Тем более что сегодня
вечером или, самое позднее, завтра утром сможем получить сообщение из
Яремчи - действительно ли Мария Васильевна находилась там во второй
половине января, именно тогда, когда Пашкевич познакомился со своей
"львовяночкой".
Я встал.
- Если можно, стакан воды, - попросил Труфинову.
Она взяла из серванта стакан - дешевую подделку под хрусталь - и
направилась в кухню.
Я пошел за Марией Васильевной: пить, собственно, совсем не хотелось,
с отвращением думал о тепловатой хлорированной воде из-под крана. Но ведь
должен осмотреть всю квартиру.
Пока Труфинова спускала воду, чтобы стала холоднее, я успел заглянуть
в ванную. Мне хватило буквально секунды - все же глаз у меня
тренированный, - чтобы установить: мужчиной тут и не пахнет. Нет второй
зубной щетки, бритвы, помазка или тюбика с кремом для бритья.
Я совсем успокоился и поспешил в кухню, где уже с удовольствием
опорожнил стакан, потому что Мария Васильевна догадалась бросить в него
кубик льда.
Труфинова мне понравилась, и я искренне порадовался, что это не она
сошлась с Пашкевичем - искалечил бы жизнь такой хорошей девушке. Спросил,
будто ничего не знал о ней:
- Работаете или учитесь?
- Сразу и то и другое.
- Заочно?
- В торгово-экономическом. А работаю продавщицей.
Я поблагодарил за воду, и мы с Горловым распрощались с симпатичной
продавщицей, которая в недалеком будущем, почему-то у меня возникла
твердая уверенность в этом, станет по крайней мере директором гастронома.
- Запрос в Яремчу? - Это были первые слова, произнесенные Горловым на
улице.
Мне понравилась сметливость участкового: симпатия симпатией, а наша
работа требует фактов, эмоции могут и подвести.
- Да, позвоните Крушельницкому, - подтвердил я.
Пока старший лейтенант бегал к телефону-автомату, мы с Непейводой
медленно поплелись по Пекарской.
Дом, где жила следующая Мария - Мария Сидоровна Сатаневич, - стоял на
противоположной стороне улицы. Это тоже был участок Горлова, и Непейвода
опять-таки остался подстраховывать нас у ворот.
В Киеве, да и вообще в восточной Украине нет таких домов - с длинными
сплошными балконами, куда выходят двери из квартир. Пять дверей на
железном балконе, за каждой - квартира, все как-то оголено, должно быть,
тут каждый знает, что делается у соседа, по крайней мере незаметно войти в
квартиру невозможно.
Составляя график наших сегодняшних "культпоходов к Мариям", как
окрестил их Непейвода, мы специально решили в первой половине дня посетить
Сатаневич. Позвонив вчера в кулинарный цех ресторана, узнали, что Мария
Сидоровна заболела и уже третий день не работает. Думали, что застанем ее
дома.
Звонка не было, и Горлов постучал в обитую желтым дерматином дверь.
Никто не откликнулся, старший лейтенант постучал сильнее, лишь тогда
послышалось какое-то шуршание, дверь осторожно приоткрылась, и в щель
выглянула пожилая женщина в платке. Это была не Мария Сидоровна, той едва
исполнилось тридцать, и Горлов спросил:
- Можем ли повидать Марию Сидоровну Сатаневич?
Видно, милицейская форма не встревожила старуху, наоборот, успокоила
- она сняла с двери цепочку, вышла на балкон и приветливо ответила,
приложив руку к сердцу.
- Очень извиняюсь, но Марички нет. Побежала на базар.
- А нам сказали, что она больна.
- Так это же Юрко, озорник! - всплеснула она ладонями. - Мы все
перепугались: весь горит, дотронуться страшно... Слава богу, отпустило
уже, и Маричка побежала на базар за курицей. Супы ему варить.
Всю эту информацию бабушка произнесла без остановки, и я подумал, что
мы, ожидая Марию Сидоровну, сможем получить бесчисленное количество
интересных и полезных сведений.
Я толкнул в бок старшего лейтенанта, и он совершенно официально
сказал:
- Мы должны поговорить с гражданкой Сатаневич. Скоро вернется?
- Да скоро уже, скоро... - засуетилась старушка. - Очень прошу,
заходите в комнату.
В комнаты вел длинный и узкий коридор, дверь слева была открыта, и я,
воспользовавшись тем, что Горлов пропустил бабушку вперед, заглянул туда.
Плита с кипящим чайником, стол и простой шкафчик с посудой, на стенах
развешаны обычные кухонные причиндалы, на столе миска с начищенной
картошкой. Очевидно, для супа этому озорнику, как сообщила бабушка.
Первая комната была большой, длинной и темноватой. Пол почти сплошь
застлан полосатыми домоткаными дорожками, а на полочке старомодного дивана
гордо шествовала вереница не менее старомодных белых слоников, которые,
говорят, приносят счастье. Стол, стулья и буфет - тоже не новые -
дополняли обстановку комнаты, еще, правда, низкий комод в углу - все это
не свидетельствовало о достатке Марии Сидоровны. Но тут было и нечто
впечатляющее, я сначала не понял, что именно, и, только усевшись на диване
под слониками и осмотревшись, увидел, что комната буквально сверкала
чистотой: нигде ни пылинки, стены недавно побелены, пол натерт мастикой.
Мне стало неудобно за не очень-то чистые босоножки, и я инстинктивно
поджал ноги. Старушка заметила это и успокоила:
- Не беспокойтесь, прошу вас, сегодня еще не убирали.
Как тут можно еще убирать и зачем, мне было совершенно непонятно,
однако я почувствовал некоторое облегчение и поставил ноги на дорожку.
Бабушка стала в дверях, ведущих в соседнюю комнату, оперлась на косяк
и выжидательно смотрела на нас. Я кашлянул в кулак и неопределенно
спросил:
- Как живете?
- Теперь хорошо живем, - оживилась она. - Теперь все прошло. Это
когда наш озорник болел, набрались страху.
- Внук болезненный?
- Сказали, что прошло. Да как будто проходит, а зимой едва богу душу
не отдал. Скарлатина, а потом простудился. Как в декабре начал болеть, так
почти два месяца. А у нас на хуторе какие врачи? Врачи в соседнем селе, и
пока приедут...
- Почему же сюда не привезли? - вполне резонно возразил Горлов. -
Кого-кого, а врачей тут... Целый институт рядом.
- Правду говорите, но ведь и везти не разрешили. Ему, озорнику,
только шесть исполнилось, худой, в чем только душа держится, а... морозы,
с нашего хутора только автобусом. Маричка работу бросила, ко мне
переехала, мы вдвоем и выходили.
Горлов оглянулся на меня: тут тоже все было понятно, но я спросил:
- И ваша дочь никуда не ездила зимой?
- Я же говорю: работу бросила. Как-то выкрутились, борова закололи и
на мясо продали. Два месяца без работы, откуда денег взять? И все же,
когда ребенок болен...
- И совсем не болен! - послышался тоненький голосок из соседней
комнаты. - Я гулять хочу!
- Мама что сказала: лежи.
- Вы из какого села? - спросил Горлов.
- Подлески, может, слышали? Если ехать на Дрогобыч, направо от шоссе.
- Слышал, - подтвердил Горлов. Вопросительно посмотрел на меня, я
кивнул, и он встал. - У нас мало времени. Скажите Марии Сидоровне:
участковый инспектор приходил. Дело у нас такое, что терпит. Сигнал
пришел, что комнату сдавать собираетесь, так прошу не забывать о прописке.
- Врут! - категорично возразила старушка. - Ей-богу, врут, это я хату
собираюсь продавать и - в город. Трудно мне, и мы с Маричкой так решили.
- Правильно решили, - одобрил Горлов.
Из-за спины бабушки выглянул действительно худенький - одни глаза -
светловолосый мальчик.
- А вы, дядя, правда милиционер? - спросил он.
- Кыш отсюда! - рассердилась старушка. - С ума сойти можно с этим
ребенком. Сейчас ремня дам!..
- Вот и не дашь! - Он зашлепал босиком обратно. - Дядя милиционер
тебе не позволит.
- Умный, - улыбнулась старушка, и в этой улыбке светилось столько
доброты, что даже мрачному человеку было бы понятно: тут живут только
ребенком.
- А отец? - уже на балконе не очень тактично поинтересовался Горлов у
старушки.
- Шкуродер он, а не отец, - с горечью ответила она. - Где-то на
Севере обретается, чтобы этих алиментов не платить. Но Маричка сама себе
хозяйка, да и хату продадим. Как-нибудь наладится.
- Ничего, найдет еще себе мужа.
- Я и говорю ей, дурехе, - оживилась старушка. - Да обожглась, ни на
кого и не смотрит. Не хочу, говорит, сыну отчима - и все.
Старушка перегнулась через перила балкона и смотрела нам вслед, пока
мы спускались по лестнице, даже махнула рукой.
- Душевная старуха, - сказал Горлов. - На таких бабушках мир
держится. В Подлески звонить?
- Подождем.
- И я так считаю.
Непейвода все понял по выражению наших лиц и предложил:
- Давайте сперва к Луговой. Все же точно знаем, что ездила в
Днепропетровск. А оттуда до Кривого Рога рукой подать.
Луговая жила в конце Пекарской, и по нашему плану мы должны были
заглянуть к ней напоследок. Если, конечно, раньше не выйдем на след
Пашкевича.
- Не горячись, - возразил Горлов.
- Уже дважды - пустой номер.
- Пустые номера вытаскивают дураки, а мы ходили к хорошим людям, и
хорошо, что не нашли у них бандита.
- Будто он не может обдурить порядочных!
- Ты прав, но ведь ты не ходил с нами...
Я поддержал Горлова:
- Планы менять не будем.
Мы знали, что Мария Константиновна Товкач занимает комнату в
коммунальной квартире, в трех других жила семья учителя Дичковского.
Поэтому не удивились, когда нам открыл дверь пожилой седой человек в
домашней куртке.
- Марийку? - спросил он. - А ее нет дома.
- Скоро будет? - спросил Непейвода,
- Вряд ли. Поехала купаться на Комсомольское озеро.
Я взял Непейводу за локоть, давая понять, что беру инициативу на
себя. Мы были в штатском, и Дичковский не мог знать, с кем разговаривает.
- Жаль, - сказал я совершенно искренне, - так хотелось повидаться. Мы
познакомились в Немирове, и она приглашала...
- Так вы вместе отдыхали! - почему-то обрадовался учитель. - Зайдите
вечером, Марийка обещала вернуться в шесть. Вы не Андрий?
Выходит, Мария Товкач познакомилась в Немирове с каким-то Андрием, и
Дичковский знает об этом. А если девушка доверяет ему сердечные тайны, то
учитель должен быть в курсе всех ее дел. По крайней мере, знать, где она
была во второй половине января.
- Нет, меня зовут Сергеем, - ответил я. - А вы не знаете, Мария
ездила после Немирова в Кривой Рог?
- Какой Кривой Рог? Зачем?
- Так они же договаривались встретиться в Кривом Роге, - беспардонно
плел я. - Разве не говорила?
- Впервые слышу.
- Значит, не ездила. Точно знаете? - Моему нахальству позавидовал бы
самый последний пройдоха. - Может, поехала, не сказав вам?
- Но мы же встречались каждый день!
- В январе? После Немирова?
- Да, Марийка никуда не уезжала из Львова.
Вот об этом-то мне и надо было узнать. Теперь я должен потихоньку
отступить.
- Жаль, - сокрушенно вздохнул я, - жаль, что так случилось. Передайте
Марийке привет. Скажите, от Сергея.
- Но ведь в шесть...
- Мы проездом, и в пять вылетаем. Извините, приятно было
познакомиться.
Я пожал руку учителю и сбежал вслед за Непейводой по лестнице.
Теперь оставалась последняя Мария.
Мария Петровна Луговая! И она была в Днепропетровске в январе и,
должно быть, в Кривом Роге.
Правда, работала Луговая на автобусном заводе и к продовольственным
товарам не имела никакого отношения, однако сестра Пашкевича могла и
ошибиться.
Еще вчера мы условились с Непейводой, что к Луговой пойдем под видом
представителей жэка, интересующихся сохранением жилого фонда. Старший
лейтенант взял даже соответствующее удостоверение, но оно не понадобилось
- Мария Петровна открыла нам сразу, будто ждала гостей, и сразу же
пригласила заходить. Жила она в старом доме, в просторной квартире, - даже
прихожая не уступала современной малогабаритной комнате, а в кухне вообще
можно было устраивать танцы.
Непейвода объяснил причину нашего посещения, и Мария Петровна
забеспокоилась и несколько встревожилась.
- Собираемся делать ремонт, - сказала она, - а мастеров нет. Квартира
большая, высота, видите, четыре метра, придут, посмотрят и убегают.
Говорят, удобнее ремонтировать квартиры в новых домах, там с табуретки
потолок достанешь, а тут, пока побелишь, семь потов сойдет... - Выпалив
всю эту тираду, Луговая почему-то застеснялась и покраснела. Отступила,
давая нам возможность осмотреться.
Выглядела Мария Петровна несколько старше своих двадцати девяти, а
может, это только показалось мне, потому что женщина была довольно
солидная и вполне вписывалась в свою просторную квартиру. Брюнетка, с
большим бюстом и полоской пушка над губой, она, казалось, должна была быть
женщиной боевой и настойчивой, но вместо этого краснела и стеснялась, как
старшеклассница.
Непейвода обошел прихожую, зачем-то колупнул грязноватую стену и
констатировал:
- Да, ремонт нужен. Профилактический...
- Говорили, в жэке есть мастера... - осмелилась вставить Луговая.
- Да... Да... - не обратил внимание на ее просительные интонации
Непейвода. Заглянул на кухню. - Недавно белили? - спросил он.
- Вместе с матерью. В прошлом году, - ответила она, как бы извиняясь
за такую самодеятельность.
- Неплохо, - похвалил участковый. Заглянул в ванную и туалет. - В
среднем состоянии.
Он направился в комнаты, за ним я, завершала этот полуторжественный
обход Мария Петровна.
Первая комната - большая, с лепным потолком и узорчатым паркетом с
прожилками черного дерева - была несколько запущена. Обои, красивые
набивные обои желтого цвета, потемнели, должно быть, потому, что в доме
сохранилось печное отопление и дым все же попадал в комнату.
- И тут - профилактический! - сурово произнес Непейвода. - С вами,
гражданочка, еще кто-то живет? Кажется мать?
Он спросил это так, будто обвинял Луговую в разбазаривании жилой
площади: мол, вдвоем могли бы приютиться и в меньшей квартире.
Мария Петровна сразу уловила этот подтекст и возразила:
- Нет, еще муж.
- Какой муж? - резко повернулся к ней старший лейтенант. - Согласно
домовой книге...
- А мы только позавчера поженились, - заметила она.
- Позавчера? - Непейвода метнул на меня быстрый взгляд: значит,
Пашкевич тут, и сейчас будем брать его.
Я спросил:
- Почему не прописали мужа?
Она ответила со счастливой улыбкой:
- Я же говорю: только позавчера поженились. Не успели.
- Непорядок... - пробормотал Непейвода. Он занял удобную позицию у
двери, ведущей в соседнюю комнату. - Муж дома?
- Конечно. - Заглянула в дверь, позвала: - Иди сюда, котик, тут
пришли из жэка, ремонтом интересуются.
За дверью послышалось басовитое покашливанье: я быстро обошел
Луговую, став слева от дверей.
Мария Петровна удивленно посмотрела на меня и отступила. Отступил и
я, отступил невольно, потому что надеялся увидеть лысого Пашкевича, знал
его как свои пять пальцев, а в дверях появился высокий патлатый молодой
человек в майке, коренастый, как кузнец, с волосатой грудью.
- Добрый день, - прогудел он басом и протянул мне огромную ладонь.
Пожал крепко и отрекомендовался: - Володя. Владимир Козлов, значит.
Я пробормотал в ответ нечто невнятное: никак не мог опомниться. Ведь
уже держал в руках Пашкевича, уже почти поймал его, проклятого бандюгу, а
тут... Володя.
Володя обменялся рукопожатием и с Непейводой, извинился:
- Я с ночной смены, вот и позволил себе немножко покимарить.
- Тоже на автобусном? - поинтересовался Непейвода.
- Угу, мы с Машей вместе.
Володя нежно посмотрел на жену. Еще не привык к роли мужа, провел
рукой по своей груди и застеснялся.
- Извините, я без рубашки... А вы относительно ремонта?
- Осматриваем жилой фонд, - уклончиво ответил Непейвода.
- Ремонт сделаем, - заверил Володя. - В ближайшее время.
- И прописаться, - заметил участковый. - Паспорт есть?
- Сейчас... - Володя исчез в комнате и тут же вернулся с паспортом. -
Вот прошу: штамп и все как полагается.
Непейвода полистал странички, вернул Володе документ. Мне показалось,
что он сейчас вытянется и козырнет, как и требуется от участкового. От
этой мысли почему-то стало весело, я сразу почувствовал облегчение: черт с
ним, с Пашкевичем, тут - хорошая новая семья, два счастливых человека! А
лысого все равно поймаем...
Непейвода и Горлов не разделяли моего оптимизма; мы стояли возле дома
Луговой, и лица участковых были растерянные.
- Что будем делать? - полюбопытствовал наконец Горлов.
Я вспомнил уверенность, с которой сестра Пашкевича говорила о
Марии-львовяночке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
вечером или, самое позднее, завтра утром сможем получить сообщение из
Яремчи - действительно ли Мария Васильевна находилась там во второй
половине января, именно тогда, когда Пашкевич познакомился со своей
"львовяночкой".
Я встал.
- Если можно, стакан воды, - попросил Труфинову.
Она взяла из серванта стакан - дешевую подделку под хрусталь - и
направилась в кухню.
Я пошел за Марией Васильевной: пить, собственно, совсем не хотелось,
с отвращением думал о тепловатой хлорированной воде из-под крана. Но ведь
должен осмотреть всю квартиру.
Пока Труфинова спускала воду, чтобы стала холоднее, я успел заглянуть
в ванную. Мне хватило буквально секунды - все же глаз у меня
тренированный, - чтобы установить: мужчиной тут и не пахнет. Нет второй
зубной щетки, бритвы, помазка или тюбика с кремом для бритья.
Я совсем успокоился и поспешил в кухню, где уже с удовольствием
опорожнил стакан, потому что Мария Васильевна догадалась бросить в него
кубик льда.
Труфинова мне понравилась, и я искренне порадовался, что это не она
сошлась с Пашкевичем - искалечил бы жизнь такой хорошей девушке. Спросил,
будто ничего не знал о ней:
- Работаете или учитесь?
- Сразу и то и другое.
- Заочно?
- В торгово-экономическом. А работаю продавщицей.
Я поблагодарил за воду, и мы с Горловым распрощались с симпатичной
продавщицей, которая в недалеком будущем, почему-то у меня возникла
твердая уверенность в этом, станет по крайней мере директором гастронома.
- Запрос в Яремчу? - Это были первые слова, произнесенные Горловым на
улице.
Мне понравилась сметливость участкового: симпатия симпатией, а наша
работа требует фактов, эмоции могут и подвести.
- Да, позвоните Крушельницкому, - подтвердил я.
Пока старший лейтенант бегал к телефону-автомату, мы с Непейводой
медленно поплелись по Пекарской.
Дом, где жила следующая Мария - Мария Сидоровна Сатаневич, - стоял на
противоположной стороне улицы. Это тоже был участок Горлова, и Непейвода
опять-таки остался подстраховывать нас у ворот.
В Киеве, да и вообще в восточной Украине нет таких домов - с длинными
сплошными балконами, куда выходят двери из квартир. Пять дверей на
железном балконе, за каждой - квартира, все как-то оголено, должно быть,
тут каждый знает, что делается у соседа, по крайней мере незаметно войти в
квартиру невозможно.
Составляя график наших сегодняшних "культпоходов к Мариям", как
окрестил их Непейвода, мы специально решили в первой половине дня посетить
Сатаневич. Позвонив вчера в кулинарный цех ресторана, узнали, что Мария
Сидоровна заболела и уже третий день не работает. Думали, что застанем ее
дома.
Звонка не было, и Горлов постучал в обитую желтым дерматином дверь.
Никто не откликнулся, старший лейтенант постучал сильнее, лишь тогда
послышалось какое-то шуршание, дверь осторожно приоткрылась, и в щель
выглянула пожилая женщина в платке. Это была не Мария Сидоровна, той едва
исполнилось тридцать, и Горлов спросил:
- Можем ли повидать Марию Сидоровну Сатаневич?
Видно, милицейская форма не встревожила старуху, наоборот, успокоила
- она сняла с двери цепочку, вышла на балкон и приветливо ответила,
приложив руку к сердцу.
- Очень извиняюсь, но Марички нет. Побежала на базар.
- А нам сказали, что она больна.
- Так это же Юрко, озорник! - всплеснула она ладонями. - Мы все
перепугались: весь горит, дотронуться страшно... Слава богу, отпустило
уже, и Маричка побежала на базар за курицей. Супы ему варить.
Всю эту информацию бабушка произнесла без остановки, и я подумал, что
мы, ожидая Марию Сидоровну, сможем получить бесчисленное количество
интересных и полезных сведений.
Я толкнул в бок старшего лейтенанта, и он совершенно официально
сказал:
- Мы должны поговорить с гражданкой Сатаневич. Скоро вернется?
- Да скоро уже, скоро... - засуетилась старушка. - Очень прошу,
заходите в комнату.
В комнаты вел длинный и узкий коридор, дверь слева была открыта, и я,
воспользовавшись тем, что Горлов пропустил бабушку вперед, заглянул туда.
Плита с кипящим чайником, стол и простой шкафчик с посудой, на стенах
развешаны обычные кухонные причиндалы, на столе миска с начищенной
картошкой. Очевидно, для супа этому озорнику, как сообщила бабушка.
Первая комната была большой, длинной и темноватой. Пол почти сплошь
застлан полосатыми домоткаными дорожками, а на полочке старомодного дивана
гордо шествовала вереница не менее старомодных белых слоников, которые,
говорят, приносят счастье. Стол, стулья и буфет - тоже не новые -
дополняли обстановку комнаты, еще, правда, низкий комод в углу - все это
не свидетельствовало о достатке Марии Сидоровны. Но тут было и нечто
впечатляющее, я сначала не понял, что именно, и, только усевшись на диване
под слониками и осмотревшись, увидел, что комната буквально сверкала
чистотой: нигде ни пылинки, стены недавно побелены, пол натерт мастикой.
Мне стало неудобно за не очень-то чистые босоножки, и я инстинктивно
поджал ноги. Старушка заметила это и успокоила:
- Не беспокойтесь, прошу вас, сегодня еще не убирали.
Как тут можно еще убирать и зачем, мне было совершенно непонятно,
однако я почувствовал некоторое облегчение и поставил ноги на дорожку.
Бабушка стала в дверях, ведущих в соседнюю комнату, оперлась на косяк
и выжидательно смотрела на нас. Я кашлянул в кулак и неопределенно
спросил:
- Как живете?
- Теперь хорошо живем, - оживилась она. - Теперь все прошло. Это
когда наш озорник болел, набрались страху.
- Внук болезненный?
- Сказали, что прошло. Да как будто проходит, а зимой едва богу душу
не отдал. Скарлатина, а потом простудился. Как в декабре начал болеть, так
почти два месяца. А у нас на хуторе какие врачи? Врачи в соседнем селе, и
пока приедут...
- Почему же сюда не привезли? - вполне резонно возразил Горлов. -
Кого-кого, а врачей тут... Целый институт рядом.
- Правду говорите, но ведь и везти не разрешили. Ему, озорнику,
только шесть исполнилось, худой, в чем только душа держится, а... морозы,
с нашего хутора только автобусом. Маричка работу бросила, ко мне
переехала, мы вдвоем и выходили.
Горлов оглянулся на меня: тут тоже все было понятно, но я спросил:
- И ваша дочь никуда не ездила зимой?
- Я же говорю: работу бросила. Как-то выкрутились, борова закололи и
на мясо продали. Два месяца без работы, откуда денег взять? И все же,
когда ребенок болен...
- И совсем не болен! - послышался тоненький голосок из соседней
комнаты. - Я гулять хочу!
- Мама что сказала: лежи.
- Вы из какого села? - спросил Горлов.
- Подлески, может, слышали? Если ехать на Дрогобыч, направо от шоссе.
- Слышал, - подтвердил Горлов. Вопросительно посмотрел на меня, я
кивнул, и он встал. - У нас мало времени. Скажите Марии Сидоровне:
участковый инспектор приходил. Дело у нас такое, что терпит. Сигнал
пришел, что комнату сдавать собираетесь, так прошу не забывать о прописке.
- Врут! - категорично возразила старушка. - Ей-богу, врут, это я хату
собираюсь продавать и - в город. Трудно мне, и мы с Маричкой так решили.
- Правильно решили, - одобрил Горлов.
Из-за спины бабушки выглянул действительно худенький - одни глаза -
светловолосый мальчик.
- А вы, дядя, правда милиционер? - спросил он.
- Кыш отсюда! - рассердилась старушка. - С ума сойти можно с этим
ребенком. Сейчас ремня дам!..
- Вот и не дашь! - Он зашлепал босиком обратно. - Дядя милиционер
тебе не позволит.
- Умный, - улыбнулась старушка, и в этой улыбке светилось столько
доброты, что даже мрачному человеку было бы понятно: тут живут только
ребенком.
- А отец? - уже на балконе не очень тактично поинтересовался Горлов у
старушки.
- Шкуродер он, а не отец, - с горечью ответила она. - Где-то на
Севере обретается, чтобы этих алиментов не платить. Но Маричка сама себе
хозяйка, да и хату продадим. Как-нибудь наладится.
- Ничего, найдет еще себе мужа.
- Я и говорю ей, дурехе, - оживилась старушка. - Да обожглась, ни на
кого и не смотрит. Не хочу, говорит, сыну отчима - и все.
Старушка перегнулась через перила балкона и смотрела нам вслед, пока
мы спускались по лестнице, даже махнула рукой.
- Душевная старуха, - сказал Горлов. - На таких бабушках мир
держится. В Подлески звонить?
- Подождем.
- И я так считаю.
Непейвода все понял по выражению наших лиц и предложил:
- Давайте сперва к Луговой. Все же точно знаем, что ездила в
Днепропетровск. А оттуда до Кривого Рога рукой подать.
Луговая жила в конце Пекарской, и по нашему плану мы должны были
заглянуть к ней напоследок. Если, конечно, раньше не выйдем на след
Пашкевича.
- Не горячись, - возразил Горлов.
- Уже дважды - пустой номер.
- Пустые номера вытаскивают дураки, а мы ходили к хорошим людям, и
хорошо, что не нашли у них бандита.
- Будто он не может обдурить порядочных!
- Ты прав, но ведь ты не ходил с нами...
Я поддержал Горлова:
- Планы менять не будем.
Мы знали, что Мария Константиновна Товкач занимает комнату в
коммунальной квартире, в трех других жила семья учителя Дичковского.
Поэтому не удивились, когда нам открыл дверь пожилой седой человек в
домашней куртке.
- Марийку? - спросил он. - А ее нет дома.
- Скоро будет? - спросил Непейвода,
- Вряд ли. Поехала купаться на Комсомольское озеро.
Я взял Непейводу за локоть, давая понять, что беру инициативу на
себя. Мы были в штатском, и Дичковский не мог знать, с кем разговаривает.
- Жаль, - сказал я совершенно искренне, - так хотелось повидаться. Мы
познакомились в Немирове, и она приглашала...
- Так вы вместе отдыхали! - почему-то обрадовался учитель. - Зайдите
вечером, Марийка обещала вернуться в шесть. Вы не Андрий?
Выходит, Мария Товкач познакомилась в Немирове с каким-то Андрием, и
Дичковский знает об этом. А если девушка доверяет ему сердечные тайны, то
учитель должен быть в курсе всех ее дел. По крайней мере, знать, где она
была во второй половине января.
- Нет, меня зовут Сергеем, - ответил я. - А вы не знаете, Мария
ездила после Немирова в Кривой Рог?
- Какой Кривой Рог? Зачем?
- Так они же договаривались встретиться в Кривом Роге, - беспардонно
плел я. - Разве не говорила?
- Впервые слышу.
- Значит, не ездила. Точно знаете? - Моему нахальству позавидовал бы
самый последний пройдоха. - Может, поехала, не сказав вам?
- Но мы же встречались каждый день!
- В январе? После Немирова?
- Да, Марийка никуда не уезжала из Львова.
Вот об этом-то мне и надо было узнать. Теперь я должен потихоньку
отступить.
- Жаль, - сокрушенно вздохнул я, - жаль, что так случилось. Передайте
Марийке привет. Скажите, от Сергея.
- Но ведь в шесть...
- Мы проездом, и в пять вылетаем. Извините, приятно было
познакомиться.
Я пожал руку учителю и сбежал вслед за Непейводой по лестнице.
Теперь оставалась последняя Мария.
Мария Петровна Луговая! И она была в Днепропетровске в январе и,
должно быть, в Кривом Роге.
Правда, работала Луговая на автобусном заводе и к продовольственным
товарам не имела никакого отношения, однако сестра Пашкевича могла и
ошибиться.
Еще вчера мы условились с Непейводой, что к Луговой пойдем под видом
представителей жэка, интересующихся сохранением жилого фонда. Старший
лейтенант взял даже соответствующее удостоверение, но оно не понадобилось
- Мария Петровна открыла нам сразу, будто ждала гостей, и сразу же
пригласила заходить. Жила она в старом доме, в просторной квартире, - даже
прихожая не уступала современной малогабаритной комнате, а в кухне вообще
можно было устраивать танцы.
Непейвода объяснил причину нашего посещения, и Мария Петровна
забеспокоилась и несколько встревожилась.
- Собираемся делать ремонт, - сказала она, - а мастеров нет. Квартира
большая, высота, видите, четыре метра, придут, посмотрят и убегают.
Говорят, удобнее ремонтировать квартиры в новых домах, там с табуретки
потолок достанешь, а тут, пока побелишь, семь потов сойдет... - Выпалив
всю эту тираду, Луговая почему-то застеснялась и покраснела. Отступила,
давая нам возможность осмотреться.
Выглядела Мария Петровна несколько старше своих двадцати девяти, а
может, это только показалось мне, потому что женщина была довольно
солидная и вполне вписывалась в свою просторную квартиру. Брюнетка, с
большим бюстом и полоской пушка над губой, она, казалось, должна была быть
женщиной боевой и настойчивой, но вместо этого краснела и стеснялась, как
старшеклассница.
Непейвода обошел прихожую, зачем-то колупнул грязноватую стену и
констатировал:
- Да, ремонт нужен. Профилактический...
- Говорили, в жэке есть мастера... - осмелилась вставить Луговая.
- Да... Да... - не обратил внимание на ее просительные интонации
Непейвода. Заглянул на кухню. - Недавно белили? - спросил он.
- Вместе с матерью. В прошлом году, - ответила она, как бы извиняясь
за такую самодеятельность.
- Неплохо, - похвалил участковый. Заглянул в ванную и туалет. - В
среднем состоянии.
Он направился в комнаты, за ним я, завершала этот полуторжественный
обход Мария Петровна.
Первая комната - большая, с лепным потолком и узорчатым паркетом с
прожилками черного дерева - была несколько запущена. Обои, красивые
набивные обои желтого цвета, потемнели, должно быть, потому, что в доме
сохранилось печное отопление и дым все же попадал в комнату.
- И тут - профилактический! - сурово произнес Непейвода. - С вами,
гражданочка, еще кто-то живет? Кажется мать?
Он спросил это так, будто обвинял Луговую в разбазаривании жилой
площади: мол, вдвоем могли бы приютиться и в меньшей квартире.
Мария Петровна сразу уловила этот подтекст и возразила:
- Нет, еще муж.
- Какой муж? - резко повернулся к ней старший лейтенант. - Согласно
домовой книге...
- А мы только позавчера поженились, - заметила она.
- Позавчера? - Непейвода метнул на меня быстрый взгляд: значит,
Пашкевич тут, и сейчас будем брать его.
Я спросил:
- Почему не прописали мужа?
Она ответила со счастливой улыбкой:
- Я же говорю: только позавчера поженились. Не успели.
- Непорядок... - пробормотал Непейвода. Он занял удобную позицию у
двери, ведущей в соседнюю комнату. - Муж дома?
- Конечно. - Заглянула в дверь, позвала: - Иди сюда, котик, тут
пришли из жэка, ремонтом интересуются.
За дверью послышалось басовитое покашливанье: я быстро обошел
Луговую, став слева от дверей.
Мария Петровна удивленно посмотрела на меня и отступила. Отступил и
я, отступил невольно, потому что надеялся увидеть лысого Пашкевича, знал
его как свои пять пальцев, а в дверях появился высокий патлатый молодой
человек в майке, коренастый, как кузнец, с волосатой грудью.
- Добрый день, - прогудел он басом и протянул мне огромную ладонь.
Пожал крепко и отрекомендовался: - Володя. Владимир Козлов, значит.
Я пробормотал в ответ нечто невнятное: никак не мог опомниться. Ведь
уже держал в руках Пашкевича, уже почти поймал его, проклятого бандюгу, а
тут... Володя.
Володя обменялся рукопожатием и с Непейводой, извинился:
- Я с ночной смены, вот и позволил себе немножко покимарить.
- Тоже на автобусном? - поинтересовался Непейвода.
- Угу, мы с Машей вместе.
Володя нежно посмотрел на жену. Еще не привык к роли мужа, провел
рукой по своей груди и застеснялся.
- Извините, я без рубашки... А вы относительно ремонта?
- Осматриваем жилой фонд, - уклончиво ответил Непейвода.
- Ремонт сделаем, - заверил Володя. - В ближайшее время.
- И прописаться, - заметил участковый. - Паспорт есть?
- Сейчас... - Володя исчез в комнате и тут же вернулся с паспортом. -
Вот прошу: штамп и все как полагается.
Непейвода полистал странички, вернул Володе документ. Мне показалось,
что он сейчас вытянется и козырнет, как и требуется от участкового. От
этой мысли почему-то стало весело, я сразу почувствовал облегчение: черт с
ним, с Пашкевичем, тут - хорошая новая семья, два счастливых человека! А
лысого все равно поймаем...
Непейвода и Горлов не разделяли моего оптимизма; мы стояли возле дома
Луговой, и лица участковых были растерянные.
- Что будем делать? - полюбопытствовал наконец Горлов.
Я вспомнил уверенность, с которой сестра Пашкевича говорила о
Марии-львовяночке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14