А-П

П-Я

 


Про него, как ни странно, слышал Ким. Он спросил:
– Вы тот самый Сурданян, корреспондент «Известки»?
«Известкой» называлась в народе газета «Боловские известия», которую за полную неинтересность прозвали этим малоаппетитным прозвищем. Эдик опять смущенно кивнул, эта привычка была у него укорененной.
– Пестель, проходите… И друзей своих ведите поближе, – предложил улыбающийся лысый человек в футболке. – Я хотел поспать немного, но вот, – он развел руками, – пока не удалось.
Пестель стал в официальную позу.
– Позвольте познакомить – Иосиф Ким, мой сосед, Люба и Ростислав…
– Вы сын Гринева? – спросил лысый. – Тогда мы знакомы, только виделись давно.
Ростик вдруг тоже кивнул, протянув руку. Рукопожатие лысого оказалось крепким. После этого Ростик сразу вспомнил, как его зовут.
– Директор обсерватории Борис Михалыч Перегуда, – для всех объявил Пестель.
Перегуда встал, он не мог сидеть при девушке.
– Итак, молодые люди, чем обязан?
Ростик прикинул его возраст, пожалуй, чуть старше отца. Или чуть моложе, но выглядит похуже – бледная кожа, воспаленные глаза.
– Что с нами произошло? – спросил Эдик.
– Где мы оказались? – одновременно с корреспондентом спросила Люба.
Перегуда, смешно наклонив голову вбок, вздохнул.
– Правильнее всего будет сказать не где, и даже не что произошло, а как такое оказалось возможно? Понимаете, этому нет никакого объяснения. Мы заступили на дежурство вчера в девять, произвели обычные технические замеры, даже вели наблюдения по плану до полуночи, а потом… Приборы стали врать, и большая их часть так и не пришла в себя.
– Например? – спросил Эдик, он уже достал блокнотик в твердой корочке и шариковую ручку, чтобы записывать.
– Например? Ну, что-то происходит со временем. Если судить по числу ударов сердца, а это один из самых точных наших природных хронометров, минута тут длится не 60 секунд, а, так сказать, сто восемь нормальных, земных секунд… – Перегуда стал чуть прямее. – Может быть, это очень смелое утверждение, может… Понимаете, мне пришло в голову, что мы скорее всего уже не на Земле.
И тут Пестель торопливо, часто сбиваясь, рассказал, как они доехали до края дороги, как увидели красную почву и что-то странное вдали. Ростику это показалось не очень важным, но Перегуда выслушал с интересом.
– Вы знаете, Георгий, – подтвердил он рассказ Пестеля, – вторую половину ночи я просидел за старым оптическим телескопом, только использовал его… Гм, как бы точнее выразиться? В общем, использовал его как подзорную трубу. И выяснил, что над нами теперь ходят определенным, весьма правильным в математическом смысле образом плотные облака, скорее даже туманности, причем по всему здешнему пространству, то закрывая, то открывая новые участки поверхности.
– Поверхности? – переспросил Эдик.
– Именно. Это просто поверхность. Она протянулась в немыслимую даль, и я даже подумал…
– Что вы подумали? – спросил Ростик немного невежливо.
– Понимаете, есть гипотеза… Хотя нет, об этом еще рано говорить.
– А жизнь тут есть? – спросила Люба. Она нервничала уже поменьше, но все-таки Ростик видел, что ее кулачки плотно сжаты.
– Что вы имеете в виду? – удивился Антон.
– Я хочу знать: как мы тут будем жить? Что будем делать, как будем существовать?
– Ну, если мне будет позволено предложить аналогию, я бы сравнил ближайшую нашу перспективу с переселением на дачу, где ведут упрощенное существование, – ответил Перегуда, немного смущенный, потому что изрядно недоговаривал.
И Ростик понял, что астроном будет недоговаривать все время.
– Значит, дача? – громко спросил Ростик.
– Я не утверждаю, а пытаюсь дать аналогию.
– Может, космическая лаборатория? – спросил Пестель. – Или ковчег? Живые существа, так сказать, каждой твари по паре, и…
Он не закончил. Эдик вдруг с энтузиазмом спросил:
– И что же, на Земле, там, где мы жили до сих пор, образовалось пустое место?
Перегуда поднял на него глаза, потом потер подбородок.
– Я полагаю, на «нашем», так сказать, месте на Земле пустоты не образовалось, все осталось как было. То есть нет нужды переносить нас, вырезав из определенного пространства. Достаточно просто скопировать, как… подобно тому, как объект отпечатывается на пластинке при фотографировании, понимаете?
– Значит, мы негатив? – спросила Люба.
Перегуда снова вздохнул.
– Если угодно.
– А почему звезд не видно? – спросил Эдик.
– Об этом нужно думать, отвечать на этот вопрос даже в такой вот приватной беседе пока рано.
– А звезды не могли затемниться тучами? – переспросил Эдик.
Перегуда улыбнулся.
– Я слишком долго смотрю на небо, чтобы совсем не заинтересоваться тучами. И могу вполне квалифицированно ответить – то, что закрывает от нас здешнее светило, тучами не является.
– А что же это? – прогудел Антон.
– Туманности, – с несколько озадаченным видом ответил директор обсерватории, – способные поглощать свет данного светила, потому что иначе обеспечить суточный цикл в этих условиях почему-то невозможно… Впрочем, отвечать на эти вопросы, как и на многие другие, пока рано.
– Хорошо, допустим, – снова спросил Эдик. – Когда же появятся ответы на все вопросы?
– На все вопросы ответов точно не появится. Этот мир… – Перегуда взлохматил волосы. – Ребята, в самом деле пока рано о чем-либо говорить. Необходимы наблюдения, достоверные данные, наконец, анализ, что требует времени.
– Вы говорите, тут очень далеко видно? – вмешалась Люба.
– Вы не поверите, насколько далеко тут можно увидеть окрестности, – с неожиданной горячностью заговорил директор обсерватории. – Я видел холмы на расстоянии тысячи километров, в этой цифре я абсолютно уверен, видел какие-то странные строения…
– Строения? Но вот они, – Эдик кивнул в сторону ребят, – подошли к концу дороги, к самому краю того места с Земли, которое, как вы говорите, было скопировано…
– У меня нет оснований думать, что на всей этой… гм, поверхности из разумных существ оказались только мы с вами, то есть люди. Я полагаю…
Перегуда вдруг умолк и опустил голову. Ростик понял, что теперь его будет трудно разговорить, ученый думал о чем-то в высшей степени серьезном.
– Скажите, как наши читатели еще могут установить, что они оказались не на Земле? – спросил Эдик.
У этого парня или абсолютно пусто в голове, или он потрясающе хладнокровен, подумал Ростик. Впрочем, он сам почему-то поймал себя на мысли, что воспринимает все происходящее достаточно спокойно, словно просто приехал на трамвае не на ту остановку и теперь выясняет, что есть интересного на новом месте.
– По тем приборам, которые есть у них дома, – отозвался Перегуда усталым, даже подавленным голосом.
– Например?
– Что-то странное происходит с компасом, – высказался Антон.
Перегуда покачал головой.
– Не только. У меня складывается впечатление, что весь приборный парк вышел из повиновения привычным нам законам природы. Термометры, барометры, ветряки, часы…
– А какой вывод из всего этого можно сделать? – спросил Эдик.
Вот идиот, решил Ростик, но тоже, как и остальные, с интересом повернулся к Перегуде.
– Вывод? Мы должны любой ценой наладить тут материальную базу для нормального существования города. Нам придется этим заняться, или… Или мы очень скоро погибнем.
– Это значит, – с непонятным удовлетворением прогудел Антон, – что главным будет умение выживать?
– Полагаю, – нехотя согласился Перегуда, – на ближайшие дни… или годы это составит нашу главную проблему.

Глава 3

Ребята оседлали свои велосипеды и, оглянувшись на Эдика с Антоном, усевшихся в редакционный «уазик», покатили в город. Машина их не обогнала, значит, газетчики отправились выяснять, где проходит линия раздела земного мира и красной почвы.
До города доехали в полном молчании, да и ехали слишком быстро, переговариваться было неудобно. А потом уже и говорить было не нужно. На улицах людей стало еще больше, Ростик с удивлением обнаружил, что очень многие из них неторопливо, но вполне решительно направлялись в центр города. Поэтому, не договариваясь, даже не глядя друг на друга, все четверо покатили туда же.
В центре, на площадке перед памятником Ленину и райкомом людей было столько, что с велосипедов пришлось слезать. Ростик пожалел, что не завез машину домой, без нее было бы удобнее, но делать было нечего. Они проманеврировали между группками возбужденных или, наоборот, неестественно спокойных людей и оказались метрах в сорока от того места, где на Первомай или Седьмое ноября устанавливали трибуну для отцов-командиров города и района.
Сейчас прямо на асфальт были выставлены какие-то деревянные тумбы и с одной из них хрипло верещал какой-то тип. Ростик помнил его лицо, потому что на праздники он выкрикивал приветствия колоннам демонстрантов. Кажется, он работал на местном радио, но теперь орать ему приходилось без микрофона, и он изрядно выдохся. Ростик прислушался.
– Вспомним наших отцов и старших братьев! Они встретили войну со спокойной строгостью преданных идеям партии граждан. И нам выпала нелегкая ноша, но мы пройдем через испытание так, что не посрамим!..
Определенно, он работал на радио.
Народ тут стоял не слишком плотно, с велосипедами стало полегче. Сбоку от тумбы, с которой порол привычную чушь митингующий для начальства хрипун, стоял предисполкома Кошеваров и высокий, плечистый человек с чуть рассеянным, но в то же время уверенным взглядом.
Люба посмотрела на Ростика.
– Пойдем спросим Кошеварова, что они будут делать?
Ростик вспомнил, что Люба с дочерью предисполкома дружила, кажется, лет с десяти, познакомившись еще в музыкальной школе.
– И у капитана заодно спросим, – предложил Ким.
– Какого капитана? – не понял Пестель.
– Капитана госбезопасности, видишь, они рядом стоят? Кстати, у него фамилия Дондик, а больше я про него ничего не знаю.
Кошеваров, увидев Любу, шагнул к ней:
– Любочка, нет совершенно никаких оснований для паники!
– Паники тоже нет, – ответила Люба, несмотря на напряжение, постаравшись улыбнуться.
Ростик только сейчас заметил, что она сегодня утром очень мало улыбалась. Обычно она веселилась, не переставая, да так, что прохожие оборачивались.
– А я думал, ты волнуешься из-за этих мародеров… – сразу устало и нерешительно ответил Кошеваров.
– Каких мародеров? – спросил Ким.
– С ними уже разобрались, и довольно жестко, – вмешался капитан Дондик. – Практически по законам военного времени.
– Нет, мы не о мародерах хотим спросить, – сказал Пестель чуть смущенно. – Мы другие вопросы хотим задать.
– Ситуация с электричеством действительно непростая, вынужден признать, – отозвался Кошеваров, словно Пестеля волновало именно электричество. – И с водой тоже не все понятно. Но в целом…
– С водой? – растерянно переспросил Ростик. – Так вы что – не были за городом?
– А почему мы должны там быть? – жестковато спросил капитан Дондик.
– Потому что там есть доказательства, что все совсем непросто. И электричеством наши проблемы не ограничиваются, – отозвался Пестель. – Вернее, его отсутствием…
– Вы знаете наши проблемы? – снова спросил капитан.
– Нет, не будем так обострять вопрос, – отозвался Кошеваров. В его глазах билось беспокойство. – Главные наши сложности, безусловно, еще не понятны до конца, но мы выясним их и тогда…
– Главные сложности, Илья Самойлович, – отозвался капитан Дондик, – в том, чтобы сохранить спокойствие людей.
– Согласен, – тут же отозвался Кошеваров.
Внезапно Люба блеснула глазами так, что Ростик положил руку на ее велосипед, на случай, если она начнет размахивать руками, забыв о «Спорте».
– У вас глаза есть или вы будете отрицать, что… – Она замолчала. Ситуация оказалась такой, что объяснить даже очевидные вещи, как оказалось, весьма непросто.
– Отрицать? – прервал ее Дондик, прищурившись. – Что отрицать?
На высоких, азиатских скулах Кима заиграли желваки.
– Да хотя бы то, что мы видели.
– И что же вы видели? – спросил Кошеваров.
– И кто видел? – спросил Дондик, оглядываясь, словно собирался звать каких-нибудь милиционеров.
– Мы все, – сказал Пестель.
Дондик мгновение подумал, потом сказал решительно:
– Вот что, ребята, закатывайте свои велосипеды в гараж, там с ними ничего не случится, и пойдемте ко мне, расскажете все по порядку.
Ким оглянулся, будто думал о бегстве. Это было так выразительно, что Ростик даже хмыкнул про себя. В самом-то деле, чего волноваться? Они ничего предосудительного не совершили, а делать из капитана чудовище из-за старых порядков, и тем более после публикации «Ивана Денисовича», явно не стоило.
Сделали, как предложил Дондик. Закатили велы, потом поднялись на второй этаж и перешли по какому-то коридору в кабинет начальника райуправления КГБ. Вместе с капитаном и ребятами, не отставая ни на шаг, топал Кошеваров. На его очень белой коже алели лихорадочные пятна, но он старался держаться.
Наконец, усевшись на стулья вдоль большого, затянутого зеленым сукном стола, перебивая друг друга, стали рассказывать. О поездке за город, о далеких развалинах, которые вполне могли оказаться и не развалинами вовсе, и самое главное – об идее Перегуды про необходимость выживать.
Два или три раза Дондик рассердился, переспросил их весьма напряженным голосом, но было ясно – он злится не на них. Кошеваров несколько раз вскакивал, ходил у стены, вдоль расставленных стульев, и шумно тер сухие, на удивление большие ладони.
Когда рассказ закруглился, Дондик закурил папиросу, поднял голову и твердо посмотрел в глаза каждому из ребят, отчеканил:
– О том, что видели и слышали, – молчок.
Это было настолько неожиданно, что Ростик удивленно протянул:
– Может, еще подписку о неразглашении дать?
Капитан сквозь зубы процедил:
– Нужно будет – дадите.
– Но послушайте!.. – воскликнул Кошеваров, но продолжить не сумел, его перебила Люба:
– Достаточно велосипеда, чтобы все узнать.
Капитан посмотрел на Кошеварова.
– Запретим.
Вдруг Пестель улыбнулся.
– Всем? – Ему никто не ответил. – А как быть с ногами, товарищ капитан? Ведь до края нашей земли можно пешком минут за двадцать дойти. Или даже быстрее.
– Может, разъяснение по радио? – спросил Кошеваров, обращаясь, конечно, к Дондику.
– Тока же нет. Даже микрофоны на площади не сумели к динамке присоединить.
Ростик погладил сукно перед собой, потом сдержанно, пытаясь быть рассудительным, проговорил:
– Товарищ капитан, мы же не враги. И людям придется что-то объяснять. Слухи…
– Разговорчивые больно, – проговорил капитан и стал закуривать вторую папиросу подряд. Внезапно Ростик увидел, как у него дрожат пальцы. Да он просто боится, удивился он про себя.
– А вам нужно быть повежливей, – спокойно-уверенно сказала Люба, она, вероятно, тоже заметила эти дрожащие пальцы капитана. – И смотреть на то, что происходит, своими глазами, а не… заемными.
Внезапно капитан опустил руки на стол и, уже не стесняясь, сжал их в кулаки. Потом поднял голову, обвел всех долгим, прищуренным от дыма взглядом. Поднялся и проговорил:
– Ладно, подождите пока.
Он вышел, Кошеваров постоял, перекатываясь с носков на пятки, потом провел ладонью по волосам и тоже ушел.
– Может, мы уже арестованы? – нервно спросил Ким.
– За что? – отозвался Пестель.
Ответить ему никто не успел. В комнату вернулся Дондик. Он даже немного запыхался.
– Пойдемте-ка, еще раз расскажете, что видели.
На этот раз идти было не очень далеко. Миновали тамбур, комнату с двумя секретаршами, испуганными светленькими девушками, которые больше смотрели в окно, чем на свои столы, и оказались в огромном, очень красивом кабинете. Ростик и не знал, что такие кабинеты бывают, тут можно было разместить две квартиры, в которой обитало их семейство.
За главным столом восседал, по-другому и не скажешь, секретарь райкома, всем известный по своим длинным и путаным выступлениям с праздничных трибун Савелий Прохорович Борщагов. Еще он был известен в городе тем, что ходатайствовал о переименовании Боловска в Брежневск. Но город сочли слишком маленьким для того, чтобы носить столь славное имя, и отказали.
1 2 3 4