— Что бы с вами ни случилось, она будет вручена до наступления ночи.
— Что?! — Мендвилл вскочил на ноги. — Вы нарушаете уговор!
— Нет. Я с вами пока ни о чем не договаривался. Однако мне необходимо подумать над своим выбором. Мне требуется время, чтобы поразмыслить.
Мендвилл глубоко вздохнул. Он даже чуть-чуть улыбнулся.
— Вы меня надули, — посетовал он, но беззлобно.
— Может быть, и нет, — ответил Лэтимер. — В лучшем случае я, вероятно, получил отсрочку. Вы будете извещены… Уведите арестованного, — сказал он вошедшему Миддлтону, — он задержан до следующего допроса.
— Пройдемте, сэр. За дверью — направо.
Мендвилл снова преобразился в квакера Нилда с подшаркивающей походкой и выговором через нос.
— О, нет, друг. Уверяю, я ничего не знаю о твоих военных приказах.
Он ушел, и Лэтимер остался наедине со своими мыслями.
Глава XI. Via crucisnote 40
Не нужно иметь богатого воображения, чтобы повторить путь, по которому Гарри Лэтимер мысленно поднимался на Голгофу. Все, чем он дорожил, отныне было растоптано.
В этот час он забыл о войне, о том, что враг стоит у ворот, о грозной опасности, нависшей над Чарлстоном. Вновь и вновь мучительно вглядывался он в свое прошлое, и оно затмило мысли о настоящем; настоящее на время перестало существовать.
Оставшись в библиотеке один, он вспоминал начало своей семейной жизни, ссоры с Миртль, отравлявшие их существование до того самого дня, когда в битве за форт Салливэн он решил, что лучшим выходом из положения будет его смерть. В ушах снова звучали в сердцах вырвавшиеся слова жены: «О, зачем я только вышла за тебя! Я десять лет жизни отдала бы, если бы это можно было исправить!»
Он вспомнил, как она молча признала, что согласилась на замужество из жалости, либо для успокоения своей совести, лишь бы вынудить его уехать. Ведь он обнаружил тогда какую-то связь между нею и Мендвиллом, поэтому упорно не желал бежать из Чарлстона, несмотря на маячившую впереди петлю.
Он вернулся еще дальше в прошлое, к тому дню, когда в Фэргроуве Гарри своими глазами видел такие доказательства, какими только глупец мог впоследствии пренебречь.
О, все было ясно и прозрачно до омерзения. Вся его супружеская жизнь — ложь на лжи; ее любовь — сплошное бесстыдное притворство; их ребенок… О Боже! Их ребенок родился не в счастливом браке, а в издевательской пародии на брак.
Лэтимер обхватил голову руками. Перед закрытыми глазами проплывали райские картины жизни благодушного недоумка. И вот их окончательная цена, вот расплата за самообман. Все дело в том, что любила-то она всегда одного Мендвилла. Может быть, даже и замуж-то вышла, чтобы спасти не только его, но и Мендвилла тоже. Гарри ведь предупредил ее, в каком опасном положении окажутся Мендвилл и лорд Уильям, если попытаются его повесить.
Но пусть все-таки единственным мотивом было чувство жалости — она потом открыто раскаивалась в своем поступке. Раскаяние неизбежно, когда за один-единственный порыв приходится расплачиваться всю жизнь. Она неоднократно сокрушалась по этому поводу, причем столь явно, что опять-таки нужно было быть таким круглым идиотом, как он, чтобы забыть ее упреки и поддаться новым лживым уверениям в любви. Его оправдывает лишь то, что он был тогда на волосок от смерти.
Ясно, что все это время она любила Мендвилла. Не нужно новых горьких доказательств — хватит тех, что имеются. Пожалуйста — ее примирение с отцом по времени совпало с приездом Мендвилла. Разве это не доказывает, что они состояли в постоянной переписке? Вся эта история с болезнью сэра Эндрю — очередная выдумка с целью обвести его вокруг пальца. И пока Мендвилл жил здесь под чужой личиной, она ежедневно виделась с ним у отца. Она встречалась с врагом своего мужа. Могло ли ее предательство ограничиться только встречами с ним? Недаром Мендвилл намекнул, что она передавала ему информацию, собранную по крохам в штаб-квартире Молтри. Если она предала мужа в одном, то что ей стоило предать его и в другом? К тому же, не надо забывать, что она была воспитана в традициях верности короне, и ее измена интересам колоний — сущая безделица по сравнению с изменой влюбленному простофиле-мужу, который так безоглядно ей доверял.
Если вдуматься, и тут в доказательствах нет недостатка. Чем не доказательство ее признание Молтри, что она встречала Нилда — вынужденное, как он теперь понял, признание, потому что отрицательный ответ вызвал бы дополнительные вопросы и был чреват разоблачением. И разве можно хоть на мгновение поверить, что она не узнала в Нилде Мендвилла? Даже если допустить, что Мендвилл и ее дьявольски коварный отец состояли в заговоре и через нее подстраивали ему ловушку — разве не начали бы они с того, что открыли бы ей, кто такой Нилд? Короче говоря, так или иначе, но она не могла этого не знать. И, зная, Миртль продолжала встречаться с Мендвиллом в отцовском доме. Будь она честной, она сразу сообщила бы о нем губернатору или, на худой конец, Гарри после его возвращения, останься у нее хоть капелька прежней привязанности. Но она погрязла во лжи — сначала тем, что промолчала, затем солгала, отвечая Молтри. И сегодня, когда он час назад застал их вместе в этой комнате, она снова солгала ему и своим поведением, и речью. Она — соучастница Мендвилла. А стала бы она соучастницей, если бы дорожила жизнью и честью Гарри, жизнью всех жителей города? Выходит, Мендвилл значит для нее много больше.
Все улики были налицо, и безжалостная правда заставила Лэтимера содрогнуться…
Дневной свет померк. Обеспокоенная Миртль пошла на поиски мужа и обнаружила его все еще сидящим в библиотеке.
— Гарри!
При звуке ее голоса он испуганно вскочил, как человек, которого внезапно разбудили. Упреки и обличения готовы были сорваться с его уст, но остались непроизнесенными. В тот краткий промежуток времени, когда она приближалась к нему, Лэтимер передумал. Он принял новое решение — хитростью раскрыть всю правду до конца.
«Правду!» — зло рассмеялся он про себя. Как будто за последний час он не пресытился до тошноты этой гнусной правдой! Ладно, тогда он сыграет на этой ее отвратительной самоуверенности; посмотрим, какова глубина ее позора и подлости.
— Гарри, что ты здесь делаешь? Уже темнеет. — В ее милом голосе, так ласкающем слух, звенело беспокойство.
Но Лэтимер догадывался о подлинной причине ее тревоги. Он зевнул и потянулся.
— А?.. Я, должно быть, заснул, — выговорил он сонно.
Услыхав затаенный вздох облегчения, он понял, о чем она подумала. Раз Гарри был в состоянии заснуть после разговора с мистером Нилдом, значит, все в порядке, волноваться не о чем.
— Бедный Гарри! — Голос ее был полон нежности и заботы. — Ты так устал. Я рада, что ты чуть-чуть поспал.
— Да, — пробормотал он, — да. Если бы в полдень не заявился этот окаянный квакер, я отдохнул бы как следует. Видит Бог, мне это необходимо.
— Что ты с ним сделал? С мистером Нилдом? — небрежно спросила Миртль, и Лэтимер проклял ее в душе за предательство.
— Задержал, — ответил он коротко.
— Ты его задержал? — Ее тон теперь не был небрежным — скорее испуганным. — Но почему?
— Приказ Ратледжа, только и всего.
— У него есть какие-то основания?
— Никаких, насколько мне известно. Но Ратледжу вздумалось подержать его в каталажке на всякий случай — а вдруг он все-таки шпион? Ратледж хочет полностью исключить риск передачи сведений врагу. — Лэтимер сел и закинул ногу за ногу. Миртль осталась стоять, вцепившись пальцами в край стола. — «Она не выдерживает, — подумал он, — ее выдает дрожь в ногах».
— Но… ты… как ты думаешь — он шпион?
Гарри непринужденно засмеялся.
— Судя по голосу, тебя бы это потрясло. Но нет, нет, документы этого парня в порядке, он похож на того, за кого себя выдает. Но мы задержим его до тех пор, пока это просто не будет больше иметь никакого значения, вот и все. Однако…
— Да? — сказала Миртль. Он не отвечал, словно впал в глубокую задумчивость. — Однако — что? — напомнила она.
Он сделал вид, что стряхнул с себя задумчивость, и взглянул на жену. Ее лицо смутно выделялось в сумеречном свете.
— Я не могу отделаться от ощущения, что этот парень не тот, за кого себя выдает. Ты знаешь, Миртль, в нем есть что-то до странности знакомое. Но это что-то все время ускользает от меня. Кого-то он мне напоминает, но я никак не могу вспомнить, кого. Скажи, у тебя не возникло такого же ощущения?
— У меня? Нет, — ответила она громче, чем хотела. — Нет.
— Но ты же его неоднократно видела.
— Я? — воскликнула она снова; было похоже, что она и на этот раз собирается все отрицать.
— Ну да, — ответил он, — у твоего отца.
— Ах, да, конечно. Я встречала его там пару раз.
— И ты, конечно, говорила с ним.
— Нет… совсем немного.
— Нет? Ну, хорошо, но… ведь ты пробыла с ним здесь перед моим приходом четверть часа или даже больше. Должна же ты была о чем-то с ним беседовать и как-то его разглядеть?
— Да, конечно. — Неестественный голос выдавал ее напряжение; ей стало трудно им управлять.
— И за все время ты не заметила в этом человеке ничего такого, что напомнило бы тебе кого-нибудь?
Она издала нервный смешок.
— Разумеется, нет. У тебя разыгралась фантазия, Гарри.
— А, да ладно! — Он вздохнул и встал. — Может, и так. — И очень небрежно, будто подшучивая над нею, спросил: — Но о чем, ответь мне ради Бога, ты так долго разговаривала с этаким тупицей?
— О чем? — Миртль вроде бы силилась вспомнить, потом хрипловато сказала: — Ох, я и забыла.
— Забыла? — Тон Гарри выражал удивление. — Но постой, Миртль, была же у тебя какая-то причина для разговора с ним, когда Миддлтон сказал, что он здесь. Ее-то ты помнишь?
— Почему… почему ты меня об этом спрашиваешь?
— Но… — он замолчал, словно опешив. — Что удивительного в моих вопросах?
— Нет, нет. Но… Хорошо, если ты так настаиваешь — я хотела узнать новости об отце.
— Ты же только вчера с ним виделась.
— Да, но когда мистер Миддлтон сообщил, что пришел мистер Нилд, я вообразила, что он пришел с каким-нибудь поручением от отца. Я ведь не знала, что это ты за ним послал.
— О, понимаю. И, конечно, вы начали обсуждать причину этого вызова?
— Конечно. Ему это показалось странным. Он недоумевал, что тебе от него понадобилось.
— А потом? Видишь ли, дорогая, я стараюсь разобраться — может быть, что-то промелькнувшее в вашей беседе даст мне какой-нибудь ключ к разгадке. Попытайся вспомнить, о чем вы говорили.
Она потерла лоб, делая вид, что вспоминает, затем нетерпеливо, с нотой раздражения, выпалила:
— О Господи, не могу. Это было так… так скучно! Он разглагольствовал о табаке. Это единственный интересующий его предмет. Он ведь табачный плантатор.
— Ты в этом уверена? Я имею в виду, что он табачный плантатор?
— Ну да, а разве нет?
— Он таковым представляется. Но у меня на этот счет имеются определенные сомнения. А кроме этого ты ничего о нем не знаешь?
— Да что ж я могу знать? — Миртль проявляла все больше раздражения. — Это смешно, Гарри. Я пришла, чтобы позвать тебя к ужину. Генерал Молтри ждет нас.
— Прости меня, дорогая. Я несколько устал и рассеян.
И они вместе направились в столовую — она со страхом, поселившимся в сердце, а он — пылая ненавистью. Он дал ей шанс сознаться, но она отвергла его, отделалась ответами, в которых каждое слово было ложью или замалчиванием правды. И это женщина, которую он любил всем своим существом, его жена, мать его ребенка! Лицемерка! Оставалось только решить, какую тактику выбрать в дальнейшем.
Во время ужина Лэтимер между делом сообщил генералу Молтри, что приходил квакер Нилд, документы его в порядке, но он, согласно приказу Ратледжа, задержан до особого распоряжения.
Молтри добродушно хохотнул. Его позабавил комизм положения квакера; подозрительность Ратледжа казалась генералу еще комичнее.
— Парень попал как кур в ощип. Ну, ничего, зато спокойно выспится под надежной охраной.
Миртль, за которой Гарри искоса наблюдал, была мертвенно бледна и, опустив голову, притворялась, что поглощена едой. Но ему показалось этого мало и он запугал ее еще сильнее. Когда ужин подходил к концу, он неожиданно, самым небрежным тоном, задал вопрос, который поверг ее в панику.
— Миртль, что-то давненько ничего не слышно о твоем кузене Роберте Мендвилле. Что с ним сталось, тебе не известно?
Нож громко звякнул о тарелку. Ужас метался в глазах Миртль, под которыми пролегли глубокие тени.
— Почему… почему ты об этом спрашиваешь?
Лэтимер поднял брови.
— Но… — он выглядел обеспокоенным, — что уж такого необычного в моем вопросе? Чего ты так испугалась?
Она попыталась улыбнуться. Улыбка вышла жалкой.
— Нет, нет, что ты… Просто я себя неважно чувствую, — сказала она жалобно и, собрав последние силы, добавила: — Я все время пугаюсь… этого грохота пушек.
— Бедное дитя, бедное дитя! — сочувственно пробормотал Молтри.
— Понимаю, дорогая, понимаю. — Голос мужа был ласковым и успокаивающим.
— Я спросил потому, что весь вечер меня странным образом преследует мысль о Мендвилле. Бог знает почему. Как будто нет причин его вспоминать. Полагаю, ты ничего о нем не знаешь?
Миртль покачала головой.
— Ничего.
Молтри отодвинул стул и поднялся из-за стола, поставив тем самым точку в разговоре. Впрочем, он и так уже был закончен: Лэтимер не собирался истязать жену до бесконечности.
— Пойдем, Гарри, — поторопил генерал. — Дело не ждет. Полчаса назад я получил от Ратледжа записку. Он уже на укреплениях.
Чтобы усыпить подозрения Миртль, Лэтимер подошел и поцеловал ее. Она встала и на мгновение прижалась к мужу. Он погладил ее по плечу, сказал, что они уходят не надолго, а этой ночью штурма не предвидится, и поспешил вдогонку Молтри.
На пороге его внезапно остановил ее резкий возглас:
— Гарри!
Он обернулся. Она стояла, тяжело оперевшись на стол и смотрела мимо него остановившимся взглядом. Что-то явно не давало ей покоя.
— Я… я хотела… — она осеклась, затем, помедлив, продолжила, — я хотела сказать, береги себя. Я не лягу, пока ты не вернешься.
Лэтимер видел — совсем не то она пыталась сказать — и вышел, уверенный, что Миртль все же хочет вырваться из трясины лжи, в которую погружается все глубже.
Глава XII. Проверка
Всю ночь Лэтимер провел в поле на укреплениях, где в неровном свете множества горящих бочек с дегтем стояли наготове солдаты и офицеры.
Ранним вечером в город с позиций донеслись звуки нескольких пушечных выстрелов. Взбудораженные горожане решили, что началась атака. Однако это была всего лишь нелепая случайность, впрочем, оказавшаяся прямым следствием слишком неограниченных полномочий губернатора Ратледжа. Незадолго до этого происшествия губернатор потребовал отдать под его командование все ополчение, которое он привел из Оринджберга. Обнаружив прошлой ночью брешь в земляном валу, он приказал отряду своих людей под началом майора Хьюджера заделать их. Передвижение отряда вблизи передовой встревожило часовых, охранявших вал и получивших однозначный приказ генерала Молтри стрелять по всякому, кто приблизится в темноте к их позициям. Вообразив, что имеют дело с отрядом противника, часовые произвели несколько смертоносных залпов по движущимся фигурам, а солдаты в траншеях приняли их за сигнал к бою. Беглый огонь из мушкетов и даже из нескольких орудий быстро охватил переднюю линию, шквалом сметая все на открытой местности перед нею.
Суматоха вскоре улеглась, но за это время успели погибнуть майор Хьюджер и двенадцать его солдат. Последовала острая стычка между Молтри и Ратледжем. бригадный генерал требовал положить конец двойному руководству армией, иначе, считал он, поражение неминуемо. Ратледж, подавленный происшествием, уступил гораздо легче, чем можно было от него ожидать.
Другим результатом нелепой гибели храброго и всеми уважаемого Бенджамина Хьюджера стало назначение Тома Айзарда, которому не давала покоя некоторая праздность его нынешнего существования, командиром роты ополченцев.
В три часа утра Молтри и Лэтимер ехали верхом, направляясь к городским воротам. Они возвращались с южного крыла обороны, где саперы все еще спешно достраивали укрепления. Из темноты их окликнул офицер, посланный губернатором. Когда они натянули поводья, он подъехал и сообщил, что его светлость ждет генерала на военный совет.
У ворот они увидели полдюжины офицеров, приглашенных на секретное совещание, в том числе Кристофера Гедсдена. Губернатор сидел на завале, представлявшем собой груду булыжников перед въездом в город; офицеры расположились около него полукругом. Вся группа освещалась красноватым светом пламени горевшего в бочках дегтя. В отдалении, за пределами освещенного участка, наполовину сливаясь с темнотой, стояли с их лошадьми ординарцы.
Молтри и Лэтимер спешились и, оставив своих лошадей ополченцу, присоединились к собранию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Что?! — Мендвилл вскочил на ноги. — Вы нарушаете уговор!
— Нет. Я с вами пока ни о чем не договаривался. Однако мне необходимо подумать над своим выбором. Мне требуется время, чтобы поразмыслить.
Мендвилл глубоко вздохнул. Он даже чуть-чуть улыбнулся.
— Вы меня надули, — посетовал он, но беззлобно.
— Может быть, и нет, — ответил Лэтимер. — В лучшем случае я, вероятно, получил отсрочку. Вы будете извещены… Уведите арестованного, — сказал он вошедшему Миддлтону, — он задержан до следующего допроса.
— Пройдемте, сэр. За дверью — направо.
Мендвилл снова преобразился в квакера Нилда с подшаркивающей походкой и выговором через нос.
— О, нет, друг. Уверяю, я ничего не знаю о твоих военных приказах.
Он ушел, и Лэтимер остался наедине со своими мыслями.
Глава XI. Via crucisnote 40
Не нужно иметь богатого воображения, чтобы повторить путь, по которому Гарри Лэтимер мысленно поднимался на Голгофу. Все, чем он дорожил, отныне было растоптано.
В этот час он забыл о войне, о том, что враг стоит у ворот, о грозной опасности, нависшей над Чарлстоном. Вновь и вновь мучительно вглядывался он в свое прошлое, и оно затмило мысли о настоящем; настоящее на время перестало существовать.
Оставшись в библиотеке один, он вспоминал начало своей семейной жизни, ссоры с Миртль, отравлявшие их существование до того самого дня, когда в битве за форт Салливэн он решил, что лучшим выходом из положения будет его смерть. В ушах снова звучали в сердцах вырвавшиеся слова жены: «О, зачем я только вышла за тебя! Я десять лет жизни отдала бы, если бы это можно было исправить!»
Он вспомнил, как она молча признала, что согласилась на замужество из жалости, либо для успокоения своей совести, лишь бы вынудить его уехать. Ведь он обнаружил тогда какую-то связь между нею и Мендвиллом, поэтому упорно не желал бежать из Чарлстона, несмотря на маячившую впереди петлю.
Он вернулся еще дальше в прошлое, к тому дню, когда в Фэргроуве Гарри своими глазами видел такие доказательства, какими только глупец мог впоследствии пренебречь.
О, все было ясно и прозрачно до омерзения. Вся его супружеская жизнь — ложь на лжи; ее любовь — сплошное бесстыдное притворство; их ребенок… О Боже! Их ребенок родился не в счастливом браке, а в издевательской пародии на брак.
Лэтимер обхватил голову руками. Перед закрытыми глазами проплывали райские картины жизни благодушного недоумка. И вот их окончательная цена, вот расплата за самообман. Все дело в том, что любила-то она всегда одного Мендвилла. Может быть, даже и замуж-то вышла, чтобы спасти не только его, но и Мендвилла тоже. Гарри ведь предупредил ее, в каком опасном положении окажутся Мендвилл и лорд Уильям, если попытаются его повесить.
Но пусть все-таки единственным мотивом было чувство жалости — она потом открыто раскаивалась в своем поступке. Раскаяние неизбежно, когда за один-единственный порыв приходится расплачиваться всю жизнь. Она неоднократно сокрушалась по этому поводу, причем столь явно, что опять-таки нужно было быть таким круглым идиотом, как он, чтобы забыть ее упреки и поддаться новым лживым уверениям в любви. Его оправдывает лишь то, что он был тогда на волосок от смерти.
Ясно, что все это время она любила Мендвилла. Не нужно новых горьких доказательств — хватит тех, что имеются. Пожалуйста — ее примирение с отцом по времени совпало с приездом Мендвилла. Разве это не доказывает, что они состояли в постоянной переписке? Вся эта история с болезнью сэра Эндрю — очередная выдумка с целью обвести его вокруг пальца. И пока Мендвилл жил здесь под чужой личиной, она ежедневно виделась с ним у отца. Она встречалась с врагом своего мужа. Могло ли ее предательство ограничиться только встречами с ним? Недаром Мендвилл намекнул, что она передавала ему информацию, собранную по крохам в штаб-квартире Молтри. Если она предала мужа в одном, то что ей стоило предать его и в другом? К тому же, не надо забывать, что она была воспитана в традициях верности короне, и ее измена интересам колоний — сущая безделица по сравнению с изменой влюбленному простофиле-мужу, который так безоглядно ей доверял.
Если вдуматься, и тут в доказательствах нет недостатка. Чем не доказательство ее признание Молтри, что она встречала Нилда — вынужденное, как он теперь понял, признание, потому что отрицательный ответ вызвал бы дополнительные вопросы и был чреват разоблачением. И разве можно хоть на мгновение поверить, что она не узнала в Нилде Мендвилла? Даже если допустить, что Мендвилл и ее дьявольски коварный отец состояли в заговоре и через нее подстраивали ему ловушку — разве не начали бы они с того, что открыли бы ей, кто такой Нилд? Короче говоря, так или иначе, но она не могла этого не знать. И, зная, Миртль продолжала встречаться с Мендвиллом в отцовском доме. Будь она честной, она сразу сообщила бы о нем губернатору или, на худой конец, Гарри после его возвращения, останься у нее хоть капелька прежней привязанности. Но она погрязла во лжи — сначала тем, что промолчала, затем солгала, отвечая Молтри. И сегодня, когда он час назад застал их вместе в этой комнате, она снова солгала ему и своим поведением, и речью. Она — соучастница Мендвилла. А стала бы она соучастницей, если бы дорожила жизнью и честью Гарри, жизнью всех жителей города? Выходит, Мендвилл значит для нее много больше.
Все улики были налицо, и безжалостная правда заставила Лэтимера содрогнуться…
Дневной свет померк. Обеспокоенная Миртль пошла на поиски мужа и обнаружила его все еще сидящим в библиотеке.
— Гарри!
При звуке ее голоса он испуганно вскочил, как человек, которого внезапно разбудили. Упреки и обличения готовы были сорваться с его уст, но остались непроизнесенными. В тот краткий промежуток времени, когда она приближалась к нему, Лэтимер передумал. Он принял новое решение — хитростью раскрыть всю правду до конца.
«Правду!» — зло рассмеялся он про себя. Как будто за последний час он не пресытился до тошноты этой гнусной правдой! Ладно, тогда он сыграет на этой ее отвратительной самоуверенности; посмотрим, какова глубина ее позора и подлости.
— Гарри, что ты здесь делаешь? Уже темнеет. — В ее милом голосе, так ласкающем слух, звенело беспокойство.
Но Лэтимер догадывался о подлинной причине ее тревоги. Он зевнул и потянулся.
— А?.. Я, должно быть, заснул, — выговорил он сонно.
Услыхав затаенный вздох облегчения, он понял, о чем она подумала. Раз Гарри был в состоянии заснуть после разговора с мистером Нилдом, значит, все в порядке, волноваться не о чем.
— Бедный Гарри! — Голос ее был полон нежности и заботы. — Ты так устал. Я рада, что ты чуть-чуть поспал.
— Да, — пробормотал он, — да. Если бы в полдень не заявился этот окаянный квакер, я отдохнул бы как следует. Видит Бог, мне это необходимо.
— Что ты с ним сделал? С мистером Нилдом? — небрежно спросила Миртль, и Лэтимер проклял ее в душе за предательство.
— Задержал, — ответил он коротко.
— Ты его задержал? — Ее тон теперь не был небрежным — скорее испуганным. — Но почему?
— Приказ Ратледжа, только и всего.
— У него есть какие-то основания?
— Никаких, насколько мне известно. Но Ратледжу вздумалось подержать его в каталажке на всякий случай — а вдруг он все-таки шпион? Ратледж хочет полностью исключить риск передачи сведений врагу. — Лэтимер сел и закинул ногу за ногу. Миртль осталась стоять, вцепившись пальцами в край стола. — «Она не выдерживает, — подумал он, — ее выдает дрожь в ногах».
— Но… ты… как ты думаешь — он шпион?
Гарри непринужденно засмеялся.
— Судя по голосу, тебя бы это потрясло. Но нет, нет, документы этого парня в порядке, он похож на того, за кого себя выдает. Но мы задержим его до тех пор, пока это просто не будет больше иметь никакого значения, вот и все. Однако…
— Да? — сказала Миртль. Он не отвечал, словно впал в глубокую задумчивость. — Однако — что? — напомнила она.
Он сделал вид, что стряхнул с себя задумчивость, и взглянул на жену. Ее лицо смутно выделялось в сумеречном свете.
— Я не могу отделаться от ощущения, что этот парень не тот, за кого себя выдает. Ты знаешь, Миртль, в нем есть что-то до странности знакомое. Но это что-то все время ускользает от меня. Кого-то он мне напоминает, но я никак не могу вспомнить, кого. Скажи, у тебя не возникло такого же ощущения?
— У меня? Нет, — ответила она громче, чем хотела. — Нет.
— Но ты же его неоднократно видела.
— Я? — воскликнула она снова; было похоже, что она и на этот раз собирается все отрицать.
— Ну да, — ответил он, — у твоего отца.
— Ах, да, конечно. Я встречала его там пару раз.
— И ты, конечно, говорила с ним.
— Нет… совсем немного.
— Нет? Ну, хорошо, но… ведь ты пробыла с ним здесь перед моим приходом четверть часа или даже больше. Должна же ты была о чем-то с ним беседовать и как-то его разглядеть?
— Да, конечно. — Неестественный голос выдавал ее напряжение; ей стало трудно им управлять.
— И за все время ты не заметила в этом человеке ничего такого, что напомнило бы тебе кого-нибудь?
Она издала нервный смешок.
— Разумеется, нет. У тебя разыгралась фантазия, Гарри.
— А, да ладно! — Он вздохнул и встал. — Может, и так. — И очень небрежно, будто подшучивая над нею, спросил: — Но о чем, ответь мне ради Бога, ты так долго разговаривала с этаким тупицей?
— О чем? — Миртль вроде бы силилась вспомнить, потом хрипловато сказала: — Ох, я и забыла.
— Забыла? — Тон Гарри выражал удивление. — Но постой, Миртль, была же у тебя какая-то причина для разговора с ним, когда Миддлтон сказал, что он здесь. Ее-то ты помнишь?
— Почему… почему ты меня об этом спрашиваешь?
— Но… — он замолчал, словно опешив. — Что удивительного в моих вопросах?
— Нет, нет. Но… Хорошо, если ты так настаиваешь — я хотела узнать новости об отце.
— Ты же только вчера с ним виделась.
— Да, но когда мистер Миддлтон сообщил, что пришел мистер Нилд, я вообразила, что он пришел с каким-нибудь поручением от отца. Я ведь не знала, что это ты за ним послал.
— О, понимаю. И, конечно, вы начали обсуждать причину этого вызова?
— Конечно. Ему это показалось странным. Он недоумевал, что тебе от него понадобилось.
— А потом? Видишь ли, дорогая, я стараюсь разобраться — может быть, что-то промелькнувшее в вашей беседе даст мне какой-нибудь ключ к разгадке. Попытайся вспомнить, о чем вы говорили.
Она потерла лоб, делая вид, что вспоминает, затем нетерпеливо, с нотой раздражения, выпалила:
— О Господи, не могу. Это было так… так скучно! Он разглагольствовал о табаке. Это единственный интересующий его предмет. Он ведь табачный плантатор.
— Ты в этом уверена? Я имею в виду, что он табачный плантатор?
— Ну да, а разве нет?
— Он таковым представляется. Но у меня на этот счет имеются определенные сомнения. А кроме этого ты ничего о нем не знаешь?
— Да что ж я могу знать? — Миртль проявляла все больше раздражения. — Это смешно, Гарри. Я пришла, чтобы позвать тебя к ужину. Генерал Молтри ждет нас.
— Прости меня, дорогая. Я несколько устал и рассеян.
И они вместе направились в столовую — она со страхом, поселившимся в сердце, а он — пылая ненавистью. Он дал ей шанс сознаться, но она отвергла его, отделалась ответами, в которых каждое слово было ложью или замалчиванием правды. И это женщина, которую он любил всем своим существом, его жена, мать его ребенка! Лицемерка! Оставалось только решить, какую тактику выбрать в дальнейшем.
Во время ужина Лэтимер между делом сообщил генералу Молтри, что приходил квакер Нилд, документы его в порядке, но он, согласно приказу Ратледжа, задержан до особого распоряжения.
Молтри добродушно хохотнул. Его позабавил комизм положения квакера; подозрительность Ратледжа казалась генералу еще комичнее.
— Парень попал как кур в ощип. Ну, ничего, зато спокойно выспится под надежной охраной.
Миртль, за которой Гарри искоса наблюдал, была мертвенно бледна и, опустив голову, притворялась, что поглощена едой. Но ему показалось этого мало и он запугал ее еще сильнее. Когда ужин подходил к концу, он неожиданно, самым небрежным тоном, задал вопрос, который поверг ее в панику.
— Миртль, что-то давненько ничего не слышно о твоем кузене Роберте Мендвилле. Что с ним сталось, тебе не известно?
Нож громко звякнул о тарелку. Ужас метался в глазах Миртль, под которыми пролегли глубокие тени.
— Почему… почему ты об этом спрашиваешь?
Лэтимер поднял брови.
— Но… — он выглядел обеспокоенным, — что уж такого необычного в моем вопросе? Чего ты так испугалась?
Она попыталась улыбнуться. Улыбка вышла жалкой.
— Нет, нет, что ты… Просто я себя неважно чувствую, — сказала она жалобно и, собрав последние силы, добавила: — Я все время пугаюсь… этого грохота пушек.
— Бедное дитя, бедное дитя! — сочувственно пробормотал Молтри.
— Понимаю, дорогая, понимаю. — Голос мужа был ласковым и успокаивающим.
— Я спросил потому, что весь вечер меня странным образом преследует мысль о Мендвилле. Бог знает почему. Как будто нет причин его вспоминать. Полагаю, ты ничего о нем не знаешь?
Миртль покачала головой.
— Ничего.
Молтри отодвинул стул и поднялся из-за стола, поставив тем самым точку в разговоре. Впрочем, он и так уже был закончен: Лэтимер не собирался истязать жену до бесконечности.
— Пойдем, Гарри, — поторопил генерал. — Дело не ждет. Полчаса назад я получил от Ратледжа записку. Он уже на укреплениях.
Чтобы усыпить подозрения Миртль, Лэтимер подошел и поцеловал ее. Она встала и на мгновение прижалась к мужу. Он погладил ее по плечу, сказал, что они уходят не надолго, а этой ночью штурма не предвидится, и поспешил вдогонку Молтри.
На пороге его внезапно остановил ее резкий возглас:
— Гарри!
Он обернулся. Она стояла, тяжело оперевшись на стол и смотрела мимо него остановившимся взглядом. Что-то явно не давало ей покоя.
— Я… я хотела… — она осеклась, затем, помедлив, продолжила, — я хотела сказать, береги себя. Я не лягу, пока ты не вернешься.
Лэтимер видел — совсем не то она пыталась сказать — и вышел, уверенный, что Миртль все же хочет вырваться из трясины лжи, в которую погружается все глубже.
Глава XII. Проверка
Всю ночь Лэтимер провел в поле на укреплениях, где в неровном свете множества горящих бочек с дегтем стояли наготове солдаты и офицеры.
Ранним вечером в город с позиций донеслись звуки нескольких пушечных выстрелов. Взбудораженные горожане решили, что началась атака. Однако это была всего лишь нелепая случайность, впрочем, оказавшаяся прямым следствием слишком неограниченных полномочий губернатора Ратледжа. Незадолго до этого происшествия губернатор потребовал отдать под его командование все ополчение, которое он привел из Оринджберга. Обнаружив прошлой ночью брешь в земляном валу, он приказал отряду своих людей под началом майора Хьюджера заделать их. Передвижение отряда вблизи передовой встревожило часовых, охранявших вал и получивших однозначный приказ генерала Молтри стрелять по всякому, кто приблизится в темноте к их позициям. Вообразив, что имеют дело с отрядом противника, часовые произвели несколько смертоносных залпов по движущимся фигурам, а солдаты в траншеях приняли их за сигнал к бою. Беглый огонь из мушкетов и даже из нескольких орудий быстро охватил переднюю линию, шквалом сметая все на открытой местности перед нею.
Суматоха вскоре улеглась, но за это время успели погибнуть майор Хьюджер и двенадцать его солдат. Последовала острая стычка между Молтри и Ратледжем. бригадный генерал требовал положить конец двойному руководству армией, иначе, считал он, поражение неминуемо. Ратледж, подавленный происшествием, уступил гораздо легче, чем можно было от него ожидать.
Другим результатом нелепой гибели храброго и всеми уважаемого Бенджамина Хьюджера стало назначение Тома Айзарда, которому не давала покоя некоторая праздность его нынешнего существования, командиром роты ополченцев.
В три часа утра Молтри и Лэтимер ехали верхом, направляясь к городским воротам. Они возвращались с южного крыла обороны, где саперы все еще спешно достраивали укрепления. Из темноты их окликнул офицер, посланный губернатором. Когда они натянули поводья, он подъехал и сообщил, что его светлость ждет генерала на военный совет.
У ворот они увидели полдюжины офицеров, приглашенных на секретное совещание, в том числе Кристофера Гедсдена. Губернатор сидел на завале, представлявшем собой груду булыжников перед въездом в город; офицеры расположились около него полукругом. Вся группа освещалась красноватым светом пламени горевшего в бочках дегтя. В отдалении, за пределами освещенного участка, наполовину сливаясь с темнотой, стояли с их лошадьми ординарцы.
Молтри и Лэтимер спешились и, оставив своих лошадей ополченцу, присоединились к собранию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41