А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Вот это специалист!
Конечно, Дмитрий Николаевич понимал, что, возможно, придется
взламывать дубовую дверь (эту дверь, похожую на средневековые ворота,
любовно сработал Вовка Спиридонов на своей мебельной фабрике), но не
представлял, что с одного удара эти ворота можно выдрать вместе с косяком
из дверного проема и, разворотив стену, рухнуть в клубах пыли в Вовкин
коридор.
Пока Дмитрий Николаевич соображает что к чему, сотрудники милиции
врываются в квартиру и начинают вытаскивать из под двери не кого-нибудь,
не какого-то там задрипанного люмпен-интеллигента, а здоровенного верзилу,
одновременно выкручивая ему руку и отбирая топор. Верзила, пожалуй, не
оказывает сопротивления, сознавая, что взят с поличным, к тому же он
немного оглушен свалившимися на него дубовой дверью и шкафообразным
сотрудником, который отполз к вешалке и тихо охает, держась за плечо.
Верзила не сопротивляется, но его рука никак не поддается выкручиванию и
не выпускает топор. Он даже не осознает, что его "скручивают", и с
ненавистью глядит на Дмитрия Николаевича.
А Дмитрий Николаевич наконец-то осознает, какой смертельной опасности
подвергался на лестничной площадке.
- А! С топором! - кричит Дмитрий Николаевич, окончательно теряя
интеллигентный облик кандидата филологических наук, и становится похожим
на взъерошенного и удачливого первобытного охотника. Он пляшет в коридоре,
помогая скрутить верзилу, и мешает оперативникам работать.
- Ну, гад, это ты вызвал ментов? Я тебя на краю света найду, -
обещает ему верзила.
В ответ Дмитрий Николаевич размахивается и въезжает кулаком в хорошо
выбритую физиономию грабителя. (Чухонцев сейчас первобытный охотник,
только это оправдывает его). Оперативники одобрительно сопят, они и сами
возбуждены, но - служба; строго говорят Дмитрию Николаевичу: "Что вы
делаете, гражданин?" - и тащат грабителя в комнату.
- Иди, иди! - хрипло советует Дмитрий Николаевич. - Иди, а то еще
получишь!
Ух, вернется с работы Вовка... Слов нет! Где эта старая кляча,
которая обозвала Дмитрия Николаевича "пушкинистом"? Пушкинисты тоже
способны на кое-что! Грабителя выследил! Хрен вам, вот что значит
пушкинист!
- Сядьте, свидетель! - прикрикивает на него шкафообразный таран. - От
вас уже голова болит!
Он ко всему еще и свидетель! Ну, Вовка! Ставь бутылку!
Грабителя в это время обыскивают. Он стоит, морда, и смотрит
исключительно на Дмитрия Николаевича, запоминает портрет. Ишь
Раскольников!
Начинают составлять протокол и опись. Шкафообразный сотрудник,
морщась, держится за плечо и диктует. Похоже, он в опергруппе главный и
всю тяжелую работу берет на себя - даже вышибание дверей.
- Первое... Топор. Кухонный, острый, для рубки мяса. Второе... в
левом боковом кармане девятьсот пятьдесят рублей полусотенными купюрами.
- Вовкины деньги! - встревает Дмитрий Николаевич. - Он крупные купюры
откладывает. На машину.
- Помолчите, свидетель. Третье... связка ключей разных типов.
Четвертое... пачка папирос "Беломорканал". Пятое... золотое кольцо с
камешком...
- Покажите... - опять вскакивает Дмитрий Николаевич. - Анькино
кольцо! С изумрудом! Узнаю, она хвасталась. Вовкиной жены!
- Шестое... удостоверение судового механика Черноморского пароходства
на имя Сигизмунда Григорьевича Королькова. Фотография не похожа.
Удостоверение вроде не поддельное... где взяли удостоверение, задержанный?
- Взял уж, - отмахивается верзила. - В карты выиграл. Давай,
начальник, вели в участок. Все ясно, нечего тут....
- А мне спешить некуда. Настоящее имя?
- Иван Петрович Сидоров.
- Ваньку валяешь, значит? Ладно, проверим. Профессия?
- Какая там профессия... Рецидивист, - чистосердечие признается
верзила.
Последнее слово действует на Дмитрия Николаевича специфически...
Незалеченный гастрит дает о себе знать. Он извиняется и спешит в Вовкин
совмещенный санузел. Щелкает выключателем, тянет дверь на себя и...
И...
И вот теперь можно писать статью о русском символизме.
В Вовкином санузле на краешке ванны сидит Прекрасная Дама.
Несомненно, это и есть та самая Прекрасная Дама, которую описал Блок.
Платье, правда, не белое, но шейка лебединая. Высока, стройна, воздушна,
глаза скрыты под темными очками с приклеенной итальянской лайбой, но
отдельные детали лица прекрасны - губки, ушки и все такое.
- Извините, - лепечет Дмитрий Николаевич.
- Ты что, козел, издеваешься? - с ненавистью шепчет Прекрасная
Незнакомка, снимает очки и пронзает Дмитрия Николаевича лазурным взглядом.
И пропал Дмитрий Николаевич Чухонцев, русский символист и мечтатель -
тут жизнь ключом, перестройка, квартиры грабят, а он весь в каких-то
литературных символах! Надо же... глаза синие, как у блоковской
незнакомки. Конечно, Дмитрий Николаевич не такой дурак, чтобы не понимать,
что эта распрекрасная Дама работает с верзилой на пару, и что она такая же
рецидивистка, только тот в бегах, а эта выпущена по амнистии к
Международному женскому дню 8 Марта (одно не исключает другого, в свое
время Сонька Золотая Ручка тоже, наверное, была Прекрасной Дамой), он все
понимает, но гражданская нетерпимость Дмитрия Николаевича к темному
элементу вступает в непримиримое противоречие с его поэтической натурой:
одно дело с легкой душой скрутить верзилу с топором, а совсем другое -
отдать в руки правосудия Прекрасную Незнакомку.
Он спасет ее, решает Дмитрий Николаевич. Решено: Дмитрий Николаевич
спасет Прекрасную Рецидивистку. Пропал, ох, пропал кандидат филологических
наук!
- Я вас спасу! - горячо шепчет Дмитрий Николаевич.
В ответ Прекрасная Незнакомка начинает беззвучно плакать:
- Уведите меня отсюда!
Дмитрий Николаевич осторожно выглядывает в коридор. Слева лежит
рухнувшая дверь, справа в комнате продолжается допрос. Коридор
простреливается, незаметно проскочить невозможно.
"Может быть, Сонька здесь пересидит? - раздумывает Дмитрий
Николаевич. - Почему "Сонька"? Пусть будет Сонька. Нет, ее надо увести
отсюда. Думай, доцент, думай..."
Наконец появляется дерзкая мысль. Дмитрий Николаевич едва успевает
нашептать на ушко Незнакомке план спасения, а его уже вызывают:
- Свидетель, скоро вы там? Подпишите протокол.
- Иду! - страждущим голосом отвечает Дмитрий Николаевич и спускает
воду.
Артист!
Он входит в комнату, закрывает своим телом вид на коридор и
склоняется над протоколом. Тут же в коридоре раздается стук каблучков и
дрожащий Сонькин голос спрашивает:
- Дмитрий Николаевич, вы здесь?
Шкафообразный сотрудник вскакивает, отстраняет Чухонцева и выходит в
коридор.
- Как вы здесь оказались, дивчина? - подозрительно спрашивает он
Соньку.
- Вошла в дверь, - пугливо отвечает та.
- Это ко мне, товарищи, - объясняет Дмитрий Николаевич.
Шкафообразный сотрудник вводит Соньку в комнату. Верзила с
равнодушным видом начинает выдергивать папироску из конфискованного
"Беломора". Появление этой дамы в ограбляемой им квартире верзилу никак не
касается. Если спросят, то он эту шалаву впервые видит. А если есть
сомнения, то первым делом надо было не руки крутить и лясы точить, а
обыскать квартиру на предмет обнаружения других посторонних лиц. Как и
положено. "Так что ты, начальник, совершил методологическую ошибку", -
всем своим видом говорит верзила.
- Я не видел, как вы вошли, - подозрительно говорит шкафообразный
начальник. Он уже сам понимает, что совершил ошибку и ее уже невозможно
исправить. - Кто вы такая? У вас документы есть?
- Что вы, товарищи, в самом деле... - возмущается Дмитрий Николаевич.
- Это моя студентка. Она пришла сдать зачет по русской литературе конца
девятнадцатого века. На каком основании вы ее подозреваете?
Еще не ясно, убедила ли та защитная речь сотрудника милиции, но
Сонька уже на всякий случай собирается плакать. Верзила-рецидивист никак
не может найти спички и отправляется за спичками на кухню. Ему, видите ли,
надо прикурить. Его силой усаживают. Пока верзила таким образом отвлекает
внимание от сообщницы, Дмитрий Николаевич, не читая, подписывает протокол,
зачем-то кланяется и выходит из комнаты, пропуская вперед Соньку и ожидая
приказа поворотить назад.
Проходят коридор.
Выбираются сквозь разлом на лестничную площадку.
Дмитрий Николаевич открывает дверь, пропускает рецидивистку в свою
квартиру, но здесь не выдерживает и оглядывается. Шкафообразный сотрудник
задумчиво наблюдает за ним.
Дмитрий Николаевич поспешно проходит в свою прихожую, закрывает дверь
на два с половиной оборота и навешивает дверную цепочку. Входит в комнату.
В комнате Соньки нет. Она уже устроилась на кухне. Она думает, что на
кухне надежней. Она сидит на табуретке и читает первую фразу его статьи:
"Конец XIX - начало XX в.в. - интересный и сложный период истории русской
литературы..." Дмитрий Николаевич смотрит на нее и не знает, о чем с ней
говорить.
- Вы в самом деле рецидивистка? - спрашивает он.
Сонька снимает очки, смотрит на него, как на дурака, и утвердительно
кивает.
- Минут через двадцать вы сможете уйти. Это на вызовет подозрений.
Сонька опять кивает и сосредоточенно разглядывает первую страницу.
- Зачем вы этим занимаетесь? - спрашивает Дмитрий Николаевич.
- Чем?
- Чем... Рецидивизмом.
- Ну и дурак вы... - усмехается Сонька.
Верно, дурак он. Филолух царя небесного. Рецидивистка и кандидат
филологических наук. Разные социальные ступени. Нет общих интересов. О чем
им говорить? О символизме?
- Это вы вое время торчали под дверью? - спрашивает Сонька.
- А что прикажете делать? Разрешить вам ограбить моего друга?
Работягу, не в пример вам?
- Вы что, в самом деле преподаете русскую литературу?
Дмитрий Николаевич кивает.
- Где, в пединституте?
- В университете.
- Ого! - удивляется Сонька.
- Вы не смущайтесь. В университете работают такие же люди, как везде.
- А я не смущаюсь, - отвечает Сонька и закидывает ногу за ногу. -
Такие, да не такие. Вот вы, умный человек, прочитали уйму книг, а задаете
какие-то детские вопросы. Вы сами, наверно, читаете студентам лекции о
том, что Достоевский, например, в "Преступлении и наказании" глубоко и
всесторонне анализирует причины и следствия преступлений своего героя.
Зачем же вы спрашиваете, зачем я это делаю? Мало ли что... Тяжелое
детство, отец-пьяница, наследие прошлого... Откуда я знаю? Вам,
образованным, и карты в руки. А я так отвечу: люблю я это дело, ох, люблю!
- А вы сами читали "Преступление и наказание"?
- А как же! Вы думаете, рецидивист - это кто?
- Деклассированный элемент.
- Вот так сразу! Не скажите... Убийце Раскольникову вы не отказываете
в звании интеллигента, а квартирный грабитель кто, по-вашему?
- Да неужто вы читали Достоевского? - изумляется Дмитрий Николаевич.
- Вы меня обижаете!
Вот так Сонька! Вот так общие интересы!
- С вами хорошо, но пора сматываться, - озабоченно говорит Сонька. -
Рискованно здесь торчать.
- Подождите! У меня к вам один дополнительный вопрос...
- Замашки у вас! - смеется Сонька. - Нет, пора рвать когти.
- Куда?! Куда рвать, куда сматываться? Грабить? Воровать? На каком
языке вы говорите? У вас талант, чем вы занимаетесь?! Куда вы идете? Мне
нужно задать вам много дополнительных вопросов... Я пишу статью о русских
символистах, вы мне можете помочь!
Сонька серьезно разглядывает Дмитрия Николаевича:
- О символистах? Это кто... Блок, Бальмонт, Волошин?
- Да! И еще многие!
- Ладно, еще пять минут. Угостите, блондин, сигареткой.
Дмитрий Николаевич дрожащими руками подносит ей спичку.
- Как там у Блока, помните? - спрашивает Сонька, пуская дым. И
декламирует:

Ты страстно ждешь, тебя зовут,
Но голоса мне не знакомы,
Очаг остыл, тебе приют -
Родная степь. Лишь в ней ты дома.

Блока шпарит, ужасается Дмитрий Николаевич. Тут и правда кто-то
кому-то сдает зачет по литературе.
- Последние строки помните?
- Да... Нет... Забыл, - шепчет Дмитрий Николаевич.
- У вас Блок где? А вот, на плите... - Сонька листает синий том
Блока. - Читайте!
Дмитрий Николаевич пробегает глазами последние строки, не понимая,
куда метит Сонька, но, поняв, читает со страстью вслух и даже взмахивает
рукой:

О, жалок я перед тобой!
Все обнимаю, всем владею,
Хочу владеть одной тобой,
Но не могу и не умею!

- "Хочу владеть одной тобой, но не могу и не умею", - повторяет
Сонька. - Для начала неплохо. Вы еще многого не умеете, блондин, но вы мне
определенно нравитесь. Мы с вами еще встретимся. А сейчас проведите меня
мимо сотрудников уголовного розыска.
- Где мы встретимся? Вы хотите отделаться от меня?
- Не волнуйтесь, блондин, я вернусь. Ожидайте. Теперь я знаю, где вы
живете и работаете.
- А вы?
Сонька усмехается.
- Как вас зовут?
- Никому не скажете? Могила?
- Гадом буду! - клянется Дмитрий Николаевич.
- Любка Костяная Ножка, - смеется Сонька.
Дмитрий Николаевич открывает дверь, они выходят на лестничную
площадку. Из Вовкиной квартиры доносятся возбужденные голоса. Сонька опять
пугается и мчится вниз по лестнице, стуча каблучками и чуть не опрокидывая
Семена Данилыча, который, вызвав милицию, торопится к месту происшествия и
уже добрался до четвертого этажа. Дмитрий Николаевич спешит за Сонькой,
сбивая с ног утреннего интеллигента, который уже опохмелился и идет
возвращать пушкинисту чайный долг.
- Туда нельзя, там менты! - делает страшные глаза Дмитрий Николаевич.
Во дворе они преодолевают последнее препятствие - проходят мимо
машины УГРО с дремлющим шофером, и Сонька наконец-то спасена! Путь для нее
свободен на все стороны большого легкомысленного причерноморского города,
где так мало милиции, телефонных автоматов и ни одного литературного
журнала, зато много моряков, пушкинистов и солнечных дней - а это все
хорошая экологическая ниша для квартирных грабителей.
- Когда мы встретимся? - спрашивает Дмитрий Николаевич.
Сонька отвечает:
- Мы будем встречаться. Очень скоро. Обещаю.
И протягивает Чухонцеву руку. Он целует ее, и Сонька исчезает за
углом на спуске имени Добролюбова.
Кажется, все... конец суматохе. Но Дмитрия Николаевича ожидает в этот
день последнее потрясение.
- Идите за мной, свидетель, - приказывает шкафообразный сотрудник,
карауля Чухонцева на лестничной площадке с чашкой чан, и ведет свидетеля в
квартиру Вовки Спиридонова. Там взору Чухонцева открывается неожиданная
идиллия: за столом сидят верзила-грабитель, сотрудники УГРО и сам хозяин
Вовка Спиридонов. Все пьют чай при гробовом молчании.
- В общем, так... - говорит шкафообразный сотрудник, ставя чашку на
блюдце. - Хорошие вы ребята, и чай у вас хороший... Хотя и ворованный. Так
вот... Я делаю вам официальное устное предупреждение. А именно: вам... -
показывает на верзилу-рецидивиста, - и вам... - показывает на Дмитрия
Николаевича. - Объясняю: в последнее время развелось квартирных грабителей
больше, чем хотелось бы. В этой связи милиция ставит особо богатые
квартиры на сигнализацию, но не все обладатели богатых квартир хотят на
сигнализацию становиться... Но вас это, кажется, не касается, -
успокаивает он Вовку Спиридонова и обращается к рецидивисту: - Но я не о
том... Все эти лямуры, молодой человек, до добра не доведут. Поверьте
моему горькому опыту. Так что кончайте свои кругосветные путешествия,
сходите вразвалочку на берег и заводите жену с квартирой. Еще хорошо, что
эта история случилась в нашем районе и я на дежурстве был. А если бы в
иностранном порту? А? Представляете: полиция, проституция, испорченная
характеристика! А вы тоже хороши... - шкафообразный сотрудник
поворачивается к Дмитрию Николаевичу. - Зачет у студентки приняли?
- У нее отличное знание предмета, - бормочет Дмитрий Николаевич.
- Ладно, разбирайтесь тут сами, а я вас предупредил, - безнадежно
машет сотрудник УГРО и вместе с коллегами покидает взломанную квартиру.
- Ну вас к черту, что тут разбираться! - говорит рецидивист, не глядя
на Дмитрия Николаевича, надевает откуда-то взявшуюся мореходную фуражку и
тоже уходит.
- Садись, Дима, - вздыхает Вовка Спиридонов.
1 2 3