Султан Вильгельм, ложно прося союза, доподлинно готовит
нападение на Великого Хана и объявляет себя самым прямым
наследником Чингиса и Бодончара. Вас и Вашего светлого брата он
называет не чингизидами, а жалким отродьем полоумного Тимура.
Да сгорит мой дед в могиле, коли я вру.
Нойон Джебе сразу помрачнел и из глаз его выглянула смерть.
- И что ты, червь, можешь показать в подтверждение своих дерзких
слов?
- Прости меня, великодушный владыка, но сейчас ничего. Мне
нужно найти своего коня, в седельной суме осталась яса султана
Вильгельма. Еще потерялась ведьма-кровосос, дочь иблиса,- одна
из тех, коими владыка тевтонов хочет прельстить ваших нукеров.
- Этому мелкому лукавцу захотелось найти коня и
ведьму-кровососа. Ему еще, наверное, повстречать надобно
верблюда, слона, прекрасную гурию и парочку джиннов.- по лицу
нойона яко ящерица поползла усмешка.
- Повели, господин, прочесать местность над сим ущельем.-
произнес я голосом надтреснутым глухим, потому что тоска уже
сдавила мою выю.
- Ты мне приказываешь, собачий кал? Значит, это я теперь
недостойный раб, а ты мой господин?
Ближний к нойону воин потянул кривой широкий клинок из ножен.
Уже окрылились оперилась моя душа, готовясь отлететь - молитесь
за нее святые заступники. А я ведь с самой Пасхи не исповедался,
не постился, ел срамную пищу... Откликнись же, скверная девица,
умыкнутая мной из крепости, ино без меня пропадешь, за пять
тысяч-то верст от отчего дома.
Булатный клинок охотно вышел из устья ножен, нукер уже искал яко
сподручнее сделать меня на голову ниже.
- Я посмотрю, экие вы, восточные монголы, заносчивые и
высокомерные нравом. Наверное, заносчивостью вы прикрываете
свою трусоватость и слабость душевную. Никогда вам не совладать
с султаном Вильгельмом.- дерзко задрался я, понимая, что, скорее
всего, обрекаю себя на страшные пытки: медленное раздавливание
камнями, скармливание крысам ино раздирание железными крючьями.
Джебе-нойон раздул ноздри яко зверь хищной породы и будто бы пар
вышел из них.
- Что ты хочешь сказать, червь?
- И самый приближенный к тебе воин, о могучий повелитель, не
сдюжит в бою против меня, простого ратника из западных земель.
Нойон куснул губу, видимо от избытка гнева, и что-то приказал
воину с обнаженным кривым клинком. Тот покинул седло своего
рослого коня и встал на землю, играя толстыми мышцами.
- Ино осилишь моего батыра в поединке, значит, Аллах благоволит
тебе, тогда и я велю обыскать с пристрастием здесь каждую
щель и рытвинку.- перетерпев свое кипение, вымолвил нойон.
- Чем же мне позволят сразиться, о господин?
- Ну, коли ты простой ратник, так бейся дубиной.
И мне швырнули в руки ствол тощенького деревца, каковое только
что срубили секирой. Теперь уже смех свитских был
подобен ржанью заигравшихся жеребцов.
- Батыр сей - сластена, труп врага для него всегда сладок.-
шепнула мне какая-то ехидна из числа вельмож.
Уже первые удары неприятеля выказали руку опытного бойца,
твердую и сноровистую. Сразу заныла, затужила душа моя. Понял я,
что требуется из кожи вон выпрыгнуть, чтобы не стать кучей
иссеченных костей, трепаемых ветром и иссушаемых солнцем. А
еще надобно молить всех святых отцов о ниспослании небесной
милости.
И бились мы подле самой стены ущелья, татарский ратник рыкал
яко зверь голодный хищный и тщился загнать меня к крутояру,
чтобы не смог я особо махать своей жердью и меня можно было
нехлопотно зарезать.
Но милостью Божьей его клинок покамест не достигал плоти моей.
Батыр даже принужден был отказаться от косых секущих ударов,
поелику лезвие могло застрять в древесине, и старался колоть, но
при том угрожало ему попасть под размашистый удар дубьем. Пару
раз доспех басурмана гремел, когда жердь охаживала его по бокам,
но ткнуть прямо в дикую физиономию не получалось у меня.
И вот он учинил колющий выпад, со всей резкостью шагнув вперед.
Я, натрудив мышцы, отклонил клинок, когда кончик его уже
коснулся моего разодранного халата. Воин был столь близко, что
горячая слюна брызгала в мои глаза. Раздумал я лупить своей
жердью, схватил его десницу, дернул вперед и бедром
поспособствовал ему упасть еще скорее. Батыр с лету ударился о
скалу словно птица и мирно затих, шишак же позорно откатился в
сторону.
- Победа твоя, мурза Ахмат, могла бы посчитаться убедительной и
сообразной воле Аллаха.- сказал нойон,- но ты должон был
знать и учитывать, что на каждого вашего ратника приходится по
двое наших воинов. Ведь в восточных землях мужчины нетерпеливы
как козлы, а женщины плодовиты будто кошки.
Джебе махнул рукой, отчего с коня слез преогромный мужик с
секирой. Ну, точно, товарищ Курбанов. Откуда в моей голове
вдруг объявилось сие странное имя?.. В узких черных глазках
амбала не читалось ничего, кроме желания разодрать меня на
малые кусочки. Он выставил одну ногу вперед - толста та была
настолько, что похожа на ствол древесный - засим отклонил
широкое туловище чуть назад и яростная секира рассекла воздух
справа налево и слева направо. От ручейков ужаса, потекших во
все стороны от затрепетавшего сердца, у меня ослабели коленки, я
даже зашатался.
- Сей добрый воин любит лакомиться кровью,- шепнула ехидна из
числа свистских вельмож.
Но неожиданно раздался шум и топот конских копыт. Несколько
татарских всадников, видимо из дозорного разъезда, подскакали к
нойону, с собой вели они двух моих лошадей. Вдобавок через луку
седла у одного нукера была перекинута дочь батыра Саламбека де
Шуазеля.
Я без соблюдения приличествующих церемоний подскочил к своему
каурому коню и выхватил из седельной сумки грамоту, дабы
немедленно вручить ее нойону. Он прочел сам, без помощи
чтецов и губы его почти не шевелились при чтении.
- Значит, сочтем, что ты оказал нам большую услугу,
мурза Ахмат...- сказал он, оторвав глаза от свитка.- Ну, а
какое адское умение выкажет нам твоя ведьма-кровопийца?
- Милостивый господин, дозвольте девице сесть в седло, чтобы
прилив внутренних жидкостей к голове не испортил ее красы.
Во-вторых, ее злые свойства просыпаются только с приходом тьмы.
- Тоже правильно,- согласился нойон,- она разделит ночь вот с
ним.- и Джебе ткнул пальцем, украшенном многими перстнями, в
воина-амбала.- Не простой он ратоборец, а славный подвигами
батыр, потому обижаться ей не на что. Коли все случится
сообразно твоим словам, отпущу я тебя, аще нет - подохнешь злой
собачьей смертью.
- Господин, егда моя правдивость получит подтверждение,
вели отпустить и ее вместе со мной.
- Зачем тебе исчадие ада и дочь иблиса?
- Она не ведает, что творит.
- Хорошо, заберешь ее, коли высосет она всю кровь из жил батыра
Беркэ... Но послушай, како булькает он от избытка сил.
А у девицы очи ясные, невинные, словно бы укорящие, и лик будто
ангельский. Ну-тко, какой из нее упырь?
- На все воля Неба, господин.
- Истинно так. Велик Аллах. Садись, дорогой, на коня, чей хозяин
лишился чувств от твоей руки. Побитый воин побежит следом яко
собака.- велел нойон.- А девицу повезет ее новый господин.
Я вскочил в седло чужого коня. А девицу усадил к себе тот
сочащийся силой батыр, коковой едва не рассек меня на две
половинки.
Вскорости выехали мы из влажного зеленого ущелья на каменистую
равнину, жаркую и скучную. Тут кони, почувствовав на своих
крупах камчу, пошли рысью. Мой выдохшийся жеребчик попытался
отстать, но пара воинов, что ехали позади, шлепали его плашмя
своими саблями и повизивала от удовольствия. Один из них
крикнул издевательски:
- Не отставай, афанди. Каждого гостя мы угощаем жирным
барашком, чтобы тело было довольным, егда голова начнет
отлетать прочь.
Потом серая пустыня неожиданно расцветилась разной пестротой, и
даже возомнилось мне, что зверь огромный перевернулся на лысую
спину и показал клочковатый живот. Не сразу я соображение
поимел, что это шатры, юрты, кибитки. Целое войско стояло здесь
станом. Егда подъехали мы ближе, уже завечерело и весь стан
озарился огнями кострищ и факелов, а некоторые шатры оказались
высокие и просторные яко терема.
Посем мы с девицей снова расстались, ее забрал в свою юрту
жирный и рослый батыр. А мне старухи-целительницы смазали
зело пахучей мазью изодранные камнями грудь и руки,
но после того был я сброшен в яму глубокую, в земле посидеть.
Никто темницу мою не сторожил, впрочем и выбраться из нее не
виделось возможным. Ближе к утру холод схватил меня за каждую
жилку, за каждую косточку, и всякая внутренняя жидкость словно
бы обратилась в лед. Но где-то с зарею нового дня в ямину
опустился сыромятный ремень и по нему я выполз наружу. За краем
поджидало меня несколько нукеров с лицами, выражающими пока
неведомую мне волю властелина. Не знал я, что мне
сейчас уготовано, останется ли моя голова сидеть на плечах, ино
покатится горемычная - окроплять кровью бесплодные камни.
Мимо затухающих костров и спящих вповалку воинов проведен я был
до края стана, где стоял зоркий дозор, там же били копытами и
махали хвостами мои кони, отодохнувшие и сытые - на Сивке
уже сидела девица де Шуазель. Узнал я ее по хруким
плечам, хотя лицо было закрыто тканью. Взабрался я в седло
своего каурого коня, а один из воинов даже подержал услужливо
мне стремя.
- Неужто ты умертвила того амбала?- с надеждой, но и
некоторым трепетом пожелал услышать я у девицы. Заместо нее
ответствовал нукер:
- Дочь иблиса высосала из батыра все жизненные соки.
После умертвия Беркэ-батыр стал похож на дохлую ящерицу, такой
же зеленый и сморщенный.
Мне почему-то захотелось назвать этого рослого рыжебородого
воина "ротмистром Сольбергом".
- Старухи-целительницы по всякому вертели Беркэ-батыра,
растирали его мазями и поливали снадобьями, но дух жизни уже не
вернулся в его жилы и члены. Не смогли они сыскать и отверстия,
через которые дочь иблиса нашла вход в тело батыра. Неужели
в западных землях все девы и женщины подобны ей?
- Да, друг мой. Остальные девы и жены много хуже, их злые
свойства не дремлют даже при свете дня.
После ночи щеки девицы де Шуазель затянулись румянцем, а
на губах блуждала лукавая улыбка. Из-за того возникали мысли,
что воспользовалась она для смертоубийства блудным отверстием.
Воины сопроводили нас до края долины, где меня с девицей
пропустил конный дозор, а дальше, через ущелье, мы отправились
одни. Спутница была молчалива и лишь искоса постреливала своими
глазками, отчего пробуждалось во мне мышленье о возможных
чаровных силах, каковые в ней таятся.
Наконец девица разомкнула поалевшие уста:
- Устроим же привал и я залатаю твой халат, витязь, пока он не
превратился в сплошную дыру.
- Отчего же не устроить.
Как раз воспарил густой туман, сплошной завесой закрывший
путников, мы стреножили коней и устроили небольшой костер из
наспех собранного хвороста. Я вручил девице свой рваный халат и
восхотел узнать, отчего батыр стал добычей тлена.
- Каким же образом, невинная дева, сгинул поганый воин Беркэ,
да еще по смерти превратился в мерзкого гада? Коли я правильно
понял твои слова, ты не богопротивный упырь, отрыжка адской
утробы, а благочестивое чадо рыцаря-батыра де Шуазеля.
- Я чадо рыцаря-батыра, ведь девушки-простолюдинки не украшают
свои шеи и виски монистами, свои запястья браслетами, свои
носы и персты кольцами.- отринула мои сомнения девица де
Шуазель.
- А не можещь ли ты оказаться в одном лице знатной
девицей, дочерью батыра, и знатным упырем, прости меня Господи?
- Разве не послужила я божьему делу? Тогда и защитить
мое целомудрие мог только светлый ангел, посланец неба.-
сказала девица, вправляя нить в большую костяную иглу.
Пусть так и будет, зачем мне оспаривать ее слова? Тем паче, что
руки девы сновали над моей одежкой.
- Благодарствую тебе, девица, за то, что решила послужить мне
ловкой ручкой и иглой.
- Успеется с твоим благодарствием, москвитянин.
И сделалось мне зябко, несмотря на теплое дыхание костра.
- Откуда тебе ведомо, что я из московского княжества?
- Давно нам ведом ваш замысел с подложной грамотой и окаянным
упырем.- дева принялась за латанье новой дыры.
- Так почему же галльские татары не бросили меня в орлеанскую
темницу?
- Не суетись, витязь. Галльские татары не желают воевать вместе
с гордым султаном Вильгельмом далекую Москву. Они имеют
неудовольствие к нему, поколику стеснил он их волю, отяготив
податями и отняв многие владения для своих ближних беков.
Сразу сделалось тепло и покойно.
- Приятно известила ты меня. Позволь расцелую, да не сочтется
за грех.
- Не распаляйся, милый витязь. Тебе еще надобно уразуметь суть
происшедшего в веках. Галльские татары - татары только по
именованию. Мы - природные франкогаллы. После того, как нукеры
Батыя-хана спалили и разрушили Париж, Орлеан, Нант, Бордо и Лион,
после того как татарские кони напились из Сены и Луары, после
того как не сумели в бою осилить диких звероподобных
кочевников, принуждены мы были отатариться, подладиться под их
вид, платье и обычаи. Пока вы, москвитяне, пытались в своих
лесах отбиваться оружием от ордынцев, мы искали новый путь к
одолению врага. Ордынцы ненасытной волчьей стаей прошли нашу
страну, но не предали мечу всех франкогаллов, потому что им
нужны были мастеровитые ремесленники, франкогалльские жены им
тоже требовались и были предпочтены кривоногим
всадницами-татарками.
- И я бы такое предпочтение выказал.
Девица де Шуазель продолжила, храня ровность голоса и суровость
лика.
- Мы, франкогалльские жены, развивали искусство приманивания,
одурманивания и истребления татарских мужей. Мы не могли уже
блюсти христианскую веру, подложно сделались магометанками, мы
взывали к владыкам судеб, к адским духам, которые раньше
помогали сынам Чингиса, а затем обучили нас тонкой охоте на
души. Взамен мы жертвовали кровь наших жертв. Ито, на место
сгинувших татарских нукеров возвращались наши мужчины, каковые
доселе скрывались на Корсике, островах за Ла-Маншем или в
Арденнах, они стали носить те же имена, что и ордынцы, и
говорить на том же языке. Коли у татарских воинов успевали
родиться дети, то они, хоть и смешанной крови, но вырастали
франкогаллами.
- Так что, считай, ты меня приманила яко татарского мужа, однако
истребила вместо меня батыра Беркэ. Поэтому пора и поцеловать
устами в уста.
Она охотно подвинулась ко мне, даже приникла. Занялось все
хорошо, сладко, а посем я почувствовал - во мне будто дверь
открылася и прямо из серединки потекла моя сила, словно пиво.
Егда холодная тьма уже опустилась на меня, истечение силы вдруг
прекратилось и ко мне, как большие мухи, прилетели слова:
- Ты завез меня в эту пустынь, яко коварный мучитель, и нынче
я покидаю тебя здесь. Твой халат и шапка позволят мне выглядеть
подобно мужу, а тебе они уже не понадобятся, дорогой москвитянин.
Правило должно быть соблюдено, таков наш договор с владыками
судеб.
И тут мгла окончательно поглотила меня. Я только и успел
крикнуть в густую пустоту: "Будь проклято время сие, лишенное
благодетельного влияния техники." Вдруг молния метнулась в мою
сторону и, ставши ослепительным сиянием, продернула меня сквозь
какой-то туннель.


4.
Очнулся на сей раз я от стужи. И сразу взбрыкнул зубами.
Наверное, потому что на мне ни халата, ни бешмета, ни
даже шароваров - все уперла проклятая девка. Впрочем, даже при
желании нельзя было меня назвать и оголенным. Какая-то серая
пленка частично обволакивала меня, но тепла от нее не
прибавлялось. Поди догадайся, на что сдалась мне такая колбасная
обертка.
Ледяная крупа лупила в мое открытое лицо, губы только поджимай,
чтобы не рассекло до крови, по щебенистой земле вилась поземка.
И ни кустов вокруг, ни спичек - костерком, как ни старайся, не
порадуешь окоченевшие кости. Даже непонятно, куда хворост
задевался, набирал ведь недавно. Тут тоска на меня напала,
стала жевать под ложечкой: как никак уцелел я, испытав
кровопийство галльской ведьмы, а теперь придется озябнуть
досмерти как птенцу, выпавшему из гнездилища. И видимо без толку
мне обращаться к святым заступникам - переполнилась и потекла
чаша небесного терпения.
Но смертное уныние еще один тяжкий грех в небесную копилку,
поэтому я, поднявшись на ноги,- а они, как приделанные палочки
были - побрел на северо-запад в русскую сторону. Триста шагов
хватило, чтоб ноги окончательно закостенели и уронили меня лицом
в ледяную крошку. В последний раз, наверное, отлепил я мерзлую
башку от мерзлой земли и глянул на свои беспомощные руки. И
зачем вы только выросли? Но тут заприметил, что пленка, каковая
их бестолково прикрывает, отмечена несколькими пупырышками.
1 2 3 4 5 6 7 8