А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

— подхватил магистрат. — Какой же я глупец! Я-то думал: все из-за того, что муж старшей сестры богаче мужа младшей! — воскликнул он, но тут же нахмурился. — Да, но все равно — как же мне их рассудить? Не могу же я разделить одну корову между двумя женщинами? Я уже предложил им продать корову и поделить пополам вырученные деньги, но они только пуще раскричались.
— Конечно, раскричались, — негромко проговорила Дилана, — ведь деньги для них — не главное.
— Да, несомненно, — согласился Горлин, усмехнулся и довольно ударил по подлокотнику кресла. — Мы сделаем так, что они обе получат что-то от отца! Младшей он оставил быка, так я велю случить его с коровой, а когда она отелится, пусть старшая сестра забирает себе корову, а младшая — теленка, вот и получится, что у каждой останется по корове!
— Ни одна ни другая не будут довольны, — предупредила магистрата Дилана. — Каждая всю жизнь хотела, чтобы отец принадлежал только ей, а если его уже нет — чтобы только ей принадлежало его имущество.
— В таком случае я объявлю, что теленок принадлежит отцу, так как родился от его коровы и быка, и сестры либо согласятся с моим вердиктом, либо пускай отправляются с прошением к шерифу! — Горлин довольно крякнул. — Не удивлюсь, если они обе станут требовать теленка и каждая будет кричать: пусть корову или быка забирает другая.
— Точно так и выйдет! — изумленно вскричала Дилана. — И тогда ни одна из них не сможет обидеться, если вы отдадите корову другой!
— Верно, они не смогут пожаловаться! — воскликнул магистрат и, повернувшись к Дилане, устремил на нее взор, полный восхищения.
— Ты — истинное сокровище! Как тебе удалось так легко заглянуть в их сердца?
Дилана покраснела и опустила глаза.
— Просто я помню о том, что случалось видеть в жизни, ваша честь.
— В таком случае я должен постоянно прибегать к твоей памяти, иначе я вновь и вновь буду выносить ошибочные вердикты!
Горлин встал с кресла, подошел к Дилане, наклонился и протянул ей руку.
Дилана подняла глаза к нему и с готовностью дала взять себя за руку. Сердце ее часто билось.
Горлин опустился на одно колено и произнес хрипловатым от волнения голосом:
— Я знал, что мне придется вновь просить об этом, но никогда не думал, что мне так этого захочется — и все же мне хочется этого, хочется больше, чем когда-либо! О, прекрасная госпожа, согласны ли вы стать моей женой?
— О да, ваша честь, — отвечала Дилана тихо, а потом, когда его губы приблизились к ее губам, добавила еле слышно:
— Да, Вильям, да...
* * *
Одного за другим настоящих магистратов выкрадывали и увозили в Затерянный Город, где они попадали на попечение Бейда, Хранителя и его гвардии железных «скелетов». Первый следил за тем, чтобы они не могли удрать из заключения, а остальные помогали ему в этом и разъясняли чиновникам, почему так необходимо подержать их какое-то время в плену. Между тем узники имели право свободно передвигаться внутри стен города, пусть это и создавало определенные сложности, и многие из них в принципе нисколько не возражали против длительного отпуска. Жаловаться им было особенно не на что: они были окружены невиданной роскошью, питались деликатесами, пили тонкие вина, и потому испытываемое ими на первых порах возмущение быстро проходило. За все время имели место только пара-тройка попыток к бегству.
Некоторые проявляли неподдельный интерес к новой системе управления страной, которую задумали мятежники, и размышляли о том, как можно было бы ею воспользоваться в собственных целях.
А занявшие их места подсадные магистраты, засучив рукава, со всем тщанием изучали юриспруденцию и приступали к исполнению обязанностей на новом для них поприще управления. Мало-помалу они прививали приставленным к ним стражникам идеалы равноправия и свободы личности. Год за годом все большее число магистратов и шерифов составляли излеченные безумцы.
Конечно, их не хватало для того, чтобы занять все посты в государстве, поэтому вылечившиеся женщины тоже не теряли время даром и увлекали своими чарами настоящих магистратов — как Бесс и Дилана. В Фиништауне они научились у Хранителя искусству ведения бесед и манерам женщин из высшего общества, освоили речь благовоспитанных особ, приобрели горделивую осанку и изящную поступь. А после исцеления они с помощью Хранителя изучали историю, политику, литературу, искусство и прочие науки. Пусть они родились в простых семьях, но обладали огромными преимуществами перед деревенскими девушками и женщинами в плане привлечения внимания образованных мужчин.
Большая часть этих женщин становилась женами магистратов и шерифов, только что переведенных на новое место. Другие поступали служанками к женатым чиновникам и получали возможность близко познакомиться со своими хозяевами. Получив новое назначение, магистрат не мог увезти с собой жену и детей, однако по закону имел право взять женщину из прислуги, которая хорошо себя зарекомендовала. А оказавшись один на новом месте, магистрат чаще всего останавливал свой выбор на той женщине, которая уже была ему хорошо знакома, чье общество его радовало, и делал ей предложение.
Труднее обстояло дело с инспекторами — по вполне очевидной причине: их никто не знал. И все же догадаться было можно.
По стране рыскали отряды мятежников — следили за путешествующими, присоединялись к купеческим караванам, и инспекторы один за другим, пусть и не в таком количестве, как магистраты, отправлялись в Затерянный Город. Бейд и Хранитель обнаружили, что инспекторы — крепкие орешки и мириться с тем, что их держат в плену, не желают, а также и что им вовсе не по нраву идеалы и идеи Нового Порядка. В конце концов, они многое отдали ради того, чтобы заслужить свое положение при Старом Порядке, и положение это было очень высокое: каждый из инспекторов вполне реально метил на пост Защитника или, на худой конец, — министра. Эти люди всю жизнь трудились ради того, чтобы стать теми, кем стали, и потому вовсе не желали свергать Защитника и созданную им систему, при которой они обладали такой значительной властью.
Майлз посоветовался с Хранителем, и в конце концов инспекторов перевели в отдельный разрушенный город, который еще строже охранялся компьютером и роботами. Их заключение было самым настоящим — пусть роскошным, но все же настоящим, Правда, к ним допускались женщины — не красавицы, но умевшие пользоваться косметикой так, чтобы скрыть природные недостатки, обладавшие грациозной походкой и грамотной речью, знакомые с искусством и науками, способные говорить с узниками инспекторами об истории и политике. Мало-помалу даже эти закоренелые приверженцы Старого Порядка стали приходить к выводу о том, что в Новом Порядке что-то есть.
* * *
— Ваша честь, пойдемте скорее! — На пороге появился запыхавшийся и напуганный дворецкий. — Едет магистрат Плюрибл! Он выслал вперед скорохода! Он всего в миле от нас!
Магистрат Лтеллен — бывший лорд Левеллин — оторвал глаза от разложенных на столе бумаг и мертвенно побледнел. Как правило, магистраты, собиравшиеся навестить своих коллег, загодя извещали оных о предстоящем визите, и тогда было время подготовиться, но приезд Плюрибла застал его врасплох и не на шутку испугал. В отчаянии он решил прибегнуть к приему, которым уже пользовался раньше.
— Вели бейлифу Гаррику и стражнику Порри прийти ко мне в кабинет, да поскорее! Попроси госпожу Пейзен быстренько приготовить чай! А я поспешу переодеться в мантию!
— Но я должен помочь вам, ваша честь!
— Времени нет! Ступай! Займись приготовлениями! — И Ателлен вскочил и выбежал из-за письменного стола.
В складках парадной мантии были припрятаны нож и дубинка. Ателлена успокаивала мысль о том, что на всякий случай оружие у него под рукой. Он быстро побрился, поспешно вернулся в пустой кабинет, выставил на стол чайные чашки и выбежал из ратуши за пять минут до того, как из-за поворота показалась карета.
Лошади остановились, кучер спрыгнул с облучка и, подбежав к дверце, распахнул ее. Магистрат Плюрибл вышел из кареты и зашагал к Ателлену, раскинув руки, с приветственной улыбкой, которая, правда, сначала как бы заледенела, а потом и вовсе исчезла, когда он увидел, кто ожидает его на крыльце.
Сбылись самые худшие опасения Ателлена, но он помнил наставления Майлза на тот случай, если произойдет нечто подобное. В конце концов, рано или поздно некоторым из подсадных магистратов грозила встреча с людьми, которые были знакомы с теми, кого они подменили. Просто Ателлену не повезло, и с ним это несчастье приключилось довольно скоро.
Он шагнул навстречу гостю, широко, сердечно улыбаясь.
— Магистрат Плюрибл! Вы оказали мне высокую честь своим приездом! — А затем, подойдя поближе, чтобы гость расслышал его шепот, Ателлен еле слышно проговорил:
— Да-да, я понимаю, я — не тот, кого вы ожидали увидеть, но для этого есть вполне объяснимая причина, однако об этом никто не должен знать! — А вслух Ателлен громко добавил:
— Прошу вас ко мне в кабинет, отдохнуть и перекусить с дороги!
Лицо Плюрибла отразило неподдельную тревогу и испуг, но он быстро справился с собой и изобразил показное спокойствие.
— Как прикажете, инспектор.
Ателлен развернулся, взял Плюрибла под руку, всеми силами стараясь скрыть радость удачи. Заезжий магистрат принял его за инспектора, играющего роль магистрата, и какова бы ни была причина для такой подмены, она должна была быть ужасна.
И ее следовало хранить в тайне.
Они вошли в кабинет.
— Прошу садиться, ваша честь! Ателлен знаком указал гостю на стул, а сам обошел письменный стол и уселся напротив.
— Позвольте представить вам моего верного бейлифа Гаррика и стражника Порри!
Бейлиф и стражник поклонились. Плюрибл ответил им кивком и возвратился взглядом к Ателлену.
— Что все это значит, инспектор? Я понимаю, что всего вы мне не расскажете, но... намекните хотя бы. Неужели с моим старым другом Ателленом случилась беда?
— Мне бы не хотелось это так называть, — уклончиво отвечал Ателлен и позвонил в маленький колокольчик. Открылась боковая дверь, и дворецкий впустил горничную, которая внесла и поставила на стол поднос с чайником.
— Подождем с объяснениями, а пока выпейте чаю! — предложил Ателлен. — Вы наверняка ехали все утро, надо же подкрепиться!
— Я не против, — не слишком охотно проговорил Плюрибл. Безусловно, ему больше хотелось сначала узнать новости, но он не дерзнул настаивать на этом. Взяв чашку, он отпил немного чаю.
— Итак, господин?
— Да, итак... — Ателлен отпил глоток побольше, дабы потянуть время, затем откинулся на спинку стула и задумчиво изрек:
— Не то чтобы попал в беду... Нет. Но вашему старому другу Ателлену, увы, потребовался... отдых.
Плюрибл в тревоге вытянулся, как по струнке.
— Удар?
— Скорее я бы назвал это истощением, — уточнил подсадной Ателлен. — Но если бы об этом узнали местные жители, это могло бы дурно сказаться на их морали, поэтому, когда пришла пора сменить Ателлена и перевести в другое место, мы отправили его в уединенное убежище, а его место занял я.
— Хвала небесам за то, что удалось все так ловко обстряпать! — вздохнул Плюрибл. — Надеюсь, он поправляется?
— Я также на это надеюсь, но не имею никаких вестей.
— Ну да, ну да, конечно, это понятно, — пробормотал Плюрибл и снова прихлебнул чаю.
Ателлен на взгляд оценил настроение гостя. По всей вероятности, Плюрибл размышлял о том, как это вышло, что инспектор занял место чиновника средней руки. Инспекторы имели в своем распоряжении записи о каждом человеке в стране, надзирали за работой всех шерифов до единого. Эти люди были всегда готовы свалиться как снег на голову любому чиновнику и причинить массу неприятностей. Никто не знал наверняка, существуют ли они на самом деле, и тем не менее никто не сомневался в их существовании. Плюрибл в глубокой задумчивости отпил еще глоток чая и поинтересовался:
— Но что же вы скажете местным жителям, когда он поправится?
— О, мы устроим что-нибудь вроде временной замены, объясним народу, что где-нибудь в другом городке или деревушке внезапно умер магистрат, — заверил гостя Ателлен. — Безусловно, не исключено, что доктора будут настаивать на том, чтобы бедняга Ателлен пролечился все пять лет. Я слыхал — и такое бывает.
— Да... Будет... писать... в-в-воспо-о-оминания о лю-ю-дях... ко-о-оторыми у-управлял... — Плюрибл выпил еще немного чаю и недоуменно захлопал слипавшимися глазами.
— О, похоже, вас совсем разморило с дороги, — с искренним сочувствием заметил Ателлен. — Пожалуй, вам стоит прилечь и поспать до обеда.
— Да-а-а не-ет! — зевнул во весь рот Плюрибл. — Спа-а-ть днем? Нико-о-о... Ник-о-о-г...
Но тут глаза его закрылись, он покачнулся и чуть не сполз со стула на пол.
Порри успел подхватить его и выхватить из его пальцев чашку.
— Сколько порошка вы ему подсыпали, ваша честь?
— Достаточно, — ответил Ателлен и встал. — Уложите его в постель и проследите за ним. А потом, Порри, отправляйся в лес и...
— Потом я должен крикнуть совой, мне ответит лесничий, а ему скажу, что нам нужна подмена, — кивнул Порри. — Все помню, ваша честь, все исполню в лучшем виде.
— Прекрасно, — похвалил его Ателлен, проводил взглядом двоих помощников, которые унесли крепко уснувшего Плюрибла из кабинета, и снова позвонил. Вошел дворецкий.
— Ваша честь?
— Удобно ли мои стражники устроили людей магистрата Плюрибла?
— Очень даже удобно, ваша честь, куда удобнее, — отвечал дворецкий и брезгливо скривился:
— Они уже пьяны в стельку.
Ателлен довольно кивнул:
— Скажи стражникам, пусть продолжают в том же духе, а людям Плюрибла скажи, что их господину вдруг стало дурно и что его уложили в постель в гостевой комнате. У них весь день до вечера на отдых, но ни в коем случае нельзя давать им отлучаться от здания суда. Скорее всего они тут и заночуют, так что передай бейлифу: пусть и для них приготовят постели.
— Слушаюсь, ваша честь, — покорно отвечал Саттер. По его тону чувствовалось, как он относится к происходящему, но он все же поклонился и отправился исполнять приказ.
Ателлен со вздохом опустился на стул. Кризис миновал — вернее говоря, первый его этап. Тем не менее он не сомневался, что те люди, которых вышлет Хранитель, без лишнего шума увезут Плюрибла и его изрядно подвыпивших стражников, а на их месте оставят подсадного Плюрибла с подсадной свитой. И еще Ателлен всем сердцем надеялся, что ему больше не суждены встречи с теми, кто знал настоящего Ателлена.
Глава 19
Дилана оторвала взгляд от рукоделия и украдкой глянула на мужа. Была зима, но он сидел у окна и задумчиво смотрел на занесенный снегом сад. Сад и теперь был красив — вернее, был бы красив в солнечный день, но сегодня погода стояла пасмурная, хмурым было и лицо Вильяма. Учитывая, какое дело он обдумывал, это было неудивительно. Дилана отложила вышитую салфетку и сказала:
— А разве это было бы так уж скверно, если бы юный Чариг стал столяром?
Вильям вздрогнул и обернулся, улыбнулся, коснулся руки жены.
— А как ты догадалась, что я об этом думаю?
Она ответила ему улыбкой и сжала его руку.
— Вчера за обедом ты говорил о том, как тебя это тревожит, и с тех пор не находишь себе места. Догадаться нетрудно. Ну же, супруг мой, подумай: что дурного случится, если мальчик станет подмастерьем старика Виззигруфа? Ведь он так мечтает об этом!
— Дурно то, что это огорчило бы его отца.
— Но только на время. В конце концов, он ведь боится только того, что его сын как бы сделает шаг назад. Но когда Тоби Чариг станет главой гильдии, думаю, отец станет гордиться им.
— Если он станет главой гильдии, — уточнил Вильям. Дилана пожала плечами.
— У юноши талант, как мы смогли убедиться. Какой красивой резьбой он покрыл деревяшки, какие чудные безделушки выточил для матери! А люлька, которую он вырезал для старшей сестры в подарок на свадьбу — это же просто произведение искусства! Но даже если он не станет главой гильдии, разве мальчик не имеет права на счастье?
— Нет, если это принесет горе его отцу.
— Но если старик Чариг на самом деле любит сына, счастье мальчика и его должно сделать счастливым, — не отступалась Дилана. — А если мальчику не по душе карьера купца, это опечалит и его отца, это будет его злить. Они станут ссориться, дело и до драки может дойти. Нет-нет, безусловно, мальчик имеет право стать счастливым.
— Счастье — это не то, о чем можно говорить, что кто-то имеет на него право, — проворчал Вильям. — Счастье — не хорошо и не дурно. Это просто удача.
— Если так, то мне и в самом деле очень повезло, — улыбнулась Дилана и, сжав руку супруга, отпустила ее. А он заглянул ей в глаза и улыбнулся.
— Мне тоже, — сказал он тихо. — Я понимаю, о чем ты говоришь, и это великое благо.
— Если так, то каждый из нас имеет право на счастье.
— Имеет право? — нахмурился Вильям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36