А-П

П-Я

 

ответила тётя Маржи, и все трое направились в кухню, оставив Гарри одиноко стоять в холле с чемоданом в руках. Гарри не жаловался; всё что угодно, лишь бы поменьше быть с тётей Маржи. Он потащил чемодан в комнату для гостей и постарался, чтобы это заняло как можно больше времени. К тому моменту, когда он вернулся на кухню, тётю Маржи уже снабдили чаем и фруктовым пирогом. В углу Рваклер шумно лакал из блюдечка. Гарри увидел, что тётя Петуния едва заметно морщится всякий раз, когда капли чая и слюны падают на её чистейший пол. Тётя Петуния ненавидела животных.
— А кто присматривает за остальными собаками, Марж? — поинтересовался дядя Вернон.
— О, я оставила при них полковника Бруствера, — загремела в ответ тётя Маржи. — Старик теперь в отставке, ему полезно чем-нибудь заняться. Но беднягу Рваклера пришлось взять с собой. Он без меня чахнет. Рваклер завыл, увидев, что Гарри сел за стол. Это заставило тётю Маржи в первый раз обратить внимание на мальчика.
— Ну! — пролаяла она. — Всё ещё здесь?
— Да, — ответил Гарри.
— Не говори «да» таким неблагодарным тоном, — зарычала тётя Маржи. — Со стороны Вернона и Петунии было на редкость благородно оставить тебя в доме. Я бы не стала. Если бы тебя подбросили ко мне на порог, ты бы отправился прямиком в приют.
Гарри так и подмывало сказать, что он бы с большим удовольствием жил в детском доме, чем у Дурслеев, но мысль о разрешении посещать Хогсмёд остановила его. Он через силу улыбнулся.
— Чего ты лыбишься?! — взорвалась тётя Маржи. — Вижу, ты нисколько не исправился с тех пор, как я видела тебя в последний раз. Я-то надеялась, что в школе в тебя вобьют хоть чуточку хороших манер. — Она основательно отхлебнула из чашки, утёрла усы и продолжила: — Как там это называется, куда вы его отослали, а, Вернон?
— К св. Грубусу, — заторопился с ответом дядя Вернон. — Первоклассное заведение для безнадёжных случаев.
— Понятно, — сказала тётя Маржи. — А скажи-ка нам, мальчишка, там, в этом св. Грубусе, применяют телесные наказания? — рявкнула она с другого конца стола, обращаясь к Гарри.
— М-м-м… Дядя Вернон коротко кивнул из-за спины сестры.
— Да, — ответил Гарри. Затем, почувствовав прилив вдохновения, добавил: — постоянно.
— Отлично, — одобрила тётя Маржи. — Я не признаю все эти сюси-пуси, что, дескать, нельзя бить детей, даже если они это заслужили. Хорошая плётка — лучший учитель в девяносто девяти случаях из ста. Ну, а тебя часто наказывают?
— О, да, — подтвердил Гарри, — ещё как часто. Тётя Маржи сердито прищурилась.
— Всё-таки не нравится мне твой тон, — заявила она. — Если ты преспокойно говоришь о том, что тебя бьют, значит, тебя бьют не слишком сильно. Петуния, на твоём месте я написала бы им. Дай им понять, что у тебя нет никаких возражений относительно применения самых суровых наказаний к этому мальчишке.
Похоже, дядя Вернон заопасался, что Гарри может забыть об их сделке; во всяком случае, он резко переменил тему:
— Слыхала утром новости, Марж? Как тебе нравится этот сбежавший преступник, а?
Тётя Маржи быстро обустраивалась на новом месте, а Гарри поймал себя на том, что чуть ли не с ностальгической тоской думает о жизни в доме № 4 без неё. Дядя Вернон и тётя Петуния только приветствовали, если племянник не путался у них под ногами, и Гарри это более чем устраивало. А вот тёте Маржи, наоборот, нравилось, чтобы он был перед глазами, чтобы она могла постоянно вносить громогласные предложения по его «исправлению». Она обожала сравнивать Гарри и Дудли. Также, совершенно несравнимое удовольствие доставляла ей покупка какого-нибудь огромного дорогого подарка для Дудли. При этом она так пожирала глазами Гарри, словно только и ждала момента, когда тот решится спросить, отчего и он не получил подарка. Она постоянно бросала мрачные намёки по поводу того, что именно сделало Гарри настолько неудобоваримой личностью.
— Ты не должен винить себя за то, каким вырос этот мальчишка, Вернон, — сказала она за ланчем на третий день. — Если внутри с гнильцой, так никто ничего не сможет поделать.
Гарри очень старался сосредоточиться на еде, но его руки затряслись, а лицо загорелось от гнева. Помни о разрешении, твердил он про себя. Думай о Хогсмёде. Не злись… Тётя Маржи потянулась за бокалом.
— Один из основных принципов племенного дела, — произнесла она, — с собаками я постоянно с этим сталкиваюсь. Если с сукой что-то не так, непременно что-то будет не так и со щен… В этот момент бокал взорвался у неё в руке. Осколки разлетелись по всем направлениям. Тётя Маржи захлебнулась и заморгала. С багрового лица текли капли.
— Маржи! — возопила тётя Петуния. — Маржи! Ты не поранилась?
— Чепуха, — пророкотала тётя Маржи, промокая физиономию салфеткой. — Должно быть, чересчур крепко сдавила. Не так давно со мной случилось то же самое у полковника Бруствера. Не суетись, Петуния… у меня слишком крепкая рука.
Однако, тётя Петуния и дядя Вернон подозрительно уставились на Гарри, и он решил не есть десерт, а лучше убраться из-за стола подобру-поздорову. Он вышел из холла и прислонился к лестнице, тяжело дыша. Уже очень давно он не терял над собой контроль до такой степени, чтобы что-нибудь взорвалось. И больше он не может себе такого позволить. Не только из-за разрешения ходить в Хогсмёд — просто, если он будет продолжать в таком духе, то наживёт неприятности с министерством магии. Ведь Гарри всё ещё был несовершеннолетним колдуном. Законы колдовского мира запрещали ему заниматься магией вне стен школы. А за ним уже водились кое-какие грешки. В прошлом году, например, он получил официальное предупреждение, где очень чётко говорилось о том, что, если до министерства магии дойдут ещё хоть какие-то сведения о колдовстве на Бирючиновой аллее, то Гарри угрожает отчисление из «Хогварца». Мальчик услышал, что Дурслеи встают из-за стола, и поспешил убраться наверх. Следующие три дня Гарри продержался за счёт того, что заставлял себя мысленно цитировать «Карманный справочник по техническому самообслуживанию метлы» всякий раз, как тётя Маржи начинала его воспитывать. Это хорошо помогало, хотя, кажется, от этого у него делались стеклянные глаза — тётя Маржи начала вслух высказывать предположение, что Гарри, скорее всего, умственно отсталый.
Наконец, пришёл долго-долго-жданный прощальный вечер. Тётя Петуния приготовила необыкновенный ужин, а дядя Вернон откупорил несколько бутылок доброго вина. Суп и лосось были съедены без единого упоминания о недостатках Гарри; за лимонным воздушным тортом дядя Вернон долго и утомительно рассказывал о «Груннингсе», своей фирме, производящей свёрла; затем тётя Петуния сварила кофе, и дядя Вернон достал бутылочку бренди.
— Соблазнишься, Марж? Тётя Маржи уже выпила порядочное количество вина. Её огромное лицо было очень красным.
— По маленькой, давай, — хихикнула она. — Ну, ещё чуть-чуть, не жадничай… ещё… так-так-так… отлично! Дудли уминал четвёртый кусок торта. Тётя Петуния, оттопырив мизинчик, малюсенькими глоточками тянула кофе. Гарри ужасно хотел незаметно слинять в свою комнату, но встретился взглядом с сердитыми глазами дяди Вернона и понял, что лучше не вставать с места.
— Аах, — протянула довольная тётя Маржи, облизала губы и поставила пустой бокал на стол. — Великолепное угощенье, Петуния. Я ведь обычно по вечерам успеваю лишь наспех перекусить, с моей-то сворой… — она сыто отрыгнула и похлопала рукой по могучему твидовому животу. — Прошу прощения. И, должна вам сказать, мне доставляет удовольствие видеть перед собой упитанных детей, — продолжила она, подмигнув Дудли. — Ты вырастешь настоящим, солидным мужчиной, Дуделёчек, таким же, как твой папочка. Да, пожалуйста, ещё са-а-амую малость бренди, Вернон…
— А что касается вот этого… Она дёрнула головой в сторону Гарри, у которого немедленно напряглись все мышцы живота. Справочник, подумал он быстро.
— Поглядите на этого злобного карлика! То же самое и с собаками. В прошлом году пришлось просить полковника Бруствера утопить одного такого. Такой был крысёныш!.. Слабый. Недокормленный. Гарри лихорадочно вспоминал страницу двенадцать: «Заклинание против неохотного поворота».
— Я тут как-то на днях говорила: «всё дело в крови». Дурная кровь себя проявит. Не подумай, я ничего не имею против твоей семьи, Петуния, — она похлопала тётю Петунию по костлявой руке ладонью, похожей на лопату, — но твоя сестра оказалась паршивой овцой. Такие появляются даже в самых лучших семьях. К тому же она сбежала с каким-то бандюгой — и вот результат, у нас перед глазами. Гарри неподвижно смотрел в тарелку. В ушах стоял странный звон. Крепко ухватитесь за хвост метлы, твердил он про себя. Но что шло дальше, уже не мог вспомнить. Голос тёти Маржи вонзался в мозг, как сверло фирмы дяди Вернона.
— Этот Поттер, — громким басом выкрикнула тётя Маржи, схватила бутылку и плеснула бренди себе в бокал и на скатерть, — чем он, собственно, занимался? Вы никогда не говорили.
Дядя Вернон и тётя Петуния ужасно напряглись. Даже Дудли поднял глаза от торта и посмотрел на родителей.
— Он… не работал, — ответил дядя Вернон, едва взглянув на Гарри. — Был безработный.
— Так я и думала! — победно крикнула тётя Маржи, отхлебнула бренди и утёрла подбородок рукавом. — Никчёмный, бесполезный, бездельник, попрошайка, который…
— Ничего подобного, — выпалил Гарри, сам того не ожидая. Все затихли. Гарри дрожал с головы до ног. Он ещё никогда не был так возмущён.
— ЕЩЁ БРЕНДИ! — проорал дядя Вернон, сильно побелевший. — А ты, парень, — рявкнул он на Гарри, — марш в постель, быстро…
— Нет уж, Вернон, — икнула тётя Маржи, поднимая руку. Её маленькие красные глазки злобно остановились на Гарри. — Давай, дружок, продожай. Гордишься своими родителями, да? Они, значит, разбиваются на машине в пьяном виде, я так думаю…
— Они погибли вовсе не в автокатастрофе! — крикнул Гарри. Он с удивлением обнаружил, что вскочил на ноги.
— Они погибли в катастрофе, мерзкий врунишка, а ты тяжёлой обузой свалился на своих добропорядочных, трудолюбивых родственников! — завопила тётя Маржи, раздуваясь от злости. — Ты наглый, неблагодарный…
Но тётя Маржи вдруг перестала говорить. Сначала казалось, что у неё нет слов от возмущения. Её раздувало от невыразимого гнева — но этот процесс не останавливался. Громадное красное лицо распухло, маленькие глазки выкатились, рот растянулся слишком широко и уже не мог произносить слова — вот уже и пуговицы с твидового пиджака выстрелили по стенам — тётя надувалась как гигантский воздушный шар, живот вырвался из плена твидового пояса, пальцы напоминали салями…
— МАРЖИ! — испуганно закричали хором дядя Вернон и тётя Петуния, когда тело тёти Маржи взмыло с кресла и начало подниматься к потолку. Она стала абсолютно шарообразной — живой бакен со свиноподобными глазками; руки-ноги по-дурацки торчали в разные стороны; тётя плыла по воздуху, издавая апоплексические лопающиеся звуки. Рваклер вкатился в комнату. Он лаял, как сумасшедший.
— НЕЕЕЕЕЕТ!
Дядя Вернон ухватил сестру за ногу и попытался потянуть её вниз, но вместо этого сам чуть не улетел. Через мгновение Рваклер бросился и вонзил зубы в ногу дяди Вернона. Гарри, раньше чем кто-либо успел его остановить, сорвался с места и помчался к шкафу под лестницей. Дверцы волшебным образом распахнулись, стоило ему лишь протянуть к ним руку. За доли секунды он подтащил свой сундук к входной двери. Потом взлетел на второй этаж и стрелой бросился под кровать. Откинул в сторону половицу и выволок наволочку с книжками и подарками. Извиваясь угрём, вылез из-под кровати, подхватил пустую совиную клетку и понёсся вниз к сундуку. Как раз в это время из столовой выбежал дядя Вернон, с окровавленными лохмотьями вместо одной из брючин.
— ВЕРНИСЬ! — вопил он. — ВЕРНИСЬ И ИСПРАВЬ ЕЁ! Но мальчиком уже овладела неконтролируемая ярость. Он пинком раскрыл сундук, вытащил волшебную палочку и наставил её на дядю.
— Она это заслужила, — часто дыша, сказал Гарри, — она получила по заслугам. Держитесь от меня подальше. Он зашарил у себя за спиной в поисках дверной задвижки.
— Я ухожу, — объявил Гарри, — с меня хватит. И, в следующее мгновение, он уже брёл по пустынной ночной улице, с клеткой подмышкой, волоча за собой сундук.

Глава 3. Грандулет

Гарри успел пройти несколько улиц, прежде чем, у Магнолиевого проезда, опустился без сил на низкую ограду. Он тяжело отдувался — тащить сундук было нелегко. Гарри сидел совершенно неподвижно. Гнев волнами курсировал по телу, сердце бешено билось в груди. Десять минут пребывания в одиночестве на тёмной улице принесли с собой новое чувство: панику. С какой стороны ни взгляни, в худший переплёт ему ещё не доводилось попадать. Совсем один, ночью, в мире муглов. Идти некуда. И, самое ужасное — наколдовал столько, что этого точно хватит для исключения из «Хогварца». Гарри до такой степени нарушил положения декрета о разумных ограничениях колдовства среди несовершеннолетних, что оставалось только удивляться, почему до сих пор не явились представители министерства. По идее, они должны были бы уже схватить его прямо здесь, где он сейчас сидит. Гарри содрогнулся и из конца в конец оглядел Магнолиевый проезд. Что с ним теперь будет? Его арестуют? А может быть, он станет изгоем? Он подумал о Роне с Гермионой и совсем пал духом. Гарри не сомневался, что друзья помогли бы ему, неважно, преступник он или нет, но они оба находились за границей, Хедвиги не было, а следовательно, не было и способа связаться с ними. К тому же, у него совсем нет мугловых денег. В кошельке на дне сундука лежало немного колдовского золота, но остальная часть доставшегося от родителей состояния хранилась в сейфе банка «Гринготтс» в Лондоне. Ему никогда не дотащить этот сундук до Лондона… Если только… Он взглянул на палочку, которую всё ещё сжимал в руке. Раз уж его так или иначе исключат (сердце забилось быстрее и болезненнее), то можно поколдовать ещё немного. У него есть плащ-невидимка, доставшийся в наследство от отца — что, если сделать сундук лёгким как пёрышко, привязать его к метле, накрыться плащом и полететь в Лондон? Тогда он сможет забрать остаток денег из банка и… начать жить изгнанником. Перспектива, что и говорить, безрадостная, но не сидеть же ему вечно на этой ограде, а то ещё, чего доброго, придётся иметь дело с мугловой полицией, объяснять, чем он занимается здесь среди ночи и зачем ему метла и сундук книг с заклинаниями. Гарри открыл сундук и пошарил внутри, пытаясь отыскать плащ-невидимку — но, так и не найдя, вдруг выпрямился и оглянулся. Он чувствовал странное покалывание в затылке и шее. И понял, что за ним кто-то наблюдает. Однако, улица была совершенно пуста, и свет не горел ни в одном из окрестных, больших и квадратных, домов. Мальчик снова наклонился над сундуком и, практически тут же, снова выпрямился, крепко сжав в кулаке палочку. Он скорее ощутил, чем услышал: позади, в узком проходе между гаражом и забором, стоял кто-то… или что-то. Гарри прищурился, всмотрелся в черноту. Если бы оно пошевелилось, он бы понял, что это — бродячая кошка или… что-то другое.
— Люмос, — пробормотал Гарри, и свет зажёгся на кончике волшебной палочки, почти ослепив его.
Он поднял палочку высоко над головой. По выложенным каменной крошкой стенам дома № 2 пробежал отсвет; тускло блеснула дверь гаража, и между гаражом и забором Гарри увидел, очень отчётливо, сгорбленный силуэт кого-то очень большого, с широко расставленными горящими глазами. Гарри отшатнулся. Он споткнулся о сундук и упал. Гарри попытался рукой смягчить падение, пальцы разжались, и палочка выпала. Он тяжело шмякнулся на обочину дороги… Раздалось оглушительное «БАММ!», и Гарри вскинул руки, загородился от невесть откуда взявшегося ослепительного света… С криком Гарри откатился назад на тротуар, как раз вовремя. Секунду спустя две сверкающих фары и два гигантских колеса с раздирающим скрежетом остановились как вкопанные ровно на том месте, где он только что лежал. Колёса и фары, как, задрав голову, увидел Гарри, принадлежали трёхэтажному, интенсивно-фиолетовому автобусу, появившемуся буквально из воздуха. Поверх ветрового стекла шла золотая надпись: «ГрандУлет».
В первое мгновение Гарри решил, что от удара об землю у него начались галлюцинации. Но тут из автобуса выскочил кондуктор в фиолетовой униформе и громко заговорил в пространство:
1 2 3 4 5 6 7