Когда она открывала глаза, за окном мелькали все новые и новые пейзажи. Смеркалось, вдали стали загораться фонари. Анэмонэ страшно не понравилось путешествие, состоявшее в перемещении из одного места в другое.
Она продолжала жать на педаль газа, наблюдая, как фары ненадолго вырывают из темноты отдельные участки, после чего те с ужасающей скоростью исчезают. Серые изгибы дороги постепенно начали светлеть: близился рассвет. Анэмонэ решила, что пора заправиться и перекусить, и остановилась на автостоянке. Из холодильника на соседнем сиденье она достала кусок конины, завтрак Гарибы, и, убедившись, что в багажнике все в порядке, бросила крокодилу мясо и направилась в ресторан. Ее короткие волосы с обесцвеченными концами, серебристая меховая куртка, черные кожаные бриджи и китайские тапочки привлекли к себе внимание посетителей, в основном водителей-дальнобойщиков. Она заказала рис с карри и суп-мисо с улитками, после чего направилась в туалет, чтобы немного освежиться. Когда она встала из-за столика, все присутствующие подняли глаза от мисок с рисом и проводили ее покачивающиеся худенькие бедра.
Туалет находился в глубине помещения, за кухней. Судя по всему, пол здесь только что вымыли, он был еще влажным. Отопления не было, дыхание Анэмонэ белыми облачками отражалось на поверхности разбитого зеркала. Прикосновение ледяной воды из-под крана показалось ей приятным. Из кухни через щели в двери проникал пар с запахом вареной капусты.
Вдруг дверь туалета резко распахнулась, и вошли двое мужчин. Один, по пояс голый, дрожал от холода и бормотал: «Умоляю тебя, перестань!» У второго в правой руке был шприц, и он громко хохотал. Вдруг оба заметили Анэмонэ. «Женщина!» — воскликнул полуголый, усевшись на влажный пол и обеими руками ухватившись за пах. Он загораживал собой дверь. На мужчине со шприцем была куртка из змеиной кожи, берет, бриджи для верховой езды и кожаные чулки, как у строительных рабочих. Он был невысок, но с могучей шеей и сильными руками. Увидев Анэмонэ, он на какое-то мгновение перестал хохотать, но возобновил свой смех, увидев, как его приятель пытается прикрыть торчащий член рубашкой. «Эй, хватит ржать перед бабой!» — прокричал сидевший на полу. Он торопливо поднялся и оделся: натянул желтые штаны, черные кожаные сапоги со шнуровкой по бокам. Носки у него были в дырках. Заметив, что Анэмонэ смотрит на него, он понурил голову. Он был ниже ростом, чем мужчина со шприцем, его макушка едва доставала до губ Анэмонэ. На вид ему не было тридцати, однако на голове виднелась заметная лысина. Он провел расческой по жидким волосам и зачесал их в одну сторону. — Видите ли, сударыня, у меня от рождения слабый кишечник, — объяснил он. — С малых лет мне то и дело приходилось сидеть на мокром полу в загаженных штанах. Бабушка вставляла мне в задницу продолговатый магнит, а в нагрудном кармане у меня была батарейка, подсоединенная к электроду с эбонитовым наконечником, и велела никогда его не вынимать. Так она меня наставляла, и я не мог ей возражать. Сейчас все поймете. Дело в том, что анус находится рядом с половыми органами, и в первый раз семяизвержение случилось у меня во втором классе начальной школы, после чего семя постоянно вытекало из моего члена. Электрод был потолще моего большого пальца, в результате чего мой анус расширился. И если я стал педиком, то в этом вина моей бабушки. Она растила меня одна, торговала сушеной рыбой и жареными в сухарях крабами. Понятно? Даже в холодные дни бабушка, не надевая перчаток, брала корзинку с сушеной макрелью и шла ее продавать. В холод я носил шерстяные перчатки и был уверен, что бабушка не носит перчаток только потому, что ей это не нравится, а на самом деле у нее просто не было на них денег. Я считал ее необычным человеком и поэтому, когда она велела мне вставить в задницу электроприбор, послушался ее без разговоров. И вдруг у меня из члена потекло семя, и при этом я испытал несказанное наслаждение. Вы-то понимаете, что со мной произошло, сударыня, но откуда про это было знать школьнику?
Изрыгая кислотные пары, лысый продолжал говорить. На губах его выступила пена, он прижался ртом к руке Анэмонэ, которую начало уже поташнивать. Второй положил шприц в сумку и смотрел через окно туалета на приближающийся рассвет.
— Надеюсь, сударыня, вы не считаете меня извращенцем? Вы должны меня пожалеть.
Синие вены набухли у него на лбу и шее и, несмотря на холод, пот струился под рубашкой. Анэмонэ попыталась вырвать руку, чтобы выйти из туалета.
— Подожди, сестренка! Знаешь, моя мать сейчас очень больна, и, чтобы привести себя в чувство, я должен вколоть себе корейские витамины. Тебе не кажется, что я славный парень? Ведь я славный парень, правда? — завопил лысый и крепко схватил Анэмонэ за руку. — Как по-твоему?
Анэмонэ никак не могла вырваться из его клещей, и тогда она крикнула стоящему у окна:
— Сделайте же что-нибудь!
Мужчина в помятом берете брезгливо посмотрел на лысого и прищелкнул языком.
— Веди себя прилично перед дамой! Ну и мерзавец! — Потом обернулся к Анэмонэ: — Хочешь, чтобы он замолчал?
Анэмонэ кивнула. Мужчина в берете бросился на лысого. Перед глазами Анэмонэ мелькнул огромный кулак и с глухим стуком обрушился лысому в лицо. Тот рухнул на пол, закрыв нос рукой, а потом, вытаращив глаза, пополз на карачках. Все было забрызгано кровью.
Анэмонэ выбежала из туалета, раздираемая противоречивыми чувствами. Мужчина в берете поспешил следом за ней и проговорил:
— Могли бы и спасибо сказать!
Анэмонэ ничего не ответила и села на прежнее место. Рис с карри окончательно остыл, у нее пропал аппетит. Она проглотила ложку супа. Здоровяк в берете уселся на соседний стул.
— Вы не хотели бы меня отблагодарить, сударыня?
Он поблескивал золотым зубом. При виде кулона, покачивающегося у него на шее, в памяти у Анэмонэ всплыл образ иностранки, делающей минет японцу.
— Я ударил его, чтобы помочь вам, и вам следует меня отблагодарить.
Мужчины по соседству тихо засмеялись. Анэмонэ достала из сумочки две купюры по тысяче йен и протянула ему. Некоторое время он внимательно разглядывал их при свете проникавшего в ресторан солнца, потом щелкнул языком и с криком:
— Две тысячи йен! — обмакнул купюры в рис с карри и вложил в ладонь Анэмонэ. Коричневые капли потекли по меховой куртке Анэмонэ. — Не шути со мной, шлюха!
Анэмонэ сунула купюры в тарелку и вытерла руку носовым платком. Подняв глаза, она увидела измазанного кровью лысого и громко вскрикнула. Одной рукой тот зажимал нос, другой опирался на стол, по его подбородку струилась кровь.
— Больно? — спросил здоровяк, и лысый согласно кивнул. Подошли встревоженные работники ресторана.
— Ничего серьезного, он поскользнулся в туалете и разбил нос, скоро пройдет.
Лысый кивком подтвердил его слова, после чего сел напротив Анэмонэ и принялся есть оставленный на столе рис с карри. Двумя пальцами он достал две испачканные соусом банкноты, с удивлением рассмотрел их и расхохотался. С каждым раскатом хохота его нос содрогался, и капли крови капали в тарелку.
— Впер-вы-ые приходится есть карри с день-гаа-ми.
Анэмонэ вышла из ресторана. Обернувшись, она увидела, как двое мужчин заливаются смехом, тыча пальцами в купюры.
Она прошла мимо автостоянки, забитой грузовиками. Те двое за ней не пошли. Анэмонэ села в свою машину и нажала педаль, но оказалось, что бензин кончился, пришлось заправляться. Примерно через час она услышала новую песню Хаси: «Я свел тебя с ума, и ты знаешь, что наш роман только начинается. Я свел тебя с ума».
Солнце поднималось все выше, и отблески мерцали на поверхности дороги. Когда Анэмонэ доставала из сумочки солнечные очки, сзади послышался гудок. Анэмонэ удивленно посмотрела в зеркало заднего вида и обнаружила, что почти вплотную за ней едет трейлер. Он был такой огромный, что ей не удалось разглядеть лицо водителя. Видна была только решетка бампера. Анэмонэ нажала на газ. Теперь она разглядела лица сидевших в трейлере: двое из ресторана. Лысый сжимал в руках руль.
Голова у него была перевязана, рубашка в крови. Анэмонэ опустила стекло и дала знак проезжать. В ответ раздалось мощное, напоминающее насмешку, гудение клаксона. Расстояние между машинами уменьшилось.
— Успокойся, — сказала она себе, — не то на следующем подъеме «бронко» потеряет управление и во что-нибудь врежется.
Долгий спуск казался ей бесконечным. Она понятия не имела, что задумали те двое, но решила, что безопаснее ехать помедленней и снизила скорость до тридцати километров. Трейлер тоже притормозил, теперь дистанция между ними была метров в сто. Некоторое время они ехали на таком расстоянии, потом трейлер начал постепенно увеличивать скорость. Анэмонэ нажала на газ, но слишком поздно: они с улюлюканьем и громким гудением пронеслись мимо, успев зацепить крыло ее машины. От удара она выпустила руль, потом снова схватила его, вывернула влево и одновременно нажала на тормоз. Машину развернуло, и тут же раздался скрежет о бетонные плиты. Сжав зубы, Анэмонэ повернула руль, чтобы выехать на проезжую часть, но посмотрев в зеркальце заднего вида, закричала:
— Гариба!
Багажник был открыт, крокодила в нем не было. Анэмонэ резко нажала на тормоза, развернулась и поехала по автостраде в обратную сторону. Наконец Анэмонэ выбралась из машины и с криком побежала по автостраде: она увидела Гарибу, лежащего на спине прямо посреди дороги. Мимо, сотрясая землю, несся поток автомобилей. Когда она подошла, крокодил, онемевший от удара и холода, совершенно неподвижно лежал на белой разделительной полосе.
— Гариба! — закричала она, и он слегка качнул хвостом.
— Ничего страшного, Гариба, ничего страшного, — бормотала она.
Кожа у него была жесткой, и весил он под тонну.
Что ей теперь делать? Она продолжала звать его, и Гариба крутил хвостом, пытаясь подняться. Изогнув бледный морщинистый живот, он сучил лапами по воздуху, чтобы найти какую-нибудь точку опоры и перевернуться. Проезжавшие автомобили огибали неожиданную преграду. Крокодил поджал хвост и изогнулся, как ярмарочный борец. На боку у него зияла рана, из нее сочилась кровь. Он высоко поднимал хвост и бил им по асфальту, пытаясь перевернуться. После нескольких безуспешных попыток это ему удалось. Он осмотрелся по сторонам и направился в заросли кустов, растущих у обочины. Должно быть, почувствовал запах травы, а автострада, содрогавшаяся от проносящихся машин, его пугала. В воздухе стоял запах бензина.
Анэмонэ присела на обочине, и вдруг ее пронзило непонятное чувство при виде несчастного животного, которое медленно пыталось сползти с автострады и скрыться в кустарнике. Это чувство пронзило ее от подошв до самой макушки, и она задрожала. «Как было бы здорово, — подумала она вдруг, — если бы сейчас пошел дождь». Ей было невыносимо смотреть на чистое, голубое полуденное небо над головой. Трейлеров становилось все больше. Каждый из них, проносясь мимо, обдавал
Анэмонэ порывами ветра, и она вскрикивала, потому что боялась трейлеров. Ей показалось, будто она превратилась в муравья и сейчас что-то огромное, гораздо большее, чем трейлер, раздавит ее. Она заплакала:
— Мамочка, помоги!
Вдруг с другой стороны автострады она услышала громкий удар и увидела взлетевшее в небо тело Гарибы. Еще в воздухе крокодил развалился пополам. Голова его упала в кусты, а тело снова взлетело в воздух, подброшенное очередным проезжающим трейлером. Кровь из останков крокодила вытекала на автостраду ровными струйками.
ГЛАВА 21
На крыше фургона, в котором ехали четверо новых заключенных и два охранника, лежал шест из фибергласса. Охранники обсуждали рыбалку в последний выходной, когда им удалось поймать с дюжину форелей.
— Послушай, вертухай, — вдруг заговорил один из арестантов с напомаженными волосами. Охранники прервали беседу и с недовольным видом уставились на парнишку. — Извини, что обозвал тебя вертухаем. Мы привыкли так называть наших воспитателей в колонии. Неужели и в тюрьме примешивают к рису ячмень? Дело в том, что я на дух не выношу запаха ячменя.
Охранники переглянулись и расхохотались. Парень с напомаженными волосами тоже засмеялся, но потупился, когда охранники, не произнеся ни слова, отвернулись от него.
На площадке перед входом в исправительную колонию возвышалось несколько пальм, среди которых стояла бронзовая скульптура двух мужчин с молотами в руках, с высеченной на постаменте надписью: «Памятник надежде». Двор был тщательно выметен, и хотя в здании было очень мало окон, тюрьма вполне могла сойти за провинциальный заводик. Когда молодые люди уже собирались войти в здание, один из охранников протянул руку к фиберглассовому шесту, который Кику держал в руке.
— Куваяма, я оставлю это у себя. Не забудь отметить в описи, понял?
Кику кивнул.
— Почему не отвечаешь, Куваяма?
— Я все понял, — тихим голосом ответил Кику. Четверо новых заключенных прошли в здание.
— Вам не кажется, что оно напоминает больницу? — пробормотал парень с напомаженными волосами, но никто на его слова не отреагировал.
Под присмотром охранников они поднялись по лестнице и оказались перед дверью с табличкой «Начальник тюрьмы». В большой, ярко освещенной комнате на диване сидели трое. Худой мужчина в очках и помятом костюме просматривал какие-то документы. Рядом с ним пожилой мужчина в синем морском мундире курил сигарету без фильтра. Третий, толстяк, сидевший в углу дивана, снял ботинки и потирал ступни. Один из охранников торжественно объявил:
— Пополнение прибыло.
Худой мужчина в костюме медленно поднял голову, а толстяк крякнул и принялся натягивать ботинки.
— С сегодняшнего дня будете отбывать здесь назначенный вам срок. Меня зовут Тоса, я — начальник исправительной колонии. Хочу сразу же предупредить, что вас поместили сюда не для того, чтобы наказать, а для того, чтобы помочь вернуться к нормальной жизни. В этом и состоит наша первоочередная задача. Вы все совершили преступления в первый раз, поэтому не являетесь закоренелыми преступниками. Вас ожидают здесь всевозможные профессиональные курсы, общеобразовательные программы, заочное обучение, клубная деятельность, занятия физкультурой, культуpные мероприятия, чтобы помочь вам выйти на широкую дорогу жизни. Советую приспособиться к правилам тюремной жизни и поддерживать нормальные отношения с сокамерниками, чтобы как можно скорее вернуться к своим родным. На этом все.
Когда мужчина в костюме закончил свою речь, парень с напомаженными волосами опустил голову и хихикнул, но вряд ли потому, что сказанное показалось ему смешным, скорее по причине нервного напряжения. К нему тут же подошел толстяк в мундире. Он с угрожающим видом возвышался над напомаженным, по его бычьей шее и выпуклой груди катился пот.
— Что тебя так рассмешило, ты чего-то не понял? Или с рождения мечтал оказаться в тюрьме и теперь счастлив, что наконец-то сюда попал?
Сапоги толстого тюремщика были раза в два больше, чем кроссовки напомаженного юноши.
— Извините, — несколько раз проговорил тот.
— Успокойся, Тадокоро, — остановил тюремщика начальник, — он быстро все усвоит.
Толстяк по имени Тадокоро был главным надзирателем колонии. Уши у него были приплюснутыми, вероятно, от занятий дзюдо. Ходил он, покачивая бедрами. Был он толстым, но при этом достаточно крепким. Он провел четверых заключенных в помещение, напоминающее школьный класс. Двое охранников задернули шторы на окнах с видом на море. Кику и остальным было велено сесть на стулья. Им показали короткометражный фильм об истории колонии и ее устройстве. На обшарпанном экране появился берег моря, на который заходящее солнце бросало свои последние лучи. Зазвучал голос за кадром: «Этот фильм познакомит вас с основными принципами жизни в исправительной колонии. Прошу внимания!» На фоне моря в лучах заката показались очертания «Памятника надежде». «Скульптор Сумитомо Масанага на протяжении тринадцати месяцев создавал это символическое изображение — он хотел таким образом помочь вам избавиться от пагубных наклонностей и поскорее вернуться в нормальное общество». Бронзовое изображение двух мужчин с молотами медленно растаяло, и на экране появилась группа заключенных, работающих в автомастерской. «Наша колония славится разнообразными и качественными образовательными программами и методами профессионального обучения, благодаря которым наши воспитанники получают на воле хорошую работу. Прошедшие подготовку в столярной мастерской, в печатном цехе, в швейной и слесарной мастерских получают свидетельство за подписью главы отдела профобучения при Министерстве труда». Следовала демонстрация различных мастерских, в которых трудились заключенные с довольными лицами. «Мы с гордостью показываем вам высокоскоростную деревосушилку и современный строгальный станок в столярной мастерской, офсетную машину в печатном цехе, пробойник отверстий в швейной мастерской, автоматизированный резак с ножным приводом в слесарной мастерской, ацетиленовые паяльные лампы в сварочном цехе, гидравлические домкраты и сверхскоростные компрессоры в цехе по ремонту автомобилей, восьмидесятидевятитонный корабль „Юё-мару-44“, коротковолновые телефонные аппараты в отделе мобильной связи, сверхскоростную автоматическую картофелечистку на кухне и стиральную машину „Корниш“ на сто кубов в прачечной».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48