Витька тоже собирался на юг вместе с Марьяшей, но ближе к августу, я же планировал в августе съездить ещё раз в Москву и отдохнуть, сменив обстановку, и конкретно договориться о предстоящих наших наездах в столицу.
А пока мы отдыхали – попивали, поигрывали, гуляли, ездили к Вишне и уже строили планы на запись второго альбома – дома у Алексея. Домашняя студия Яншивы Шелы, это псевдоним Алексея, росла не по дням, а по часам. Марьяша написала и нарисовала обложку для первой записи – «45». Сорок пять минут играла наша музыка на плёнке, и Марьяша поэтому так и написала: «45». Борис сообщил нам, что планируется большущий концерт – десятилетие «Аквариума», где могут выступить все, кто любит «Аквариум» и кто придёт на юбилей. Ну и сам юбиляр, разумеется, тоже выступит.
Концерт планировался в общежитии Кораблестроительного института – где-то в Автово. Марьяша жила неподалёку, и мы с утра собрались у неё для примерки и окончательной подгонки костюмов, которыми собирались потрясти зрителей и порадовать «Аквариум».
Дома у Марьяши жила маленькая черненькая, но жутко злая собачка, которая всё время всех кусала – и Марьяшу, и её маму, и Витьку, который бывал здесь довольно часто, ну и меня всё норовила цапнуть. Собачку привязали наконец-то к какому-то шкафу, и мы занялись нашим туалетом: Витька крутился перед зеркалом в белых кружевах и сверкал стеклянными «драгоценными» камнями, я натягивал на себя совсем уже нечеловеческий наряд – костюм птицы из ТЮЗа, переделанный Марьяшей и мной в костюм рыбы … Из динамиков Марьяшиного проигрывателя неслись квакающие, заунывные звуки древней, не то китайской, не то японской музыки – Марьяша почему-то считала, что Витьке должно нравиться всё, что так или иначе связано с Востоком, вероятно, из-за его корейской крови. Но наши вкусы всё-таки больше были ориентированы на Запад, и глубокомысленное чмоканье, приправленное злобным рычанием привязанного пса, царапающего в бессильной животной ярости шкаф, паркет и всё остальное, до чего он мог дотянуться своими короткими лапами, не очень-то веселило, хотя и успокаивало.
Предстоящий концерт должен был быть не обычным сэйшеном, планировался настоящий праздник. 10 лет – это не шутка, и поэтому принимались всяческие меры предосторожности, чтобы мероприятие по какой-либо причине не сорвалось. В частности, все были предупреждены о том, чтобы не собираться перед концертом толпами на улице и не бродить вокруг общежития в привлекающем внимание блюстителей нравственности и порядка виде. Поэтому мы с Витькой замаскировались, как могли: он спрятал свои кружева под широким плащом, я надел на свой птицерыбный наряд клетчатый пиджак, Марьяша же выглядела совершенно обычно, в маскировке не нуждалась, и мы отправились в гости к «Аквариуму».
Всё было подготовлено идеально – конспирация высшего класса! Десять лет подполья научили многому и «Аквариум», и публику. В небольшом зале стоял полный комплект аппаратуры, не очень мощной, но достаточной даже с избытком для такого помещения. Все собрались вовремя, сильно пьяных тоже не было. В первом отделении должны были играть гости, во втором – юбиляры. Среди гостей, кроме нас, были «Странные игры» – так стала называться группа Давыдова, «АУ» во главе со Свином, группа Дюши Михайлова («Пилигрим», «Объект насмешек»), носящая скромное название «03» («Ноль три»), и ещё три-четыре команды – все, как одна, молодые и прогрессивные.
Но десять лет конспирации научили «Аквариум» ещё и отличной интуиции. Борис что-то вдруг занервничал, хотя поводов для этого вроде бы и не было и, на правах хозяина вечера, переставил отделения местами. Теперь первым номером играл «Аквариум», остальные сидели в зале, выпивали-закусывали, курили – всё было разрешено на торжественном юбилее любимой группы – и слушали музыку, ожидая своей очереди. «Аквариум» же, что называется, дал жару. Они играли электричество, Ляпин свирепствовал на гитаре, но в этот раз на удивление в меру, а Борис метал в зал просто видимые глазом сгустки энергии, всё было как надо. И они успели-таки отыграть свои сорок минут – последнюю концертную программу. На этом всё и закончилось, интуиция не подвела. Такое идеально организованное мероприятие не могло не сорваться: кто-то классически «стукнул» в КГБ – ведь стучат именно на такие, по высшему классу и «для своих» сделанные концерты, остальные «засвечиваются» сами – из-за пьянства, раздолбайства и неаккуратности менеджера и публики. Здесь же была классика – никаких дружинников, никаких милиционеров, ничего лишнего – пара чёрных «Волг»; в отдалении – милицейский газик, якобы случайно тормознувший в ста метрах от общежития, и вошедшие в зал высокие молодые люди в строгих чёрных костюмах. Чисто, тихо и скромно – ни мордобитий, как на «Блице» у Юбилейного, ни погонь, ни «хмелеуборочных»…
Тихим строгим голосом было приказано покинуть зал всем, кроме «Аквариума». Как произошло всё дальнейшее, никто сейчас точно рассказать не может, но рокеры отреагировали безошибочно – действовали все совершенно правильно. Толпа окружила сцену и музыкантов, за один приём схватила неприхотливую аппаратуру и мягко вывалилась наружу – с «Аквариумом» и аппаратом в середине. На миг толпа расступилась, и из неё как торпеда вылетел Михаил Фанштейн-Васильев – Фан, самый деловой человек среди рокеров. Он метнулся на проезжую часть и через полминуты тормознул несущийся куда-то пустой экскурсионный «Икарус». Ещё через полминуты Фан договорился обо всем с водителем, махнул рукой, и толпа вместе с аппаратом мгновенно всосалась во вместительный комфортабельный автобус и была такова.
Люди в строгих костюмах бродили вокруг общежития и что-то ещё придумывали, а мы уже ехали к Гене Зайцеву, который предложил продолжить юбилей в его двух комнатах на Социалистической улице. Мы с Витькой, Марьяша, Вишня, Гена, Свин, Вилли-фотограф, «Аквариум» и ещё куча разного весёлого народа летели в мягком «Икарусе» по мрачным улицам и от души веселились В какой-то момент показалось было, что праздник сорван, но сейчас становилось ясно, что он продолжается. И действительно, он продолжался всю ночь у Гены, а потом ещё весь день по всему городу – утром гости расползались от Гены как тараканы, нанюхавшиеся карбофоса, – медлительные, неровными шагами шли они в разные стороны к разным рюмочным, шашлычным, пивным ларькам…
Познакомились мы и с какой-то безумной компанией молодых нововолновщиков из Купчино – любителей «Диво», «Крафтверка» и разного рода кайфа. Я вышел на них через моего, по школьным ещё ансамблям знакомого, барабанщика Борю, узнав, что молодые люди готовы обменять имеющуюся у них пластинку «Ти Рекс» на любую «Новую Волну». Мы с Витькой стали иногда захаживать к этим безумцам и познакомились поближе с одним из них – Густавом. Этот парень совершенно игнорировал нормы так называемого социалистического общежития, что нас очень веселило, – он очень любил играть на барабанах, и на расстоянии метров с восьмисот от его высокого блочного дома уже были слышны каждодневные упражнения Густава. Мы тогда как раз снова начали искать барабанщика и попробовали этого парня – играл он вроде бы и неплохо, но как-то не вписался тогда в «Кино», и мы договорились с Петькой Трощенковым – юным ударником «Аквариума», что он поможет нам на первых порах в предстоящей гастрольной деятельности.
Лето 82-го пролетело незаметно: я ещё раза два съездил в Москву, Витька с Марьяшей на юг, мы славно отдохнули и в начале осени снова встретились у меня на Космонавтов.
Я отчитался Витьке о проделанной работе в смысле договоров о концертах в Москве, а Витька – о своей творческой деятельности, показал несколько новых песен, которые мы немедленно принялись обрабатывать. Марьяша ни в чем не отчитывалась, но взялась достать нам студенческие билеты, вернее, себе и мне – у Витьки таковой имелся. Студенческие билеты, как известно, дают возможность пользоваться железнодорожным транспортом за полцены, и мы решили не пренебрегать этим. Как я уже говорил, Марьяша была художницей, и для неё переклеить фотографии на билетах и пририсовать печати было плёвым делом. Она раздобыла документы, выправила их как полагается, и мы стали окончательно готовы к гастролям.
Я почти через день теперь созванивался с представителями московского музыкального подполья, мы без конца уточняли суммы, которые «Кино» должно было получить за концерты, место и время выступления, и всё остальное – я и не думал, что возникнет столько проблем. Говорить по телефону из соображений конспирации приходилось только иносказательно – не дай Бог назвать концерт концертом, а деньги – деньгами.
– Привет.
– Привет.
– Это я.
– Отлично.
– Ну, у меня всё в порядке.
– У меня тоже. Я сейчас иду на день рождения, моему другу исполняется двадцать лет.
Это означало, что двадцатого мы должны быть в Москве. Все разговоры велись в таком роде и развили у меня бешеную способность читать между строк и слов и находить всюду, в любой беседе скрытый смысл. Способы передачи информации импровизировались на ходу – у нас не было точно установленных кодов, и поэтому иной раз приходилось долго ломать голову, чтобы разобраться, что к чему.
– У тебя есть пластинка «Битлз» 1965 года? – спрашивали меня из Москвы.
«Что бы это значило? – думал я. – О пластинке речь – может быть, хотят мне её подарить? Или здесь дело в цифрах?» – Тысяча девятьсот шестьдесят пятого? – переспрашивал я.
– Да, шестьдесят пятого, – отвечали подпольщики из столицы.
Ага, всё ясно. Шестьдесят пять рублей обещали нам за концерт. Теперь нужно выяснить – каждому, или 65 на двоих.
– Да, – говорил я, – я её очень люблю, но у меня, к сожалению, нет её в коллекции. А у тебя их случайно не две?
– Две, – говорили мне. Отлично! Значит – каждому.
– Вообще-то она мне, конечно, нравится, но сейчас я больше торчу от «ЭксТиСи» года так восьмидесятого, восемьдесят первого… – начинал я сражаться за процветание нашего коллектива. – И у меня уже есть две штуки, и я хотел бы ещё две. – Восемьдесят каждому! Вот чего я хотел!
– Я не люблю новую волну, – холодно говорил менеджер из Москвы. – Расцвет рока – это всё-таки семьдесят пятый год.
– Пожалуй, – соглашался я. – Пусть будет семьдесят пять мне и семьдесят пять Витьке, по тем временам этот было очень много.
Но такое случалось не часто. Обычно нам платили от 30 до 60 рублей каждому и иногда покупали обратные билеты, а иногда – нет. Кое-какие деньги приносила также торговля лентами с записями нашего первого альбома, которую я наладил в Москве довольно лихо – мы привозили лент по десять и продавали что-то такое рублей на пять дороже стоимости ленты. Но и это было от случая к случаю, – иногда в ленинградских магазинах пропадала плёнка, и это подрывало наше благосостояние.
После нескольких удачных экспериментов нам очень понравилось ездить в Москву, и мы уже были всегда готовы сорваться туда по первому требованию.
Останавливались мы в основном у Липницкого – это был наилучший вариант. С Александром мы быстро подружились, с ним было интересно, и он был крайне ответственен и пунктуален и не позволял себе сильно расслабляться, как многие наши общие знакомые. Например, однажды мы поехали в одно место, где нас звали на ночлег, но хозяин так готовился к приёму гостей, что когда мы позвонили в дверь, то долго слушали приближающееся шарканье – хозяин, видимо, с трудом передвигался, хотя был молод и хорош собой. Когда шарканье приблизилось вплотную, мы услышали громкий удар в дверь где-то на уровне лба, потом кто-то, мыча и стеная, медленно сполз вниз, царапая дверь ногтями и тем самым пытаясь предотвратить падение. Всё было ясно, и мы пошли прочь, но выйдя из парадного на улицу, услышали из «гостеприимной» квартиры грохот рояля – по клавишам, вероятно, лупили кулаками или головой и хриплые сдавленные крики: «Восьмиклассница!.. Восьмиклассница…». Судя по всему, хозяин очнулся и всё ещё ждал нас в гости, но мы не стали второй раз искушать судьбу и отправились к Липницкому.
У Александра дома стоял видеомагнитофон, и мы за сезон 82 – 83 года просмотрели у него огромное количество самой разной музыки – ночевали в гостиной, где находилось это чудо техники, засыпали и просыпались под концерты «Токинг Хэдс», «Роллинг Стоунз» или, в крайнем случае, под Вудсток. Всё это продолжалось до тех пор, пока Витька не увидел впервые фильмы Брюса Ли – в восемьдесят втором году это была довольно редкая штука. Видеоиндустрии в Союзе ещё не было, и такой экзотики никто, за небольшим исключением владельцев – пионеров видеотехники, практически, не видел.
Увидев же это чудо кино-каратэ, Витька перестал смотреть музыку и просто заболел – стал повсюду махать руками и ногами, изображая из себя «Виктора Ли», наделал себе нунчаков и развесил дома по стенам. Теперь он регулярно стал травмировать себя, обучаясь тонкому искусству восточного единоборства.
Марьяша ездила с нами и помогала кое-чем, кроме грима и костюмов, – стояла, например, на стрёме во время концертов – как-то раз нам пришлось просто бегом бежать из подвала, где мы успели, правда, отыграть всю программу, и я успел даже вырвать деньги на бегу из рук мчавшегося бок о бок с нами менеджера. Бежали мы не от разгневанных зрителей – те-то были в восторге и сначала вовсе не хотели нас отпускать, а теперь вот сами бежали в другую сторону, как им было приказано, отвлекая на себя следопытов КГБ, приехавших познакомиться поближе с группой «Кино».
Случались и спокойные, солидные концерты в МИФИ, с «Центром» в первом отделении, например. Вообще в МИФИ мы играли несколько раз, и это было, пожалуй, любимым нашим местом. Артём Троицкий раздухарился и устроил нам выступление в пресс-центре ТАСС, где мы опять-таки всем понравились… Мы очень полюбили московскую публику – она была прямо полярна ленинградской. Если в Ленинграде все всё подряд критикуют (как вы могли заметить по мне и по моей повести), то в Москве почему-то все всем восторгались. И это было нам очень приятно – стоило нам оказаться в столице, как из начинающей малоизвестной рок-клубовской команды мы превращались в рок-звёзд, известных всей андеграундной московской рок-аудитории. Мы продолжали работать вдвоём, Пётр Трощенков выбрался с нами только раз или два – работа в «Аквариуме» отнимала у него много времени, и мы оставались дуэтом.
В Ленинграде тем временем не дремал и наш первый официальный фан – Владик Шебашов. Однажды он несколько дней не брал в рот ничего спиртного, отключил телефон, сидел дома и о чём-то думал. Результатом этой беспримерной в истории ленинградского рок-движения акции явился грандиозный домашний концерт «Кино» в Шувалово-Озерках.
Шувалово-Озерки в то время были чудесным районом Ленинграда – ни в одной из квартир огромных многоэтажных домов не было ни одного телефона, и добираться туда автобусом от конечной станции метро «Удельная» было очеиь неудобно, долго и противно. Выбираться оттуда, соответственно, тоже было проблематично, и поэтому Владик полюбил это место – здесь можно было спокойно по нескольку дней пребывать в гостях у знакомых без всякой связи с цивилизацией – и выпивать-закусывать безо всякой надежды выбраться домой раньше, чем дня через три.
Здесь жила подружка Владика Оля, с которой он вместе учился в институте культуры и которая хозяйничала в большой и абсолютно пустой двухкомнатной квартире. Вернее, в одной, маленькой комнатке стояла кое-какая мебель – кровать там, шкаф, то да сё, а гостиная же была совершенно пуста и лучшего места для квартирника было просто не найти. Соседом Оли был некий Паша Краев – оказывается, я знал его ещё по ВТУЗу. Паша обожал рок западный и рок восточный одинаково, и вскоре уже не в Олиной, а в Пашиной квартире играли и «Кино», и Рыженко, и Майк, и Кинчев… Но это было чуть позже, а пока мы открывали эту свежую площадку.
Входная плата на концерт «Кино» у Оли была для квартирника непомерно высокой – пять рублей с человека. Так решил Владик. Но он ничего не брал себе – он был настоящим фаном нашей группы, и всю сумму пустил в различные кайфы – по два пятьдесят с каждой пятёрки отдавал нам, а на остальные два пятьдесят покупались две бутылки сухого и два плавленых сырка – для нас и для гостей, чтобы все чувствовали себя уютно и спокойно. Деньги были собраны заранее, и поэтому, когда мы с Витькой вошли в комнату, которая должна была стать нашим залом и сценой одновременно, то искренне порадовались – вдоль одной стены сидело на полу человек тридцать слушателей, вдоль другой стояло бутылок шестьдесят сухого и высились сверкающие алюминием небоскрёбы из плавленых сырков. Владик сделал всё, что мог и, по-моему, всем угодил.
Витька продолжал писать, и материала для второго альбома у нас было уже более, чем достаточно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
А пока мы отдыхали – попивали, поигрывали, гуляли, ездили к Вишне и уже строили планы на запись второго альбома – дома у Алексея. Домашняя студия Яншивы Шелы, это псевдоним Алексея, росла не по дням, а по часам. Марьяша написала и нарисовала обложку для первой записи – «45». Сорок пять минут играла наша музыка на плёнке, и Марьяша поэтому так и написала: «45». Борис сообщил нам, что планируется большущий концерт – десятилетие «Аквариума», где могут выступить все, кто любит «Аквариум» и кто придёт на юбилей. Ну и сам юбиляр, разумеется, тоже выступит.
Концерт планировался в общежитии Кораблестроительного института – где-то в Автово. Марьяша жила неподалёку, и мы с утра собрались у неё для примерки и окончательной подгонки костюмов, которыми собирались потрясти зрителей и порадовать «Аквариум».
Дома у Марьяши жила маленькая черненькая, но жутко злая собачка, которая всё время всех кусала – и Марьяшу, и её маму, и Витьку, который бывал здесь довольно часто, ну и меня всё норовила цапнуть. Собачку привязали наконец-то к какому-то шкафу, и мы занялись нашим туалетом: Витька крутился перед зеркалом в белых кружевах и сверкал стеклянными «драгоценными» камнями, я натягивал на себя совсем уже нечеловеческий наряд – костюм птицы из ТЮЗа, переделанный Марьяшей и мной в костюм рыбы … Из динамиков Марьяшиного проигрывателя неслись квакающие, заунывные звуки древней, не то китайской, не то японской музыки – Марьяша почему-то считала, что Витьке должно нравиться всё, что так или иначе связано с Востоком, вероятно, из-за его корейской крови. Но наши вкусы всё-таки больше были ориентированы на Запад, и глубокомысленное чмоканье, приправленное злобным рычанием привязанного пса, царапающего в бессильной животной ярости шкаф, паркет и всё остальное, до чего он мог дотянуться своими короткими лапами, не очень-то веселило, хотя и успокаивало.
Предстоящий концерт должен был быть не обычным сэйшеном, планировался настоящий праздник. 10 лет – это не шутка, и поэтому принимались всяческие меры предосторожности, чтобы мероприятие по какой-либо причине не сорвалось. В частности, все были предупреждены о том, чтобы не собираться перед концертом толпами на улице и не бродить вокруг общежития в привлекающем внимание блюстителей нравственности и порядка виде. Поэтому мы с Витькой замаскировались, как могли: он спрятал свои кружева под широким плащом, я надел на свой птицерыбный наряд клетчатый пиджак, Марьяша же выглядела совершенно обычно, в маскировке не нуждалась, и мы отправились в гости к «Аквариуму».
Всё было подготовлено идеально – конспирация высшего класса! Десять лет подполья научили многому и «Аквариум», и публику. В небольшом зале стоял полный комплект аппаратуры, не очень мощной, но достаточной даже с избытком для такого помещения. Все собрались вовремя, сильно пьяных тоже не было. В первом отделении должны были играть гости, во втором – юбиляры. Среди гостей, кроме нас, были «Странные игры» – так стала называться группа Давыдова, «АУ» во главе со Свином, группа Дюши Михайлова («Пилигрим», «Объект насмешек»), носящая скромное название «03» («Ноль три»), и ещё три-четыре команды – все, как одна, молодые и прогрессивные.
Но десять лет конспирации научили «Аквариум» ещё и отличной интуиции. Борис что-то вдруг занервничал, хотя поводов для этого вроде бы и не было и, на правах хозяина вечера, переставил отделения местами. Теперь первым номером играл «Аквариум», остальные сидели в зале, выпивали-закусывали, курили – всё было разрешено на торжественном юбилее любимой группы – и слушали музыку, ожидая своей очереди. «Аквариум» же, что называется, дал жару. Они играли электричество, Ляпин свирепствовал на гитаре, но в этот раз на удивление в меру, а Борис метал в зал просто видимые глазом сгустки энергии, всё было как надо. И они успели-таки отыграть свои сорок минут – последнюю концертную программу. На этом всё и закончилось, интуиция не подвела. Такое идеально организованное мероприятие не могло не сорваться: кто-то классически «стукнул» в КГБ – ведь стучат именно на такие, по высшему классу и «для своих» сделанные концерты, остальные «засвечиваются» сами – из-за пьянства, раздолбайства и неаккуратности менеджера и публики. Здесь же была классика – никаких дружинников, никаких милиционеров, ничего лишнего – пара чёрных «Волг»; в отдалении – милицейский газик, якобы случайно тормознувший в ста метрах от общежития, и вошедшие в зал высокие молодые люди в строгих чёрных костюмах. Чисто, тихо и скромно – ни мордобитий, как на «Блице» у Юбилейного, ни погонь, ни «хмелеуборочных»…
Тихим строгим голосом было приказано покинуть зал всем, кроме «Аквариума». Как произошло всё дальнейшее, никто сейчас точно рассказать не может, но рокеры отреагировали безошибочно – действовали все совершенно правильно. Толпа окружила сцену и музыкантов, за один приём схватила неприхотливую аппаратуру и мягко вывалилась наружу – с «Аквариумом» и аппаратом в середине. На миг толпа расступилась, и из неё как торпеда вылетел Михаил Фанштейн-Васильев – Фан, самый деловой человек среди рокеров. Он метнулся на проезжую часть и через полминуты тормознул несущийся куда-то пустой экскурсионный «Икарус». Ещё через полминуты Фан договорился обо всем с водителем, махнул рукой, и толпа вместе с аппаратом мгновенно всосалась во вместительный комфортабельный автобус и была такова.
Люди в строгих костюмах бродили вокруг общежития и что-то ещё придумывали, а мы уже ехали к Гене Зайцеву, который предложил продолжить юбилей в его двух комнатах на Социалистической улице. Мы с Витькой, Марьяша, Вишня, Гена, Свин, Вилли-фотограф, «Аквариум» и ещё куча разного весёлого народа летели в мягком «Икарусе» по мрачным улицам и от души веселились В какой-то момент показалось было, что праздник сорван, но сейчас становилось ясно, что он продолжается. И действительно, он продолжался всю ночь у Гены, а потом ещё весь день по всему городу – утром гости расползались от Гены как тараканы, нанюхавшиеся карбофоса, – медлительные, неровными шагами шли они в разные стороны к разным рюмочным, шашлычным, пивным ларькам…
Познакомились мы и с какой-то безумной компанией молодых нововолновщиков из Купчино – любителей «Диво», «Крафтверка» и разного рода кайфа. Я вышел на них через моего, по школьным ещё ансамблям знакомого, барабанщика Борю, узнав, что молодые люди готовы обменять имеющуюся у них пластинку «Ти Рекс» на любую «Новую Волну». Мы с Витькой стали иногда захаживать к этим безумцам и познакомились поближе с одним из них – Густавом. Этот парень совершенно игнорировал нормы так называемого социалистического общежития, что нас очень веселило, – он очень любил играть на барабанах, и на расстоянии метров с восьмисот от его высокого блочного дома уже были слышны каждодневные упражнения Густава. Мы тогда как раз снова начали искать барабанщика и попробовали этого парня – играл он вроде бы и неплохо, но как-то не вписался тогда в «Кино», и мы договорились с Петькой Трощенковым – юным ударником «Аквариума», что он поможет нам на первых порах в предстоящей гастрольной деятельности.
Лето 82-го пролетело незаметно: я ещё раза два съездил в Москву, Витька с Марьяшей на юг, мы славно отдохнули и в начале осени снова встретились у меня на Космонавтов.
Я отчитался Витьке о проделанной работе в смысле договоров о концертах в Москве, а Витька – о своей творческой деятельности, показал несколько новых песен, которые мы немедленно принялись обрабатывать. Марьяша ни в чем не отчитывалась, но взялась достать нам студенческие билеты, вернее, себе и мне – у Витьки таковой имелся. Студенческие билеты, как известно, дают возможность пользоваться железнодорожным транспортом за полцены, и мы решили не пренебрегать этим. Как я уже говорил, Марьяша была художницей, и для неё переклеить фотографии на билетах и пририсовать печати было плёвым делом. Она раздобыла документы, выправила их как полагается, и мы стали окончательно готовы к гастролям.
Я почти через день теперь созванивался с представителями московского музыкального подполья, мы без конца уточняли суммы, которые «Кино» должно было получить за концерты, место и время выступления, и всё остальное – я и не думал, что возникнет столько проблем. Говорить по телефону из соображений конспирации приходилось только иносказательно – не дай Бог назвать концерт концертом, а деньги – деньгами.
– Привет.
– Привет.
– Это я.
– Отлично.
– Ну, у меня всё в порядке.
– У меня тоже. Я сейчас иду на день рождения, моему другу исполняется двадцать лет.
Это означало, что двадцатого мы должны быть в Москве. Все разговоры велись в таком роде и развили у меня бешеную способность читать между строк и слов и находить всюду, в любой беседе скрытый смысл. Способы передачи информации импровизировались на ходу – у нас не было точно установленных кодов, и поэтому иной раз приходилось долго ломать голову, чтобы разобраться, что к чему.
– У тебя есть пластинка «Битлз» 1965 года? – спрашивали меня из Москвы.
«Что бы это значило? – думал я. – О пластинке речь – может быть, хотят мне её подарить? Или здесь дело в цифрах?» – Тысяча девятьсот шестьдесят пятого? – переспрашивал я.
– Да, шестьдесят пятого, – отвечали подпольщики из столицы.
Ага, всё ясно. Шестьдесят пять рублей обещали нам за концерт. Теперь нужно выяснить – каждому, или 65 на двоих.
– Да, – говорил я, – я её очень люблю, но у меня, к сожалению, нет её в коллекции. А у тебя их случайно не две?
– Две, – говорили мне. Отлично! Значит – каждому.
– Вообще-то она мне, конечно, нравится, но сейчас я больше торчу от «ЭксТиСи» года так восьмидесятого, восемьдесят первого… – начинал я сражаться за процветание нашего коллектива. – И у меня уже есть две штуки, и я хотел бы ещё две. – Восемьдесят каждому! Вот чего я хотел!
– Я не люблю новую волну, – холодно говорил менеджер из Москвы. – Расцвет рока – это всё-таки семьдесят пятый год.
– Пожалуй, – соглашался я. – Пусть будет семьдесят пять мне и семьдесят пять Витьке, по тем временам этот было очень много.
Но такое случалось не часто. Обычно нам платили от 30 до 60 рублей каждому и иногда покупали обратные билеты, а иногда – нет. Кое-какие деньги приносила также торговля лентами с записями нашего первого альбома, которую я наладил в Москве довольно лихо – мы привозили лент по десять и продавали что-то такое рублей на пять дороже стоимости ленты. Но и это было от случая к случаю, – иногда в ленинградских магазинах пропадала плёнка, и это подрывало наше благосостояние.
После нескольких удачных экспериментов нам очень понравилось ездить в Москву, и мы уже были всегда готовы сорваться туда по первому требованию.
Останавливались мы в основном у Липницкого – это был наилучший вариант. С Александром мы быстро подружились, с ним было интересно, и он был крайне ответственен и пунктуален и не позволял себе сильно расслабляться, как многие наши общие знакомые. Например, однажды мы поехали в одно место, где нас звали на ночлег, но хозяин так готовился к приёму гостей, что когда мы позвонили в дверь, то долго слушали приближающееся шарканье – хозяин, видимо, с трудом передвигался, хотя был молод и хорош собой. Когда шарканье приблизилось вплотную, мы услышали громкий удар в дверь где-то на уровне лба, потом кто-то, мыча и стеная, медленно сполз вниз, царапая дверь ногтями и тем самым пытаясь предотвратить падение. Всё было ясно, и мы пошли прочь, но выйдя из парадного на улицу, услышали из «гостеприимной» квартиры грохот рояля – по клавишам, вероятно, лупили кулаками или головой и хриплые сдавленные крики: «Восьмиклассница!.. Восьмиклассница…». Судя по всему, хозяин очнулся и всё ещё ждал нас в гости, но мы не стали второй раз искушать судьбу и отправились к Липницкому.
У Александра дома стоял видеомагнитофон, и мы за сезон 82 – 83 года просмотрели у него огромное количество самой разной музыки – ночевали в гостиной, где находилось это чудо техники, засыпали и просыпались под концерты «Токинг Хэдс», «Роллинг Стоунз» или, в крайнем случае, под Вудсток. Всё это продолжалось до тех пор, пока Витька не увидел впервые фильмы Брюса Ли – в восемьдесят втором году это была довольно редкая штука. Видеоиндустрии в Союзе ещё не было, и такой экзотики никто, за небольшим исключением владельцев – пионеров видеотехники, практически, не видел.
Увидев же это чудо кино-каратэ, Витька перестал смотреть музыку и просто заболел – стал повсюду махать руками и ногами, изображая из себя «Виктора Ли», наделал себе нунчаков и развесил дома по стенам. Теперь он регулярно стал травмировать себя, обучаясь тонкому искусству восточного единоборства.
Марьяша ездила с нами и помогала кое-чем, кроме грима и костюмов, – стояла, например, на стрёме во время концертов – как-то раз нам пришлось просто бегом бежать из подвала, где мы успели, правда, отыграть всю программу, и я успел даже вырвать деньги на бегу из рук мчавшегося бок о бок с нами менеджера. Бежали мы не от разгневанных зрителей – те-то были в восторге и сначала вовсе не хотели нас отпускать, а теперь вот сами бежали в другую сторону, как им было приказано, отвлекая на себя следопытов КГБ, приехавших познакомиться поближе с группой «Кино».
Случались и спокойные, солидные концерты в МИФИ, с «Центром» в первом отделении, например. Вообще в МИФИ мы играли несколько раз, и это было, пожалуй, любимым нашим местом. Артём Троицкий раздухарился и устроил нам выступление в пресс-центре ТАСС, где мы опять-таки всем понравились… Мы очень полюбили московскую публику – она была прямо полярна ленинградской. Если в Ленинграде все всё подряд критикуют (как вы могли заметить по мне и по моей повести), то в Москве почему-то все всем восторгались. И это было нам очень приятно – стоило нам оказаться в столице, как из начинающей малоизвестной рок-клубовской команды мы превращались в рок-звёзд, известных всей андеграундной московской рок-аудитории. Мы продолжали работать вдвоём, Пётр Трощенков выбрался с нами только раз или два – работа в «Аквариуме» отнимала у него много времени, и мы оставались дуэтом.
В Ленинграде тем временем не дремал и наш первый официальный фан – Владик Шебашов. Однажды он несколько дней не брал в рот ничего спиртного, отключил телефон, сидел дома и о чём-то думал. Результатом этой беспримерной в истории ленинградского рок-движения акции явился грандиозный домашний концерт «Кино» в Шувалово-Озерках.
Шувалово-Озерки в то время были чудесным районом Ленинграда – ни в одной из квартир огромных многоэтажных домов не было ни одного телефона, и добираться туда автобусом от конечной станции метро «Удельная» было очеиь неудобно, долго и противно. Выбираться оттуда, соответственно, тоже было проблематично, и поэтому Владик полюбил это место – здесь можно было спокойно по нескольку дней пребывать в гостях у знакомых без всякой связи с цивилизацией – и выпивать-закусывать безо всякой надежды выбраться домой раньше, чем дня через три.
Здесь жила подружка Владика Оля, с которой он вместе учился в институте культуры и которая хозяйничала в большой и абсолютно пустой двухкомнатной квартире. Вернее, в одной, маленькой комнатке стояла кое-какая мебель – кровать там, шкаф, то да сё, а гостиная же была совершенно пуста и лучшего места для квартирника было просто не найти. Соседом Оли был некий Паша Краев – оказывается, я знал его ещё по ВТУЗу. Паша обожал рок западный и рок восточный одинаково, и вскоре уже не в Олиной, а в Пашиной квартире играли и «Кино», и Рыженко, и Майк, и Кинчев… Но это было чуть позже, а пока мы открывали эту свежую площадку.
Входная плата на концерт «Кино» у Оли была для квартирника непомерно высокой – пять рублей с человека. Так решил Владик. Но он ничего не брал себе – он был настоящим фаном нашей группы, и всю сумму пустил в различные кайфы – по два пятьдесят с каждой пятёрки отдавал нам, а на остальные два пятьдесят покупались две бутылки сухого и два плавленых сырка – для нас и для гостей, чтобы все чувствовали себя уютно и спокойно. Деньги были собраны заранее, и поэтому, когда мы с Витькой вошли в комнату, которая должна была стать нашим залом и сценой одновременно, то искренне порадовались – вдоль одной стены сидело на полу человек тридцать слушателей, вдоль другой стояло бутылок шестьдесят сухого и высились сверкающие алюминием небоскрёбы из плавленых сырков. Владик сделал всё, что мог и, по-моему, всем угодил.
Витька продолжал писать, и материала для второго альбома у нас было уже более, чем достаточно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21