А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Он смотрит на дело совсем не так, но ведь жители глухих мест Сибири вовсе не спрашивают его, совместимы ли денежные дела и нормальные человеческие отношения. Они знают, что несовместимы, и поступают соответственно!
Есть не менее чудесная история у Л.Шапошниковой про то, как некий хорошо обеспеченный антрополог пришел к тода собирать их легенды: «Апарш раскрыл рот и произнес первую фразу: „Давно кода-то жил один человек. Звали его Понетан“. Но его перебили. Ему предложили по десять рупий за каждую легенду. Это сразу меняло дело. Легенды о богах и предках не буйволиное молоко. Никто еще их не продавал. Не стал этого делать и Апарш. Но десять рупий за рассказ не так уж плохо. Апарш начал рассказывать. Его природная фантазия хитро плела узор историй. Подбодренный вниманием соплеменников, он вдохновенно врал. Он рассказывал день, два, неделю, месяц. Антрополог старательно записывал слова рассказчика в тетрадь. Сидящие вокруг тода открывали рты, они никогда ничего подобного не слышали. Это было интереснее, чем в кино. Апарш наговорил на пятьсот рупий, он мог бы продолжать и дальше, но антрополог не мог задерживаться в Нилгири.
Угощение, которое устроил Апарш всему племени на эти деньги, помнят до сих пор» [17, с. 51].
Нужно учитывать, наконец, что одни и те же слова и даже самые элементарные понятия для вас и для собеседника могут иметь совершенно различный смысл. Информатор не обязательно лжет — он просто рассказывает так, как умеет, в своей собственной системе понятий.
— Между устьем Дешембы и «чертовым кладбищем» сколько километров?
— Двенадцать! — уверенно отвечает свидетель. «Двенадцать!» — высунув язык от напряжения, карандашиком пишет самопальный «исследователь». Ему, городскому парню, и в голову не приходит выяснить, а имеет ли вообще старик представление, что это такое — «километр»? Ведь дед провел всю свою жизнь в глухом лесу, на берегах таежных речек, и даже самая глухая деревня для него — это громкокипящий центр цивилизации. Ни пользоваться часами, ни знать чтото про километры деду никогда не было нужно. Что идти до «чертового кладбища» близко, дед знает, но ему очень трудно передать другому человеку, насколько это близко или далеко.
Такой пласт опыта, который почти невозможно передать словами, с помощью каких-то понятных всем единиц измерения, всегда есть у лесных жителей, особенно у пожилых, и его всегда принимают во внимание те, кто имел дело с этими людьми всерьез и долго. Тем более, об этой особенности прекрасно знают следователи и фольклористы — те, кому больше всех надо знать правду, и одну только правду.
Но горожанин совершенно не думает о том, что дед просто не может назвать точное расстояние и что двенадцать километров для него — это чисто условная единица. С тем же успехом он мог бы сказать, что километров было пять или двадцать пять, и в такой же степени безответственно.
Мы привыкли, что поверхность земли как бы разлинована незаметными, но вполне реальными для нас линиями, и нам трудно понять, как ходят по земле люди, только накапливающие приметы. Как они рассказывают молодым, куда и сколько надо идти?! На этот вопрос как раз ответ очень простой — а никак не рассказывают! Молодежь просто включается в образ жизни старших и учится не по рассказам, а путем приобретения опыта. А поскольку вся жизнь людей протекает на территории, очень хорошо известной для их маленького, сплоченного коллектива, то и проблемы особой нет. И это касается как расстояния до «дурных мест», так и самих «дурных мест».
Русское население, живущее маленькими деревушками в глуши таежных массивов, постепенно приобрело многие черты первобытных людей. Они ходили без дорог и на своей земле знали чуть ли не каждую кочку. И если им надо было объяснить, где они подстрелили лося или где много груздей, они говорили, просто называя приметы места или само место. Типа — «возле устья Дешембы».
Русские таежных массивов — это еще мелочи жизни, потому что они ведь не настоящие первобытные люди. У них нет характерной черты первобытных — они не считают, что все должны знать то же, что и они. Если вы покажете первобытному человеку, что вы не знаете того, что должны знать члены его племени, — скажем, бушмену в Африке или индейцу племени яна в Амазонии, — он попросту не будет вас считать взрослым человеком… А может быть, и вообще не будет считать полноценным человеческим существом.
Впрочем, эти особенности первобытной культуры прекрасно передает рассказ одного крупного ученого о его приключениях в Мозамбике… Передаю эту историю так, как записал ее сразу же, не доверяя памяти.

История, рассказанная мне одним из ведущих российских психологов
Это было в конце 1970-х годов. Тогда нас, случалось, посылали в Анголу или в Мозамбик. Меня тоже послали в Мозамбик. Однажды мне говорят: мол, есть кое-что для тебя интересное, но идти туда — «три машины».
А я уже знал, что спрашивать первобытных людей ни о чем нельзя. Они считают, что взрослый человек должен знать все сам. Если спрашиваешь — ты как бы ребенок, в лучшем случае подросток. А это для них очень важно. Если ты не взрослый, к тебе и отношение такое. Тебя могут, например, послать за папиросами или просто попросить помолчать. А работать на тебя не будут, даже если платишь деньги, и твоих поручений выполнять никто и не подумает. Ты же еще маленький!
Возникает, конечно, вопрос: а если я чего-то не знаю, потому что из другой страны? Так ведь для них, для диких, такого быть не может. Для них человек — это только из их племени. Иностранец, иноплеменник — это не человек, а в лучшем случае большой ребенок. Это в самом лучшем случае. Потому что чаще всего иноплеменник — это вообще не человеческое существо, а что-то вроде двуногого животного.
— Как у римлян «говорящие орудия»?
— Или как у римлян, или как у славян «немцы» — то есть немые, не умеющие говорить. Ведь единственный язык — это славянский, остальные языки — это как мычание или гавканье. Мне иногда говорят: «Ничего себе! Они что, ваши первобытные, фашисты?»
А я только и могу сказать: мол, ну какие там фашисты… Фашисты — это те, кто пытается жить, как жили первобытные люди… Только у них плохо получается. Но в общем уже понятно, почему я не стал спрашивать, что такое «три машины» и как долго нужно «три машины» идти. Ведь взрослый человек не задает вопросов, он сам знает, и что такое «одна машина» и «три машины».
Назавтра утром выходим. Жара тропическая… это трудно описать, что такое. Идем час, второй, третий… С меня уже давно пот градом, буквально шатает. А мы себе идем да идем. Проводник идет себе и идет, как ему удобно. Опять же — взрослый человек умеет ходить, и никто никого никогда не ждет.
— А если маленький? Не может, как взрослые?
— Как только ребенок перестал быть все время с мамой, он должен учиться быть взрослым. Пошел со старшими? Ходи, как они. Никто не будет к тебе приспосабливаться, никто медленнее не пойдет.
— А если ребенок от взрослых отстанет, а там какой-то зверь? Скажем, лев?
— Ну-у… Тогда, наверное, может случиться что-то плохое… Такой ответ вас устраивает?
— Как же так?! Ведь люди же могут погибнуть! Дети!
— Ну и что? Для них что важно? Чтобы человек как можно раньше стал взрослым. Умел бы ходить очень быстро, знал бы съедобные растения, умел охотиться, мог бы сделать любую работу. Часть детишек погибает. Но ребятишек всегда много, их жизнь совершенно не ценится. Вырастут или погибнут… и все тут.
Так вот, идем мы и идем, и я знаю, что спрашивать ни о чем нельзя и просить идти помедленнее тоже нельзя, если я хочу с ними и дальше работать. Но все-таки я не выдерживаю, спрашиваю — далеко еще?
А мой проводник отвечает:
— Первая машина.
И рукой показывает — вот, мол, первая машина! Я в ужасе. Если мы четыре часа шли и это только «одна машина», так это мы «три машины» будем идти двенадцать часов?! Я не выдержу! А проводник спокойно так:
— Вторая машина!
И я вижу, что на лугу вросла в землю машина — броневик. У них несколько лет назад прошла гражданская война, и такого добра везде сколько угодно. А из-за этой машины торчит вторая машина — точно такой же броневик, почти рядом. У меня вообще уже никакого соображения нет, что дальше будет. Прошли мы еще минут пять, спускаемся к речке, проводник оборачивается и мне говорит:
— Третья машина!
И вижу — третий броневик врос в землю возле переправы. Вот мы и пришли! Вот оно это место, «три машины». Вот тогда я и понял, что для первобытных людей нет ни километров, ни часов. Мы меряем расстояния, а он ничего не меряет. У него не расстояния — а знание разных мест, урочищ. Он не говорит, как пройти и как далеко. Он говорит вам — вот это в таком-то урочище. И если вы взрослый человек, вы должны знать сами, как это далеко и как пройти.
— Так ведь первобытные люди расстояния измеряют в часах пути. Или в днях пути…
— Это уже следующий этап. Это уже высокий уровень развития — когда понимают, что надо рассказывать, как пройти.

Особенности самопальных экспедиций
Ну так вот: горожанин, как правило, с особенностями культуры местных совершенно не знаком и не принимает всего этого во внимание. Более того — он понятия не имеет, что нужно делать какие-то поправки и что местные мыслят не так, как он сам. Такие рассуждения очень часто ему кажутся то ли снобизмом и высокомерием, то ли даже расизмом. На самом же деле содержится в них исключительно здравый смысл и житейская опытность! И уж, конечно, ни миллиграмма высокомерного отношения к людям, ведущим совсем иной образ жизни…
Но тут мы невольно начинаем обсуждение уже не столько самих «чертовых кладбищ», сколько народа, кинувшегося изучать загадочное явление… Потому что о самих «проклятых местах» пока сказать можно одно — скорее всего, в верховьях Ковы они и правда есть. Что представляют они из себя — можно попытаться понять, и такую попытку я в свое время предприму. Но в том-то и беда, что от силы 10-20% информации про «чертовы кладбища» мы имеем от местных жителей, от стариков, которые что-то видели еще в довоенное время (да и то в передаче самопальных собирателей информации). А 80, даже 90% того, что мы знаем (или «знаем»?), получено от участников разного рода самодеятельных экспедиций. И это довольно печально…
Потому что как вообще организуется обычно такая экспедиция? Для понимания, кто и почему в них участвовал, придется вспомнить «счастливое» советское время. Мои ровесники, люди между 40 и 50, без труда узнают все эти реалии (другое дело, что отнесутся к ним по-разному). Для людей же, которым сейчас меньше 30, многое покажется крайне диким и даже попросту невероятным… Но уж тут я не виноват!
В советское время жители СССР имели, может быть, и не такой уж высокий, но зато гарантированный уровень жизни. Жить было порой довольно противно, многие жили тесновато и бедновато, но обеспечить себя и семью минимумом необходимого было не очень трудно. Возможности же улучшать свое положение оставались очень невелики, и большинство людей довольствовалось тем, что у них и так есть, без чрезвычайных усилий. Отряд тех, кто имел и достаток, и досуг, и неплохой уровень образования, в масштабах СССР исчислялся десятками миллионов человек. Должны же люди чем-то заниматься?! Вот и занимались, тратили энергию, кто как умел: на чтение книжек про НЛО, магию: тибетскую, белую, черную, китайскую, какую-то еще, не помню наименований. На экстрасенсорные явления, на способности отдельных индивидов читать пальцами рук, пальцами ног, языком и ягодичными мышцами, садясь голым задом на текст.
Экстрасенсорикой тоже занимались года с 1970, а может быть — и гораздо раньше. Я даже не буду отрицать, что у людей могут быть какие-то необычные способности — то же ясновидение или способность к телепатии (в конце концов, гипноз тоже очень необычная штука, только к нему все привыкли). Но, разумеется, на одного человека с этими самыми необычными способностями приходилось десять самых примитивных шарлатанов, а на этих десятерых — сотня тех, кто и не претендует на владение чем бы то ни было, а хочет приобщиться к источникам знания, готов слушать любой бред из уст новоиспеченных «гуру» и прямо-таки жаждет войти в общину владеющих истиной в последней инстанции.
Вокруг экстрасенсов и особенно «экстрасенсов» возникало то, что теперь называют словцом «тусовка». То есть вокруг каждого такого человека уже независимо от его желания начинали тусоваться неофиты. Те, кто хотел получить из рук «экстрасенса» некое высшее знание, ответы на все существующие в мире вопросы и точнейшее знание, «как надо»!
Такая компашка имела и самостоятельную ценность, независимо от идеологии, вокруг которой собиралась. Соединение советского блата с советским же коллективизмом — вот чем была такая компашка! Человеку, особенно молодому, надо было только найти свою компашку, и многие из его проблем решались с волшебной легкостью!
В компашках было можно делать очень многое из того, чего нельзя было в официальной жизни. Мало того, что через компашки решались многие материальные и социальные проблемы — и «доставание» разных дефицитов (ведь трудились ее члены на разных предприятиях и в разных ведомствах), и социальная защищенность. В компашках многое, чего категорически «нельзя» было официально, реализовывалось «на раз». «У нас секса нет!» — это известнейшая фраза. И если в СССР секса «не было», то в компашках секс очень даже был, и если не было в одной компашке, никто не мешал плавно перетекать в соседнюю.
Не всякая компашка так уж нуждалась в «гуру» — скажем, столбисты вовсе в таких «гуру» не нуждались. Но существовали и компашки, которые без «гуру» существовать не могли и не желали.
Если даже «гуру» не хотел вещать истины в последней инстанции, не стремился давать ответы на все «последние» вопросы и не объявлял себя ни «перерожденцем», ни «астральным пришельцем», это делали за него «ученики». Случалось, «гуру» в панике бежал, не желая становиться центром притяжения неполноценных людей и сам пугаясь своей популярности в этих кругах. Но тогда та же компашка отыскивала нового кумира или же несколько компашек перемешивались друг с другом, обретая новых «гуру» в новых составах. Попросту говоря, именно это им и нужно было, а не экстрасенсных явлений как таковых: «высших истин», провозглашенных от имени божества или божеств, общения с «пророками», подчинения этим «пророкам».
Тот, кто помнит 1970-е, 1980-е годы, должен помнить, как мало, и притом все меньше и меньше, доверяли люди официальной идеологии. Но от этого ведь не уменьшалось число людей, органически не способных жить без идеологического восприятия мира и без подчинения себя этой идеологии. Чтобы быть правильно понятым, уточню: под идеологией я понимаю только такое мировосприятие, в котором все мироздание сводится к какому-то частному фактору. В духе незабвенного стихотворения В.Маяковского:
Я знал негра, он был неграмотный,
Не разжевал даже азбуки соль.
Но он слышал, как говорит Ленин,
И он знал ВСЕ.
Существуют люди, которым просто органически необходимо именно это: сведение мироздания к каким-то элементарным идеям или элементарным рецептам. Им надо знать, что послушать Ленина, Сталина, Гитлера, аятоллу Хомейни или полковника Алксниса — значит уже знать ВСЕ, уже значит постичь высшую истину. И объединиться в компашку вокруг этой истины. И выстроить иерархию самых преданных учеников, самых идейных личностей, самых правильно понимающих. И противопоставить себя всему остальному человечеству, еще не постигшему этой истины. И начать войну со всеми на свете за то, чтобы все преклонились перед истиной… Но, конечно же, чтобы все остальные заняли бы при этом более низкие ступени иерархии, ведь места самых преданных и раньше всех постигших уже заняты.
Коммунизм в роли такого духовного наркотика уже выдыхался, и появлялось множество идеологий. Ребята, сидевшие, как наркоманы на игле, на очередной идеологии, очень похожи друг на друга, как бы ни разнились сами идеологии.
Зачем выходили в поле самопальные экспедиции, организованные компашками? Для чего компашкам нужны были «чертовы кладбища»? Да потому, что эти загадочные, непонятные места занимали какое-то особое место в их идеологии!
И чем только они не объявлялись… И аномальными зонами, и местом контакта с инопланетянами, и местом обитания сверхчеловеков, и областью контактов с Шамбалой… Вся эта не доказанная абсолютно ничем, порой вопиюще невежественная белиберда действовала на членов всяческих компашек и на близких к ним по духу подобно зову боевой трубы. Там, за таежными далями, на берегах прозрачной северной речки скрыто чудо! Чудо, отвергаемое официальной наукой! Проникновение в Неведомое!
Романтика поиска, романтика открытия затерянного мира легко соединялась с идеологическими бреднями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46