Зачем я вообще его принесла? — мелькнула у неё в голове первая трезвая мысль. Впрочем, додумывать ответ было некогда. Она сдёрнула с вешалки платье, схватила туфли и вскочила в ванную, крикнув на ходу:— Я сейчас! Подожди минутку!В ванной взгляд её упал на зеркало, и ей сделалось нехорошо. Не считая грязных пятен, царапин и всяких других отметин на лице, под носом у неё красовались великолепные чёрные усы. Обгоревший на солнце нос ослепительно лоснился. Завязанные чулком волосы расползлись посредине на какой-то странный пробор, явно её не украшавший.Борясь со слабостью в ногах, Тереска открутила кран, склонилась над ванной — так умываться было сподручней, чем над умывальником, и потянулась к полке за мылом. Но только она нащупала его, как мыло выскользнуло из пальцев и с коротким бульканьем нырнуло в унитаз.«Все, это конец, — подумала Тереска отрешённо. За долю секунды она вспомнила, что во всем доме нет больше ни куска мыла, что весь порошок и даже обмылки израсходованы при вчерашней стирке. Осталась, правда, паста для чистки кастрюль, а ещё щёлок, которым отмывают полы в подвале, но и те хранятся внизу, а это значит, что придётся пройти мимо гостя в таком непотребном виде. — Да ни за что на свете!» В коленопреклонённой позе, олицетворяя собой неизбывное отчаяние, Тереска застыла перед унитазом, в сифоне которого, на самом дне, покоилось коварное мыло. Ей казалось, что все пропало, что умыться ей уже никогда не суждено, до завтра-то уж точно, а завтра придётся в таком виде идти в магазин или палатку… Крепко зажмурив глаза, содрогаясь от омерзения, она наконец сунула руку в сифон и вытащила мыло…Проклятое невезение, думала она, причёсываясь и напудривая нос. До чего же я невезучая! Почему удача покидает меня всякий раз, когда она позарез нужна? Может, предназначение мне такое? Может, я обречена впадать в кретинизм всякий раз, когда решается моя судьба?Не помня себя от злости и волнения, испытывая попеременно то муки ада, то неземной восторг, Тереска учинила неверными руками, ослабевшими от смятения чувств, настоящий погром: сначала уронила с полки крем для загара, потом разбила пузырёк с бензином для выведения пятен, потом столкнула в ванну кружку с зубной пастой и щётками. Переобуваясь, она вдруг обнаружила, что ноги у неё грязные до неприличия. Пришлось их помыть. Время летело с той же неумолимостью, с какой распространялось вокруг благоухание бензина.— Богусь, извини меня ради Бога, — пролепетала она, выбравшись в конце концов на лестницу. — Как ты тут? Наверное, заждался, пока я отмывалась?— Какие у тебя экзотические духи! — отозвался Богусь, наморщив нос. — Или это то, чем ты себя отмывала? Должен сказать, гостей ты принимаешь довольно оригинально. Жаль, что мне пора идти.Боль в ноге у Богуся почти прошла, но уж никак не досада. Он заглянул к Тереске всего на минуту, просто так, по пути. Хотел узнать, помнит ли она его, или успела забыть. Вся эта суматоха страшно ему не понравилась, а тут ещё нога… Вечером он как раз собирался на танцы…Богусь поднялся со ступеньки и попробовал ступить на ногу. Вроде все в порядке.— Жаль, что мне уже пора, — вежливо повторил он.Тереска только сейчас сообразила, что он такое говорит, и едва не задохнулась от ужаса.— Как это?.. Почему? — сдавленно спросила она. — Ведь ты только пришёл! Пойдём вниз, я покажу тебе сад, ты ещё не сказал, как сдал экзамены, тебя приняли?Богусь уже спускался вниз.— Ещё не знаю, может, придётся ехать во Вроцлав. В Варшаве поступить в институт непросто. Мало мест. Стараюсь, как могу, но получится ли, неизвестно.Тереска плелась за ним на подгибающихся ногах.— Бензин у меня разлился, — потерянно бормотала она. — Все попадало. Пойдём в сад, а? И когда узнаешь? — Внутри у неё болезненно ныло, в горле стоял ком. Ну вот, не успел прийти, как уже уходит. А тут ещё Вроцлав… Неужели он уедет во Вроцлав? Нет, только не это!— Наверное, на днях все выяснится. — Богусь посмотрел на часы.— А у меня есть фотографии, — с надеждой сказала Тереска. — Ну те, из лагеря, уже готовы. Хочешь посмотреть? Сейчас принесу. Я мигом.— Как-нибудь потом, — решительно остановил её Богусь. — В следующий раз. Извини, я спешу, заглянул к тебе на минутку. Дай, думаю, проверю, вернулась ли. Вроде должна вернуться, учебный год на носу.— А об этом Вроцлаве… ты скажешь? Сразу, как узнаешь?— Ну, ясно. Может, попрощаешься со мной, если уж поздороваться не удалось?Слегка приобняв Тереску, он коснулся губами её щеки, но тут же отпрянул, отброшенный удушливой волной бензинных паров. А Тереска, ничего не замечая, млела от счастья, все слова и мысли выветрились у неё из головы.Богусь посмотрел на неё с внезапным интересом.— А ты неплохо выглядишь, — одобрительно заметил он. — Хотя, откровенно говоря, женщины au naturel не в моем вкусе. Мне нравится, когда женщина ухожена, следит за собой. Ciao, ragazza, до скорой встречи. Тут найдётся другой выход, или надо продираться через этот лесоповал?Ещё немного — и Тереска, торопясь угодить доро-тому гостю, указала бы на окно. К счастью, у неё хватило выдержки проводить его до парадной двери.— Когда ты придёшь? — Вопреки всем стараниям, в голосе её прозвучала откровенная мольба. — Не хочу больше… — У неё чуть было не вырвалось «мучиться в ожидании»,… — Переодеваться в последнюю минуту, — закончила она и, чувствуя, что все равно сболтнула глупость, внутреннее поёжилась.— Не знаю, может, на следующей неделе, — рассеянно бросил Богусь, направляясь к калитке. — После первого. Сориентируюсь, что да как с моими делами, позвоню и приглашу тебя на мороженое. Номер найду в телефонном справочнике.— Но я ведь давала тебе свой номер!— Я его посеял, вместе с записной книжкой. Ничего страшного. До встречи, моя милая!И ушёл, оставив Тереску у калитки. Только на углу улицы оглянулся и помахал рукой…«Мелюзга, — снисходительно думал Богусь, направляясь к автобусной остановке. — Зелёная ещё, никакого опыта, да и малость со сдвигом. Если бы не глаза и фигура, ноги бы моей больше здесь не было».«Моя милая», — в упоении твердила про себя Тереска, возвращаясь тропинкой от калитки. — Он сказал «моя милая»… «До встречи, моя милая»…Она вошла в дом, закрыла за собой дверь и привалилась к косяку.Так… Не захотел смотреть фотографии. Сказал, что в следующий раз. Значит, ещё придёт. А не приходил, потому что не рассчитывал её застать. А теперь придёт. Придёт непременно. Иначе зачем обнимал её? Ещё и назвал «моей милой».Тереска стояла, прислонившись к двери, и упивалась своим счастьем. Однако упоения хватило хоть и надолго, но не навсегда. Сначала оно как бы помутнело, потом как бы дало трещину, а потом сквозь эту трещину хлынул поток сомнений. Сумерки воцарились не только в освещённой предвечерними лучами прихожей, но и в её душе. Почему он, собственно, так спешил? Если уж пришёл, если уж застал её дома, если сегодня такой прекрасный воскресный день… — Почему не остался? Не проявлял никакой радости, скорее недовольство, смотрел на неё как-то насмешливо… Не разочаровался ли? Ну ясно, ещё бы, когда она вела себя как идиотка!Тереске стало нехорошо, в горле застрял какой-то ком, да что там ком — целая тыква! Ещё немного, и она умрёт от удушья, если немедленно, сейчас же не поделится с кем-нибудь своими ужасными впечатлениями! Сомлеет, лопнет или начнёт биться головой об стену.Единственный человек на свете, с которым можно поделиться такими переживаниями, да и всякими другими тоже, — это Шпулька, лучшая Терескина подруга. Но Шпулька ещё в деревне…Настоящее её имя было совсем другое — Нита, Нитка то есть. А где нитка, там и шпулька. Прозвище Шпулька так крепко прилипло к Терескиной подружке, что она и сама уже почти не помнила своё крёстное имя.Так вот эта самая Шпулька должна была вернуться с каникул в последние дни месяца, а значит, сидела ещё в деревне. В лучшем случае объявится послезавтра. А Тереску прямо разрывало на части — так ей не терпелось исповедаться. И она решила, наплевав на очевидное, наведаться к Шпульке. Даже не решила — просто какая-то неодолимая сила погнала её из дому, и, захлопнув парадную дверь, она без оглядки понеслась по улице. Шпулька жила во временном кирпичном бараке, состоявшем как бы из отдельных двухкомнатных домиков. Барак уже три года как определили на снос, и жильцы уже три года как сидели на чемоданах, изо дня в день уповая на новоселье.Поджидать автобус или трамвай не было мочи. Тереска почесала к подружке напрямик, через дворы и пустыри, а у железнодорожного вокзала в Служеве — тропкой через огороды. Нимало не сомневаясь, что Шпульки ещё нет и ей придётся возвращаться ни с чем, Тереска при виде открытых дверей и сваленного у порога багажа так растерялась, что даже забыла, зачем её сюда принесло.— Какое счастье! Приехала! — с невыразимым облегчением воскликнула она. — А я думала, тебя нет. Когда ты вернулась?Шпулька при виде подруги пришла в неменьший восторг и решила, что без телепатии тут не обошлось.— Только что. Видишь же, какая тут свалка. Хорошо, что ты заглянула, а то ещё и к тебе пришлось бы тащиться с колбасой. Помоги мне!И подружка ухватилась за огромный тюк, заваленный грудой всяких пакетов, сумок и чемоданов. Те-реска, ошеломлённая неожиданным сюрпризом, не совсем поняла её слова, но с готовностью бросилась на подмогу.— А что это? Слушай, мне надо с тобой поговорить! Какое мягкое! Да брось ты этот куль, никуда он не денется! Пойдём отсюда!— Не могу, мама одна не управится. Возьми эту корзину. Осторожно, там яйца! Подожди, поможешь мне отнести этот тюк.— А что в нем?— Перо. Для одной тётеньки. Она тут недалеко живёт. Сейчас помогу маме, а потом мы с тобой отнесём соседке перо. И яйца. И сметану. И масло.Тереска недовольно посмотрела на сумки, потом на Шпульку. Проза жизни грубо и бесцеремонно вторгалась в поэзию чувств.— А ещё что? — брюзгливо спросила она. — Молоко? Ряженку? Сало? Колбасу? А говяжью тушу для этой соседки ты случайно не привезла?— Нет. А колбасу привезла, — озабоченно подтвердила Шпулька, пытаясь развязать грубую бечёвку. — Вот тупица этот Зигмунт, надо же так затянуть… Дай мне что-нибудь! Черт, ноготь сломала…— Разрежь, — нетерпеливо предложила Тереска.— Исключено, это шнур для белья.— Ну и что? Потом свяжешь.— Нельзя, говорю же тебе — это шнур. Для белья.— Подумаешь! Почему, спрашивается, шнур для белья нельзя связать узлом?— Не знаю. Но нельзя. Дай что-нибудь твёрдое. Ну, там, гвоздь, проволоку.— Анита, переложи яйца сюда, — распорядилась пани Букатова, заглядывая в коридор с корзиной в руке. — О, Тереска! Откуда ты взялась? Добрый вечер. Ты прямо как на заказ, я привезла из деревни кровяную колбасу, возьмёшь для мамы.Шпулька схватила корзину и сунула её в руки Тереске, которая как раз управилась с узлом.— Переложи сюда яйца. Четыре десятка… нет, пять, нет, мама, сколько мы себе оставим?— Полсотни. Чемодан не трогай, я сама распакую. Тереска потеряла всяческое терпение.— Святая Мадонна, вы что, обчистили закрома какого-то богатого фермера? Надеюсь, закрома родины остались целы. Зачем столько всего? Шпулька, ну ты даёшь, неужто все это добро тащила пешком?— А то! Представляешь себе наше путешествие? С этими узлами! С пересадкой! Народ валом валил в Варшаву, поезд был набит под завязку, пришлось ехать в купейном.— Зачем вы так себя загрузили?— Потому что все свежее и натуральное. В городе такого не достанешь. Такой кровянки уже с войны не делают, а яйца прямо из-под курицы, — авторитетно объяснила Шпулька. — А перо с настоящего гуся. Погоди, надо вытащить ещё сметану для этой тётеньки…Тереска поняла, что придётся смириться. Шпулька не придёт в себя, пока не рассосётся этот катаклизм с багажом. Ничего не оставалось, как подключиться к авралу, чтобы сократить его. Но распирающие её чувства рвались наружу, требуя слова.— Заходил Богусь, — безразличнейшим тоном проронила Тереска, придерживая громадный узел.Шпулька, на глазах которой завязывался в лагере этот роман, уронила свёрток с кровянкой.— Что?! О Боже, так разрыв сердца можно получить! Ну и как?!— Не знаю. Вот хочу с тобой обсудить, — ответила Тереска, испытывая одновременно восторг и уныние. — Он сегодня был. Только что ушёл.— Как сегодня? Я думала, давно уже. Осторожно, перо держи вверх ногами, а то разлетится…Страдания страданиями, но проза жизни, несмотря ни на что, требовала своего. Нагруженные тюками и прочими ёмкостями, Тереска и Шпулька двинулись к живущей поблизости знакомой тётеньке. Передали ей все, что полагается, и вернулись. Тереске был вручён внушительный кусок кровянки, который она приняла с полнейшим безразличием, лишь бы не обидеть. Шпулька пошла проводить подругу, после чего Тереска проводила Шпульку, а потом все повторилось…— Какая-то ты странная, — неодобрительно подвела итог Шпулька, услышав подробный отчёт подруги. — Не знаю, в чем тут дело, но если тебе кто-то жутко не нравится, или тебе на него наплевать, то ты становишься само обаяние, прямо дух захватывает. Умная, неотразимая и все такое прочее. А с Богусем катастрофически глупеешь. Я уже в лагере это заметила, только не успела тебе сказать.— Как ты думаешь, он тоже это заметил? — озабоченно спросила Тереска.— Слепой бы это заметил. Разве что поглупел бы с тобой заодно. Не хочу тебя огорчать, но мне не показалось… с другой стороны, оно и к лучшему, что он пришёл, когда ты не слезы лила, а дрова колола.— Может, и к лучшему, — согласилась Тереска. Она только сейчас начинала соображать, как надо было себя вести, что делать и о чем говорить.— Ну что ж, первый блин комом. Но ты зря так расстраиваешься. По-моему, это ему следовало расстроиться.— Может, и так, только не сказать, чтобы он здорово расстроился, — буркнула Тереска и вдруг резко остановилась. Сумрачно поглядев на Шпульку, она после короткого раздумья добавила: — Хочешь правду? По-моему, ему все равно.— Не преувеличивай, — неуверенно проговорила Шпулька.Шпулька считала свою подругу настоящей красавицей, и если уж на то пошло, то это Богусю следовало бы переживать и убиваться.— Я не преувеличиваю! — сердито сверкнула глазами Тереска. — Надо смотреть правде в глаза: я о нем все время думаю, а ему на меня наплевать!— Тогда не думай.— Прямо так просто! Да ещё сейчас, после того, как он приходил!Подруги в глубокой рассеянности повернули назад и побрели к дому Шпульки. Затем ещё раз повернули и направились к Тереске. Солнце уже зашло, сумерки быстро сгущались.Супруги Кемпиньские вернулись из гостей довольно рано, около восьми. Ничего такого не ожидая, открыли калитку, потом дверь и вошли в дом. Пан Кемпиньский поднялся наверх, в ванную, а пани Марта завернула на кухню. Уже на пороге она споткнулась о большой разворошённый мешок со старыми чулками. Нельзя сказать, чтобы это её встревожило, но тут она заметила, что дверь в сад распахнута настежь. Выглянув, она увидела груду поленьев и веток, но дочери своей, как ни странно, не увидела.Сверху перегнулся через перила пан Кемпиньский.— Тереска там? — спросили оба одновременно.Ответа в такой ситуации не понадобилось. Пани Марта послала нетерпеливый зов в глубь сада. Пан Кемпиньский выглядел слегка растерянным.— Что там стряслось в ванной? — спросил он с некоторым неудовольствием. — Все раскидано, ужасно воняет бензином. Ты что-нибудь понимаешь?Пани Марта забеспокоилась.— Где Тереска? Она должна быть дома! Дверь в сад распахнута… Какой бензин?Она понеслась наверх и влетела в ванную. Кружки, зубная паста, щётки валялись на дне ванны. Пол был усеян осколками стекла. В углу валялось полотенце и какие-то тряпки, которые при ближайшем рассмотрении оказались Терескиной одеждой. Все вокруг было пропитано бензином.— Силы небесные, что это значит?! Двери нараспашку, двор завален дровами, мешок с тряпьём распотрошён по всей комнате… что-то стряслось… Где Тереска?!Подгоняемые растущим страхом, супруги Кемпиньские наперегонки устремились в комнату дочери. Глазам их предстало зрелище поистине устрашающее. Интерьер выглядел как после вражьего нашествия или проверки на прочность в аэродинамической трубе, на письменном столе и в шкафу царил леденящий душу разгром, а посреди стола, венчая весь этот кошмар, красовался жуткий, изуверского вида топор.Пани Марте стало дурно. Будучи по натуре женщиной довольно чувствительной, она обладала живым воображением, которое почему-то всегда заставляло её ожидать самого худшего.— Её похитили, — срывающимся голосом прошептала она, — звони в милицию!Пан Кемпиньский не видел ни малейшего повода, почему кому-то вздумалось бы умыкнуть его ребёнка, но и он чувствовал себя ошеломлённым. Квартира в некоторых своих местах действительно напоминала побоище, а Терески действительно нигде не было.— Надо все осмотреть, — сказал он, сбегая по ступенькам. — Не волнуйся, я загляну в подвал.— Звони в милицию! — взвизгнула пани Кемпинь-ская.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26