Но животные у
нас долго не задерживались - из-за музыкального шума. Поживет-поживет у
нас какой-нибудь барбос, откормится, наберет нужный ему Вес, а потом -
выведет его отец на очередную прогулку, и драпанет пес без оглядки, в
надежде найти себе более тихую обитель. И кошки тоже не приживались.
Исключением был кот Серафим (сокращенно - Фимка). Тихий был, степенный,
воровал только в исключительных случаях. Музыки боялся, смеха тоже; как
тетя Рита начнет хохотать - он на постель или на диван прыгает, на спину
ложится и уши передними лапками зажимает. А из дома не убегал, хоть и имел
эту возможность; весной, в пору кошачьих свадеб, его во двор гулять
отпускали. Родители за верность дому очень его уважали, и меня из уважения
к нему тоже Серафимом назвали. Отец потом мне рассказывал, что когда он с
матерью пришел в загс меня регистрировать, то делопроизводительница
поначалу не хотела такое имя в метрику вписывать, потому как был некий
лжесвятой Серафим Саровский, которому царь Николай Второй
покровительствовал. Но отец ей толково объяснил, что мне в честь кота имя
дают, и тогда регистраторша сказала, что это вполне законно.
Этот кот памятен мне и тем, что благодаря ему я еще в ранние школьные
годы смог проявить свои изобретательские способности. Зная, что Фимка не
меньше меня страдает от шума, я, из чувства солидарности, решил облегчить
ему жизнь. Замерив длину его ног и туловища, я соорудил фанерную конуру;
изнутри, для звукоизоляции, я обил ее старым ватином и отчасти - мехом,
использовав для этого свою шапку-ушанку. Родители отнеслись к этому
отрицательно. К сожалению, и мой тезка - тоже. Он обходил стороной это
уютное звукоубежище. А когда я попытался втолкнуть его туда, он зашипел на
меня. Надо думать, тут сказался возрастной консерватизм.

7. СЛУЖЕБНЫЕ НЕВЗГОДЫ
Задача ИРОДа - путем усовершенствования бытовой и прочей техники
устранять из повседневного быта всяческие стрессовые ситуации и тем
способствовать продлению жизни людской. Профиль института весьма широк, в
нем много отделов, секций и подсекций. Я - сотрудник секции, где
проектируются приборы бытовой безопасности. Но не о своей работе поведу я
сейчас речь.
Рядом с моей секцией находится Отдел Зрелищ. Не так давно сотрудники
этого отдела разработали проект четырехэкранного кинозала. Кому-из вас не
приходилось, польстившись на интригующее название фильма и честно купив на
него билет, быстренько убедиться, что картина скучна, что актеры играют
плохо, что деньги потрачены вами напрасно? Некоторые зрители в таких
случаях устремляются к выходу; другие, зевая и чертыхаясь, сидят до
последнего кадра. Но и те, и другие покидают зал с чувством раздражения -
а это, как известно, сокращает сроки нашего бытия. А теперь, уважаемый
читатель, порадуйтесь проекту ИРОДа.
Вы входите в просторный зал. На каждой из четырех стен - по экрану.
Кресла - вращающиеся; так надо. Между ними - интервалы; так нужно. В
подлокотнике каждого кресла - четыре кнопки. В начале сеанса все сиденья
повернуты к экрану No 1. Вы садитесь, надеваете наушники, нажимаете кнопку
звукоприема No 1. На экране - фильм из жизни молодого ученого. Он хочет
подарить миру свое изобретение, но его соперник вставляет ему палки в
колеса. Однако с самого начала ясно, что справедливость восторжествует, и
вам эта ясность почему-то не нравится; ведь вы знаете, как тернист путь
каждого изобретателя. Огорчает и то, что роль молодой (по замыслу
драматурга) подруги ученого исполняет престарелая жена режиссера.
Играя девушку влюбленную,
Надев роскошный сарафан,
Старушка - дама пенсионная,
Кряхтя, вползает на экран.
- Опять эту мымру вытащили! - бормочет зритель, сидящий справа от
вас, и делает поворот на 45 градусов влево. Зритель же, сидящий по левую
сторону, делает поворот вправо. "А я рыжий, что ли!" - мелькает у вас
мысль, и вы поворачиваетесь сразу на 90 градусов и нажимаете
соответствующую кнопку звукоприема. У вас перед глазами и ушами -
детективная погоня за дефективным негодяем, похитившим из частной
коллекции полотно Айвазовского. Под бодрую песню о трудных буднях милиции
каскадеры мчатся по улице, ставят свои машины на дыбы, лавируют между
автобусами. "Все ясно, не уйдет сукин сын от погони ", - догадываетесь вы
и, совершив новый поворот, приступаете к созерцанию кинокомедии. Там
происходит что-то очень смешное. Заливистым молодежным киносмехом смеется
изящная девушка в джинсах; добротным крестьянским смехом смеется ее мать с
подойником в руке; бодро хохочет молодой человек спортивно-физкультурного
вида. Но это им смешно, а вам почему-то скучно. Дабы не чувствовать себя
тупицей, лишенным чувства юмора, вы совершаете еще один поворот - и вот
перед вами фильм из жизни животных, заснятый при помощи дальнозоркой
оптики. Медведица со своими потомками расположилась на лесной полянке;
бобры заняты сооружением плотины; олени пасутся в тундре. Все очень
разумно, всему веришь, К тому же животные не знают, что их снимают, и
поэтому, в противоположность актерам, ведут себя очень естественно.
Радуясь достижениям киноискусства, вы с интересом смотрите фильм до конца
и покидаете зал с чувством удовлетворения. Никаких стрессовых ситуаций!
Сами того не замечая, вы сберегли частицу своего здоровья, продлили свою
жизнь! А кто вам в этом помог? Вам помог ИРОД! Увы, уважаемые читатели,
должен вам сообщить, что проект 'этот положен в долгий ящик. До его
обсуждения все ироды - в кулуарных разговорах - толковали о том, что это -
крупное достижение, которое приумножит славу ИРОДа. Но вот настал день
обсуждения - и первым выступил Герострат Иудович, наш директор. Он
признал, что сама по себе идея прогрессивнопрекрасна, но тут же трусливо
добавил, что ее осуществление встретит свирепое сопротивление актеров и
что даже некоторые отсталые зрители будут недовольны. За ним слово взял
наш почтенный завлаб Афедрон Клозетович и долго бубнил о том, что
строительство нового кинотеатра потребует колоссальных расходов, а это,
учитывая хозрасчетные взаимоотношения, приведет к финансовому краху ИРОДа.
После этих двух речуг стали выступать рядовые ироды, и каждый находил в
проекте какой-нибудь недостаток; обсуждение превратилось в осуждение.
Придя домой, я обо всем этом рассказал Насте, и она озарила меня улыбкой
No 16 ("Нежное сочувствие"). Но потом спросила, сказал ли я там что-нибудь
в защиту этого проекта. Я признался, что ничего не сказал.
Ночью приснился мне Юра Птенчиков. Он слезно просил меня сотворить
стихотворение, состоящее сплошь из осудительных слов. Проснувшись, я сел
за стол и стал слагать строфы. К полудню стихотворение было готово, я
переписал его начисто, и когда на следующий день, в воскресенье, Юрик
пришел к нам в гости, я прочел ему свой труд. Мой друг мгновенно выучил
его наизусть. Он был в восторге, он заявил, что заимел ценное научное
пособие. А вот Настя была недовольна. Она сказала, что лучше бы мне было
на совещании в ИРОДе честно высказаться прозой, чем исподтишка кропать
такие стихи. И тогда я решил всенародно опубликовать свое критическое
творение - и тем доказать себе и другим, что я не трус.
В понедельник я явился в ИРОД раньше обычного и поспешил в
демонстрационный зал, где висела свежая стенгазета "Голос ИРОДа". Видное
место в ней занимала передовица Герострата Иудовича "Усилим взлет
самокритики!". Поначалу решив, что мое стихотворение будет куда больше
способствовать такому взлету, я хотел налепить его на передовицу - и
извлек из портфеля рукопись, а также тюбик с клеем и кисточку. И тут мне
стало боязно, по спине пробежал холодок. Похоронить под своим творением
статью директора я не решился, я наклеил рукопись на какие-то заметки в
нижнем углу стенгазеты - и отошел в сторонку, дабы поглядеть на дело ума и
рук своих. На фоне машинописных листков моя рукопись резко бросалась в
глаза. Подписи под ней я не поставил, - но ведь все ироды знают, что
только один я во всем институте пишу стихи... Спине моей опять стало
холодно, меня охватило чувство неуюта и тревоги, будто я вскарабкался на
высоченный скользкий утес и не знаю, как с него спуститься. Тем временем в
противоположном конце зала показалась чья-то фигура, начинался трудовой
день... Я заторопился в свою секцию, сел за рабочий стол и стал ждать
того, что будет. Оба моих секционных сотоварища отсутствовали; один был в
отпуске, другой на бюллетене. Не прошло и часу, как ко мне ворвалась
Главсплетня. Своим лающим голосом эта конструкторша сообщила по большому
секрету, что все ироды собираются меня бить, а директор вызвал наряд
милиции, чтобы посадить меня на пятнадцать суток.
- За что?! - неуверенным голосом спросил я.
- За то! - пролаяла Главсплетня - и удалилась.
Волна тоскливого страха накатила на меня. В мозгу возникло
четверостишие:
Стихи писал я смело,
Имел отважный вид, -
Но стал бледнее мела,
Узнав, что буду бит.
Минут двадцать я сидел, ожидая, что сослуживцы ворвутся в комнату и
приступят к кулачной расправе. Но никто не нарушил моего одиночества.
Тогда я решился пойти в демонстрационный зал, поглядеть, что там делается.
Возле стенгазеты стояли несколько иродов и обсуждали мое творение.
Оказывается, никто из них не собирался меня бить, ибо каждый считал, что к
нему лично стихотворение никакого отношения не имеет. И каждый, с плохо
скрываемым удовольствием, печалился за своих сослуживцев, которых я так
метко разоблачил. При этом все стоящие возле стенгазеты со смаком
перечисляли имена тех иродов, которых в данный момент поблизости не было.
Мне стало ясно, что никакого рукоприкладства по отношению ко мне не
предвидится. И никакой милиции в зале не видно. Все Главсплетня мае
набрехала!
Дело окончилось тем, что стенгазета была снята со стены, а директор,
Герострат Иудович дал мне выговор в приказе "за нетактичное поведение".
Перед этим он вызвал меня в свой кабинет и доверительно сообщил, что он
скрепя сердце вынужден дать мне этот выговор, а не то завлаб Афедрон
Клозетович будет на него в обиде за то, что он, директор, никак не наказал
меня. Ведь всем ясно, что в моем стихотворении речь идет именно о завлабе.
С успокоенной душой вернулся я в свою секцию и принялся за работу. К
концу рабочего дня ко мне неожиданно заглянул Афедрон Клозетович. Он
поинтересовался, как идут мои изобретательские дела, а потом вдруг хитро
улыбнулся и сказал:
- Это, конечно, между нами, но очень понравился мне ваш стишок. Очень
хитро и тонко вы нашего Герострата Иудовича на перо поддели! Прямо-таки
живой словесный портрет его дали! Уважаемый Читатель! Дабы вы были вполне
в курсе дела, приведу здесь свое стихотворение полностью. Если оно
придется вам по душе - можете его переписать и вывесить на видном месте в
своем учреждении. Это, несомненно, послужит повышению уровня товарищеской
самокритики.
МОЕМУ СОСЛУЖИВЦУ
Ты - мой сослуживец, однако
Скажу тебе честно, как друг:
Ты - Сволоч без мягкого знака,
Ты - Олух, Лопух и Бамбук!
Ты - Хам, Губошлеп, Забуддыга,
Нахлебник, Кретин, Обормот,
Обжора, Бесстыдник, Ханыга,
Растратчик, Раззява, Банкрот!
Ты - Трус, Паникер, Проходимец,
Прохвост, Лихоимец, Злодей,
Обманщик, Стяжатель, Мздоимец,
Ловчила, Лентяй, Прохиндей!
Ты - Лжец, Анонимщик, Иуда,
Фарцовщик, Охальник, Наглец,
Поганец, Подонок, Паскуда,
Тупица, Паршивец, Стервец!
Ты - Рвач, Пасквилянт, Злопыхатель,
Алкаш, Охламон, Остолоп,
Пижон, Подхалим, Обыватель,
Фигляр, Саботажник, Холоп!
Годами молчал я, как рыба, -
Но правду поведать пора!..
Скажи мне за это спасибо
И в честь мою крикни: УРРРА!

8. КВАРТИРНЫЕ НЕВЗГОДЫ
Читателям почему-то всегда интересно, женат или холост герой того или
иного повествования, даже если само повествование не очень их интересует.
Рад объявить уважаемым читателям, что я женат. И, представьте себе, -
удачно.
Скажу, холостякам назло,
Что мне с женою повезло, -
Я создал прочную семью,
А мог нарваться на змею!
В юности я мечтал, что подругой моей жизни станет неведомая немая
красавица. Но потом прочел где-то, что зарегистрированы случаи, когда
немые обретали дар речи и тогда становились очень горластыми и
разговорчивыми. Поэтому поиски мои окончились тем, что я взял в жены
говорящую, но не говорливую девушку с мягким, добрым характером. И имя у
нее спокойное, уютное: Настя. И профессия у нее тихая, бессловесная: она -
массажистка. Мы живем душа в душу - хоть иногда и .конфликтуем. В
характере Насти есть кое-какие загогулины - и это даже хорошо, это делает
нашу жизнь более интересной.
Пусть жена полна серьезности,
Ей за это честь и слава, -
Но один процент стервозности -
Не отрава, а приправа.
Свадьбу мы справили скромно. На ней, кроме Насти и меня,
присутствовали наши родители, а из гостей - три Настины сослуживицы и мой
друг - иномирянин Юрик. Я заранее упросил отца и мать не сопровождать
празднество музыкой, и просьба моя была выполнена. Вот только тетя Рита не
воздержалась от шума, объявила "пятиминутку смеха", которую растянула
минут на пятнадцать. Из вежливости пришлось и всем остальным подхохатывать
ей.
Вскоре после рождения дочки у нас устроилось дело с жильем, и мы с
Настей и Таткой поселились на Гражданском проспекте в отдельной
двухкомнатной. Я заранее предупредил супругу, что никаких телевизоров,
транзисторов и прочих шумовых изобретений не потерплю в нашем жилище, - и
она согласилась. Но тишина в квартире зависит не только от ее обитателей.
Оказалось, что над нами живет выпускница консерватории, владелица мощного
рояля, а под нами - семейка, обожающая рок-музыку. Когда музыкантша
слишком громко начинала наяривать на рояле, я посылал наверх Настю, чтобы
она попросила ее играть потише. А когда снизу доносились яростные шумовые
вспышки, я сам спускался к меломанам и вежливо просил их прекратить это
звукоблудие. Но уговоры наши почти никакого действия не оказывали, и я
понял, что нужно искать обмен.
Милей мне волки и медведи
И разъяренные слоны,
Чем те двуногие соседи,
Что музыкой, увлечены.
После недолгих поисков мы обменялись на квартиру в Купчине. По
уверениям ее жильцов, она была очень тихая: сверху - чердак, а под ними
живет глухой зоотехник в отставке. Вскоре выяснилось, что мы, как
говорится, сменяли быка на индюка. Зоотехник действительно был глухим - но
на все 100 %; поэтому он, чтоб лучше слышать телевизор, включал его на
полнуюгромкость. Я понял, что для нас назревает новый обмен.
Короче говоря, за минувшие восемь лет мы сменили пять адресов. И
каждый раз нарывались на соседство то с исполнителями, то с любителями
громкой музыки. Но в прошлом году счастье вроде бы улыбнулось нам - это
когда мы обменялись на Выборгский район. Правда, санузел - совмещенный,
потолок - с протечками, но зато тихо. Я так и сказал Насте: лучше тихая
хижина, чем шумный дворец. Но когда мы с помощью Юрика (он при каждом
переезде нам помогал) стали расставлять мебель, Настя вдруг села на
кушетку, усадила рядом с собой Татку - и заплакала. Сквозь слезы она
заявила, что мы, мол, уперлись в жилищный тупик, что я и отсюда захочу
меняться, но сюда уже никакой дурак не поедет.
Я, признаться, был ошеломлен этим слезным бунтом моей супруги, тем
более, что и Татка к ее плачу примкнула. И тут слово взял мой друг -
иномирянин.
- Настечка, затормозите свои рыданья! Не так уж здесь антиуютно!
Радуйтесь тому, что есть! Один мудрец с моей планеты так выразился: "Если
ты будешь рад некрасивому цветку, то он обрадуется твоему обрадованью - и
станет красивым". Высказывания Юрика всегда вызывают у Насти улыбку. И на
этот раз она порадовала его улыбкой No 18 ("Дружеское взаимопонимание"),
но затем снова заплакала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11