Стоит, не шелохнется.— Впрочем, между нами нет решительно никаких тайн,— пробормотал Пайзл с усмешкой и обоим предложил зайти в его камеру. Для Рашулы это вполне приемлемо, но Розенкранц что-то медлит. Только с глазу на глаз он хотел бы говорить с Пайзлом. Хотя разговор можно и отложить, а сейчас почему бы не быть свидетелем при их беседе?
Они отправились в камеру Пайзла. Надзиратель в коридоре вопросительно посмотрел на них, но ничего не сказал. Пайзлу он все разрешал. С достоинством, как паж, Наполеон распахнул перед ними дверь. И тройка интриганов, три руководителя страхового общества, ненавидящие друг друга, готовые на всякую подлость, расселись в узкой камере шириной в три, а длиной в четыре шага, с вымытым полом и на скорую руку заставленной привезенной из дома мебелью.
— Рабочий кабинет не очень удобен, но прошу без церемоний,— усмехнулся Пайзл. В пику Рашуле ему приятно, что при беседе присутствует Розенкранц.— Итак, пожалуйста, господа.— Рашула ждет, что Розенкранц первый начнет, но тот вопросительно смотрит на него.
— Господин Розенкранц может начать,— улыбнулся Пайзл. Разговор, разумеется, ведется преимущественно по-немецки.— Ах, так, вы уступаете мне? Ну хорошо, я буду говорить вместо вас.
— За нас. Я убедился, доктор, что вы можете быть галантным,— обратился Рашула к Пайзлу, который закурил сигарету и угощает их.— Спасибо! — Рашула тоже закурил сигарету, а Розенкранц, тронутый оказанной ему честью, взял сигару.— Вы дали на чай коротышке Наполеону. Денежный вопрос, следовательно, не будет играть особой роли в наших отношениях.
— Только без длинных увертюр! — вздохнул Пайзл.— Вся партитура нам известна, переходите сразу к финалу. Тем более что общий финал действительно уже близок.— Пайзл встал, пытаясь, очевидно, скрыть внезапное возбуждение.
— По совести сказать, деньги являются увертюрой ко всему,— вопросительно смотрит на него Рашула.— Ну хорошо, они могут найти место и в финале. Я как раз и начал с этого финала.
— Конкретно?
— Конкретно? — удивлен Рашула волнению Пай-
зла.— Конкретно в той мере, как в вашем сговоре с Розенкранцем.
— В той же мере? — Пайзл сощурился и стрельнул глазами на Розенкранца, неужели этот все уже выболтал? — А что вам сказал господин Розенкранц?
— Розенкранц покраснел и опустил голову. Ему довольно плохо известна партитура этих двоих, и сейчас он с неимоверным трудом вникает в финал.
— Вам и нечего было ему сказать,— поправляет его Пайзл.— Итак, что же вы имели в виду, господин Рашула?
— Что? На все условия, которые принял Розенкранц, я, естественно, не мог бы согласиться,— рассмеялся Рашула.— Впрочем, все просто: я плачу аванс, какой вы пожелаете. В качестве свидетеля мне довольно одного Розенкранца (и жены, подумал он, которая вручит аванс). И еще... в суде я откажусь от всех показаний.
— Теперь? — сощурившись, посмотрел на него Пайзл и минуту помолчал. Есть ли все-таки смысл отказываться от денег? Однако Розенкранц утром подогрел в нем старые сомнения в платежеспособности Рашулы, имея в виду разгульную жизнь его жены. Таким образом, чувство мстительности возобладало в нем.— А теперь, господин хороший,— зашептал он, почти зашипел,— все это мне не нужно: ни ваши деньги, ни ваш отказ от показаний. Помните, что я вам сказал утром?
— Ну? — встает Рашула.
— Я сказал вам: сегодня или завтра будете искать доктора Пайзла, а его здесь уже не будет. Сегодня еще не прошло.
— А вы все еще здесь.
— Я здесь затем, чтобы сказать вам вот еще что: никогда помощь доктора Пайзла не станет ключом к вашей свободе, никогда! Зарубите себе на носу! Доктор Пайзл умеет сочувствовать, умеет награждать, но умеет и наказывать.
— К чему эта истерика? Я вас спокойно слушаю.
— О гадостях, которые вы сделали каждому, с кем имели дело, а особенно мне, невозможно говорить спокойно,— теперь Пайзл говорил с достоинством и даже улыбался.— Вот что я вам скажу в финале финала: вон! — Пайзл показал ему на дверь.
Рашула сел, схватился за живот и громко захохотал.
— Забыли, доктор, что здесь вы не дома и что на камеры мы все имеем право, которое заслужили. Или вы в самом деле думаете, что это ваш кабинет? Вспомните, что я вам утром говорил. Со скамьи подсудимых я громко крикну: Где Пайзл? Подать его сюда!
— Господин Рашула! — Розенкранц встал и принялся уговаривать его уйти. Обрадованный и одновременно испуганный негодованием Пайзла, он опасался, как бы Пайзл не устроил ему то, что и Рашуле.
Пайзл повернулся к двери, чтобы кликнуть надзирателя, но передумал.
— Вы можете очень скоро получить право на эту камеру — стоит мне только уйти. Но сейчас ниже моего достоинства иметь с вами какие-либо дела. Я не боюсь ваших обвинений. Кричите, что хотите, вы, клеветник прожженный!
Рашула отталкивет Розенкранца и снова встает.
— Ну конечно, не боитесь,— улыбается он, с трудом скрывая раздражение.— Ваша храбрость есть доказательство того, что достоинство ваше пало столь низко, что вы уже не опасаетесь потерять честь и совесть. Такова, собственно, сущность всех правительственных конформистов. Не возражайте! Общественность все узнает, в этом я вас могу заверить! Но мне сдается, что правительство не слишком щедро вам заплатило, чтобы так поспешно отказываться от моего предложения. Тут дело в другом: вы меня даже как правительственный конформист не можете освободить из тюрьмы. Не так ли?
— Прежде всего,— Пайзл поборол растерянность и улыбнулся,— вы можете мне представить доказательства ваших новых клеветнических измышлений? Письмо, знаю. Но не смешное ли это доказательство — адрес на конверте! Если вы думаете, что я вас не смог бы освободить,— а этого мнения вы придерживаетесь постоянно,— то я действительно не могу еще раз не посмеяться над вашей наивностью и упованием на то, что, по-вашему, неисполнимо.
— А по-вашему?
— По-моему — исполнимо. Но поскольку я этого не хочу, следовательно — неисполнимо. И довольно об
этом. Я вам показал путь, и, пожалуйста, следуйте им. Мне надо еще с господином Розенкранцем закончить дело. Видите ли, это для меня важнее.— И Пайзл снова улыбнулся, злобно, мстительно, лицо его исказилось.
— Закончить дело с Розенкранцем? — встал перед ним Рашула.— Значит, финал еще не наступил? Значит, опять начнем с увертюры.— Он с улыбкой повернулся к Розенкранцу и сделал знак, чтобы тот вышел с ним. Куда? Розенкранц скроил кислую мину. Ведь Пайзл не его прогнал, ему еще надо поговорить с доктором с глазу на глаз. Но Рашула настаивает, чтобы он следовал за ним.
— Господин Розенкранц может остаться, более того, я его прошу остаться,— похоже, Пайзл хочет еще сильнее уязвить Рашулу.— Вы можете отправляться один. Довольно я говорил с вами в его присутствии, теперь хочу с ним поговорить, но без вас.
— Так дело не пойдет, дорогой доктор.— Рашула снова садится.— Я уже сказал, что финал не наступил, а это означает, что вам не так просто отделаться от меня. Я сейчас менее чем когда-либо убежден, что вы можете что-то сделать для него и для меня. Единственно,— Рашула захохотал,— единственно, что нам еще остается,— симулировать.
— Как? — удивился Пайзл. Он, правда, когда-то предлагал Рашуле устроить симуляцию, и этому типу нетрудно было угадать суть его сговора с Розенкранцем. Но знает ли он это сейчас со всей очевидностью? Этот дурак Розенкранц непременно должен был себя выдать раньше времени, но Пайзла это не очень волновало: в кармане уже лежал задаток. Неплохо было бы получить всю сумму, а следовательно, надо помочь Розенкранцу добиться успеха! Поэтому Пайзл решительно отвергает утверждение Рашулы.— Симулировать вы могли бы и самостоятельно, для этого я вам не нужен. Не так ли, господин Розенкранц?
Розенкранц стоял, замирая от страха, с горькой обидой на Рашулу, недовольный Пайзлом, было бы лучше, если бы Пайзл принял предложение Рашулы, тогда можно симулировать беспрепятственно.
— В ваших советах я не нуждаюсь! — осадил его Рашула и обратился к Пайзлу.— Мне все ясно, дело в том, что по вашему совету Розенкранц должен был симулировать сумасшествие. Другой вопрос, удастся ли ему это, потому что я тоже здесь. Вы, впрочем, меня отвергаете якобы из-за гордости! А я глубоко верю, что вы бы забыли гордость, появись у нас обоих возможность симулировать. Тогда для вас желаннее были бы деньги.
— Ваши деньги? — с напускным презрением процедил Пайзл.— Сегодня ваши, а завтра бог знает чьи!
При этом он имел в виду жену Рашулы. Так его Рашула и понял.
— Пока еще мои! — сердито рявкнул Рашула.— По всей видимости, вам мои деньги не кажутся более грязными, чем деньги Розенкранца? Это бесспорно, но тут речь о другом: вы знаете, что я не пошел бы на такую глупость, в какую вы втянули Розенкранца.
— Неправда!
— Нет! Вы предлагали мне это, но я отказался, сейчас тоже отказался бы. Чтобы добиться свободы, я готов унизиться до того, чтобы человека вроде вас назвать честным. Но унизиться до положения дурака, унизить свой ум, самое дорогое, что есть у меня в жизни,— этого никогда не будет! Ни-ког-да! На это способны вы, солидные политики, адвокаты, торговцы, честные фарисеи; способны, если предоставится возможность. Я всем расскажу, как вы упрятали в тюрьму своего шурина, и буду кричать: Розенкранц симулирует, его подговорил Пайзл! Итак, желаю успеха, господа! — С усмешкой, которой он подавлял свою ненависть к этим двум своим бывшим товарищам, Рашула шагнул к выходу. Но его опередил Пайзл. Он выглянул в коридор, не подслушивает ли кто, и возвратился назад.— Две вещи, дорогой доктор,— продолжает Рашула,— во-первых, вы будете распространять обо мне клевету, которую утром при многих свидетелях сами объявили вымыслом и отреклись от нее, а во-вторых...
— И на которую не как на клевету, а как на неоспоримый факт я снова укажу пальцем, ведь ее автор все- таки Мачек.
— Все равно, вы сами признали свое авторство! И во-вторых, откуда это взялось, что вы определяете, кто симулирует, а кто на самом деле сумасшедший? Все, кто имел дело с вами сегодня, могли убедиться,
насколько ваши суждения о сумасшествии и симуляции недостоверны и глупы. Всем, в том числе и мне, вы утром уши прожужжали, что ваш шурин симулирует.
Как дурака, который, как и вы, полон сомнений? А вас, доктор, я хорошо понял. Из-за моей жены вы не доверяете моему кошельку и прикрываете свой поступок видимостью справедливости. Но ошибаетесь, это вы симулянты! — В первый раз за этот день Рашула потерял самообладание. Почувствовав, что его обвели вокруг пальца, а жена надула (разве не исключено, что она, не сказав ему, уезжает или уже уехала?), он впал в бешенство, выпятил грудь и закричал: — Сговорились! Думаете, провели меня? Нет — себя, если не сегодня, так завтра вы в этом убедитесь! Придет и мое время, и вы сами, довольные, что имеете дело со мной, сами раскроете свои кошельки! Для меня, Франё Рашулы! — Он захлебывается, бьет себя в грудь, поворачивается то к Розенкранцу, то к Пайзлу, от сильного возбуждения переходит на крик и визг, машет руками перед лицом Пайзла.
— Вы что, сумасшедший или сами решили симулировать безумие? — испуганно отступил Пайзл к двери.
— Что такое, господа? — дверь открывает надзиратель и строго смотрит на них с порога.— Так вести себя в нашем заведении не положено.
Пайзл молча показывает на Рашулу.
— Покажите лучше на себя! — взъярился Рашула и, смерив его ненавидящим взглядом, перешагнул через порог.— Вот этого жулика призовите к порядку! — повернулся он к надзирателю.— Он для этого нас сюда и завел, потому что считает, что у вас здесь все дозволено.
— Выбирайте выражения! — взрывается Пайзл. Он оскорблен: Рашула осыпает его ругательствами в присутствии надзирателя.
— Я сказал вам, имея более веские основания, то же самое, что и вы мне утром.— И уже совершенно не обращая внимания на угрозы надзирателя, кричит на весь коридор: — Жулик, жулик, жулик, это я вам скажу всегда, всюду и перед всеми!
Пайзл даже не посмотрел ему вслед. Счастливый, что избавился от него, он полагал, что надзиратель займется им. Все его внимание было обращено сейчас на Розенкранца, который в страхе перед взбешенным Рашулой забился в угол и только сейчас выползал оттуда бледный, с искаженным лицом.
Такой страх даже Пайзлу непонятен.
На пороге снова появился надзиратель, закончивший отчитывать Рашулу.
— Господин доктор, извольте в комнату для свиданий. Ваша супруга ждет вас.
— Кто? — Пайзл рванулся к дверям. Не в комнате для свиданий, а в коридоре, совсем близко стоит и смотрит на него Елена. По телу побежали мурашки. Подавив вопль, Пайзл бросился к ней. Именно сейчас, после всех этих криков и ругани, ей надо было прийти.
Назойливо цепляется за него Розенкранц.
Нетерпеливо отмахивается Пайзл и еще энергичнее устремляется дальше.
Розенкранц умолк, сообразив, что о том, о чем он с Пайзлом хотел потолковать с глазу на глаз, то есть о симуляции, разговор уже состоялся. В страхе перед неизбежной встречей с Рашулой во дворе он еще больше захромал по коридору, припадая на больную ногу.
Елена отошла к дверям комнаты для свиданий, а на его попытку поцеловать ее в губы ответила тем, что протянула руку для поцелуя. Пайзл вздрогнул, но повиновался. Они вошли в комнату.
Комната для свиданий посередине разделена двумя решетчатыми перегородками, между которыми обычно ходит охранник, надзирающий за заключенными и посетителями. С одной и другой стороны к стенам приставлены грубые скамьи. На противоположной стороне у окна сидят три молодые дамы, занятые оживленным разговором, и Юришич с ними, но сейчас он что-то очень уж молчалив. Охранника нет. Исключения и здесь допускаются, тем более что один охранник находится совсем близко, на посту возле дверей, ведущих в Судебный стол. И Елена, и Пайзл, вначале она, потом он, сели на скамью за перегородкой, так что им не видно сидящих напротив.
— Пришла, значит,— испытующе смотрит на нее Пайзл. Его не интересует Юришич с его сестрами.
— Что у тебя с директором Рашулой? — Она знает Рашулу, он бывал в их доме.
— Ты слышала? Ах, все это ерунда! Он поссорился с Розенкранцем, и я безуспешно их мирил.
— Неужели ты еще не порвал с этой бандой?
— Порвал, но что из этого, пристают.
Ее черные и, как ртуть, живые глаза сегодня мутноваты, они усталые, заспанные. Долго не ложилась спать, поздно встала. Однако сейчас в них засверкали смешливые искорки. Ей показалось, что Рашула закричал потому, что увидел ее; выкрикивая ругательства, он все время смотрел на нее и в последнюю минуту сделал попытку пойти ей навстречу. Чем это объяснить, если он не поссорился с ее мужем? Но она промолчала.
— Я уже не надеялся, что ты придешь,— тихо добавил он, немного помолчав.
— Да я и не хотела. Вчера ко мне поздно приходили с визитом.
Пайзл проглотил слюну, догадывается он, что это был за визит. Но чтобы она именно с этого начинала! Там, напротив, смеются дамы. Елена говорит негромко, но ее все-таки могли там услышать.
— Визит? Какой-нибудь родственник приходил?
Дерзко, вызывающе рассмеялась Елена, ей как будто
нравится разбивать все его иллюзии.
— Елена! — Пайзл прижался к ней и судорожно сжал ее руку.— Тише, мы не одни!
— Знаю, но какое мне дело до этого? Впрочем, они нас не слышат. Развлекаются, молодые, хорошо быть молодым. Почему ты больше не молодой, Пайзл? Ах да, это было бы все равно.
— Все равно! — глухо отозвался Пайзл.— Но ты, наверное, пришла не для того, чтобы рассказывать мне о визитах? Доктор Колар, разумеется, был у тебя?
— Да, да. Так зачем же ты звал меня? После вчерашнего меня это удивило.
— Удивило? — поник Пайзл и выпустил ее руку. Он должен был сейчас ей сказать, зачем позвал, но сделать это при свидетелях очень трудно, тем более он совершенно не подготовился к этой встрече. А как бы он подготовился? Все-таки странно, что она пришла. Растерянно смотрит он на нее.— Тяжело мне, очень тяжело, Елена. Ты знаешь...
— Знаю, знаю. Но я бы пришла, даже если бы ты меня и не звал.
— Пришла бы? — удивился и воспылал надеждой Пайзл, но его внезапно охватил страх, подсознательно мучивший его весь этот день, страх, смешанный со злорадством.— Не странно ли, что я все еще нахожусь здесь? Похоже, визит к барону фон Райнеру дал немедленные результаты только в Вене.
— Дал и здесь, пока дело не натолкнулось на сопротивление известной банды. Но я преодолела и это препятствие, потому и пришла тебе сказать. Это первая причина.— Смеясь, она рассказала ему, как вчера пригласила к себе его товарищей по партии и отчитала их за отказ аннулировать заявление партии о Пайзле. Они оправдывались, что и сами были не согласны, и доверительно сообщили ей кое-что важное. Так, один надежный человек или, может быть, покровитель из правительственных кругов информировал их, что правительство поставило перед Пайзлом ряд условий, но он отказывается их принять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44