«Вот сейчас пробуравит н
асквозь», а затем спрашивает, отчеканивая каждое слово:
Ц Вы явились сюда прямым путем из вашей системы?
Ц Да, Ц ответил я, но все же малость покраснел.
Он очень строго посмотрел на меня.
Ц Неправда, и здесь не место лгать. Вы отклонились от курса. Как это произ
ошло?
Я опять покраснел и говорю:
Ц Извините, беру свои слова назад и каюсь. Один раз я вздумал потягаться
с кометой, но совсем, совсем чуть-чуть…
Ц Так, так, Ц говорит он далеко не сладким голосом.
Ц И отклонился-то я всего на один румб, Ц продолжаю я рассказывать, Ц и
вернулся на свой курс в ту же минуту, как окончились гонки.
Ц Не важно, именно это отклонение и послужило всему причиной. Оно и приве
ло вас к воротам за миллиарды миль от тех, через которые вам надлежало про
йти. Если бы вы попали в свои ворота, там про ваш мир все было бы известно и н
е произошло бы никакой проволочки. Но мы постараемся вас обслужить.
Он повернулся к помощнику и спрашивает:
Ц В какой системе Юпитер?
Ц Не помню, сэр, Ц отвечает тот, Ц но, кажется, где-то, в каком-то пустынно
м уголке вселенной имеется такая планета, входящая в одну из малых новых
систем. Сейчас посмотрю.
У них там висела карта величиной со штат Род-Айленд, он подкатил к ней воз
душный шар и полетел вверх. Скоро он скрылся из виду, а через некоторое вре
мя вернулся вниз, закусил на скорую руку и снова улетел. Короче говоря, он
это повторял два дня, после чего спустился к нам и сказал, что как будто на
шел на карте нужную солнечную систему, впрочем, не ручается Ц возможно, э
то след от мухи. Взяв микроскоп, он опять поднялся вверх. Опасения его, к сч
астью, не оправдались: он действительно разыскал солнечную систему. Он з
аставил меня описать подробно нашу планету и указать ее расстояние от Со
лнца, а потом говорит своему начальнику:
Ц Теперь я знаю, сэр, о какой планете этот человек толкует. Она имеется на
карте и называется Бородавка.
«Не поздоровилось бы тебе, Ц подумал я, Ц если бы ты явился на эту планет
у и назвал ее Бородавкой!»
Ну, тут они меня впустили и сказали, что отныне и навеки я могу считать себ
я спасенным и не буду больше знать никаких тревог.
Потом они отвернулись от меня и погрузились в свою работу, дескать, со мно
й все покончено и мое дело в порядке.
Меня это удивило, но я не осмелился заговорить первым и напомнить о себе. П
росто, понимаете, я не мог это сделать: люди заняты по горло, а тут еще заста
влять их со мной возиться! Два раза я решал махнуть на все рукой и уйти, но, п
одумав, как нелепо буду выглядеть в своем обмундировании среди прощенны
х душ, я пятился назад, на старое место. Разные служащие начали поглядыват
ь на меня, удивляясь, почему я не ухожу. Дольше терпеть это было невозможно
. И вот я наконец расхрабрился и сделал знак рукой главному клерку. Он гово
рит:
Ц Как, вы еще здесь? Чего вам не хватает?
Я приложил ладони трубкой к его уху и зашептал, чтобы никто не слышал:
Ц Простите, пожалуйста, не сердитесь, что я словно вмешиваюсь в ваши дела
, но не забыли ли вы чего-то?
Он помолчал с минуту и говорит:
Ц Забыл? Нет, по-моему, ничего.
Ц А вы подумайте, Ц говорю я.
Он подумал.
Ц Нет, кажется, ничего. А в чем дело?
Ц Посмотрите на меня, Ц говорю я, Ц хорошенько посмотрите!
Он посмотрел и спрашивает:
Ц Ну, что?
Ц Как что? И вы ничего не замечаете? Если бы я в таком виде появился среди и
збранных, разве я не обратил бы на себя всеобщее внимание? Разве не показа
лся бы каким-то чудаком?
Ц Я, право, не понимаю, в чем дело, Ц говорит он. Ц Чего вам еще надо?
Ц Как чего? У меня, мой друг, нет ни арфы, ни венца, ни нимба, ни псалтыря, ни п
альмовой ветви Ц словом, ни одного из тех предметов, которые необходимы
здесь каждому.
Знаете, Питерс, как он растерялся? Вы такой растерянной физиономии сроду
не видывали. После некоторого молчания он говорит:
Ц Да вы, оказывается, диковинный субъект, с какой стороны ни взять. Первы
й раз в жизни слышу о таких вещах!
Я глядел на него, не веря своим ушам.
Ц Простите, Ц говорю, Ц не в обиду вам будь сказано, но как человек, види
мо проживший в царствии небесном весьма солидный срок, вы здорово плохо
знаете его обычаи.
Ц Его обычаи! Ц говорит он. Ц Любезный друг, небеса велики. В больших им
периях встречается множество различных обычаев. И в мелких тоже,.как вы, н
есомненно, убедились на карликовом примере Бородавки. Неужели вы вообра
жаете, что я в состоянии изучить все обычаи бесчисленных царствий небесн
ых? У меня при одной этой мысли голова кругом идет! Я знаком с обычаями тех
мест, где живут народы, которым предстоит пройти через мои ворота, и, повер
ьте, с меня хватит, если я сумел уместить в своей голове то, что день и ночь ш
тудирую вот уже тридцать семь миллионов лет. Но воображать, что можно изу
чить обычаи всего бескрайнего небесного пространства, Ц нет, это надо б
ыть просто сумасшедшим! Я готов поверить, что странное одеяние, о котором
вы толкуете, считается модным в той части рая, где вам полагается пребыва
ть, но в наших местах его отсутствие никого не удивит.
«Ну, раз так, то уж ладно!» Ц подумал я, попрощался с ним и зашагал прочь. Це
лый день я шел по огромной канцелярии, надеясь, что вот-вот дойду до конца
ее и попаду в рай, но я ошибался: это помещение было построено по небесным
масштабам Ц естественно, оно не могло быть маленьким. Под конец я так уст
ал, что не в силах был двигаться дальше; тогда я присел отдохнуть и начал о
станавливать каких-то нелепого вида прохожих, пытаясь что-нибудь у них у
знать; но ничего не узнал, потому что они не понимали моего языка, а я не пон
имал ихнего. Я почувствовал нестерпимое одиночество. Такая меня проняла
грусть, такая тоска по дому, что я сто раз пожалел, зачем я умер. Ну и, конечн
о, повернул назад. Назавтра, около полудня, я добрался до места, откуда пус
тился в путь, подошел к регистратуре и говорю главному клерку:
Ц Теперь я начинаю понимать: чтобы быть счастливым, надо жить в своем соб
ственном раю!
Ц Совершенно верно, Ц говорит он. Ц Неужели вы думали, что один и тот же
рай может удовлетворить всех людей без различия?
Ц Признаться, да; но теперь я вижу, что это было глупо Как мне пройти, чтобы
попасть в свой район?
Он подозвал помощника, который давеча изучал карту, и тот указал мне напр
авление. Я поблагодарил его и шагнул было прочь, но он остановил меня:
Ц Подождите минутку; это за много миллионов миль отсюда. Выйдите наружу
и станьте вон на тот красный ковер; закройте глаза, задержите дыхание и по
желайте очутиться там.
Ц Премного благодарен, Ц сказал я. Ц Что ж вы не метнули меня туда сразу
, как только я прибыл?
Ц У нас здесь и так забот хватает; ваше дело было подумать и попросить об
этом. Прощайте. Мы, вероятно, не увидим вас в нашем краю тысячу.веков или ок
оло того.
Ц В таком случае оревуар, Ц сказал я.
Я вскочил на ковер, задержал дыхание, зажмурил глаза и пожелал очутиться
в регистратуре моего района. В следующее мгновение я услышал знакомый го
лос, выкрикнувший деловито:
Ц Арфу и псалтырь, пару крыльев и нимб тринадцатый номер для капитана Эл
и Стормфилда из Сан-Франциско! Выпишите ему пропуск, и пусть войдет.
Я открыл глаза. Верно, угадал: это был один индеец племени пай-ют, которого
я знал в округе Туларе, очень славный парень. Я вспомнил, что присутствова
л на его похоронах; церемония состояла в том, что покойника сожгли, а други
е индейцы натирали себе лица его пеплом и выли, как дикие кошки. Он ужасно
обрадовался, увидев меня, и, можете не сомневаться, я тоже рад был встретит
ь его и почувствовать, что наконец-то попал в настоящий рай.
Насколько хватал глаз, всюду сновали и суетились целые полчища клерков,
обряжая тысячи янки, мексиканцев, англичан, арабов и множество разного д
ругого люда. Когда мне дали мое снаряжение, я надел нимб на голову, взгляну
л на себя в зеркало и чуть не прыгнул до потолка от счастья.
Ц Вот это уже похоже на дело, Ц сказал я. Ц Теперь все у меня как надо! Пок
ажите, где облако!
Через пятнадцать минут я уже был за милю от этого места, на пути к гряде об
лаков; со мной шла толпа, наверно, в миллион человек. Многие мои спутники п
ытались лететь, но некоторые упали и расшиблись. Полет вообще ни у кого не
получался, поэтому мы решили идти пешком, пока не научимся пользоваться
крыльями.
Навстречу нам густо шел народ. У одних в руках были арфы и ничего больше; у
других Ц псалтыри и ничего больше; у третьих Ц вообще ничего; п вид у них
был какой-то жалкий и несчастный. У одного парня остался только нимб, кото
рый он нес в руке; вдруг он протягивает его мне и говорит:
Ц Подержите, пожалуйста, минутку. Ц И исчезает в толпе.
Я пошел дальше. Какая-то женщина попросила меня подержать ее пальмовую в
етвь и тоже скрылась. Потом незнакомая девушка дала мне подержать свою а
рфу Ц и, черт возьми, этой тоже не стало; и так далее в том же духе. Скоро я бы
л нагружен как верблюд. Тут подходит ко мне улыбающийся старый джентльме
н и просит подержать его вещи. Я вытер пот с лица и говорю довольно язвител
ьно:
Ц Покорно прошу меня извинить, почтеннейший, но я не вешалка!
Дальше мне стали попадаться на дороге целые кучи этого добра. Я незаметн
о избавился и от своей лишней ноши. Я посмотрел по сторонам, и, знаете, все э
ти тысячные толпы, которые шли вместе со мной, оказались навьюченными, ка
к я был раньше. Встречные, понимаете, обращались к ним с просьбой подержат
ь их вещи Ц одну минутку. Мои спутники тоже побросали все это на дорогу, и
мы пошли дальше.
Когда я взгромоздился на облако вместе с миллионом других людей, я почув
ствовал себя наверху блаженства и сказал:
Ц Ну, значит, обещали не зря. Я уж было начал сомневаться, но теперь мне сов
ершенно ясно, что я в раю!
Я помахал на счастье пальмовой веткой, потом натянул струны арфы и присо
единился к оркестру. Питерс, вы не можете себе представить, какой мы подня
ли шум! Звучало это здорово, даже мороз по коже подирал, но из-за того, что о
дновременно играли слишком много разных мотивов, нарушалась общая гарм
ония; вдобавок там собрались многочисленные индейские племена, их воинс
твенный клич лишал музыку всякой прелести. Через некоторое время я перес
тал играть, решив сделать передышку. Рядом со мной сидел какой-то старичо
к, довольно симпатичный; я заметил, что он не принимает участия в общем кон
церте, и стал уговаривать его играть, но он объяснил мне, что по природе за
стенчив и не решается начать перед такой большой аудиторией. Слово за сл
ово, старичок признался мне, что он почему-то никогда особенно не любил му
зыку. По правде сказать, у меня самого появилось такое же чувство, но я нич
его не сказал. Мы просидели с ним довольно долго в полном бездействии, но в
таком месте никто не обратил на это внимания. Прошло шестнадцать или сем
надцать часов; за это время я и играл, и пел немножко (но все один и тот же мо
тив, так как других не знал), а потом отложил в сторону арфу и начал обмахив
аться пальмовой веткой. И оба мы со старичком часто-часто завздыхали. Нак
онец он спрашивает:
Ц Вы разве не знаете какого-нибудь еще мотива, кроме этого, который трен
ькаете целый день?
Ц Ни одного, Ц отвечаю я.
Ц А вы не могли бы что-нибудь выучить?
Ц Никоим образом, Ц говорю я. Ц Я уже пробовал, да ничего не получилось.

Ц Слишком долго придется повторять одно и то же. Ведь вы знаете, впереди
Ц вечность!
Ц Не сыпьте соли мне на раны, Ц говорю я, Ц у меня и так настроение испор
тилось.
Мы долго молчали, потом он спрашивает:
Ц Вы рады, что попали сюда?
Ц Дедушка, Ц говорю я, Ц буду с вами откровенен. Это не совсем похоже на
то представление о блаженстве, которое создалось у меня, когда я ходил в ц
ерковь.
Ц Что, если нам смыться отсюда? Ц предложил он. Ц Полдня отработали Ц и
хватит!
Я говорю:
Ц С удовольствием. Еще никогда в жизни мне так не хотелось смениться с ва
хты, как сейчас.
Ну, мы и пошли. К нашей гряде облаков двигались миллионы счастливых людей,
распевая осанну, в то время как миллионы других покидали облако, и вид у ни
х был, уверяю вас, до-больно кислый. Мы взяли курс на новичков, и скоро я поп
росил кого-то из них подержать мои вещи Ц одну минутку Ц и опять стал св
ободным человеком и почувствовал себя счастливым до неприличия. Тут как
раз я наткнулся на старого Сэма Бартлета, который давно умер, и мы с ним ос
тановились побеседовать. Я спросил его:
Ц Скажи, пожалуйста, так это вечно и будет? Неужели не предвидится никако
го разнообразия?
На это он мне ответил:
Ц Сейчас я тебе все быстро объясню. Люди принимают буквально и образный
язык Библии, и все ее аллегории, Ц поэтому, являясь сюда, они первым делом
требуют себе арфу, нимб и прочее. Если они просят по-хорошему и если их про
сьбы безобидны и выполнимы, то они не встречают отказа. Им без единого сло
ва выдают все обмундирование. Они сойдутся, попоют, поиграют один денек, а
потом ты их в хоре больше не увидишь. Они сами приходят к выводу, что это во
все не райская жизнь, во всяком случае, не такая, какую нормальный человек
может вытерпеть хотя бы неделю, сохранив рассудок. Наша облачная гряда р
асположена так, что к старожилам шум отсюда не доносится; значит, никому н
е мешает, что новичков пускают лезть на облако, где они, кстати сказать, ср
азу же и вылечиваются. Заметь себе следующее, Ц продолжал он, Ц рай испо
лнен блаженства и красоты, но жизнь здесь кипит, как нигде. Через день посл
е прибытия у нас никто уже не бездельничает Петь псалмы и махать пальмов
ыми ветками целую вечность Ц очень милое занятие, как его расписывают с
церковной кафедры, но на самом деле более глупого способа тратить драгоц
енное время не придумаешь. Этак легко было бы превратить небесных жителе
й в сборище чирикающих невежд. В церкви говорят о вечном покое как о чем-т
о утешительном. Но попробуй испытать этот вечный покой на себе, и сразу по
чувствуешь, как мучительно будет тянуться время. Поверь, Стормфилд, тако
й человек, как ты, всю жизнь проведший в непрестанной деятельности, за пол
года сошел бы с ума, попав на небо, где совершенно нечего делать. Нет, рай не
место для отдыха; на этот счет можешь не сомневаться!
Я ему говорю:
Ц Сэм, услышь я это раньше, я бы огорчился, а теперь я рад. Я рад, что попал сю
да.
А он спрашивает:
Ц Капитан, ты небось изрядно устал?
Я говорю:
Ц Мало сказать, устал, Сэм! Устал как собака!
Ц Еще бы! Понятно! Ты заслужил крепкий сон, Ц и сон тебе будет отпущен. Ты
заработал хороший аппетит, Ц и будешь обедать с наслаждением. Здесь, как
и на земле, наслаждение надо заслужить честным трудом. Нельзя сперва нас
лаждаться, а зарабатывать право на это после. Но в раю есть одно отличие: т
ы сам можешь выбрать себе род занятий; и если будешь работать на совесть, т
о все силы небесные помогут тебе добиться успеха. Человеку с душой поэта,
который в земной жизни был сапожником, не придется здесь тачать сапоги.
Ц Вот это справедливо и разумно, Ц сказал я. Ц Много работы, но лишь так
ой, какая тебе по душе; и никаких больше мук, никаких страданий…
Ц Нет, погоди, тут тоже много мук, но они не смертельны. Тут тоже много стра
даний, но они не вечны. Пойми, счастье не существует само по себе, оно лишь р
ождается как противоположность чему-то неприятному. Вот и все. Нет ничег
о такого, что само по себе являлось бы счастьем, Ц счастьем оно покажется
лишь по контрасту с другим. Как только возникает привычка и притупляетс
я сила контраста Ц тут и счастью конец, и человеку уже нужно что-то новое.
Ну, а на небе много мук и страданий Ц следовательно, много и контрастов; с
тало быть, возможности счастья безграничны.
Я говорю:
Ц Сэм, первый раз слышу про такой сверхразумный рай, но он так же мало пох
ож на представление о рае, которое мне внушали с детских лет, как живая при
нцесса Ц на свое восковое изображение.
Первые месяцы я провел, болтаясь по царствию небесному, заводя друзей и о
сматривая окрестности, и наконец поселился в довольно подходящем уголк
е, чтоб отдохнуть, перед тем как взяться за какое-нибудь дело. Но и там я про
должал заводить знакомства и собирать информацию. Я подолгу беседовал с
о старым лысым ангелом, которого звали Сэнди Мак-Уильямс. Он был родом отк
уда-то из Нью-Джерси. Мы проводили вместе много времени. В теплый денек, по
сле обеда, ляжем, бывало, на пригорке под тенью скалы, Ц курим трубки и раз
говариваем про всякое. Однажды я спросил его:
Ц Сэпдн, сколько тебе лет?
Ц Семьдесят два.
Ц Так я и думал. Сколько же ты лет в раю?
Ц На рождество будет двадцать семь.
Ц А сколько тебе было, когда ты вознесся?
1 2 3 4 5 6 7