И все это меня убивает.— Довольно своеобразная позиция, — мягко заметил граф. — Вас угнетает какая-то… гм… неприятность?— Угнетает одна, и весьма существенная. Безденежье. Я лишился всего, я — нищий! И что делать, ума не приложу. Ведь не могу же я обречь на нищету женщину, которую люблю больше всего на свете, а жить без неё тоже не могу. Вы говорите, что я похудел, ничего удивительного: питаюсь в основном угрызениями совести, а это малокалорийная пища. Простить себе не могу, что был таким идиотом, недавно только… ну, уже почти три года… одумался и взглянул правде в глаза. Да, признаюсь, я подумывал о богатой женитьбе, но как только увидел вашу дочь, забыл обо всем на свете. Я скорее застрелюсь…Граф Дембский был человеком уравновешенным и с большим чувством юмора. Столь драматичное признание его рассмешило, ибо финансовые проблемы, как препятствие в возможной женитьбе на Клементине, стояли на самом последнем месте.— Вряд ли это будет лучшим выходом, — прервал он отчаянный монолог де Нуармона и подлил ему вина, тактично скрывая при этом своё веселье. — А что у вас, собственно, осталось? Ведь от любого состояния что-нибудь непременно остаётся.— Осталось… — Слова виконта были полны горечи и сарказма. — Несколько коров и свиней… Женюсь на обожаемой женщине и осчастливлю тем, что ей предстоит кормить крупный рогатый и прочий скот…— Я, упаси Бог, не хочу на вас давить, но должен сообщить, что моя дочь отлично умеет ходить за свиньями, — промолвил граф, с трудом сдерживая смех. Искренность и простота виконта явно свидетельствовали в его пользу. А сознание собственного материального благополучия, которое могло решить все проблемы, позволяло графу чувствовать себя уверенно и отлично развлекаться занятным разговором.Де Нуармон открыл было рот, чтобы произнести очередную мрачную тираду, но промолчал, а затем с горечью заметил:— Вы надо мной смеётесь. И правильно делаете.— Даже и не думал.— Но это невозможно. Мадемуазель Клементина и свиньи?!— А также коровы, лошади и куры. Вам, юноша, не мешает поучиться истории и географии. Наша страна многое пережила, и было время, когда моя дочь в глухом лесу стерегла свиней, пряча их от врага. Иначе повстанцам в той местности нечем было бы питаться. А ещё случилось и так, что все мужчины из имения взялись за оружие и ушли, а женщинам пришлось несладко. Моя дочь доила коров и чистила лошадей. И, надо сказать, полученное ранее образование нисколько ей не помешало.Де Нуармон уставился на графа как баран на новые ворота, стараясь переварить полученную информацию и решить, кто же из них так напился всего с трех бокалов вина.— Боже правый… И что… Она и теперь любит этим заниматься?— Во всяком случае не питает чрезмерного отвращения. Клементина девушка разумная и понимает, что такое необходимость. Хотя, конечно, не мечтает стать дояркой, как мне кажется. Правда, мужчине средних лет иногда бывает трудно понять молодую даму.Виконт машинально отхлебнул вина и начал приходить в себя.— Ваша дочь — сокровище со всех точек зрения, — категорично и печально заявил он. — Будь у меня хоть малейшая возможность… Ну, скажем, некоторая имеется, но весьма сомнительная… Я бы попытался… Вы видите, граф, я излишне откровенен, в обществе так не принято, но я пользуюсь привилегией беседы с другом, так как считаю вас своим другом… Ещё с тех пор, когда мне было восемь лет, а отец отзывался о вас с такой симпатией и уважением… Вот и сейчас я почти забыл, что говорю с человеком, который является отцом женщины, составляющей счастье и одновременно несчастье всей моей жизни…— А что, собственно, заставило вас три года тому назад так изменить свой образ жизни? — снова прервал граф душеизлияния виконта. — Ведь тогда у вас ещё кое-что оставалось?…Де Нуармон какое-то время боролся с искушением рассказать всю правду.— Оставалось. И не только. Мне повезло выиграть в баккара значительную сумму. Столь значительную, что позволила мне продержаться до сих пор. А к тому же… Ну, что же… Поговорим как мужчина с мужчиной, ведь не думаете же вы, что я вёл монашеский образ жизни… Одна девушка… Простая девушка, даже не красавица, но полная очарования, умница… легко могла играть роль настоящей дамы…По своему тогдашнему легкомыслию я готов был даже жениться на ней и считал это забавной шуткой.Вероятно, я в ту пору достиг предела собственной глупости… Она погибла у меня на глазах под колёсами кареты в тот момент, когда казалась так близкой к цели всей своей жизни. Смерть погасила надежду в её глазах…Знай виконт, что надежда в глазах Мариэтты была тесно связана с микстурой, которая ждала его в хрустальном графинчике, он, возможно, не столь трогательно вспоминал бы усопшую. Но поскольку не знал, то с чистой совестью мог излучать благородство и раскаяние.— Я её не любил, — продолжал изливать душу молодой человек, — но был к ней очень привязан, и эта смерть меня потрясла. Никто ни о чем не знает. Все полагают — я образумился, чтобы выгодно жениться. На самом деле после первого шока я задумался, что же со мной происходит и к чему все это приведёт…— По-моему, вы скорее заслуживаете одобрения, чем порицания, — задумчиво произнёс граф. — До меня доходили разные мнения на ваш счёт. Я и сам в молодости валял дурака и, если бы не смерть отца и необходимость вернуться на родину, вероятно, зашёл бы очень далеко. Хотя, с другой стороны, лучше бы мне растранжирить как можно больше, сейчас бы им нечего было отбирать.— Если я правильно понимаю, у вас конфисковали все имущество?— У меня — да. К счастью, у моей матушки кое-что осталось.— Ну вот, вы сами видите… — Виконт с грустью вернулся к предыдущей теме. — У моих родителей тоже кое-что осталось. Можно считать это исходным пунктом — и не из такой малости работящие люди делали состояния. Засесть в деревне, лично ухаживать за свиньями, коровами и клочком виноградника, всю жизнь провести в тяжких трудах, и наверняка мои внуки снова станут богатыми людьми. Пожалуй, так я и сделаю вместо того, чтобы стреляться, но я никогда бы себе не простил, если б запряг в эту каторгу ангела…— Вглядитесь-ка в себя самого хорошенько, — посоветовал граф, которого виконтовы метания снова начинали смешить. — Ангел ангелом, но вы-то сами живёте в трех комнатушках с одной только служанкой, с женой, которая сама кормит детей, так как не может позволить себе завести кормилицу, с двумя сменными жилетками и единственным немодным фраком, без оперы, визитов, экипажа?Виконт тут же вспомнил, как живёт старый ростовщик, которому он задолжал огромные деньги, и в связи с чем однажды посетил его на дому.— А разве обязательно жить в Париже? — с отвращением прервал он столь красочное описание графа. — Почему не в деревне? Мне даже нравится сельская жизнь, а фрак там нужен как рыбке зонтик.А что до развлечений, то один конь, одно ружьё и красавица-жена — вполне достаточно. И вообще я мог бы отправиться в Америку и корчевать там дикие леса.— Нет уж! — Граф Дембский был неумолим. — Я прошу представить себе жизнь скромного чиновника в Париже. Такую, тысячи на две в год. Постарайтесь напрячь воображение и ответьте честно.Виконт молчал довольно долго, потягивая вино и бессмысленно глядя вдаль. Ему представились две картины. Одна — вполне сносная — жизнь одинокого молодого человека, который не тратился на кормёжку, активно посещая званые обеды и ужины, а двух тысяч вполне хватало бы на гардероб и прочие мелочи. Вторая — просто ужасная — тот же самый человек, обременённый семьёй, с рано постаревшей женой и вечно голодными детьми…— Я бы попытался что-то сделать, — не сдавался де Нуармон. — Полагаю, энергии хватит. Может, сэкономил бы сто франков и сыграл бы на бирже или заделался грабителем с большой дороги. Лишь бы моя жена была счастлива. Придумал бы что-нибудь. Не смотрите, что я с виду такой болван.— А, скажем, при доходе в сто тысяч…Виконт взглянул на графа Дембского с явным беспокойством.— Шутите. Это же нормальный доход весьма… ну, среднеобеспеченных людей…— И можно его проматывать…— Никогда! Ни за что! Это уже было, я дал слово, поклялся всеми святыми! В светлые минуты я даже все продумал: я бы восстановил Нуармон! Свои лошади, своё вино, фрукты, рыба, мясо… Ну уж нет, во второй раз такого маху я бы не дал!Граф Дембский понял, что слышит правду. И принял решение. Остальное зависело от дочери.И тут как раз Клементина вернулась из гостей.Разгорячённый и замороченный разговорами виконт де Нуармон обалдел до такой степени, что, невзирая на присутствие, возможно, будущего тестя, сорвался с кресла и бросился перед девушкой на колени.— Простите меня, мадемуазель! — отчаянно возопил он. — Я люблю вас! Безумно! Я нищ и не имею на вас никакого права, но если вы согласитесь стать моей женой, я не знаю, что сделаю!Не ожидавшая столь бурной сцены Клементина глянула на отца, который с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться, и ляпнула:— Надеюсь, вы позаботитесь о свадьбе.После чего граф Дембский согнулся пополам и выскочил в кабинет, чтобы вволю там отсмеяться.Виконт де Нуармон едва не лишился чувств, но неожиданное счастье быстро восстановило его силы.По-настоящему же молодого человека огорошила информация, что он женится на богатой невесте, то есть просто-напросто произошло чудо.Деньги Клементины позволили наконец оставить алмаз в покое. Тайник для сомнительной ценности виконт придумал сразу, и над этим ему не пришлось ломать голову. Сделал то, от чего некогда отказалась Арабелла.Виконт воспользовался первым же визитом к родителям, к которым отправился как можно скорее с целью сообщить о матримониальном успехе. Он отыскал в библиотеке замка толстенный томище, повествующий о соколиной охоте и дрессировке ловчих птиц, и в середине книги вырезал необходимого размера дыру. Страницы вокруг дыры он легонько смазал клеем, так, на всякий случай, ибо вряд ли кто-то мог заинтересоваться столь «актуальной» темой. Соколы в окрестностях давным-давно перевелись, равно как и любители такого рода развлечений.После чего успокоился и почти забыл о сокровище. * * * Война с Пруссией, по счастью, семьи не коснулась.Клементина с супругом и двумя детьми пребывала в Польше, где доживала последние дни её бабушка, старая графиня Дембская. Граф Дембский приехать к матери не мог, так как в своё время пренебрёг необходимыми хлопотами и по-прежнему находился в чёрном списке, будучи для властей прямым кандидатом в Сибирь. У старой графини хватило ума лишить сына всего польского наследства и отписать его на внучку, графу же приказано было отправиться в Англию и присмотреть за тамошним имуществом.Виконт, а теперь, после смерти отца, уже граф де Нуармон совсем не рвался участвовать в военных событиях и с удовольствием сидел на родине жены, заводя многочисленные знакомства и участвуя в немудрёных сельских забавах. Будучи человеком без классовых предрассудков, можно сказать, даже с лёгким налётом демократизма, он легко сходился с самыми разными людьми, пока, наконец, не попал на некоего пана Владислава Крепеля, шлифовщика алмазов и ювелира в одном лице.Пан Крепель лет пятнадцать тому назад, ещё молодым человеком, послан был собственным весьма предусмотрительным отцом подучиться за границу и два года провёл в Амстердаме, а два — в Лондоне.Там он как раз и очутился в самый разгар алмазного скандала, который его, понятное дело, живо заинтересовал. И сейчас, демонстрируя французскому графу различные украшения, ювелир не преминул упомянуть о столь необычном деле. Завязался оживлённый разговор, так как французский граф проявил к теме огромный интерес.Пан Крепель, свидетель вне всяких подозрений, мог себе позволить выдвигать разные домыслы и соображения и с удовольствием извлёк даже собственные свои письма к отцу, посланные тогда из Лондона и содержащие всякие подробности.— Вот, пожалуйста, — удовлетворённо заявил он, листая корреспонденцию. — Это был сэр Генри Мидоуз, уж он-то разбирался в деле! В его фирме я полгода практиковался. Он лично со мной беседовал, в конце концов, я был не каким-то мальчиком на побегушках, мой отец не последний в своём деле человек. Ну, и от самого сэра Генри знаю, что предмет спора существовал в действительности. Видел его раджа… раджа Горакпура в детстве, ну и тот полковник-самоубийца, и жрецы свидетельствовали. Сэр Мидоуз связывался с полицией, был уверен, что совершена кража, и категорически утверждал, что алмаз оказался в Англии…Графу де Нуармону в этот момент сделалось как-то сразу очень жарко, так как вспомнилось, что Мариэтта приехала именно из Англии…— Мне интересно было и как специалисту, — продолжал пан Крепель. — Судя по описанию, алмаз так и напрашивался, чтобы его распилили. Тогда получилась бы редчайшая вещь: два идентичных камня необыкновенных размеров. Такого не было даже в прославленном колье Марии-Антуанетты. И не плоские, заметьте, ведь он представлял собой настоящую глыбу!Что представляет собой алмаз, граф де Нуармон знал, пожалуй, лучше всех.— А тот факт, что так нигде и не появился и до сих пор его прячут, — лучшее доказательство, что владеют им незаконно…Ни словом не упомянув о своём личном участии в сей неблаговидной истории, граф де Нуармон с лёгким румянцем на щеках жадно выслушал весь рассказ и даже кое-что записал. Раздувшийся от гордости пан Крепель охотно делился известными ему подробностями. Он был убеждён, что сэр Мидоуз ещё жив, для хорошо законсервированного англичанина шестьдесят — не возраст, несомненно жив также и гораздо более молодой инспектор полиции, и уж наверняка жива и здорова леди Арабелла Блэкхилл, вдова самоубийцы. Она тоже находилась в Индии в описываемые времена.Результатом сей сенсационной беседы явилось письмо графа де Нуармона к находящемуся в Англии тестю. Лично отправляя письмо и не имея ни малейшего представления о филателии и будущем коллекционировании, граф приклеил на конверт марки по десять копеек, отрезные, беззубцовые. Ему и в голову не могло прийти, да и откуда, что именно эта мелочь позволит его потомкам обнаружить в далёком будущем бесценное сокровище, не говоря уже о том, что как раз в тот момент ему было глубоко наплевать на всех потомков.В письме же, содержащем подробности, которые граф запомнил и записал, он просил Дембского непосредственно связаться с упомянутыми лицами и получить от них как можно больше информации об интересующих его событиях и сплетнях. Просьба мотивировалась обычным интересом к сенсациям.И письмо графа, и ответ его тестя сохранились в семейных архивах, так как, к счастью, не все дома Европы были сметены с лица земли второй мировой войной. * * * Старая графиня Дембская умерла, во Франции все более или менее успокоилось, и супруги де Нуармон могли наконец без опаски вернуться домой.Дочурке Клементины, очаровательнейшей девчушке, было в то время шесть лет, и она являлась предметом обожания четырнадцатилетнего панича Пшлесского из соседней усадьбы Пшилесье. Все семейство Пшилесских восхищалось графинюшкой Доминикой совершенно искренне, так как девочка обладала ангельским характером и потрясающим обаянием. Её младший братишка, четырехлетний Ян Петрусь (во французском варианте Жан Пьер), тоже был симпатягой, но сестрёнке и в подмётки не годился. Клементина, ведомая интуицией и собственной боевой юностью, детей воспитывала разумно и не баловала. Однако как матери ей было приятно, что детьми восхищаются, так что молодой Кшиштоф Пшилесекий получил приглашение погостить во Франции. Графиня де Нуармон приобрела тем самым полную уверенность, что о женихе для дочери заботиться не придётся. Дело едва не дошло до обручения чуть ли не с колыбели, как это принято в королевских домах.В 1884 году, в чудную эпоху конца века, брак был заключён и Доминика переехала жить в Польшу.Брат с родителями оставался в Нуармоне, который процветал почти как в старые добрые времена. Конечно, стража с алебардами у каждой двери не стояла и вооружённые рыцари не охраняли стены замка, но нормальной прислуги хватало, так что было кому ходить за свиньями, коровами и лошадьми.Граф де Нуармон продолжал пламенно любить жену до конца жизни и все время боялся её потерять. Поэтому только на краю могилы, в начале двадцатого века, утратив уже былую ясность ума от старости и болезней, граф решился на признание.— Поговаривали… — произнёс он с трудом. — Может, ты помнишь, дорогая.Клементина, сдерживая слезы, заверила его, что помнит все пережитое вместе с ним.— Алмаз, — выдавил из себя граф. — Великий Алмаз…Клементина честно напрягла память.— Да. Помню. Что-то такое было. Очень давно.— Он есть, — твёрдо заявил граф, неожиданно обретя силы, и замолчал.Клементина, убеждённая, что муж начинает бредить, но надеясь, что он ещё немного поживёт, охотно согласилась — пожалуйста, пусть этот алмаз побудет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54