А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Несколько ребят и с полдюжины собак тут же собрались вокруг двуколки;
один из мальчишек с криками кинулся к дому. Вышел мистер Айгоу.
- Джексон! - окликнул его отец.
- Я, док.
- Уберите-ка собак от повозки.
- А чего они вам сделают-то?
- Уберите. Я не хочу, чтобы они прыгали на меня.
- Как скажете, док. Кливленд! Джефферсон! Отгоните-ка собак на задний
двор.
Те послушались. Отец слез, тихо бросив мне через плечо:
- Сиди в двуколке.
Пробыл он в хижине недолго - и хорошо, потому что их старший парень,
Калеб, примерно мой ровесник, все приставал, чтобы я пошла с ним поглядеть
поросят. Я его знала по школе - он уже несколько лет сидел в пятом классе
- и считала, что его в скором будущем ждет суд Линча, если чей-то отец не
убьет его раньше. Пришлось сказать ему, чтобы отошел от Дэйзи и не докучал
ей - она мотала головой и пятилась. Для подкрепления своих слов я достала
из стойки кнут.
Тут, к счастью, появился отец.
Он молча сел в двуколку, я цокнула, и Дэйзи тронулась с места. Отец
был мрачен, как туча, поэтому и я сидела тихо. Когда мы проехали с
четверть мили, он сказал:
- Сверни-ка на травку.
Я свернула и сказала Дэйзи:
- Тпру, девочка.
- Спасибо, Морин. Полей мне, пожалуйста, на руки.
- Сейчас.
Двуколку для выездов в город делал на заказ тот же каретный мастер,
который поставил отцу беговые коляски - сзади в ней был большой кузов с
фартуком от дождя. Там отец возил разные вещи, которые могли понадобиться
ему на вызове, а в черный чемоданчик не умещались. В том числе вода в
жестянке из-под керосина с носиком, тазик, мыло и полотенца.
Я полила, он намылил руки, снова подставил их под струйку, отряхнул и
еще раз вымыл в тазике и вытер чистым полотенцем.
- Вот так-то лучше, - вздохнул он. - Я там не садился и по
возможности ничего не трогал. Помнишь, Морин, какая ванная у нас была в
Чикаго?
- Ну еще бы!
Всемирная выставка была чудом из чудес, и я никогда не забуду, как
впервые увидела озеро или проехалась по надземной железной дороге... но в
мечтах моих поселилась белая эмалированная ванна с горячей водой до самого
подбородка. Говорят, у каждой женщины - своя цена. Моя - это ванна.
- Миссис Мэллой брала с нас за каждую ванну четвертак. Сейчас бы я
охотно заплатил и два доллара. Морин, дай мне, пожалуйста, глицерин с
розовой водой - там, в чемоданчике.
Отец сам делал эту примочку для растрескавшейся кожи и сейчас смазал
ею руки после сильного щелочного мыла. Когда мы снова тронулись в путь, он
сказал:
- Этот ребенок, Морин, умер задолго до того, как Джексон Айгоу послал
за мной. На мой взгляд, еще ночью.
Я попыталась вызвать в себе жалость к ребенку, но вряд ли стоило
жалеть того, кто избежал участи вырасти в этом доме.
- Зачем же было посылать за вами?
- Помолиться за упокой. Выписать свидетельство о смерти, чтобы у отца
не было неприятностей с законом, когда он похоронит ребенка... чем он,
наверное, сейчас и занимается. А главное, чтобы мы с тобой проехались
шесть миль туда и обратно, а не он запрягал бы мула и ехал в город. - Отец
невесело засмеялся. - Он все говорил, что я не должен брать с него платы
за визит, потому что приехал уже после смерти ребенка. Наконец я ему
говорю: "Помолчите, Джексон. Вы мне еще ни цента не заплатили с того раза,
как Кливленд побил Гаррисона". А он мне - времена, мол, тяжелые, а
правительство ничего не делает для фермеров. - Отец вздохнул. - Я с ним не
спорил - он в чем-то прав. Морин, ты ведь год вела мои книги - как,
тяжелые времена или нет?
Он меня озадачил - я в это время думала о Фонде Говарда и о славной
игрушечке Чака.
- Не знаю, отец. Знаю только, что в книгах записано гораздо больше,
чем вам заплатили на самом деле. И вот что я еще заметила: самые
никудышные вроде Джексона Айгоу предпочитают лучше задолжать доллар за
вызов, чем пятьдесят центов за визит.
- Да. Джексон мог бы привезти трупик в город - в жизни не видел
такого обезвоженного тельца! Но я рад, что он этого не сделал - ни к чему
мне покойничек в моем чистом кабинете и в чистом доме Адели. Ты видела
книги - как по-твоему, достаточно моих доходов, чтобы содержать нашу
семью? Хватает ли на еду, на одежду, на жилье, на овес и сено и на монетки
для воскресной школы?
Я призадумалась. Таблицу умножения я, как и все школьники, знала до
"двадцатью двадцать", а в старших классах стала постигать блаженство более
сложных вычислений, но в нашем домашнем хозяйстве своих познаний не
применяла. Я представила себе черную доску и углубилась в расчеты.
- Отец, если бы все заплатили вам, мы бы жили в полном достатке. Но
ведь они не платят... не все платят, а мы все-таки живем в достатке.
- Морин, если не захочешь записываться в Фонд Говарда, выходи за
богатого. Не за сельского врача.

Отец пожал плечами и улыбнулся.
- Но не волнуйся. У нас всегда будет еда на столе, даже если мне
придется совершать набеги на Канзас и воровать там скот. Споем? "У папы
ласочка была" будет сегодня к месту. А как твоя ласочка, дорогая? Не
болит?
- Отец, вы грязный старик и плохо кончите.
- Всегда на это надеялся, но с таким семейством разве согрешишь как
следует. А знаешь, о тебе беспокоилась еще одна особа. Миссис Альтшулер.
- Так я и знала. - Я рассказала ему, как мы встретились. - Они
приняла меня за Одри.
- Вот мерзкая старая корова. Но это она, может быть, нарочно. Она
меня спрашивала, что ты делала на ярмарочных трибунах.
- И что же вы ей ответили?
- Ничего. Молчание - это все, что заслуживает вопрос любопытного -
пропускай его мимо ушей, вот и все. А еще лучше - прямое оскорбление,
которое я и нанес этой зловредной черепахе, не ответив на ее вопрос и
сказав ей, чтобы она перед следующим визитом ко мне помылась - я, мол,
нахожу, что она неудовлетворительно соблюдает личную гигиену. Ей это не
понравилось. - Он улыбнулся. - Авось перебежит теперь к доктору Чедвику,
будем надеяться.
- Будем. Значит, кто-то видел, как мы туда поднимались. Но уж чем мы
там занимались, сэр, - этого не видел никто. - Я рассказала отцу про ящик
с грузами. - Любопытным понадобился бы воздушный шар.
- Да уж. Устроились вы надежно, хотя и не очень удобно. Я желал бы
предоставить в твое распоряжение диван... но не могу, пока ты не
запишешься в Фонд Говарда. Если надумаешь. А пока что давай подумаем о
безопасных местах.
- Благодарствую, сэр. Одного не могу понять: пробыли мы в Батлере
недолго, чтобы скрыть время, затраченное на побочную деятельность. Я
рассчитала в уме время и расстояние. Cher papa, или я плохо считаю...
- Не может такого быть.
- Если кто-то видел, что мы лезли в ложу, он должен был рысью
прискакать к Альтшулерам и сообщить о моем грехопадении, причем
Безобразная Герцогиня должна была уже полностью одеться к тому времени и
приготовить двуколку с лошадью, чтобы ехать к вам. Когда она явилась?
- Сейчас соображу. Когда она пришла, у меня сидело трое пациентов, и
ей пришлось дожидаться очереди, так что вошла она ко мне уже злая, а вышла
рассвирепевшая. Должно быть, она появилась здесь за час до того, как ты
столкнулась с ней в дверях.
- Нет, отец, не получается. Это физически невозможно. Разве что она
сама была на ярмарке, а оттуда прямиком поскакала к вам.
- Все может быть, хотя вряд ли. Морин, сегодня ты встретилась с
феноменом, с которым будешь сталкиваться всю свою жизнь после сего
примечательного дня: быстрее света, согласно науке, движется только
сплетня миссис Гранди.
- Да, наверное.
- Не наверное, а точно. Когда ты столкнешься с этим в следующий раз,
что будешь делать? Предусмотрено это в твоих заповедях?
- Нет.
- Подумай. Как будешь защищаться?
Я думала над этим следующие полмили.
- Вообще не буду.
- Что не будешь?
- Защищаться от сплетен. Не стану обращать на лих внимания. В крайнем
случае посмотрю ей - или ему - в глаза и громко скажу: "Вы грязная
лгунья". Но лучше просто не обращать внимания. По-моему, так.
- По-моему, тоже. Люди подобного сорта только и хотят, чтобы их
заметили. Самый жестокий способ обойтись с ними - это вести себя так,
будто их не существует.

До конца года я продолжала игнорировать миссис Гранди, стараясь в то
же время не привлекать ее внимания. В глазах общественности я выглядела,
словно героиня Луизы М.Олкотт [американская писательница XIX в., автор
книг для юношества, в том числе романа "Маленькие женщины"], вне же ее
глаз продолжала познавать новое изумительное искусство, к которому недавно
приобщилась. Не подумайте только, что я все время проводила лежа на спине
и трудясь в поте лица на общее благо Морин и того, чье имя - легион. В
графстве Лайл времен 1897-го года заниматься этим было особо негде.
"Совесть - это тихий голос, подсказывающий тебе, что за тобой могут
подсматривать". (Неизвестный автор.)
Возникла также проблема подходящего партнера. Чарльз был хороший
парень, и я отдалась-таки ему второй раз и даже третий, для ровного счета.
Вторая и третья попытки прошли в более удобных условиях, но оказались еще
менее удовлетворительными, чем первая, - холодная маисовая каша без сорго
и без сливок.
Поэтому на третий раз я сказала Чарльзу, что нас кто-то видел на
Марстонском холме и сказал моей сестре - хорошо, что не кому-нибудь из
братьев, с сестрой-то я договорюсь. Но нам лучше притвориться, будто мы
поссорились... не то, чего доброго, дойдет до матери, а та скажет отцу, и
что тогда будет! Давай-ка расстанемся до начала занятий в школе. Ты ведь
понимаешь, правда, дорогой?
Я убедилась, что в отношениях с мужчиной самое трудное - прекратить
эти отношения, когда он этого не хочет. За полтора века своего богатого
опыта я так и не нашла полностью надежного способа.
Один из частично надежных, который я выработала гораздо позднее
1897-го года, требует большого умения, значительного самообладания и
некоторого притворства. Назовем его условно "колода". Лежишь как мертвая,
полностью расслабив - это главное - внутренние мускулы. Если перед этим
еще наесться чеснока, то очень вероятно, хотя и не на сто процентов, что
тебе не придется придумывать причину для разрыва. Если же разорвать решит
он, есть возможность отнестись к этому спокойно, показав себя "хорошим
спортсменом".
Я не хочу этим сказать, что весь секрет сексапильности - только в
гимнастике да в тугих мускулах. Это всего лишь элементарная техника - то
же, что для плотника хорошо заточенный инструмент. Моя брачная сестра
Тамара, мать нашей брачной сестры Иштар и в свое время самая знаменитая
шлюха на всем Секундусе - воплощение сексапильности, а между тем она не
такая уж красавица и никто из тех, кто с ней спал, не распространяются о
ее технике. Однако их лица светлеют при виде нее, а голос дрожит, когда
они говорят о ней.
Я спросила о Тамми Джубала Харшо, самого аналитичного из моих мужей.
- Брось притворяться, мама Морин, - сказал он мне. - Уж тебе ли не
знать.
Я заверила его, что не знаю.
- Ну ладно - хотя ты все равно, по-моему, врешь. Сексапильность - это
внешнее проявление внутреннего стремления удовлетворить своего партнера. У
Тамми это есть. И у тебя тоже, но в меньшей степени. Дело не в том, что ты
рыжая, и даже не в твоем смачном запашке - а в том, что ты отметься...
когда отдаешься.
Джубал так взбудоражил меня, что я занялась им там же, на месте.

Но в тогдашнем графстве Лайл нельзя было так сразу заняться тем, кто
тебе нравился. Миссис Гранди сидела за каждым кустом, подстерегая случай
поймать тебя и уличить. Так что любовь требовала тщательной подготовки. В
охотниках недостатка не было - их насчитывалось двенадцать на дюжину - но
среди них надо было еще выбрать того, кто подходит тебе. Соответствующего
возраста, здоровья, чистоплотного, обаятельного, скромного (если он
сплетничает с тобой о других, то будет сплетничать и о тебе), да мало ли
еще какого. Выбрав себе жертву, нужно было внушить избраннику, что он
хочет именно тебя, и в то же время молчаливо дать ему понять, что это
возможно. Все это легко сказать, а вот попробуйте на практике! Это
искусство оттачиваешь всю жизнь.
Итак, согласие достигнуто... остается найти место. Выбрав сама, где
мне расстаться с невинностью, я перестала заниматься этой стороной
проблемы. Если юноша или зрелый муж хочет обладать моим грешным телом,
пусть напряжет свое серое вещество и сам придумает где. А нет - так пусть
отправляется бабочек ловить.
При этом, конечно, трудно уберечься от клещей, а раз мы нарвались на
ядовитый плющ. Мой спутник пострадал, а у меня, видно, был иммунитет.
С июня по январь меня имели трое мальчишек от шестнадцати до двадцати
лет и один женатый человек тридцати одного года. Его я включила в реестр
из ложной убежденности в том, что женатый мужчина более искусен и
непременно устроит мне желаемый фейерверк. Итого: совокуплений - девять,
оргазмов - три, из них один восхитительный. Время, затраченное на половую
жизнь: в среднем по пять минут на каждый случай, то есть явно
недостаточно. Я поняла, что жизнь может быть прекрасна... но что мужчины
моего окружения разнятся от недотепы до болвана.
Миссис Гранди меня, как будто, не замечала.

К Новому году я решила сказать отцу, чтобы он записал меня в Фонд
Говарда. Не из-за денег - я так и не знала, сколько и достаточно ли там
платят, - просто мне хотелось получить возможность познакомиться с более
подходящими мужскими особями. Охотничьи угодья графства Лайл оказались
слишком бедны для Морин. Я твердо поняла, что, даже если секс и не все на
свете, замуж выйти я все-таки хочу - и за такого мужчину, с которым
хочется лечь спать пораньше.
Тем временем я старалась сделать из Морин настолько желанную самочку,
насколько это возможно, и внимательно прислушивалась к советам отца. (Я
знала, что мне нужен мужчина, похожий на него - лет на двадцать пять
помоложе. Или на двадцать, ну пусть на пятнадцать. Но готовилась к тому,
чтобы взять наиболее похожего из тех, кто подвернется.)
С того дня, как мы с Чаком залезли в судейскую ложу, до конца года
оставалось еще Двести дней. Умножим двести на двадцать четыре и еще на
шестьдесят - получится двести восемьдесят восемь тысяч минут. Из них около
сорока пяти я занималась сексом - остается сто девяносто девять дней,
двадцать три часа и пятнадцать минут. Отсюда следует, что мне хватало
времени и на другие дела.
То лето было одним из самых лучших в моей жизни. Хотя мне не часто
приходилось получать удовольствие, и оно было не слишком велико, ложилась
и вставала я с мыслью о нем. Это заставляло сиять мои глаза и освещало мои
дни. Я испускала женские феромоны, словно самка моли, и улыбка не сходила
с моих губ. Пикники, купание в Осейдже (вы не поверите, что мы при этом на
себя надевали), загородные танцульки. На последние косо смотрели
методистская и баптистская церкви, зато их поощряли мормоны - ради
привлечения возможных новообращенных. Отец убедил мать, я посещала эти
танцы и научилась разным народным пляскам. И конкурсы на лучший арбуз, и
любой повод собраться компанией.
Я выбросила из головы мечты о Миссурийском университете в Колумбии.
Ведя книги отца, я поняла, что содержать меня четыре года в колледже
просто нет возможности. И потом, я не слишком стремилась стать сестрой
милосердия или школьной учительницей - так зачем же мне формальное (и
дорогостоящее) высшее образование. Книгочеем я останусь на всю жизнь, но
диплом для этого иметь не обязательно.
Поэтому я решила стать образцовой домашней хозяйкой и для начала
научиться готовить.
Я дежурила на кухне в очередь с сестрами с того дня, как мне
исполнилось двенадцать, и к пятнадцати годам хорошо умела готовить простые
блюда.
Но я задумала сделаться искусной поварихой.
Мать заметила мой возросший интерес к кулинарии, и я сказала ей почти
что правду.
- Chere mama, я ведь когда-нибудь выйду замуж. По-моему, лучший
подарок, который я могу сделать своему мужу, - это умение хорошо готовить.
Может, у меня и не хватит таланта, чтобы стать шеф-поваром. Но попробовать
можно.
- Морин, ты можешь добиться всего, если захочешь. Никогда не забывай
об этом.
И она учила меня, выписывала из Нового Орлеана французские поваренные
книги, которые мы вместе штудировали.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Уплыть За Закат'



1 2 3 4 5 6 7 8