привычке поддергивал за уголки и так оставлял. Теперь же она была аккуратно положена, а два из четырех углов наволочки вмяты внутрь.
- Тебе в туалет не надо? - спросил он Сергея.
- Нет, а что?
- А я часто бегаю. Простатит проклятый.
- Говорят, он у половины мужиков. Особенно у тех, кто с бабами редко спит. А у тебя что, до операции дошло?
- Пока нет, но по ночам часто вставать приходится.
- Ну, напомнил. Схожу, пожалуй.
Он встал, потянулся и вышел в прихожую. Мурзин кинулся за ним, закрыл дверь и, вернувшись к кровати, осторожно приподнял подушку. Под ней лежала пачка "Мальборо".
Курил Мурзин мало - две-три сигареты в день, - но никогда "Мальборо". Из принципа. И теперь он смотрел на эту пачку с удивлением и, что уж от себя-то скрывать, - со страхом тоже.
- Ого! Закурим?
Неслышно подошедший сзади Сергей, протянул к пачке руку, и Мурзин не рассчитанным резким движением схватил эту руку, вывернул.
- Не трогать!
- Ты что, сдурел?!
- Без рук останешься, - с ледяным спокойствием сказал Мурзин.
Он позвонил знакомому военкому, попросил срочно прислать пиротехника.
- Сапера? - удивился военком. - Домой? Что у тебя?
- Думаю, тот случай, когда, как говорится, лучше перебдеть, чем недобдеть.
- Может, милицию?
- С милицией погоди.
- Тогда я сам приеду.
- Давай.
Не отводя глаз от коробки, Мурзин попятился к столу и сел.
- Такие вот дела, друг Серега.
- Значит, это ты меня на всякий случай в туалет-то спровадил?
- Мало ли что. Жалко ж дурачину. А ты Родине нужен.
- Что?! Ну, хохмач!..
- Я серьезно. Ты все усек, что я тебе говорил? Оформляй визу, да побыстрей. Выпей на посошок и - с Богом.
- Прямо сейчас ехать?!
- Прямо сейчас. Не надо, чтобы тебя тут видели.
8
... Отринь гордыню, не мни себя Богом. Потому что тебе мало дано. Но в том малом, что тебе дано, ты обязан быть Богом. Ибо ты создан Богом по образу Его и подобию.
Отринь гордыню. Но и самоуничижение тоже отринь. Богу не нужны ничтожества, унижающие себя. Даже постом и молитвой. Пост и молитва для того, чтобы ты не забывал о своем предназначении исполнять волю Бога. Чтобы в том малом, что тебе дано, ты творил, созидал, обогащая себя и людей, мир. Не распознать, загубить это малое, данное тебе, и есть неисполнение Божьей воли...
Сатана говорит: "Ты червь". Божественность, заложенная в тебе, настаивает: "Ты - подобие Бога!"
Гордостью живи, но не гордыней. Будь творцом и учись в каждом видеть творца. И делай, делай, а не рассуждай. Рассуждение - лишь преддверие к делу. Помни Евангелие: "Молитва без дел - мертва". И не откладывай на потом, не забывай урок Гамлета: "Погибают замыслы от долгих отлагательств"...
Сергей мог бы дальше продолжать свою "умственную физзарядку", как он ее называл, но решил, что этого на сегодня достаточно, и вылез из-под одеяла.
Солнце уже оседлало подоконник, а это значило, что времени - не меньше девяти. Жена спала, пухлая рука ее лежала на цветастом пододеяльнике. Захотелось поцеловать эту руку, повыше, у плеча, но он знал, чем это кончится, и заставил себя отвернуться. Сунул ноги в шлепанцы, тихонько закрыл дверь, прошел на кухню, затем на балкон, откуда, с седьмого этажа, открывались замечательные виды, созерцание которых вдохновляло не меньше, чем утреннее самовнушение.
Сегодня у него было ДЕЛО. И сегодня, и завтра, и еще сколько-то дней. Не коммерческая трепотня с дебилами, у которых на уме и языке одни только баксы, а дело государственной важности, на которое сподвигнул-таки его Сашка Мурзин.
- "Ищу я в этом мире сочетание прекрасного и вечного", - вслух процитировал он Бунина. И тут же вспомнил из Платона: - "Созерцанием высшей красоты, дорогой Сократ, только и может жить человек, ее однажды узревший".
Высшей красотой для Сергея в настоящее время была его теория о русской национальной наследственности, уходящей корнями в тысячелетия территориальных общин. Может, это и не его теория, может, где-то вычитал о ней, но он осознал ее и радовался своему осознанию.
Сергей помахал руками и снова замер, опершись о перила. Внизу кудрявились заросли парка, за ними блестели извилистые пруды, называемые Барскими. Другие берега прудов полого вздымались к знаменитым на все Подмосковье Гребневским храмам Смоленской иконы Божьей Матери.
Бывал здесь Сергей много раз. Ходил и на службы, стоял, слушал речитативы текстов, но не крестился. Ему, не- верующему, каким он себя считал, казалось святотатством креститься только потому, что другие крестятся. Самым удивительным было то, что он, неверующий, был уверен, что Бог есть. Пусть не Бог, а нечто всеобьемлющее, космическое, творящее гармонию мироздания. Законы природы? Но эти законы не в раздрае друг с другом, в конечном счете все они явно устремлены к добру и красоте.
Солнце, спрятавшееся на минуту за пухлое облачко, снова выплыло в синий простор, обласкав леса и воды мягким сиянием, высветив многоцветье храмов.
Опять вспомнился Бунин, и Сергей с выражением процитировал:
- "И нисходит кроткий час покоя на дела людские".
- Походи по магазинам, будет тебе покой.
Жена стояла в дверях в ночной рубашке, сердито смотрела на него.
Он знал, что лучше не возражать, и все же сказал:
- Утром нельзя сердиться, утром надо пускать в душу хоть немного радости.
- Ага! - злорадно воскликнула жена. - Цены вчера опять подскочили. Ты хоть знаешь, почем сейчас хлеб? Ничего не знаешь, живешь как у Христа за пазухой.
- За пазухой теплее, - засмеялся он, чмокнув жену в щеку, и спросил, чтобы переменить разговор: - Ленка проснулась?
- Как же, ее не разбуди, до обеда продрыхнет. Ты хоть знаешь, когда она вчера заявилась?
- Я все знаю. Иди, дай руками помахать.
Жена помедлила, но все же ушла. Он закрыл балконную дверь, но заниматься физзарядкой ему уже расхотелось. Поползли мысли все о том же, неотвязном: как выжить, если не воровать? Да и воровать-то уже негде, все растащено теми, кто был поближе к общественному добру и пораньше сообразил, что надо хватать. Все это знают, а поделать ничего не могут, только ругаются. И жена порой срывается, кричит: "Дайте мне автомат!" Смешно, конечно. Сказал как-то: "А ты знаешь, с какого конца он стреляет?" Отмахнулась зло: "Разберусь. С тобой разбираюсь, думаешь, легче?.."
Об оружии, за которое пора браться, теперь слышится отовсюду. Вон и знаменитый писатель Дмитрий Балашов публично заявляет: "Пока мы не возьмем в руки оружие, нас будут уничтожать... Этот свинский бардак, в какой господа демократы превратили нашу страну, мы уничтожим. Полностью. Со всеми его ныне торжествующими мерзавцами. И восстановим Россию..."
Многие так думают и так говорят. И, наверное, каждый что-то делает. Свое маленькое, но делает, хоть пальцем да толкает непонятно откуда вдруг взявшуюся стену "свинского бардака". Толкают вразброд. Но ведь ясно, что когда-нибудь толкнут все разом. И получится резонанс, который рушит все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28