Здесь оплата лечения делается на порядок более щадящей. По меньшей мере на порядок. Ведь эти люди платят нам из своей получки. И наконец, в-третьих, к нам обращаются люди свободных профессий, зачастую оказавшиеся в отчаянном положении, или талантливые, но не выбившиеся ни на какие хлебные посты ученые. Также находящиеся в отчаянном положении. Подчас — вообще без работы. Или по традиции числящиеся в штате своих учреждений, но давным-давно и навсегда по доходам своим оказавшиеся заведомо ниже прожиточного минимума. Навсегда, потому что вы же понимаете: каждый дополнительный рубль люди кой уж год берут с бою, но, в то же время, если забастуют, например, железнодорожники — это видно всем, а если забастуют, например, вирусологи — этого никто не заметит сто лет. Для таких пациентов у нас разработана система льгот: дотированное лечение, лечение в кредит… Вот, скажем, один из последних наших пациентов… э… Павел Андреевич Сошников…Все стало совершенно ясно в единый миг. Утомленный и усыпленный моей болтовней Евтюхов несколько расслабился, и когда в потоке словесного поноса неожиданно полыхнула эта фамилия — он не совладал с собой. Даже если бы не дар Александры, элементарная наблюдательность подсказала бы мне, что дело нечисто. В глубине глаз лже-Евтюхова отчетливо мигнуло.— Вам, скорее всего, эта фамилия ничего не говорит, — я позволил себе уже совершенно откровенно потешить себя издевкой, которую он, конечно, понять не мог. — Он прошел у нас три сеанса, и даже этот, в сущности, чрезвычайно короткий курс оказался ему весьма полезен. Так вот плата была чисто символической. Чисто символической. Правда, — я сокрушенно покачал головой, — лечение не пошло ему впрок. Трагическая нелепость…Я унялся наконец. Надо было дать ему отреагировать. И как следует вслушаться в него теперь, когда в его подноготной пошли бурные процессы.Он действительно был железным человеком. Он настолько конспирировал цель прихода, что даже не ухватился за предложенную мною возможность. Судя по его поведению, у него действительно впереди была вечность. Он нервничал — но не позволял себе дать волю желанию ускорить томительный процесс и не допускал ни единого демаскирующего прокола.Его следующий вопрос не имел к Сошникову ни малейшего отношения.Он не был корреспондентом. Ни «Деловара», ни какого-либо ещё издания на белом свете. Никогда не был. Я ещё не присягнул бы в этом, но ощущение у меня к данному моменту проклюнулось такое — он из ФСБ.— То, что вы рассказываете, Антон Антонович — это весьма существенно. Весьма существенно, — он со значением несколько раз покивал. — А то, буду с вами откровенен, мне встречались и такие расхожие мнения о вашем учреждении: это очередные шарлатаны, на американский манер выманивающие деньги у бесящихся с жиру высоколобых, психоаналитическая дурилка, фрейдисты-скоробогачи импортного кроя, с запредельным уже бесстыдством прикрывающиеся заботой о людях. Только с высоколобыми дело имеют? Конечно, у высоколобых долларцы!Он говорил и внимательно следил, возьмет ли меня эта напраслина за живое.— Бесящиеся с жиру ученые — это надо сильное воображение иметь, — задумчиво сказал я. — И очень сильно не любить всех, кто хотя бы таблицу умножения помнит. А что касается так называемых долларцев, то мы как учреждение ни малейшего дела с ними не имеем. Лишь как частные лица и лишь на общих основаниях.— А вот кстати, Антон Антонович. Кстати. Долларцы. Ведь, наверное, немало народу из ваших подопечных какое-то время работало, или работает, или намеревается поработать в развитых странах. А то и вовсе сваливает, как говорили прежде, за кордон. От иностранных фирм-работодателей вы разве не получаете валютной оплаты?И я почувствовал, что лже-Евтюхов наконец-то начинает выруливать к действительно интересующей его теме. Странно. Неужели тема сведется к финансам? Тогда при чем тут Сошка?— Нет. Никогда, — честно ответил я. — Не было случая, чтобы за помощью обратился человек, работающий за рубежом. Ни единого случая.— Помнится, одно время вошло в моду поветрие: те, кто собирался отъехать, заблаговременно шли тут, именно тут, например, к зубному и лечили все, что только можно вылечить. Потому что тут это гораздо дешевле. С вашим учреждением аналогичных ситуаций не возникает?— Что вы имеете в виду?— Я имею в виду, что люди, собирающиеся на время или навсегда покинуть страну, перед тем, как это сделать и приступить где-то за границей к работе по своей оч-чень творческой специальности, — он не сдержал саркастической усмешки, или изобразил её нарочито, — вероятно, стараются перед самым отъездом максимально активизировать творческие способности у вас, чтобы, во-первых, оказаться там в более выгодном положении при поисках работы, и, во-вторых, в случае возникновения каких-то… э-э… коллизий не платить чрезвычайно дорогим тамошним медикам. Поступать так было бы вполне здраво.— Вероятно, — поскучнев, ответил я. Евтюхов наконец-то подобрался к предмету разговора. И мне обязательно следовало заскучать, утратить интерес и заговорить односложно, чтобы он задавал как можно больше вопросов. Так он больше рассказал бы мне о цели своих расспросов. — Мне это не приходило в голову. Вероятно, потому, что я понятия не имею, где и как находят себе применение наши пациенты после лечения.— Неужели вы так мало заинтересованы в результатах своих трудов?— Это любопытно, конечно, и время от времени до нас доходит какая-то информация — однако специально мы не интересуемся. Ну, а если человек или направившее его предприятие вполне довольны, они так или иначе доводят свое удовлетворение до нашего сведения.Я выглядел теперь в его глазах классическим болтуном. То звенел без удержу о ерунде вне всякой связи с предметом интервью — то теперь, по делу, из меня буквально клещами приходилось вытягивать каждое слово.— И пациенты никогда не делятся с вами планами на будущее?— Да нет, пожалуй. Не припомню.— Но все-таки бывает? — его настойчивость, если посмотреть непредвзято, становилась уже неприличной, на грани подозрительного. Немножко он заигрался, похоже. Но ему очень важно было то, что он пытался выяснить сейчас.— Как вам сказать, — я, не скрываясь, скосил глаза на часы и даже головой чуть качнул: ой-ой, мол, сколько времени прошло попусту.— А фирмы-работодатели ваших пациентов в тех документах, с которыми они направляют к вам своих оч-чень творческих работников, никак не указывают, где и как будет после лечения пациент использоваться? Например, чтобы сориентировать вас относительно наиболее желательной для них направленности восстанавливаемых творческих способностей?— Нет, никогда. Такое попросту невозможно. Желательное направление творческих способностей — вы, вообще-то, слушаете сами себя?— Ну, вероятно, я не очень точно выразился.— Хотите посмотреть документик-другой?— Упаси Бог, мне вполне достаточно вашего рассказа, — он спохватился и одернул себя. — В конце концов, не это главное в нашей беседе. Мне просто любопытно в качестве характеристики отношений, устанавливающихся между врачами и пациентами.— Ну, разве что в качестве характеристики. Иногда бывает, что устанавливаются очень до΀Іерительные, подчас дружеские отношения.— Но ведь при дружеских отношениях было бы естественно пациенту обсудить с вами — со спасителями, так сказать, — перспективы будущей деятельности?— Да что вы! Они, как и всякий выздоровевший человек, рады-радешеньки отсюда ноги унести и никогда нас больше не видеть!— А вот Фрейд писал, что пациент, проходящий психоанализ, на определенной стадии лечения всегда начинает неровно дышать по отношению к аналитику. Женщины даже, как правило, влюбляются.— Фрейд нам не указ. Здесь гораздо более современные методики.Судя по всему, сам фамилию Сошникова он не мог назвать. Но и я не хотел ему подыгрывать во второй раз. Это могло показаться слишком уж нарочитым.Да, похоже, не в самом Сошникове было дело. Почему-то его вообще интересовали пациенты, собирающиеся уехать из страны — и то, знаю я об их планах или нет. А Сошников был только конкретным и ближайшим по времени примером.Или не только?— А вам было бы жаль, если бы кто-то из ваших пациентов весь свой талант, воскрешенный вами, поставил на службу какой-либо иной державе?Опаньки!Да что ж это он так вокруг отъездов-то? Весь внутри аж трясется. И на самом деле интересует его вот что: а не пришиб бы я Сошникова за то, что он собрался после лечения у меня уезжать?Ох, как интересно!Я опять посмотрел на часы. Но Евтюхов, прекрасно это видевший, и тут оказался железным человеком.— Как вы отнеслись бы, — с видимым раздражением ответил я, — к тому, что хирург, чикающий аппендиксы изо дня в день, стал бы каждого оперируемого спрашивать: ты где после операции будешь работать? Здесь, мол, или за рубежом?— Выглядит довольно нелепо, — согласился Евтюхов.— Психолог — просто врач. Отнюдь не духовник, не гуру, не сэнсэй какой-нибудь. Он не несет ответственности за то, как будет жить выздоровевший бывший пациент.— Понимаю вашу позицию… Боюсь, я уже надоел вам, — улыбнулся Евтюхов.— Ну, что вы! — с максимальной неубедительностью и ненатуральностью возразил я. Он улыбнулся ещё шире.— Благодарю за чрезвычайно интересную беседу, Антон Антонович. Я полагаю, публикация этого интервью разрушит некие предвзятости, с которыми кое-кто относится к вашему учреждению. А возможно, и послужит некоторой рекламой.— Мы в рекламе не нуждаемся.Он поднялся. Перебросил ремень сумки на плечо. Потертая, набитая… Имидж сочинен аккуратно. Диктофон работал.— Да, — сказал он тут, — это уже, как в песне пелось, не для протокола. Вы обмолвились о какой-то трагической случайности, произошедшей с этим вашим пациентом, как его… Сошиным.Ха-ха. Изобразил.— Сошниковым.— Да, Сошниковым. Она как-то связана с лечением, которое он получал в вашем учреждении?Я горько усмехнулся.— Самым прямым образом, если можно так сказать. Слишком хорошо лечим. Депрессии его мы ему сняли — так он на радостях где-то так надрался, что в вытрезвитель попал, а там ему, похоже, отвесили по полной. Теперь в больнице…Его лицо стало хищным. Не сдержался все же.— Получается, что после окончания лечения вы все же поддерживаете какие-то связи с вашими больными.Как ни в чем не бывало, я развел руками.— Подчас приходится поневоле, — и запустил ещё один пробный шар: — Сошников мне дал почитать дискету со своими последними работами, которые не смог или не захотел публиковать. Отказаться я был не вправе — знакомство с творчеством пациента, знаете ли, это одна из основных методик проникновения в его внутренние проблемы. Но времени у меня мало, читаю я долго — не успел. И вот позвонил, чтобы договориться, как вернуть — а он пропал. Я человек щепетильный в таких вопросах, обязан дискету вернуть, так что принялся Сошникова искать…Нет, дискета лже-Евтюхова не заинтересовала. На творчество Сошникова ему было глубоко плевать. Интерес был связан с чем-то иным.— Но с ним вы его виды на будущее тоже не обсуждали?Вот с чем он связан. Поразительно.— Нет, — честно глядя Евтюхову в глаза, ответствовал я.— Всего вам доброго, — произнес Евтюхов и тут как бы заметил оставшийся на столе диктофон. — Господи, ну и голова у меня. Чуть не забыл…Когда он вышел, я встал и подошел к окну. Опять валил снег, уже настоящий, зимний.Рано в этом году что-то.Внизу громыхали на выбоинах машины, продавливаясь по ломаной кишке наполненного коричневой жижей проспекта, чуть не вполовину обуженного бесконечными парковками — под окнами и витринами, на доброй трети которых красовались масштабные объявы «Фор рент», «Фор селл».Белые, мягкие крыши горбатых петербургских домов неторопливо летели сквозь лиловато-сизую мглу.Он мне поверил. Я почувствовал совершенно определенно — он ушел, уверившись, что я ничего не знал о предстоящем отъезде Сошникова. А если бы и знал — то было бы мне плевать.Конечно, он ещё будет анализировать запись — но, думаю, она его не разуверит. Похоже, я перестал быть для него интересен.Странно.А вот он мне — стал интересен.Очень кому-то вдруг понадобились мои пациенты. Никому не нужные, мучающиеся невостребованностью, задыхающиеся от бессмысленности бытия своего. Очень вдруг кому-то понадобились.Чтобы сложить два и два, большого ума не надо. Весь этот разговор, все это, с позволения сказать, интервью было затеяно с одной лишь целью: выяснить, знал ли я о планируемом Сошниковым отбытии — и, если знал, то как к этому относился. Отчасти еще: узнать, в курсе ли я вообще, кто из моих пациентов собирается отбывать. Но главное — знал ли я о Сошникове.Более того. Похоже, он уже был в курсе несчастья, что случилось с Сошниковым — и поначалу не исключал, что я к этому несчастью причастен.Чудны дела Твои, Господи…Что же все-таки с моим великовозрастным птенцом произошло, и где? Кто и как ему мозги отшиб?Все придется делать самому. Никем больше рисковать я не вправе. Ах, Коля…Платежки.Я посмотрел на часы. Время до встречи у «Стерегущего» ещё было.Я зашел в бухгалтерию, изобразил все, что полагалось, выслушал очередную пару экспромтов в свой адрес, посмеялся — кажется, довольно естественно, — и вернулся к себе. Снова встал у окна.Любование первым снегом. Самурайские штучки.Повторять путь Коли Гиниятова нельзя. Во-первых, это, как выяснилось, смертельно опасно…Коля, Коля… Тоня……а во-вторых, наверняка не получится. Этот Венька, Вениамин Каюров теперь наверняка затаился, исчез. Не доберешься до него. Конечно, если то, что произошло, связано с ним. Но удостовериться, так это или нет, можно только выяснив, ЧТО ИМЕННО произошло. Покамест из простой осторожности следует исходить, что это с Венькой связано.Стало быть, надо искать иной путь.Чем мы располагаем, чтобы этот путь нащупать?«Завтра вот с Венькой Коммунякой выпью».Раз.«Аванти ру-ру-ру… бандьера росса… бандьера росса…»Два.«А почему он поет так долго одно и то же?» — «Возможно, последнее внешнее впечатление так сказалось. Последнее перед тем, как химия ему впаяла по мозгам. Что-то по-испански, что ли… Наверняка из какого-нибудь мексиканского сериала, их же как собак нерезаных».Три.«Похоже, химия хитрая. Не клофелин. В обычной больнице такую вряд ли расколют».Четыре.Лже-Евтюхов из ФСБ или какой-то аналогичной конторы.Пять.Больше ничем мы не располагаем.Мелодия вот только не сладкозвучная, не навевает трепетной любовной неги. Скорее маршевая. Не тянет на сериал. Хоть эта продукция отшибает мозги не хуже химии — все равно не тянет.Выпьем с Венькой.Последнее впечатление.Окаянство, не хватает эрудиции. Не знаю я испанского, итальянского аналогично, португальского — тож.Маме позвонить?Маму впутывать туда, где трупы бывают? Ну, ты даешь, Антон Антоныч. Токарев ты после этого, как есть Токарев.Росса… что-то знакомое все-таки. Мартини бьянко… мартини россо. Бандьера. Или бандьеро, на слух не понять. Красное что-то. Очередное заморское винище? Ну, в картах вин я совсем профан. И почему оно поется? Рекламный слоган? Где мог Сошников услышать рекламу заморского породистого вина? Телевизор он практически не смотрит, это я знаю…Скорее по наитию, нежели от великой логики, я потянулся к неподъемному тому «Весь Петербург» и раскинул его почти на середине. Хотя нет, вряд ли рестораны — кишка тонка, дорого; да и не любит Сошников великосветского выпендрежа, нет у него смокингов-фраков, ненавидит он напрягаться на предмет того, когда которую вилку как держать. Ему куда ближе что-нибудь простенькое: колбаска на газетке, газетка на пенечке, водочка из одноразового стаканчика… так душевней, так ритуалу внимания меньше, общению — больше. Скорее забегаловка какая-нибудь, из тех, что в народе зовут гадюшниками.Для надежности я повел пальцем по строкам. Но далеко пальцу ехать не пришлось.Как просто.«Бандьера росса».Кафе. Телефон для справок. Телефон дирекции.Адрес. 6. Выпил рюмку, выпил две — оказалось двадцать две На рандеву к настоящему журналисту я едва не опоздал, потому что, решив уже, куда и зачем направлюсь после встречи с ним, к «Стерегущему» поехал не на машине, а, что называется, на метле. То бишь на метро.Встреча эта практически ничего не дала. Помимо того, что уже было известно с утра, не появилось никакой принципиально новой информации. Один произошел плюс — кто-то из официальных следователей волей-неволей сообщил о происшедшем Тоне. Я почувствовал гаденькое облегчение. Ужасно — но факт. Из песни слова не выкинешь, а из исповеди — и подавно.Как держалась Тоня — этого мой информатор не знал.Я чувствовал: ему очень хочется спросить, что именно Коля делал для меня. Но вопросы у нас не приняты. Задание — оно задание и есть. Если бы участие журналиста понадобилось — я бы предложил ему участвовать, а уж затем, при условии его согласия, ввел бы в курс дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38