(Снова взрыв язвительного хохота.) Скрестив на груди
руки, он обернулся ко мне. "Что сделать с этой женщиной? Убить или
помиловать? Для ответа кивните головой". Убить? За одни эти слова я готов
все ему простить. (Снова долгое молчание.)
Пока я колебался, жена вдруг вскрикнула и бросилась бежать в глубь
чащи. Разбойник в тот же миг кинулся за ней, но, видимо, не успел схватить
ее даже за рукав. Мне казалось, что я все это вижу в бреду.
Когда жена убежала, разбойник взял мой меч, лук и стрелы и в одном
месте разрезал на мне веревку. Помню, как он пробормотал, скрываясь из
рощи: "Теперь надо подумать и о себе".
Когда он ушел, всюду кругом стало тихо. Нет, не всюду - рядом еще
слышались чьи-то рыдания. Снимая с себя веревку, я внимательно
прислушался. И что же? Я понял, что это рыдаю я сам. (Третий раз долгое
молчание.)
Наконец я с трудом отделил свое измученное тело от ствола. Передо
мной блестел кинжал, оброненный женой. Я поднял его и одним взмахом вонзил
себе в грудь. Я почувствовал, как к горлу подкатил какой-то кровавый
клубок, но ничего мучительного в этом не было. Когда грудь у меня
похолодела, кругом стало еще тише. О, какая это была тишина! В этой горной
роще не щебетала ни одна птица. Только на стволах криптомерий и бамбука
горели печальные лучи закатного солнца. Закатного солнца... Но и они
понемногу меркли. Уже не видно стало ни деревьев, ни бамбука. И меня,
распростертого на земле, окутала глубокая тишина.
И вот тогда кто-то тихонько подкрался ко мне. Я хотел посмотреть, кто
это. Но все кругом застлал сумрак. И кто-то... этот кто-то невидимой рукой
тихо вынул кинжал у меня из груди. В тот же миг рот у меня опять
наполнился хлынувшей кровью. И после этого я навеки погрузился во тьму
небытия.

1 2