Поэзия не может быть объяснением, но в
ней есть проблеск, отголосок истины. Она истиннее любой науки.
Понаблюдайте: когда вы влюблены в кого-то, сердце ваше бьется
иначе. Ваш любимый, ваша любимая будут прислушиваться к вашему
сердцу: оно бьется по-другому. Ваш любимый касается вашей
руки... тепло другое. Кровь движется в ином танце, она
пульсирует не так, как обычно.
Но когда вашу руку берет в свою врач, пульс совсем не такой. Он
может слышать удары вашего сердца, но это другое биение. Когда
сердце бьется для любимого, оно имеет свою собственную песнь, но
лишь любимый может услышать ее, лишь любимый может знать это
биение, эту кровь, это тепло жизни. Врач этого знать не может.
Что же изменилось? Врач становится исследователем, а вы --
исследуемым, -- вы не едины, не одно. Врач относится к вам, как
к объекту. Он смотрит на вас так, как если бы он смотрел на вещь
-- это и порождает различие. Любимый не смотрит на вас, как на
объект -- он становиться с вами одним, он сливается и тает. Он
стремится познать глубочайшую суть вашего естества, но нет у
него объяснений. Он чувствует это, но чувство -- это совсем
иное, это не объяснение. Он не может об этом -- думать.
Все, что поддается осмыслению, не живо. Мысль имеет дело со
смертью, она всегда имеет дело с мертвыми предметами; вот почему
в науке нет места чувству. Чувство придает существованию другую
размерность, придает дополнительное измерение -- измерение
живого.
Эта красивая история может о многом вам рассказать.
Продвигайтесь по ней шаг за шагом, и, если вы придете к
заключениям, к выводам, то, поймите, вы упустили ее суть. Если
же вы начнете смеяться, вы ее поняли.
Раз трое друзей обсуждали жизнь.
Чжуан Цзы краток. Как всегда, те, кто знает, немногословны, они
не проронят ни единого лишнего слова. В их жизни остается только
самое существенное.
Раз трое друзей обсуждали жизнь.
Первое, что надо заметить, -- только друзья могут обсуждать
жизнь. Когда бы обсуждение ни переходило в спор, когда бы
обсуждение ни превращалось в дебаты, диалог разрушен. Жизнь так
обсуждать невозможно. Только друзья могут обсуждать, потому что
их обсуждение не становится дебатами, оно остается диалогом.
В чем же различие между дебатами и диалогом? В дебатах вы не
готовы, не хотите выслушать другого; даже если вы вроде бы и
слушаете, вы лишь притворяетесь. Вы не слушаете по-настоящему,
вы просто подготавливаете свои аргументы. Когда ваш оппонент
говорит, вы готовитесь противоречить. Пока говорит другой, пока
он что-то произносит, вы лишь ждете удобного случая возразить. В
вас уже живет предубеждение против его слов, у вас всегда есть
свои соображения, своя теория. Вы не пытаетесь искать нового, вы
не ничего не воспринимаете, вы не простодушны, не невинны; вы
уже полны, ваша лодка не пуста. Вы тащите с собой определенные
теории, и вы пытаетесь доказать их истинность.
Искатель истины не таскает с собой теорий. Он всегда открыт,
уязвим, всегда восприимчив. Он может слушать. Индуист слушать не
может, мусульманин слушать не может. Как может индуист что-то
услышать? Он уже знает истину, слушать нет нужды. Вы пытаетесь
его заставить слушать, но он не в силах это делать; ум его уже
настолько полон, что ничто не в состоянии проникнуть в него.
Христианин -- ничего не слышит, он уже знает истину. Он закрыл
свои двери для новых ветров, он закрыл свои глаза для нового
солнечного восхода, новой зари пробуждения, он всего достиг, он
добрался до места.
И все те, кто считает, что они достигли цели, отлично могут
дебатировать, но вступить в диалог они не способны. Они могут
лишь сталкиваться и размахивать руками. И тогда их дебаты
перерастают в конфликт и они во всем противопоставляют себя
другому. В подобной дискуссии вы можете доказывать что угодно,
хотя ничего и не сможете доказать. В ваших силах заглушить,
заставить замолчать другого, но так вы его никогда не обратите
на путь истины. Вы не можете ничего довести до сознания
оппонента, ни в чем его убедить, потому что это ни что иное, как
своего рода война, этакая цивилизованная война -- вы не палите
во все стороны из оружия, вы стреляете словами.
Не зря Чжуан Цзы говорит: "Трое друзей обсуждали жизнь", -- вот
почему они могли в конце концов расхохотаться; иначе бы они
пришли к заключению. Одна теория могла бы нанести поражение
другим теориям, одна философия могла бы заставить замолчать
другие философии, тогда было бы сделано заключение, сделаны
выводы -- а заключение мертво.
У жизни нет выводов, она не имеет заключения. Жизнь не заботится
о таких глупостях. Она все продолжается и продолжается без
конца; она есть всегда, вечная, устремленная вперед история. Как
вы можете что-либо о ней заключить? В тот момент, когда вы
пришли к выводам, вы вышли, выпали из нее. Жизнь продолжает идти
дальше, а вы сошли, свернули с пути. Вы можете оставаться верным
своим выводам, но жизнь не станет вас дожидаться.
Друзья способны обсуждать, беседовать. Почему? Можно любить
кого-то, но невозможно любить философскую теорию. Философы не
бывают друзьями. Вы можете быть либо их учеником, либо их
врагом, но вы не можете быть их другом. Одно из двух: либо они
вас убедили, либо нет, либо вы им следуете, либо не следуете, но
вы не можете быть их друзьями. Дружба возможна только между
двумя пустыми лодками. Тогда вы открыты другому, приглашаете
другого, тогда вы -- постоянное приглашение: приди ко мне, войди
в меня, будь со мной.
Вы можете отбросить все теории и философии, но вы не можете
отринуть дружбу. И когда вы дружите, диалог становится возможен.
В диалоге вы слушаете, а если говорите, то не для того, чтобы
противоречить другому, вы говорите просто для того, чтобы
искать, чтобы узнать, поинтересоваться. И говорите вы не с уже
готовым заключением, но с заинтересованностью, с постоянным
живым любопытством. Вы не пытаетесь ничего доказывать: вы
говорите из невинности, из желания познания, а не из философских
соображений. Философия никогда не невинна, она всегда хитра, это
некий прием ума.
Трое друзей обсуждали жизнь -- потому что между друзьями диалог
возможен. И поэтому на Востоке существует традиция: пока вы не
найдете дружбу, не испытаете любовь, почтение, доверие --
никакое познание невозможно. Если вы отправляетесь к мастеру, а
лодка ваша полна идей, то никакого контакта быть не может,
диалога не получится. Сперва вы должны опустошить ее настолько,
чтобы стала возможна дружба, настолько, чтобы вы могли смотреть
безо всяких идей, проносящихся и мельтешащих у вас перед вашим
взором и застилающих ваши глаза, настолько, чтобы вы могли
смотреть, не делая выводов, не приходя к заключениям. И когда вы
сможете видеть так, перспектива вашего взгляда станет огромна,
она станет неограниченна.
Индуист может читать Библию, но он никогда не поймет ее. На
самом деле он при этом не читает ее, он не может прислушаться к
ней. Христианин может читать Гиту, но он остается вне ее. Он
никогда не проникнет в ее глубочайшую суть, он никогда не
достигнет внутреннего королевства, он кругами ходит вокруг нее.
Он уже знает, что истинен только Христос, он уже знает, что
спасение достижимо лишь через Христа; он уже знает, что только
Христос -- сын Бога. Как он может прислушаться к Кришне? Только
Христос истинен. Кришна не может не быть неистинным, самое
большее -- красивая неправда, но никогда не истина. Или, если он
очень уступит, то он скажет, "близко к истине".
Но что вы подразумеваете под словами "близко к истине"? Это --
неправда, отсутствие истины, ложь! Истина либо есть, либо ее
нет. Ничто не может быть "приблизительно истинно". Или истина
есть, или истины нет. Это всегда тотально, полностью. Вы не
можете ее делить, она неделима. Вы не можете сказать, что это
"истинно в какой-то степени". Нет, истина не знает степени. Она
либо есть, либо ее нет.
Поэтому, когда разум приходит к выводу, что Христос -- это
единственная истина, то расслышать Кришну невозможно. Даже если
вы на своем пути проходите рядом с ним, вы будете не в силах
услышать его. Даже если вы столкнетесь с Буддой, вы не
встретитесь с ним.
А весь мир полон заключений, выводов. Кто-то христианин, кто-то
индуист, кто-то джайн, кто-то буддист -- так и теряется истина!
Истинно религиозный человек не может быть христианином,
индуистом, буддистом, религиозный человек может быть только
искренне интересующимся. Он интересуется, и он остается
открытым, не делая никаких выводов. Его лодка пуста.
Трое друзей, обсуждающих жизнь... Только друзья могут обсуждать,
потому что между ними существует диалог, их взаимоотношения
строятся на "я и ты". Когда вы дебатируете, отношения "я и оно".
Другой -- это вещь, которую надо обратить, убедить, другой --
это не "ты"; другой не имеет значения, другой -- это просто
число.
В дружбе другой важен, другой обладает присущей ему ценностью,
другой ценен сам по себе, является самоцелью, вы не пытаетесь
его обратить. Как вы можете обратить человека? Что за глупость!
Сама попытка обратить человека глупа. Человек -- это не вещь.
Человек столь велик и огромен, что никакая теория не может быть
важнее человека. Никакая Библия не является более важной, чем
человек, никакая Гита не может быть важнее человека. Человек
являет собой само великолепие жизни. Вы можете человека любить,
но вы не можете его обратить. Если вы пытаетесь обращать, то вы
пытаетесь манипулировать, управлять. Тогда человек становится
средством, а вы эксплуатируете его, пользуетесь им.
Диалог возможен, когда ваше "я" говорит с "ты", когда другой
любим, когда за этим всем не стоит идеологии. Другой просто
любим, и христианин он или индуист -- значения не имеет. Это и
есть дружба -- и друзья могут обсуждать жизнь, потому что
возможен диалог.
Один сказал:
"Могут ли люди жить вместе, не зная ничего об этом,
трудиться вместе, но ничего не производить?
Могут ли они витать в облаках
и позабыть навеки, что это такое -- жизнь?"
Он не предлагает теории, он лишь затрагивает вопрос. И
запомните, вы можете поднимать вопрос двумя способами. Иногда вы
поднимаете вопрос только потому, что вам необходимо снабдить им
ответ, а ответ этот у вас уже есть -- вы задаете вопрос, просто
чтобы ответить на него. Тогда этот вопрос не настоящий, он
фальшив. Ответ на него уже давно готов. Этот вопрос -- всего
лишь трюк, он риторический; он не реален, не подлинен.
Вопрос подлинен тогда, когда у вас нет ответа, когда вы
спрашиваете, -- но не для того, чтобы подвергнуть ответ
сомнениям и привести свои аргументы, как вы часто задаете вопрос
только лишь из желания подобающе выглядеть, -- подлинный вопрос
оставляет вас пустым, просто открытым, приглашающим,
заинтересованным.
Один сказал:
"Могут ли люди жить вместе, не зная ничего об этом?.."
Мы, живя вместе, никогда не знаем, что же это за состояние такое
-- "вместе". Вы можете годы прожить вместе и так и не узнать,
что значит "быть вместе"(togetherness)<$FДословный перевод
такого словообразования должен был бы звучать, как "бытие
вместе", "пребывание вместе", "совместность".Прим.перев.>.
Повсюду в мире -- люди всегда живут вместе, никто не живет в
одиночку: мужья живут с женами, жены с мужьями, дети с
родителями, родители с друзьями; все живут вместе. Все время
проходит в совместной жизни, в контактах, в бытии вместе, но
знаете ли вы что такое -- "быть вместе"?
Прожив рядом с женой лет сорок, вы, возможно, не жили вместе с
ней ни единого мгновения. Даже в то время, когда вы занимаетесь
с ней любовью, вы можете думать о совершенно посторонних вещах.
Тогда вас нет рядом с ней, тогда это занятие любовью -- просто
механическое действие.
Рассказывают, что однажды Мулла Насреддин пошел в кино с женой.
Они были женаты уже, по меньшей мере, лет двадцать. А шел как
раз один из этих знойных иностранных фильмов! И вот, когда они
выходили из кинотеатра, жена спросила его: "Насреддин, ты
никогда не любил меня так, как любят эти актеры в кино. Почему?"
"Ты что, с ума сошла? Знаешь, сколько им за это платят?" --
воскликнул Насреддин.
Люди продолжают жить друг с другом безо всякой любви, потому что
вы любите только тогда, когда это того ст'оит. Да и как можете
вы по-настоящему любить, если вы любите лишь при условии, что
получаете что-то взамен? Любовь при этом тоже становится
объектом торговли; тогда она -- уже не взаимоотношения, не
совместная жизнь душа в душу, она перестает быть праздником. Вы
не испытываете счастья, будучи с другим, в лучшем случае -- вы
просто терпите другого.
Жена Муллы Насреддина была при смерти, и врач сказал ему:
"Насреддин, мне придется быть с тобой откровенным; в такие
моменты лучше говорить правду. Твою жену спасти не удастся.
Болезнь зашла слишком далеко; я делаю все возможное, но ты
должен быть готов ко всему. Не терзай себя, прими это, это
судьба. Твоей жене остается жить не больше суток".
"Да ладно. Если я смог выдержать с ней столько лет, так я могу
потерпеть еще несколько часов!" -- ответил ему Насреддин.
Самое большее -- мы терпим. А когда вы мыслите в понятиях
терпимости, -- вы страдаете, ваша совместная жизнь -- это
сплошное страдание. Вот почему Жан Поль Сартр заявляет: "Другой
-- это ад..." Да вы с другим просто страдаете, он ставит вас в
зависимость от себя, он подавляет вас. Он является причиной
забот, проблем, неприятностей, и вы теряете свою свободу, вы
утрачиваете ваше счастье. И тогда все это становится заведенным
порядком, привычкой, просто терпимостью. Когда вы другого
терпите, как же вы можете познать красоту, прелесть совместной
жизни? И в самом деле, ведь ее у вас никогда и не было.
Браки почти всегда бывают неудачны, потому что супружество
подразумевает торжество совместной жизни, жизни душа в душу. Это
не свидетельство о заключении брака. Никакой ЗАГС не может
выдать вам эту самую семейную жизнь; никакой священник не может
преподнести это вам этот дар. Это огромная революция в жизни,
это великая трансформация в самом образе вашей жизни, и это
может произойти только когда вы достигаете торжества, праздника
совместного существования, торжества жизни вместе, когда вы
больше не ощущаете супруга, как другое лицо, когда вы больше не
рассматриваете себя, как "я". Когда двое на самом деле -- уже не
двое, они соединились, они стали в определенном смысле едины.
Физически они остаются двумя, но в том, что касается глубочайшей
сути, они -- едины. Они могут быть двумя полюсами одного
существования, но они -- не двое. Они взаимосвязаны. И эта связь
дает вам проблеск понимания, что же такое: жизнь вместе.
Это редкая удача -- повстречать своего супруга, своего суженого.
Люди живут вместе просто из-за того, что не могут вынести
одиночества. Запомните это: люди не могут жить одни -- и поэтому
они живут вместе. Жить одному неудобно, жить одному
неэкономично, жить одному трудно, вот почему люди живут вместе.
Иными словами: причины, побуждающие к супружеской жизни, носят
негативный характер.
Один мужчина готовился к свадьбе. "Ты ведь всегда был против
женитьбы, что это ты вдруг передумал?" -- задал ему вопрос
кто-то.
"Уже зима на носу, и, говорят, она будет очень холодной. На
центральное отопление мне не наскрести, а жена обойдется
дешевле!" -- объяснил он.
Вот такова логика супружества. Вы живете с кем-то по причине
того, что это удобно, устраивает вас, экономично, так дешевле.
Жить одному и в самом деле трудно, а у жены столько
положительных сторон: домохозяйка, кухарка, прислуга, нянька --
такое множество полезных качеств. Она -- самый дешевый в мире
работник, делающий много полезного вообще без всякой оплаты. Это
эксплуатация.
Брак существует, как институт эксплуатации, это не совместное
существование, не жизнь вместе. И поэтому от него никому не
будет никакого счастья. Не может быть. От него ничто не
расцветет. Разве могут посреди поля эксплуатации распуститься
цветы экстаза?
Ваши так называемые святые продолжают вам твердить, что
несчастны вы из-за того, что живете в семье, из-за того, что
обитаете в миру. "Брось все, отрекись!" -- настаивают они. И
доводы их выглядят вполне разумно, но не потому, что они верны,
а потому, что вы лишены жизни вместе, лишены совместного
существование. В противном же случае вы увидите, что все те
святые абсолютно неправы. Познавший совместную жизнь познал
божественное; тому, кто действительно соединен, действительно
женат, ведомо божественное, ибо любовь -- это величайшие врата.
Но совместного существования, единения у вас нет, и вы живете
рядом без понимания того, что такое "быть вместе";
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
ней есть проблеск, отголосок истины. Она истиннее любой науки.
Понаблюдайте: когда вы влюблены в кого-то, сердце ваше бьется
иначе. Ваш любимый, ваша любимая будут прислушиваться к вашему
сердцу: оно бьется по-другому. Ваш любимый касается вашей
руки... тепло другое. Кровь движется в ином танце, она
пульсирует не так, как обычно.
Но когда вашу руку берет в свою врач, пульс совсем не такой. Он
может слышать удары вашего сердца, но это другое биение. Когда
сердце бьется для любимого, оно имеет свою собственную песнь, но
лишь любимый может услышать ее, лишь любимый может знать это
биение, эту кровь, это тепло жизни. Врач этого знать не может.
Что же изменилось? Врач становится исследователем, а вы --
исследуемым, -- вы не едины, не одно. Врач относится к вам, как
к объекту. Он смотрит на вас так, как если бы он смотрел на вещь
-- это и порождает различие. Любимый не смотрит на вас, как на
объект -- он становиться с вами одним, он сливается и тает. Он
стремится познать глубочайшую суть вашего естества, но нет у
него объяснений. Он чувствует это, но чувство -- это совсем
иное, это не объяснение. Он не может об этом -- думать.
Все, что поддается осмыслению, не живо. Мысль имеет дело со
смертью, она всегда имеет дело с мертвыми предметами; вот почему
в науке нет места чувству. Чувство придает существованию другую
размерность, придает дополнительное измерение -- измерение
живого.
Эта красивая история может о многом вам рассказать.
Продвигайтесь по ней шаг за шагом, и, если вы придете к
заключениям, к выводам, то, поймите, вы упустили ее суть. Если
же вы начнете смеяться, вы ее поняли.
Раз трое друзей обсуждали жизнь.
Чжуан Цзы краток. Как всегда, те, кто знает, немногословны, они
не проронят ни единого лишнего слова. В их жизни остается только
самое существенное.
Раз трое друзей обсуждали жизнь.
Первое, что надо заметить, -- только друзья могут обсуждать
жизнь. Когда бы обсуждение ни переходило в спор, когда бы
обсуждение ни превращалось в дебаты, диалог разрушен. Жизнь так
обсуждать невозможно. Только друзья могут обсуждать, потому что
их обсуждение не становится дебатами, оно остается диалогом.
В чем же различие между дебатами и диалогом? В дебатах вы не
готовы, не хотите выслушать другого; даже если вы вроде бы и
слушаете, вы лишь притворяетесь. Вы не слушаете по-настоящему,
вы просто подготавливаете свои аргументы. Когда ваш оппонент
говорит, вы готовитесь противоречить. Пока говорит другой, пока
он что-то произносит, вы лишь ждете удобного случая возразить. В
вас уже живет предубеждение против его слов, у вас всегда есть
свои соображения, своя теория. Вы не пытаетесь искать нового, вы
не ничего не воспринимаете, вы не простодушны, не невинны; вы
уже полны, ваша лодка не пуста. Вы тащите с собой определенные
теории, и вы пытаетесь доказать их истинность.
Искатель истины не таскает с собой теорий. Он всегда открыт,
уязвим, всегда восприимчив. Он может слушать. Индуист слушать не
может, мусульманин слушать не может. Как может индуист что-то
услышать? Он уже знает истину, слушать нет нужды. Вы пытаетесь
его заставить слушать, но он не в силах это делать; ум его уже
настолько полон, что ничто не в состоянии проникнуть в него.
Христианин -- ничего не слышит, он уже знает истину. Он закрыл
свои двери для новых ветров, он закрыл свои глаза для нового
солнечного восхода, новой зари пробуждения, он всего достиг, он
добрался до места.
И все те, кто считает, что они достигли цели, отлично могут
дебатировать, но вступить в диалог они не способны. Они могут
лишь сталкиваться и размахивать руками. И тогда их дебаты
перерастают в конфликт и они во всем противопоставляют себя
другому. В подобной дискуссии вы можете доказывать что угодно,
хотя ничего и не сможете доказать. В ваших силах заглушить,
заставить замолчать другого, но так вы его никогда не обратите
на путь истины. Вы не можете ничего довести до сознания
оппонента, ни в чем его убедить, потому что это ни что иное, как
своего рода война, этакая цивилизованная война -- вы не палите
во все стороны из оружия, вы стреляете словами.
Не зря Чжуан Цзы говорит: "Трое друзей обсуждали жизнь", -- вот
почему они могли в конце концов расхохотаться; иначе бы они
пришли к заключению. Одна теория могла бы нанести поражение
другим теориям, одна философия могла бы заставить замолчать
другие философии, тогда было бы сделано заключение, сделаны
выводы -- а заключение мертво.
У жизни нет выводов, она не имеет заключения. Жизнь не заботится
о таких глупостях. Она все продолжается и продолжается без
конца; она есть всегда, вечная, устремленная вперед история. Как
вы можете что-либо о ней заключить? В тот момент, когда вы
пришли к выводам, вы вышли, выпали из нее. Жизнь продолжает идти
дальше, а вы сошли, свернули с пути. Вы можете оставаться верным
своим выводам, но жизнь не станет вас дожидаться.
Друзья способны обсуждать, беседовать. Почему? Можно любить
кого-то, но невозможно любить философскую теорию. Философы не
бывают друзьями. Вы можете быть либо их учеником, либо их
врагом, но вы не можете быть их другом. Одно из двух: либо они
вас убедили, либо нет, либо вы им следуете, либо не следуете, но
вы не можете быть их друзьями. Дружба возможна только между
двумя пустыми лодками. Тогда вы открыты другому, приглашаете
другого, тогда вы -- постоянное приглашение: приди ко мне, войди
в меня, будь со мной.
Вы можете отбросить все теории и философии, но вы не можете
отринуть дружбу. И когда вы дружите, диалог становится возможен.
В диалоге вы слушаете, а если говорите, то не для того, чтобы
противоречить другому, вы говорите просто для того, чтобы
искать, чтобы узнать, поинтересоваться. И говорите вы не с уже
готовым заключением, но с заинтересованностью, с постоянным
живым любопытством. Вы не пытаетесь ничего доказывать: вы
говорите из невинности, из желания познания, а не из философских
соображений. Философия никогда не невинна, она всегда хитра, это
некий прием ума.
Трое друзей обсуждали жизнь -- потому что между друзьями диалог
возможен. И поэтому на Востоке существует традиция: пока вы не
найдете дружбу, не испытаете любовь, почтение, доверие --
никакое познание невозможно. Если вы отправляетесь к мастеру, а
лодка ваша полна идей, то никакого контакта быть не может,
диалога не получится. Сперва вы должны опустошить ее настолько,
чтобы стала возможна дружба, настолько, чтобы вы могли смотреть
безо всяких идей, проносящихся и мельтешащих у вас перед вашим
взором и застилающих ваши глаза, настолько, чтобы вы могли
смотреть, не делая выводов, не приходя к заключениям. И когда вы
сможете видеть так, перспектива вашего взгляда станет огромна,
она станет неограниченна.
Индуист может читать Библию, но он никогда не поймет ее. На
самом деле он при этом не читает ее, он не может прислушаться к
ней. Христианин может читать Гиту, но он остается вне ее. Он
никогда не проникнет в ее глубочайшую суть, он никогда не
достигнет внутреннего королевства, он кругами ходит вокруг нее.
Он уже знает, что истинен только Христос, он уже знает, что
спасение достижимо лишь через Христа; он уже знает, что только
Христос -- сын Бога. Как он может прислушаться к Кришне? Только
Христос истинен. Кришна не может не быть неистинным, самое
большее -- красивая неправда, но никогда не истина. Или, если он
очень уступит, то он скажет, "близко к истине".
Но что вы подразумеваете под словами "близко к истине"? Это --
неправда, отсутствие истины, ложь! Истина либо есть, либо ее
нет. Ничто не может быть "приблизительно истинно". Или истина
есть, или истины нет. Это всегда тотально, полностью. Вы не
можете ее делить, она неделима. Вы не можете сказать, что это
"истинно в какой-то степени". Нет, истина не знает степени. Она
либо есть, либо ее нет.
Поэтому, когда разум приходит к выводу, что Христос -- это
единственная истина, то расслышать Кришну невозможно. Даже если
вы на своем пути проходите рядом с ним, вы будете не в силах
услышать его. Даже если вы столкнетесь с Буддой, вы не
встретитесь с ним.
А весь мир полон заключений, выводов. Кто-то христианин, кто-то
индуист, кто-то джайн, кто-то буддист -- так и теряется истина!
Истинно религиозный человек не может быть христианином,
индуистом, буддистом, религиозный человек может быть только
искренне интересующимся. Он интересуется, и он остается
открытым, не делая никаких выводов. Его лодка пуста.
Трое друзей, обсуждающих жизнь... Только друзья могут обсуждать,
потому что между ними существует диалог, их взаимоотношения
строятся на "я и ты". Когда вы дебатируете, отношения "я и оно".
Другой -- это вещь, которую надо обратить, убедить, другой --
это не "ты"; другой не имеет значения, другой -- это просто
число.
В дружбе другой важен, другой обладает присущей ему ценностью,
другой ценен сам по себе, является самоцелью, вы не пытаетесь
его обратить. Как вы можете обратить человека? Что за глупость!
Сама попытка обратить человека глупа. Человек -- это не вещь.
Человек столь велик и огромен, что никакая теория не может быть
важнее человека. Никакая Библия не является более важной, чем
человек, никакая Гита не может быть важнее человека. Человек
являет собой само великолепие жизни. Вы можете человека любить,
но вы не можете его обратить. Если вы пытаетесь обращать, то вы
пытаетесь манипулировать, управлять. Тогда человек становится
средством, а вы эксплуатируете его, пользуетесь им.
Диалог возможен, когда ваше "я" говорит с "ты", когда другой
любим, когда за этим всем не стоит идеологии. Другой просто
любим, и христианин он или индуист -- значения не имеет. Это и
есть дружба -- и друзья могут обсуждать жизнь, потому что
возможен диалог.
Один сказал:
"Могут ли люди жить вместе, не зная ничего об этом,
трудиться вместе, но ничего не производить?
Могут ли они витать в облаках
и позабыть навеки, что это такое -- жизнь?"
Он не предлагает теории, он лишь затрагивает вопрос. И
запомните, вы можете поднимать вопрос двумя способами. Иногда вы
поднимаете вопрос только потому, что вам необходимо снабдить им
ответ, а ответ этот у вас уже есть -- вы задаете вопрос, просто
чтобы ответить на него. Тогда этот вопрос не настоящий, он
фальшив. Ответ на него уже давно готов. Этот вопрос -- всего
лишь трюк, он риторический; он не реален, не подлинен.
Вопрос подлинен тогда, когда у вас нет ответа, когда вы
спрашиваете, -- но не для того, чтобы подвергнуть ответ
сомнениям и привести свои аргументы, как вы часто задаете вопрос
только лишь из желания подобающе выглядеть, -- подлинный вопрос
оставляет вас пустым, просто открытым, приглашающим,
заинтересованным.
Один сказал:
"Могут ли люди жить вместе, не зная ничего об этом?.."
Мы, живя вместе, никогда не знаем, что же это за состояние такое
-- "вместе". Вы можете годы прожить вместе и так и не узнать,
что значит "быть вместе"
такого словообразования должен был бы звучать, как "бытие
вместе", "пребывание вместе", "совместность".
Повсюду в мире -- люди всегда живут вместе, никто не живет в
одиночку: мужья живут с женами, жены с мужьями, дети с
родителями, родители с друзьями; все живут вместе. Все время
проходит в совместной жизни, в контактах, в бытии вместе, но
знаете ли вы что такое -- "быть вместе"?
Прожив рядом с женой лет сорок, вы, возможно, не жили вместе с
ней ни единого мгновения. Даже в то время, когда вы занимаетесь
с ней любовью, вы можете думать о совершенно посторонних вещах.
Тогда вас нет рядом с ней, тогда это занятие любовью -- просто
механическое действие.
Рассказывают, что однажды Мулла Насреддин пошел в кино с женой.
Они были женаты уже, по меньшей мере, лет двадцать. А шел как
раз один из этих знойных иностранных фильмов! И вот, когда они
выходили из кинотеатра, жена спросила его: "Насреддин, ты
никогда не любил меня так, как любят эти актеры в кино. Почему?"
"Ты что, с ума сошла? Знаешь, сколько им за это платят?" --
воскликнул Насреддин.
Люди продолжают жить друг с другом безо всякой любви, потому что
вы любите только тогда, когда это того ст'оит. Да и как можете
вы по-настоящему любить, если вы любите лишь при условии, что
получаете что-то взамен? Любовь при этом тоже становится
объектом торговли; тогда она -- уже не взаимоотношения, не
совместная жизнь душа в душу, она перестает быть праздником. Вы
не испытываете счастья, будучи с другим, в лучшем случае -- вы
просто терпите другого.
Жена Муллы Насреддина была при смерти, и врач сказал ему:
"Насреддин, мне придется быть с тобой откровенным; в такие
моменты лучше говорить правду. Твою жену спасти не удастся.
Болезнь зашла слишком далеко; я делаю все возможное, но ты
должен быть готов ко всему. Не терзай себя, прими это, это
судьба. Твоей жене остается жить не больше суток".
"Да ладно. Если я смог выдержать с ней столько лет, так я могу
потерпеть еще несколько часов!" -- ответил ему Насреддин.
Самое большее -- мы терпим. А когда вы мыслите в понятиях
терпимости, -- вы страдаете, ваша совместная жизнь -- это
сплошное страдание. Вот почему Жан Поль Сартр заявляет: "Другой
-- это ад..." Да вы с другим просто страдаете, он ставит вас в
зависимость от себя, он подавляет вас. Он является причиной
забот, проблем, неприятностей, и вы теряете свою свободу, вы
утрачиваете ваше счастье. И тогда все это становится заведенным
порядком, привычкой, просто терпимостью. Когда вы другого
терпите, как же вы можете познать красоту, прелесть совместной
жизни? И в самом деле, ведь ее у вас никогда и не было.
Браки почти всегда бывают неудачны, потому что супружество
подразумевает торжество совместной жизни, жизни душа в душу. Это
не свидетельство о заключении брака. Никакой ЗАГС не может
выдать вам эту самую семейную жизнь; никакой священник не может
преподнести это вам этот дар. Это огромная революция в жизни,
это великая трансформация в самом образе вашей жизни, и это
может произойти только когда вы достигаете торжества, праздника
совместного существования, торжества жизни вместе, когда вы
больше не ощущаете супруга, как другое лицо, когда вы больше не
рассматриваете себя, как "я". Когда двое на самом деле -- уже не
двое, они соединились, они стали в определенном смысле едины.
Физически они остаются двумя, но в том, что касается глубочайшей
сути, они -- едины. Они могут быть двумя полюсами одного
существования, но они -- не двое. Они взаимосвязаны. И эта связь
дает вам проблеск понимания, что же такое: жизнь вместе.
Это редкая удача -- повстречать своего супруга, своего суженого.
Люди живут вместе просто из-за того, что не могут вынести
одиночества. Запомните это: люди не могут жить одни -- и поэтому
они живут вместе. Жить одному неудобно, жить одному
неэкономично, жить одному трудно, вот почему люди живут вместе.
Иными словами: причины, побуждающие к супружеской жизни, носят
негативный характер.
Один мужчина готовился к свадьбе. "Ты ведь всегда был против
женитьбы, что это ты вдруг передумал?" -- задал ему вопрос
кто-то.
"Уже зима на носу, и, говорят, она будет очень холодной. На
центральное отопление мне не наскрести, а жена обойдется
дешевле!" -- объяснил он.
Вот такова логика супружества. Вы живете с кем-то по причине
того, что это удобно, устраивает вас, экономично, так дешевле.
Жить одному и в самом деле трудно, а у жены столько
положительных сторон: домохозяйка, кухарка, прислуга, нянька --
такое множество полезных качеств. Она -- самый дешевый в мире
работник, делающий много полезного вообще без всякой оплаты. Это
эксплуатация.
Брак существует, как институт эксплуатации, это не совместное
существование, не жизнь вместе. И поэтому от него никому не
будет никакого счастья. Не может быть. От него ничто не
расцветет. Разве могут посреди поля эксплуатации распуститься
цветы экстаза?
Ваши так называемые святые продолжают вам твердить, что
несчастны вы из-за того, что живете в семье, из-за того, что
обитаете в миру. "Брось все, отрекись!" -- настаивают они. И
доводы их выглядят вполне разумно, но не потому, что они верны,
а потому, что вы лишены жизни вместе, лишены совместного
существование. В противном же случае вы увидите, что все те
святые абсолютно неправы. Познавший совместную жизнь познал
божественное; тому, кто действительно соединен, действительно
женат, ведомо божественное, ибо любовь -- это величайшие врата.
Но совместного существования, единения у вас нет, и вы живете
рядом без понимания того, что такое "быть вместе";
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40