– Вот здесь я завтра буду работать, – беспечно сказала она. – Буду нажимать кнопки.– А ты не запутаешься? – спросил я.– Нет, ведь есть схема. – Она вынула из выдвижного ящика большую, наклеенную на картон таблицу. – Вот здесь все показано. Ребенок – и тот не спутает.Действительно, на таблице были изображены те же самые кнопки, что и на пульте, и указано время, когда надо нажимать на каждую из них.– А это что за большая красная кнопка?– Это кнопка критического перепада. Та самая.– И ты нажмешь ее?– Нажму, – улыбнулась Нина.– У тебя совсем больной вид, – сказал я. – Очень болит плечо?– Побаливает, – неохотно призналась она. – Но завтра все пройдет.– А если не пройдет?– Тогда придется вызывать Добровольца. Но я все равно останусь на острове. КРАСНАЯ КНОПКА Утром меня разбудила Надя.– Вставай, иди завтракать. Я уже позавтракала. Скоро нам надо отправляться домой.Я встал, глянул в окно. За ночь потеплело, шел снег. На фоне ярко-желтой башни отстойника он был хорошо виден. Уже рассветало, но тревожный красный свет вращающегося прожектора по-прежнему падал на остров моего имени. Было очень тихо.За завтраком я внимательно смотрел на Нину. У нее был совсем больной вид. Я так прямо и сказал ей об этом, но она промолчала.– Да, придется вызывать Добровольцев и выбирать из них наиболее подходящего, – молвил Андрей. – Выбрать такого не особенно трудно – был бы Человек с крепкими нервами.– А я? – обратился я к Андрею.– Что ты? – удивился Андрей.– Я и есть такой Человек. Правда, не слишком технически грамотный, но с крепкими нервами.– А ты представляешь, как это рискованно? – тихо спросил Андрей.– Ну представляю... Но почему кто-то другой должен рисковать, а не я? Ведь естественнее пойти на это именно мне. Как-никак – мы с тобой друзья.Андрей задумался. Потом сказал:– Ты меня устраиваешь даже больше, чем кто-либо другой. Ведь пульты отстоят далеко один от другого, а с тобой мы можем вести мыслепередачи. Это удобнее радио– и телесвязи и удобнее, чем телефонная связь.– Вот все и устроилось, – сказал я Нине. – Ты спокойно можешь лететь в Ленинград вместе с Надей.В это мгновение без стука открылась дверь. Вошел ЭРОТ. На его сложенных крыльях блестел снег. Снег таял и стекал на пол.– Явился по распоряжению ЭЗОПа, – сказал агрегат. – Емкости заполнены субстратом. Через двадцать три минуты необходимо вводить в действие систему «А».– Принял и понял, – ответил Андрей.ЭРОТ вышел, оставив на полу влажные следы.«Не потрудился даже отряхнуть с себя снег перед тем как войти к Людям, – подумал я. – До чего специализирован, до чего избалован!»Я пошел в отведенную нам с Надей комнату и объяснил Наде, в чем дело. Узнав о моем решении, она заплакала. Затем спросила:– Но ты веришь, что все обойдется благополучно?– Сказать по правде – не очень, – ответил я. – Андрей – неудачник. До этого у него были неудачи маленькие, средние и большие. Теперь, вероятно, его ждет полное крушение. Но когда у друга беда, надо быть с ним рядом.– Да, ты прав, – сказала Надя сквозь слезы. – Но я верю, что все кончится хорошо.– Будем надеяться, – ответил я. – Если же со мной что-либо случится, то постарайся, чтобы работу над СОСУДом продолжил достойный преемник. Что касается корректуры «Антологии», то все надежды я возлагаю на тебя и на твою память.Вскоре прибыл легколет. Надя улетела на нем одна. Нина лететь отказалась, несмотря на то, что присутствие ее на острове моего имени было теперь не только не обязательно, но и просто бессмысленно.Когда Надя села в кабину рядом с ЭОЛом, я шепнул ей:– Пожелай нам удачи.– Ни пуха ни пера, – громко сказала Надя.– Убирайся к черту! – ответил я.Нина с Андреем удивленно посмотрели на меня.– Это так полагается, – пояснил я им. – В данном случае это не ругательство, а нечто вроде заклинания.Вскоре мы с Андреем отправились в Главную Лабораторию, а Нина пошла домой. Она решила прилечь. Выглядела она совсем неважно.
Без десяти минут десять я сел за дубль-пульт. Андрей пошел в другой конец огромного зала, чтобы занять место у главного пульта.В 10:00 я включил первую кнопку. Она была зеленого цвета. Весь зал наполнился глухим вибрирующим гуденьем. УЛИССы, стоящие у приборов, на минуту подняли вверх металлические руки – в знак того, что системы действуют нормально. ЭРОТ легко спланировал откуда-то из-под стеклянной крыши, где извивались бесчисленные трубопроводы и кабели, и, встав на мгновенье перед пультом, расправил крылья, которые светились зеленоватым светом.– Неполадок в узлах нет, – доложил он и опять взвился вверх.Затем из круглого люка в полу выполз механизм, какого я никогда и не видывал. Он был облицован пластмассовой чешуей и полз, как змея. На хвосте у него был крючок. Плавно извиваясь, подполз он к подножию пульта и поднял голову; за металлической обрешеткой головы светился круглый зеленый глаз.– Подземное хозяйство в порядке, – отрапортовал агрегат-змея. – Вводы силовых кабелей в порядке, контакты группы бета в порядке. Распоряжений нет?– Раз все в порядке, то какие могут быть распоряжения, – резонно ответил я. – Можете ползти обратно.Через восемь минут после включения первой кнопки я, согласно лежащей передо мной схеме, нажал вторую – белую. Гуденье в зале перешло в другую тональность. За хрустальным щитком какого-то огромного агрегата, вмонтированного в пол неподалеку от пульта, заметались синие молнии.В эту минуту я услыхал мыслесигнал Андрея.– Ну как? – поинтересовался Андрей.– Все в порядке, – ответил я. – В этой работе действительно нет ничего сложного. Я не против нее, но удивляюсь, почему ты не поручил это дело какому-нибудь там ЭРОТу или УЛИССу.– Дело слишком ответственное, – ответил Андрей. – Человек – это Человек, а агрегат – только агрегат.– Мне вообще не совсем понятен этот принцип дубляжа, – сказал я. – Ведь у тебя точно такой же пульт и те же самые кнопки, что и у меня. Только не подумай, что я хочу уйти на попятный двор, как в старину говорилось. Просто мне это странно. Или это перестраховка? Было в древности такое понятие.– Не перестраховка, а страховка, – ответил Андрей. – Процесс преобразования, как я тебе говорил, длится сорок пять часов тридцать девять минут. За это время кто-то из нас может устать, сделать ошибку из-за невнимания. Но так как нас двое, то ошибка почти исключена.– Что ж, один ум хорошо, а два лучше, – согласился я. – А скажи, как называется агрегат-змея, который ко мне приползал?– ПИТОН [Подземный Исследователь-Техник, Обнаруживающий Неполадки – старинный агрегат, давно снят с производства], – ответил Андрей. – Все?– Все. Мыслепередача окончена.В 10:27 я нажал третью – синюю – кнопку. В 10:49 – желтую. В 11:04 какую-то полосатую. Все шло как по маслу – по старинному выражению. Между нажатием некоторых кнопок интервалы были всего шесть – восемь минут, но были в сорок минут и в час десять. В один из таких перерывов я успел сходить в душ, в другой – успел пообедать с Андреем. Время от времени прямо к пульту подходил САТИР [Столовый Автомат, Терпеливо Исполняющий Работу – примитивный агрегат начала XXII века] и приносил еду и горячий чай. Изредка мы вели мыслепередачи с Андреем, подбадривая друг друга. Так прошел день, и так прошла ночь.– Сутки отдежурили, поздравляю! – сообщил мне Андрей в десять утра.– День да ночь – сутки прочь, – ответил я старинной поговоркой. – Как ты себя чувствуешь?– Хорошо, – ответил Андрей. – А ты?– Тоже хорошо. А как Нина?– Сейчас говорил с ней и видел ее по видеофону. Лежит. По-видимому, у нее не только сильный ушиб, но и простуда.– Отправь ее, пока не поздно, на материк, – дружески посоветовал я.– Да разве она послушается! – ответил Андрей. – Ты же знаешь ее... Все?– Все. Мыслепередача окончена.Прошел и этот день, наступила вторая ночь нашего бдения. Было нажато уже много кнопок самых различных цветов и оттенков. В 2 часа 5 минут ночи я нажал черную кнопку. Следующая была красная – та, от которой зависело многое. Ее надо было нажать через двадцать пять минут после черной.– Ну как? – спросил меня по мыслепередаче Андрей. – Как ты себя чувствуешь? Не страшно?– Страшновато, – ответил я. – Но что ж поделаешь.– Мне тоже страшновато, – сказал Андрей. – Желаю счастья. Все?– Все. Мыслепередача окончена.Я не слышал, как к пульту подошла Нина. Она была бледна, но даже бледность ей шла. Удивительное дело – ей все шло.– Хочу посмотреть, как вы тут, – сказала она, легким движением сбросив на барьер пульта шубку.– Ты выбрала самое подходящее время, – не без иронии заметил я. – И какое на тебе нарядное платье! Точно на бал.– Еле напялила его, так плечо болит, – улыбнулась Нина. – Но как-никак – торжественный случай. А у тебя тут все в порядке?– Все в норме.– И змей-горыныч приползал?– Ты имеешь в виду ПИТОНа? Приползал.– Он очень смешной. Раз я нацепила ему на хвост бумажку, он так с нею и уполз в свое подземелье.– Нехорошо издеваться над механизмами, – сделал я замечание Нине. – Механизмы служат Обществу.– А ты все такой же.– Уж какой есть, – ответил я.– Ну, до свиданья, – Нина перегнулась через барьер и торопливо поцеловала меня. – Вот так. Будь счастлив.Она пошла по голубоватым плиткам пола в другой конец зала к Андрею. Легкой походкой, в ярком оранжевом платье проходила она мимо УЛИССов, настороженно стоящих у непонятных мне приборов, мимо этого дьявольского нагромождения техники, – мимо всего того, что через несколько минут могло нас убить.Но пришло время нажать красную кнопку. Я положил на нее палец и подумал: что я сейчас почувствую? Наверно, ничего не почувствую. Все произойдет мгновенно. В таких случаях напоследок люди всегда вспоминают что-то очень важное – так я читал в книгах. Что мне надо вспомнить – Надю, «Антологию»?Я нажал красную кнопку и вспомнил в этот миг Нину. Вот она стоит у невысокого песчаного обрыва, отражаясь в тихой воде озера... АКВАЛИД – ЕСТЬ! Кнопка была утоплена мною в гнезде до конца. Но ничего не произошло. Только гул в зале стал громче. Он шел волнами, то замирая, то нарастая. Казалось, все эти бесчисленные агрегаты с трудом, задыхаясь, лезут куда-то в гору. УЛИССы, стоящие у приборов, подняли на минуту свои металлические руки в знак того, что все в порядке. Из стеклянного поднебесья слетел ЭРОТ и, расправив крылья, отрапортовал:– Узлы системы омикрон-два вступили в действие. Неполадок нет.Затем ЭРОТ улетел, а из люка выполз змей-горыныч и сообщил, что подземное хозяйство в порядке.Я связался с Андреем по мыслепередаче и поздравил его с тем, что опасность миновала.– Да, теперь все ясно, – ответил он. – Аквалид будет. Ты очень устал?– Потерплю, – сказал я. – Ведь осталось всего четыре часа.Через некоторое время я, согласно графику, нажал синюю кнопку, затем голубую. И вот в 7:39 утра была нажата последняя – белая с зеленым восклицательным знаком. После этого я откинулся на спинку кресла и задремал под негромкий гул агрегатов – этот гул был теперь ровным, убаюкивающим. Потом, сквозь дрему, я различил какие-то новые звуки. Где-то далеко, в середине зала, что-то падало через равномерные промежутки времени – падало с каким-то не то металлическим, не то стеклянным звоном. И вдруг я почувствовал, что кто-то коснулся моего плеча. Я открыл глаза. Передо мной стояла Нина.– Вставай, соня, – сказала она. – Аквалид пошел!– Кто пошел? Куда пошел? – не понял я спросонок.– Ах, да идем же! Какой ты чудак!Я окончательно проснулся, поглядел на Нину и увидел слезы в ее глазах.– Что-нибудь опять неладно? – спросил я. – Ты плачешь.– Да нет же, все чудесно. Я так рада за Андрея! Уж и поплакать нельзя...– Ну, плакать надо было раньше, – резонно заметил я. – Часа так четыре назад. – И, встав с кресла, пошел следом за Ниной.Мы долго шли по залу, затем свернули в какой-то закоулок. Здесь у стены стояли сменившиеся УЛИССы, – они будто спали стоя. Смежив крылья и прислонившись к могучим УЛИССам, словно малые дети, спали ЭРОТы. У их ног с потухшими линзами, без движения лежали ПИТОНы.– Сонная семейка, – сказала Нина и походя дала щелчок ЭРОТу – прямо по лбу. Я хотел было сделать ей замечание и напомнить, что механизмы – слуги Общества и их надо уважать, но промолчал. Я знал, что она просто засмеется в ответ. Такой уж был у нее характер.Мы шли по направлению к тем ритмичным звукам, к звонким ударам падения, которые я слышал сквозь сон еще у пульта. Звуки эти все приближались. Вот мы свернули в коридор между какими-то машинами, и я увидел Андрея. Он осунулся, глаза ввалились. У него был вид безумного. Он стоял перед большим агрегатом, а из квадратной пасти этого агрегата в металлический ящик, стоящий на полу, со звоном падали какие-то кирпичики, похожие на лед. Один такой брусок был у Андрея, и он его перебрасывал с руки на руку, словно боясь отморозить пальцы. У меня мелькнула мысль, что все это сплошная ошибка, что вместо своего пресловутого аквалида Андрей получил самый обыкновенный лед. Боясь высказать эту мысль, я нагнулся и схватил брусок. Но, схватив, я тотчас же выронил его. Брусок обжег мне пальцы. Он тяжело, с глухим звоном упал на пол – и не разбился.– На, возьми мой, он уже остывает, – глухо сказал Андрей и сунул мне в руку свой кирпичик. Я взвесил его на руке – он был весьма тяжел. Потом оглядел его со всех сторон. Это было похоже и на лед, и на полупрозрачный металл, и на стекло, а вообще-то говоря, – ни на что не похоже.– Значит, это и есть аквалид? – спросил я.– Да. Это аквалид градации «А». Можно получить всякие другие разновидности, с другими свойствами. Но пока будем испытывать этот. Сейчас пойдем к КАИНу [КАИН (Катастрофический Агрегат Испытания Надежности, – был весьма нужным для своего времени, но утратил значение с открытием аквалида; ныне экспонируется в мемориальном музее Светочева]. За ним будет последнее слово.По крытому переходу мы направились в соседнее здание. Стены перехода были прозрачные. За ними лежали сугробы. На них ложился зеленый свет вращающегося прожектора. Состояние опасности кончилось.Мы вошли в зал, посредине которого возвышался огромный агрегат. Он уходил далеко в глубь зала, нам видна была только его лицевая сторона с двумя круглыми большими циферблатами. Над ними белел телеэкран, а внизу чернело квадратное отверстие. Все это напоминало лицо какого-то сердитого великана.– Сейчас КАИН не пожалеет силы, – сказал Андрей и швырнул брусок аквалида в квадратную пасть агрегата. Тот глухо заурчал, потом взревел, я ощутил, как пол дрожит у меня под ногами. Два циферблата зажглись красным огнем. На телеэкране стало видно, что происходит с бруском в чреве КАИНа.На брусок спускались стальные молоты, в него пытались вонзиться алмазные сверла, его схватывали клещи из сверхтвердых сплавов. КАИН то раскалял брусок, то бросал его в жидкие газы, охлажденные почти до абсолютного нуля. Он погружал его в кислоты и щелочи, вталкивал его во взрывную камеру, подвергал губительным излучениям. Стрелка правого циферблата, показывающая силу испытания, все время дрожала на красной черте. Но стрелка циферблата, показывающего степень разрушения материала, по-прежнему стояла на белой черте, не подвигаясь ни на микрон.Испытание длилось долго. Наконец КАИН взревел, словно в злобе на свое бессилие, и умолк. Из его пасти на пол упал брусок. Андрей поднял его. Аквалид был точно такой же, как до испытания. На нем не было ни единой царапины.– Вот теперь можно сообщить на материк, что аквалид есть, – сказал Андрей.После этого мы пошли в столовую, расположенную в центре острова моего имени. Втроем сели мы за столик в огромном пустом зале. Здесь было очень тихо, и от усталости, от необычности всего происходящего мне вдруг показалось, что я просто сплю и вижу сон. Мне захотелось ущипнуть себя, чтобы проснуться и очутиться в своем кабинете, где на столе лежат рукописи и записи для СОСУДа, где на полках стоят привычные ряды книг...Но вот к столику подошел САТИР и остановился ожидая распоряжений, и я убедился, что все это явь.– А не выпить ли нам шампанского? – сказал Андрей. – Что-что, а бутылку шампанского мы заслужили.– Сейчас доложу САВАОФу, – произнес САТИР.Он ушел, а я намекнул Андрею, что этак и Чепьювином стать недолго – один раз шампанское, другой раз шампанское, а там и кое-что покрепче.– Другого такого раза не будет, – ответил Андрей. – Аквалид есть, больше мне открывать нечего... – В его голосе мне послышалась тайная грусть, будто ему стало жаль, что все уже сделано.К столику вернулся САТИР, неся бокалы и фрукты. Следом за ним грузно шел сам САВАОФ, торжественно неся бутылку. Он лично раскупорил ее и налил вино в наши бокалы. Мы сдвинули бокалы и слегка ударили их друг о друга (»чокнулись», как в старину говорилось) и только потом выпили.Когда мы покинули столовую, я попрощался с Ниной и Андреем и вызвал легколет. Я знал, что здесь мне больше делать нечего, сейчас нахлынут Журналисты, Корреспонденты, Ученые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Без десяти минут десять я сел за дубль-пульт. Андрей пошел в другой конец огромного зала, чтобы занять место у главного пульта.В 10:00 я включил первую кнопку. Она была зеленого цвета. Весь зал наполнился глухим вибрирующим гуденьем. УЛИССы, стоящие у приборов, на минуту подняли вверх металлические руки – в знак того, что системы действуют нормально. ЭРОТ легко спланировал откуда-то из-под стеклянной крыши, где извивались бесчисленные трубопроводы и кабели, и, встав на мгновенье перед пультом, расправил крылья, которые светились зеленоватым светом.– Неполадок в узлах нет, – доложил он и опять взвился вверх.Затем из круглого люка в полу выполз механизм, какого я никогда и не видывал. Он был облицован пластмассовой чешуей и полз, как змея. На хвосте у него был крючок. Плавно извиваясь, подполз он к подножию пульта и поднял голову; за металлической обрешеткой головы светился круглый зеленый глаз.– Подземное хозяйство в порядке, – отрапортовал агрегат-змея. – Вводы силовых кабелей в порядке, контакты группы бета в порядке. Распоряжений нет?– Раз все в порядке, то какие могут быть распоряжения, – резонно ответил я. – Можете ползти обратно.Через восемь минут после включения первой кнопки я, согласно лежащей передо мной схеме, нажал вторую – белую. Гуденье в зале перешло в другую тональность. За хрустальным щитком какого-то огромного агрегата, вмонтированного в пол неподалеку от пульта, заметались синие молнии.В эту минуту я услыхал мыслесигнал Андрея.– Ну как? – поинтересовался Андрей.– Все в порядке, – ответил я. – В этой работе действительно нет ничего сложного. Я не против нее, но удивляюсь, почему ты не поручил это дело какому-нибудь там ЭРОТу или УЛИССу.– Дело слишком ответственное, – ответил Андрей. – Человек – это Человек, а агрегат – только агрегат.– Мне вообще не совсем понятен этот принцип дубляжа, – сказал я. – Ведь у тебя точно такой же пульт и те же самые кнопки, что и у меня. Только не подумай, что я хочу уйти на попятный двор, как в старину говорилось. Просто мне это странно. Или это перестраховка? Было в древности такое понятие.– Не перестраховка, а страховка, – ответил Андрей. – Процесс преобразования, как я тебе говорил, длится сорок пять часов тридцать девять минут. За это время кто-то из нас может устать, сделать ошибку из-за невнимания. Но так как нас двое, то ошибка почти исключена.– Что ж, один ум хорошо, а два лучше, – согласился я. – А скажи, как называется агрегат-змея, который ко мне приползал?– ПИТОН [Подземный Исследователь-Техник, Обнаруживающий Неполадки – старинный агрегат, давно снят с производства], – ответил Андрей. – Все?– Все. Мыслепередача окончена.В 10:27 я нажал третью – синюю – кнопку. В 10:49 – желтую. В 11:04 какую-то полосатую. Все шло как по маслу – по старинному выражению. Между нажатием некоторых кнопок интервалы были всего шесть – восемь минут, но были в сорок минут и в час десять. В один из таких перерывов я успел сходить в душ, в другой – успел пообедать с Андреем. Время от времени прямо к пульту подходил САТИР [Столовый Автомат, Терпеливо Исполняющий Работу – примитивный агрегат начала XXII века] и приносил еду и горячий чай. Изредка мы вели мыслепередачи с Андреем, подбадривая друг друга. Так прошел день, и так прошла ночь.– Сутки отдежурили, поздравляю! – сообщил мне Андрей в десять утра.– День да ночь – сутки прочь, – ответил я старинной поговоркой. – Как ты себя чувствуешь?– Хорошо, – ответил Андрей. – А ты?– Тоже хорошо. А как Нина?– Сейчас говорил с ней и видел ее по видеофону. Лежит. По-видимому, у нее не только сильный ушиб, но и простуда.– Отправь ее, пока не поздно, на материк, – дружески посоветовал я.– Да разве она послушается! – ответил Андрей. – Ты же знаешь ее... Все?– Все. Мыслепередача окончена.Прошел и этот день, наступила вторая ночь нашего бдения. Было нажато уже много кнопок самых различных цветов и оттенков. В 2 часа 5 минут ночи я нажал черную кнопку. Следующая была красная – та, от которой зависело многое. Ее надо было нажать через двадцать пять минут после черной.– Ну как? – спросил меня по мыслепередаче Андрей. – Как ты себя чувствуешь? Не страшно?– Страшновато, – ответил я. – Но что ж поделаешь.– Мне тоже страшновато, – сказал Андрей. – Желаю счастья. Все?– Все. Мыслепередача окончена.Я не слышал, как к пульту подошла Нина. Она была бледна, но даже бледность ей шла. Удивительное дело – ей все шло.– Хочу посмотреть, как вы тут, – сказала она, легким движением сбросив на барьер пульта шубку.– Ты выбрала самое подходящее время, – не без иронии заметил я. – И какое на тебе нарядное платье! Точно на бал.– Еле напялила его, так плечо болит, – улыбнулась Нина. – Но как-никак – торжественный случай. А у тебя тут все в порядке?– Все в норме.– И змей-горыныч приползал?– Ты имеешь в виду ПИТОНа? Приползал.– Он очень смешной. Раз я нацепила ему на хвост бумажку, он так с нею и уполз в свое подземелье.– Нехорошо издеваться над механизмами, – сделал я замечание Нине. – Механизмы служат Обществу.– А ты все такой же.– Уж какой есть, – ответил я.– Ну, до свиданья, – Нина перегнулась через барьер и торопливо поцеловала меня. – Вот так. Будь счастлив.Она пошла по голубоватым плиткам пола в другой конец зала к Андрею. Легкой походкой, в ярком оранжевом платье проходила она мимо УЛИССов, настороженно стоящих у непонятных мне приборов, мимо этого дьявольского нагромождения техники, – мимо всего того, что через несколько минут могло нас убить.Но пришло время нажать красную кнопку. Я положил на нее палец и подумал: что я сейчас почувствую? Наверно, ничего не почувствую. Все произойдет мгновенно. В таких случаях напоследок люди всегда вспоминают что-то очень важное – так я читал в книгах. Что мне надо вспомнить – Надю, «Антологию»?Я нажал красную кнопку и вспомнил в этот миг Нину. Вот она стоит у невысокого песчаного обрыва, отражаясь в тихой воде озера... АКВАЛИД – ЕСТЬ! Кнопка была утоплена мною в гнезде до конца. Но ничего не произошло. Только гул в зале стал громче. Он шел волнами, то замирая, то нарастая. Казалось, все эти бесчисленные агрегаты с трудом, задыхаясь, лезут куда-то в гору. УЛИССы, стоящие у приборов, подняли на минуту свои металлические руки в знак того, что все в порядке. Из стеклянного поднебесья слетел ЭРОТ и, расправив крылья, отрапортовал:– Узлы системы омикрон-два вступили в действие. Неполадок нет.Затем ЭРОТ улетел, а из люка выполз змей-горыныч и сообщил, что подземное хозяйство в порядке.Я связался с Андреем по мыслепередаче и поздравил его с тем, что опасность миновала.– Да, теперь все ясно, – ответил он. – Аквалид будет. Ты очень устал?– Потерплю, – сказал я. – Ведь осталось всего четыре часа.Через некоторое время я, согласно графику, нажал синюю кнопку, затем голубую. И вот в 7:39 утра была нажата последняя – белая с зеленым восклицательным знаком. После этого я откинулся на спинку кресла и задремал под негромкий гул агрегатов – этот гул был теперь ровным, убаюкивающим. Потом, сквозь дрему, я различил какие-то новые звуки. Где-то далеко, в середине зала, что-то падало через равномерные промежутки времени – падало с каким-то не то металлическим, не то стеклянным звоном. И вдруг я почувствовал, что кто-то коснулся моего плеча. Я открыл глаза. Передо мной стояла Нина.– Вставай, соня, – сказала она. – Аквалид пошел!– Кто пошел? Куда пошел? – не понял я спросонок.– Ах, да идем же! Какой ты чудак!Я окончательно проснулся, поглядел на Нину и увидел слезы в ее глазах.– Что-нибудь опять неладно? – спросил я. – Ты плачешь.– Да нет же, все чудесно. Я так рада за Андрея! Уж и поплакать нельзя...– Ну, плакать надо было раньше, – резонно заметил я. – Часа так четыре назад. – И, встав с кресла, пошел следом за Ниной.Мы долго шли по залу, затем свернули в какой-то закоулок. Здесь у стены стояли сменившиеся УЛИССы, – они будто спали стоя. Смежив крылья и прислонившись к могучим УЛИССам, словно малые дети, спали ЭРОТы. У их ног с потухшими линзами, без движения лежали ПИТОНы.– Сонная семейка, – сказала Нина и походя дала щелчок ЭРОТу – прямо по лбу. Я хотел было сделать ей замечание и напомнить, что механизмы – слуги Общества и их надо уважать, но промолчал. Я знал, что она просто засмеется в ответ. Такой уж был у нее характер.Мы шли по направлению к тем ритмичным звукам, к звонким ударам падения, которые я слышал сквозь сон еще у пульта. Звуки эти все приближались. Вот мы свернули в коридор между какими-то машинами, и я увидел Андрея. Он осунулся, глаза ввалились. У него был вид безумного. Он стоял перед большим агрегатом, а из квадратной пасти этого агрегата в металлический ящик, стоящий на полу, со звоном падали какие-то кирпичики, похожие на лед. Один такой брусок был у Андрея, и он его перебрасывал с руки на руку, словно боясь отморозить пальцы. У меня мелькнула мысль, что все это сплошная ошибка, что вместо своего пресловутого аквалида Андрей получил самый обыкновенный лед. Боясь высказать эту мысль, я нагнулся и схватил брусок. Но, схватив, я тотчас же выронил его. Брусок обжег мне пальцы. Он тяжело, с глухим звоном упал на пол – и не разбился.– На, возьми мой, он уже остывает, – глухо сказал Андрей и сунул мне в руку свой кирпичик. Я взвесил его на руке – он был весьма тяжел. Потом оглядел его со всех сторон. Это было похоже и на лед, и на полупрозрачный металл, и на стекло, а вообще-то говоря, – ни на что не похоже.– Значит, это и есть аквалид? – спросил я.– Да. Это аквалид градации «А». Можно получить всякие другие разновидности, с другими свойствами. Но пока будем испытывать этот. Сейчас пойдем к КАИНу [КАИН (Катастрофический Агрегат Испытания Надежности, – был весьма нужным для своего времени, но утратил значение с открытием аквалида; ныне экспонируется в мемориальном музее Светочева]. За ним будет последнее слово.По крытому переходу мы направились в соседнее здание. Стены перехода были прозрачные. За ними лежали сугробы. На них ложился зеленый свет вращающегося прожектора. Состояние опасности кончилось.Мы вошли в зал, посредине которого возвышался огромный агрегат. Он уходил далеко в глубь зала, нам видна была только его лицевая сторона с двумя круглыми большими циферблатами. Над ними белел телеэкран, а внизу чернело квадратное отверстие. Все это напоминало лицо какого-то сердитого великана.– Сейчас КАИН не пожалеет силы, – сказал Андрей и швырнул брусок аквалида в квадратную пасть агрегата. Тот глухо заурчал, потом взревел, я ощутил, как пол дрожит у меня под ногами. Два циферблата зажглись красным огнем. На телеэкране стало видно, что происходит с бруском в чреве КАИНа.На брусок спускались стальные молоты, в него пытались вонзиться алмазные сверла, его схватывали клещи из сверхтвердых сплавов. КАИН то раскалял брусок, то бросал его в жидкие газы, охлажденные почти до абсолютного нуля. Он погружал его в кислоты и щелочи, вталкивал его во взрывную камеру, подвергал губительным излучениям. Стрелка правого циферблата, показывающая силу испытания, все время дрожала на красной черте. Но стрелка циферблата, показывающего степень разрушения материала, по-прежнему стояла на белой черте, не подвигаясь ни на микрон.Испытание длилось долго. Наконец КАИН взревел, словно в злобе на свое бессилие, и умолк. Из его пасти на пол упал брусок. Андрей поднял его. Аквалид был точно такой же, как до испытания. На нем не было ни единой царапины.– Вот теперь можно сообщить на материк, что аквалид есть, – сказал Андрей.После этого мы пошли в столовую, расположенную в центре острова моего имени. Втроем сели мы за столик в огромном пустом зале. Здесь было очень тихо, и от усталости, от необычности всего происходящего мне вдруг показалось, что я просто сплю и вижу сон. Мне захотелось ущипнуть себя, чтобы проснуться и очутиться в своем кабинете, где на столе лежат рукописи и записи для СОСУДа, где на полках стоят привычные ряды книг...Но вот к столику подошел САТИР и остановился ожидая распоряжений, и я убедился, что все это явь.– А не выпить ли нам шампанского? – сказал Андрей. – Что-что, а бутылку шампанского мы заслужили.– Сейчас доложу САВАОФу, – произнес САТИР.Он ушел, а я намекнул Андрею, что этак и Чепьювином стать недолго – один раз шампанское, другой раз шампанское, а там и кое-что покрепче.– Другого такого раза не будет, – ответил Андрей. – Аквалид есть, больше мне открывать нечего... – В его голосе мне послышалась тайная грусть, будто ему стало жаль, что все уже сделано.К столику вернулся САТИР, неся бокалы и фрукты. Следом за ним грузно шел сам САВАОФ, торжественно неся бутылку. Он лично раскупорил ее и налил вино в наши бокалы. Мы сдвинули бокалы и слегка ударили их друг о друга (»чокнулись», как в старину говорилось) и только потом выпили.Когда мы покинули столовую, я попрощался с Ниной и Андреем и вызвал легколет. Я знал, что здесь мне больше делать нечего, сейчас нахлынут Журналисты, Корреспонденты, Ученые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15