Я – как птица!
IV
БУРЯ
В лохмотьях паруса, рев бури, свист и мгла…
Руль сломан, мачты треск, зловещий хрип насосов.
Вот вырвало канат последний у матросов.
Закат в крови померк, надежда умерла.
Трубит победу шторм! По водяным горам,
В кипящем хаосе, в дожде и вихре пены,
Как воин, рвущийся на вражеские стены,
Идет на судно смерть, и нет защиты нам.
Те падают без чувств, а те ломают руки,
Друзья прощаются в предчувствии разлуки.
Обняв свое дитя, молитвы шепчет мать.
Один на корабле к спасенью не стремится.
Он мыслит: счастлив тот, кому дано молиться,
Иль быть бесчувственным, иль друга обнимать!
V
ВИД ГОР ИЗ СТЕПЕЙ КОЗЛОВА
ПИЛИГРИМ И МИРЗА
Пилигрим
Аллах ли там воздвиг гранитную громаду,
Престол для ангелов из мерзлых туч сковал?
Иль дивы из камней нагромоздили вал
И караванам туч поставили преграду?
Какой там свет! Пожар? Конец ли Цареграду?
Иль в час, когда на дол вечерний сумрак пал,
Чтоб рой ночных светил в потемках не блуждал,
Средь моря вечности аллах зажег лампаду?
Мирза
Там побывал я… Там – гнездо зимы седой,
Истоки родников и быстрых рек начало;
Из уст моих не пар, но снег валил густой;
Где нет пути орлам, моя нога ступала;
Шли тучи подо мной, а в них гроза дремала,
И лишь одна звезда горела над чалмой.
Там Чатырдаг!
П ил и гр и м
О-о!
VI
БАХЧИСАРАЙ
Безлюден пышный дом, где грозный жил Гирей.
Трон славы, храм любви – дворы, ступени, входы,
Что подметали лбом паши в былые годы,
Теперь гнездилище лишь саранчи да змей.
В чертоги вторгшийся сквозь окна галерей,
Захватывает плющ, карабкаясь на своды,
Творенья рук людских во имя прав природы,
Как Валтасаров перст, он чертит надпись: "Тлей!"
Не молкнет лишь фонтан в печальном запустенье
Фонтан гаремных жен, свидетель лучших лет,
Он тихо слезы льет, оплакивая тленье:
О слава! Власть! Любовь! О торжество побед!
Вам суждены века, а мне одно мгновенье.
Но длятся дни мои, а вас – пропал и след.
VII
БАХЧИСАРАЙ НОЧЬЮ
Молитва кончена, и опустел джамид,
Вдали растаяла мелодия призыва;
Зари вечерней лик порозовел стыдливо;
Златой король ночей к возлюбленной спешит.
Светильниками звезд гарем небес расшит;
Меж ними облачко плывет неторопливо,
Как лебедь, дремлющий на синеве залива,
Крутая грудь бела, крыло как жар горит.
Здесь минарета тень, там – тень от кипариса,
Поодаль глыбы скал уселись под горой,
Как будто дьяволы сошлись на суд Эвлиса
Под покрывалом тьмы. А с их вершин порой
Слетает молния и с быстротой фариса
Летит в безмолвие пустыни голубой.
VIII
ГРОБНИЦА ПОТОЦКОЙ
Ты в сказочном саду, в краю весны увяла.
О роза юная! Часов счастливых рой
Бесследно пролетел, мелькнул перед тобой,
Но в сердце погрузил воспоминаний жала.
Откуда столько звезд во мраке засверкало,
Вот там, на севере, над польской стороной?
Иль твой горящий взор, летя к земле родной,
Рассыпал угольки, когда ты угасала?
Дочь Польши! Так и я умру в чужой стране.
О, если б и меня с тобой похоронили!
Пройдут здесь странники, как прежде проходили,
И я родную речь услышу в полусне,
И, может быть, поэт, придя к твоей могиле,
Заметит рядом холм и вспомнит обо мне.
IX
МОГИЛЫ ГАРЕМА
МИРЗА – ПИЛИГРИМУ
До срока срезал их в саду любви аллах,
Не дав плодам созреть до красоты осенней.
Гарема перлы спят не в море наслаждений,
Но в раковинах тьмы и вечности – в гробах.
Забвенья пеленой покрыло время прах;
Над плитами – чалма, как знамя войска теней;
И начертал гяур для новых поколений
Усопших имена на гробовых камнях.
От глаз неверного стеной ревнивой скрыты,
У этих светлых струй, где не ступал порок,
О розы райские, вы отцвели, забыты.
Пришельцем осквернен могильный ваш порог,
Но он один в слезах глядел на эти плиты,
И я впустил его – прости меня, пророк!
X
БАЙДАРСКАЯ ДОЛИНА
Скачу, как бешеный, на бешеном коне;
Долины, скалы, лес мелькают предо мною,
Сменяясь, как волна в потоке за волною…
Тем вихрем образов упиться – любо мне!
Но обессилел конь. На землю тихо льется
Таинственная мгла с темнеющих небес,
А пред усталыми очами все несется
Тот вихорь образов – долины, скалы, лес…
Все спит, не спится мне – и к морю я сбегаю;
Вот с шумом черный вал подходит; жадно я
К нему склоняюся и руки простираю…
Всплеснул, закрылся он; хаос повлек меня
И я, как в бездне челн крутимый, ожидаю,
Что вкусит хоть на миг забвенья мысль моя.
XI
АЛУШТА ДНЕМ
Пред солнцем – гребень гор снимает свой покров;
Спешит свершить намаз свой нива золотая.
И шелохнулся лес, с кудрей своих роняя,
Как с ханских четок, дождь камней и жемчугов;
Долина вся в цветах. Над этими цветами
Рой пестрых бабочек – цветов летучих рой
Что полог, зыблется алмазными волнами;
А выше – саранча вздымает завес свой.
Над бездною морской стоит скала нагая.
Бурун к ногам ее летит и, раздробись
И пеною, как тигр глазами, весь сверкая,
Уходит с мыслию нагрянуть в тот же час;
Но море синее спокойно – чайки реют,
Гуляют лебеди, и корабли белеют.
XII
АЛУШТА НОЧЬЮ
Повеял ветерок, прохладою лаская.
Светильник мира пал с небес на Чатырдах,
Разбился, расточил багрянец на скалах.
И гаснет. Тьма растет, молчанием пугая.
Чернеют гребни гор, в долинах ночь глухая,
Как будто в полусне журчат ручьи впотьмах;
Ночная песнь цветов – дыханье роз в садах
Беззвучной музыкой плывет, благоухая.
Дремлю под темными крылами тишины.
Вдруг метеор блеснул – и, ослепляя взоры,
Потопом золота залил леса и горы.
Ночь! одалиска-ночь! Ты навеваешь сны,
Ты гасишь лаской страсть, но лишь она утихнет
Твой искрометный взор тотчас же снова вспыхнет!
ХIII
ЧАТЫРДАГ
Мирза
Склоняюсь с трепетом к стопам твоей твердыни,
Великий Чатырдаг, могучий хан Яйлы.
О мачта крымских гор! О минарет аллы!
До туч вознесся ты в лазурные пустыни
И там стоишь один, у врат надзвездных стран,
Как грозный Гавриил у врат святого рая.
Зеленый лес – твой плащ, а тучи – твой тюрбан,
И молнии на нем узоры ткут, блистая.
Печет ли солнце нас, плывет ли мгла, как дым,
Летит ли саранча, иль жжет гяур селенья,
Ты, Чатырдаг, всегда и нем и недвижим.
Бесстрастный драгоман всемирного творенья,
Поправ весь дольный мир подножием своим,
Ты внемлешь лишь творца предвечные веленья!
XIV
ПИЛИГРИМ
У ног моих лежит волшебная страна,
Страна обилия, гостеприимства, мира.
Но тянется душа, безрадостна и сира,
В далекие края, в былые времена.
Литва! В твой темный лес уносится она
От соловьев Байдар, от смуглых дев Салгира.
Мне ближе зелень мхов, чем в небе цвет сапфира,
Чем апельсинных рощ багрец и желтизна.
Оторван от всего, что мне навеки свято,
Средь этой красоты я вновь грущу о ней,
О той, кого любил на утре милых дней.
Она в родном краю, куда мне нет возврата,
Там все кругом хранит печать любви моей.
Но помнит ли она? Тяжка ли ей утрата?
XV
ДОРОГА НАД ПРОПАСТЬЮ В ЧУ ФУТ-КАЛЕ
МИРЗА И ПИЛИГРИМ
Мирза
Молись! Поводья кинь! Смотри на лес, на тучи,
Но не в провал! Здесь конь разумней седока.
Он глазом крутизну измерил для прыжка,
И стал, и пробует копытом склон сыпучий.
Вот прыгнул. Не гляди! Во тьму потянет с кручи!
Как древний Аль-Кайр, тут бездна глубока.
И рук не простирай – ведь не крыло рука.
И мысли трепетной не шли в тот мрак дремучий.
Как якорь, мысль твоя стремглав пойдет ко дну,
Но дна не досягнет, и хаос довременный
Поглотит якорь твой и челн затянет вслед.
Пилигрим
А я глядел, Мирза! Но лишь гробам шепну,
Что различил мой взор сквозь трещину вселенной.
На языке живых – и слов подобных нет.
XVI
ГОРА КИКИНЕИЗ
МИРЗА
Ты видишь небеса внизу, на дне провала?
То море. Присмотрись: на грудь его скала
Иль птица, сбитая перунами, легла
И крылья радугой стоцветной разметала?
Иль это риф плывет в оправе из опала?
Не риф, но туча там. Она, как ночи мгла,
Полмира тенью крыл огромных облекла.
А вот и молния. Видал, как засверкала?
Но конь твой пятится – тут пропасть, осади!
Пусть он, как мой скакун, возьмет ее с размаха!
Я прыгаю! Сперва исчезну, но следи:
Мелькнет моя чалма – ударь коня без страха
И, шпоры дав, лети, лишь призови аллаха!
А не мелькнет – вернись: тут людям нет пути!
XVII
РАЗВАЛИНЫ ЗАМКА В БАЛАКЛАВЕ
Обломки крепости, чья древняя громада,
Неблагодарный Крым! твой охраняла сон.
Гигантским черепом торчащий бастион,
Где ныне гад живет и люди хуже гада.
Всхожу по лестнице. Тут высилась аркада.
Вот надпись. Может быть, герой здесь погребен?
Но имя, бывшее грозой земных племен,
Как червь, окутано листами винограда.
Где италийский меч монголам дал отпор,
Где греки свой глагол на стенах начертали,
Где путь на Мекку шел и где намаз читали,
Там крылья черный гриф над кладбищем простер,
Как черную хоругвь, безмолвный знак печали,
Над мертвым городом, где был недавно мор.
XVIII
АЮДАГ
Мне любо, Аюдаг, следить с твоих камней,
Как черный вал идет, клубясь и нарастая,
Обрушится, вскипит и, серебром блистая,
Рассыплет крупный дождь из радужных огней.
Как набежит второй, хлестнет еще сильней,
И волны от него, как рыб огромных стая,
Захватят мель и вновь откатятся до края,
Оставив гальку, перл или коралл на ней.
Не так ли, юный бард, любовь грозой летучей
Ворвется в грудь твою, закроет небо тучей,
Но лиру ты берешь – и вновь лазурь светла.
Не омрачив твой мир, гроза отбушевала,
И только песни нам останутся от шквала
Венец бессмертия для твоего чела.
ОБЪЯСНЕНИЯ
АККЕРМАНСКИЕ СТЕПИ
Минуя острова багряного бурьяна. – На Украине и побережье бурьяном называют великорослые кусты, которые летом покрываются цветами и приятно выделяются на степном фоне.
ВИД ГОР ИЗ СТЕПЕЙ КОЗЛОВА
Дивы – по древней персидской мифологии, злые гении, некогда царствовавшие на земле, потом изгнанные ангелами и ныне живущие на краю света, за горою Каф.
Какой там свет! Пожар?.. – Вершина Чатырдага после заката солнца благодаря отражающимся лучам в течение некоторого времени представляется как бы охваченной пламенем.
Чатырдаг – самая высокая вершина в цепи Крымских гор на южном берегу; она открывается взору издалека, верст за двести с разных сторон, в виде исполинского облака синеватого цвета.
БАХЧИСАРАЙ
Бахчисарай. – В долине, окруженной со всех сторон горами лежит город Бахчисарай, некогда столица Гиреев, ханов крымских.
Как Валтасаров перст, он чертит надпись: "Тлей!" – "В то час изыдоша персты руки человечи и писаху противу лампады на покоплении стены дому царства, и царь (Валтасар) видяше персты руки пишущие". Пророчество Даниила, V, 5, 25, 26, 27, 28.
БАХЧИСАРАЙ НОЧЬЮ
Молитва кончена, и опустел джамид,//Вдали растаяла мелодия призыва… – Меджид, или джамид, – обыкновенная мечеть. Снаружи, по углам ее, возвышаются тонкие стрельчатые башенки, называемые минаретами (менаре); на половине своей высоты они обведены галереею (шурфе), с которой муэдзины, или глашатаи, созывают народ к молитве. Этот напевный призыв с галереи называется изаном. Пять раз в день, в определенные часы, изан слышится со всех минаретов, и чистый и звучный голос муэдзинов приятно разносится по городам мусульманским, в которых благодаря отсутствию колесных экипажей царствует необычайная тишина (Сенковский. Collectanea, т. I, с. 66).
Как будто дьяволы сошлись на суд Эвлиса… – Эвлис, или Иблис, или Гаразель – это Люцифер у магометан…с быстротой фариса… – Фарис рыцарь у арабов-бедуинов.
ГРОБНИЦА ПОТОЦКОЙ
Недалеко от дворца ханов возвышается могила, устроенная в восточном вкусе, с круглым куполом. Есть в Крыму народное предание, что памятник этот был поставлен Керим-Гиреем невольнице, которую он страстно любил. Говорят, что эта невольницы была полька, из рода Потоцких. Автор прекрасно и с эрудицией написанной книги "Путешествие по Тавриде", Муравьев -Апостол, полагает, что предание неосновательно и что могила хранит останки какой-то грузинки. Не знаем, на чем он основывает свое мнение, ибо утверждение его, что татарам в половине XVIII столетия нелегко было бы захватить невольницу из рода Потоцких, неубедительно. Известны последние волнения казаков на Украине, когда немалое число народа было уведено и продано соседним татарам. В Польше много шляхетских семейств, носящих фамилию Потоцких, и невольница могла и не принадлежать к знаменитому роду владетелей Умани, которая была менее доступна для татар и казаков. На основе народного предания о бахчисарайской могиле русский поэт Александр Пушкин с присущим ему талантом написал поэму "Бахчисарайский фонтан".
МОГИЛЫ ГАРЕМА
В роскошном саду, среди стройных тополей и шелковичных деревьев, находятся беломраморные гробницы ханов и султанов, их жен и родственников; в двух расположенных поблизости зданиях свалены в беспорядке гробы; они были некогда богато обиты, ныне торчат голые доски и видны лоскутья материи.
Над плитами – чалма, как знамя войска теней… – Мусульмане ставят над могилами мужчин и женщин каменные чалмы различной формы для тех и других.
И начертал гяур для новых поколений… – Гяур, точнее киафир, значит "неверный". Так мусульмане называют христиан.
БАЙДАРСКАЯ ДОЛИНА
Прекрасная долина, через которую обычно въезжают на Южный берег Крыма.
АЛУШТА ДНЕМ
Алушта – одно из восхитительнейших мест Крыма; туда северные ветры никогда не доходят, и путешественник часто в ноябре должен искать прохлады под тенью огромных грецких орехов, еще зеленых.
Спешит свершить намаз свой нива золотая… – Намаз – мусульманская молитва, которую совершают сидя и кладя поклоны.
Как с ханских четок, дождь камней и жемчугов… – Мусульмане употребляют во время молитвы четки, которые у знатных людей бывают из драгоценных камней. Гранатовые и шелковичные деревья, алеющие прелестными плодами, – обычное явление на всем Южном берегу Крыма.
ЧАТЫРДАГ
…могучий хан… (падишах) – титул турецкого султана.
Как грозный Гавриил у врат святого рая. – Оставляю имя Гавриила как общеизвестное, но собственно стражем неба, по восточной мифологии, является Рамег (созвездие Арктура), одна из двух больших звезд, называемых Ассемекеин.
ПИЛИГРИМ
…от смуглых дев Салгира – Салгир – река в Крыму, берущая начало у подножья Чатырдага.
ДОРОГА НАД ПРОПАСТЬЮ ЧУФУТ-КАЛЕ
Чуфут-Кале – городок на высокой скале; дома, стоящие на краю, подобны гнездам ласточек; тропинка, ведущая на гору, весьма трудна и висит над бездною. В самом городе стены домов почти сливаются с краем скалы; взор, брошенный из окон, теряется в неизмеримой глубине.
…Здесь конь разумней седока. – Крымский конь при трудных и опасных переправах, кажется, проявляет особый инстинкт осторожности и уверенности. Прежде нежели сделать шаг, он, держа ногу в воздухе, ищет камня и испытывает, можно ли ступить безопасно и утвердиться.
ГОРА КИКИНЕИЗ
То море. Присмотрись: на грудь его скала/Иль птица, сбитая перунами, легла… – Известная из "Тысячи и одной ночи", прославленная в персидской мифологии и многократно восточными поэтами описанная птица Симург. "Она велика, – говорит Фирдоуси в "Шах-намэ", – как гора; сильна – как крепость; слона уносит в своих когтях…" И далее: "Увидев рыцарей, Симург сорвался как туча, бросая тень на войска всадников". Смотри Г а м м е р a. Geschichte der Redekunste Persiens. Wien, 1818, x. 65.
He риф, но туча там. – Если с вершины гор, вознесенных под облака, взглянуть на тучи, плавающие над морем, кажется, что они лежат на воде в виде больших белых островов. Я наблю дал это любопытное явление с Чатырдага.
РАЗВАЛИНЫ ЗАМКА В БАЛАКЛАВЕ
Над заливом того же названия стоят руины замка, построенного некогда греками, выходцами из Милета. Позднее генуэзцы возвели на этом месте крепость Цембало.
Веселые вчера простились мы с тобой:
Своей назвал тебя. И, словно окрыленный,
Я ныне шел к тебе, счастливый и влюбленный.
Услышать милый смех, увидеть взор живой.
Но отведенный взгляд, но вздох невольный твой
Укором отдались в моей груди стесненной,
И я не оскорбил невинности смущенной,
Я был почтителен к стыдливости немой.
Стыдливость и печаль для милой – украшенье,
Но если совести жестокое смятенье
Под ними кроется, твою терзая грудь,
На что твоя печаль, твой стыд мне, дорогая,
Не огорчай меня, краснея и вздыхая,
Несовершенною, зато счастливой будь!
[1825 – 1826]
***
Где, синих глаз твоих озарены огнем,
Небесные цветы взошли в былые лета,
Потом цветы я рвал для твоего букета,
Но горькая полынь уже таилась в нем.
Когда бурьян и терн покрыли все кругом,
Ужель средь них цветок увянет до расцвета?
Прими теперь букет, хоть скудный, от поэта
На память о земле, сродйившей нас в былом.
Ах, сердце, отстрадав, как этот луг, увяло.
Огнем прекрасных чувств оно тебя питало,
Когда я молод был и был тобой любим.
Хоть по своей вине оно преступным стало,
Хоть много мучилось, принадлежа другим,
Не презирай его – ведь ты владела им.
[1825 – 1826]
ЯСТРЕБ
Несчастный ястреб!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
IV
БУРЯ
В лохмотьях паруса, рев бури, свист и мгла…
Руль сломан, мачты треск, зловещий хрип насосов.
Вот вырвало канат последний у матросов.
Закат в крови померк, надежда умерла.
Трубит победу шторм! По водяным горам,
В кипящем хаосе, в дожде и вихре пены,
Как воин, рвущийся на вражеские стены,
Идет на судно смерть, и нет защиты нам.
Те падают без чувств, а те ломают руки,
Друзья прощаются в предчувствии разлуки.
Обняв свое дитя, молитвы шепчет мать.
Один на корабле к спасенью не стремится.
Он мыслит: счастлив тот, кому дано молиться,
Иль быть бесчувственным, иль друга обнимать!
V
ВИД ГОР ИЗ СТЕПЕЙ КОЗЛОВА
ПИЛИГРИМ И МИРЗА
Пилигрим
Аллах ли там воздвиг гранитную громаду,
Престол для ангелов из мерзлых туч сковал?
Иль дивы из камней нагромоздили вал
И караванам туч поставили преграду?
Какой там свет! Пожар? Конец ли Цареграду?
Иль в час, когда на дол вечерний сумрак пал,
Чтоб рой ночных светил в потемках не блуждал,
Средь моря вечности аллах зажег лампаду?
Мирза
Там побывал я… Там – гнездо зимы седой,
Истоки родников и быстрых рек начало;
Из уст моих не пар, но снег валил густой;
Где нет пути орлам, моя нога ступала;
Шли тучи подо мной, а в них гроза дремала,
И лишь одна звезда горела над чалмой.
Там Чатырдаг!
П ил и гр и м
О-о!
VI
БАХЧИСАРАЙ
Безлюден пышный дом, где грозный жил Гирей.
Трон славы, храм любви – дворы, ступени, входы,
Что подметали лбом паши в былые годы,
Теперь гнездилище лишь саранчи да змей.
В чертоги вторгшийся сквозь окна галерей,
Захватывает плющ, карабкаясь на своды,
Творенья рук людских во имя прав природы,
Как Валтасаров перст, он чертит надпись: "Тлей!"
Не молкнет лишь фонтан в печальном запустенье
Фонтан гаремных жен, свидетель лучших лет,
Он тихо слезы льет, оплакивая тленье:
О слава! Власть! Любовь! О торжество побед!
Вам суждены века, а мне одно мгновенье.
Но длятся дни мои, а вас – пропал и след.
VII
БАХЧИСАРАЙ НОЧЬЮ
Молитва кончена, и опустел джамид,
Вдали растаяла мелодия призыва;
Зари вечерней лик порозовел стыдливо;
Златой король ночей к возлюбленной спешит.
Светильниками звезд гарем небес расшит;
Меж ними облачко плывет неторопливо,
Как лебедь, дремлющий на синеве залива,
Крутая грудь бела, крыло как жар горит.
Здесь минарета тень, там – тень от кипариса,
Поодаль глыбы скал уселись под горой,
Как будто дьяволы сошлись на суд Эвлиса
Под покрывалом тьмы. А с их вершин порой
Слетает молния и с быстротой фариса
Летит в безмолвие пустыни голубой.
VIII
ГРОБНИЦА ПОТОЦКОЙ
Ты в сказочном саду, в краю весны увяла.
О роза юная! Часов счастливых рой
Бесследно пролетел, мелькнул перед тобой,
Но в сердце погрузил воспоминаний жала.
Откуда столько звезд во мраке засверкало,
Вот там, на севере, над польской стороной?
Иль твой горящий взор, летя к земле родной,
Рассыпал угольки, когда ты угасала?
Дочь Польши! Так и я умру в чужой стране.
О, если б и меня с тобой похоронили!
Пройдут здесь странники, как прежде проходили,
И я родную речь услышу в полусне,
И, может быть, поэт, придя к твоей могиле,
Заметит рядом холм и вспомнит обо мне.
IX
МОГИЛЫ ГАРЕМА
МИРЗА – ПИЛИГРИМУ
До срока срезал их в саду любви аллах,
Не дав плодам созреть до красоты осенней.
Гарема перлы спят не в море наслаждений,
Но в раковинах тьмы и вечности – в гробах.
Забвенья пеленой покрыло время прах;
Над плитами – чалма, как знамя войска теней;
И начертал гяур для новых поколений
Усопших имена на гробовых камнях.
От глаз неверного стеной ревнивой скрыты,
У этих светлых струй, где не ступал порок,
О розы райские, вы отцвели, забыты.
Пришельцем осквернен могильный ваш порог,
Но он один в слезах глядел на эти плиты,
И я впустил его – прости меня, пророк!
X
БАЙДАРСКАЯ ДОЛИНА
Скачу, как бешеный, на бешеном коне;
Долины, скалы, лес мелькают предо мною,
Сменяясь, как волна в потоке за волною…
Тем вихрем образов упиться – любо мне!
Но обессилел конь. На землю тихо льется
Таинственная мгла с темнеющих небес,
А пред усталыми очами все несется
Тот вихорь образов – долины, скалы, лес…
Все спит, не спится мне – и к морю я сбегаю;
Вот с шумом черный вал подходит; жадно я
К нему склоняюся и руки простираю…
Всплеснул, закрылся он; хаос повлек меня
И я, как в бездне челн крутимый, ожидаю,
Что вкусит хоть на миг забвенья мысль моя.
XI
АЛУШТА ДНЕМ
Пред солнцем – гребень гор снимает свой покров;
Спешит свершить намаз свой нива золотая.
И шелохнулся лес, с кудрей своих роняя,
Как с ханских четок, дождь камней и жемчугов;
Долина вся в цветах. Над этими цветами
Рой пестрых бабочек – цветов летучих рой
Что полог, зыблется алмазными волнами;
А выше – саранча вздымает завес свой.
Над бездною морской стоит скала нагая.
Бурун к ногам ее летит и, раздробись
И пеною, как тигр глазами, весь сверкая,
Уходит с мыслию нагрянуть в тот же час;
Но море синее спокойно – чайки реют,
Гуляют лебеди, и корабли белеют.
XII
АЛУШТА НОЧЬЮ
Повеял ветерок, прохладою лаская.
Светильник мира пал с небес на Чатырдах,
Разбился, расточил багрянец на скалах.
И гаснет. Тьма растет, молчанием пугая.
Чернеют гребни гор, в долинах ночь глухая,
Как будто в полусне журчат ручьи впотьмах;
Ночная песнь цветов – дыханье роз в садах
Беззвучной музыкой плывет, благоухая.
Дремлю под темными крылами тишины.
Вдруг метеор блеснул – и, ослепляя взоры,
Потопом золота залил леса и горы.
Ночь! одалиска-ночь! Ты навеваешь сны,
Ты гасишь лаской страсть, но лишь она утихнет
Твой искрометный взор тотчас же снова вспыхнет!
ХIII
ЧАТЫРДАГ
Мирза
Склоняюсь с трепетом к стопам твоей твердыни,
Великий Чатырдаг, могучий хан Яйлы.
О мачта крымских гор! О минарет аллы!
До туч вознесся ты в лазурные пустыни
И там стоишь один, у врат надзвездных стран,
Как грозный Гавриил у врат святого рая.
Зеленый лес – твой плащ, а тучи – твой тюрбан,
И молнии на нем узоры ткут, блистая.
Печет ли солнце нас, плывет ли мгла, как дым,
Летит ли саранча, иль жжет гяур селенья,
Ты, Чатырдаг, всегда и нем и недвижим.
Бесстрастный драгоман всемирного творенья,
Поправ весь дольный мир подножием своим,
Ты внемлешь лишь творца предвечные веленья!
XIV
ПИЛИГРИМ
У ног моих лежит волшебная страна,
Страна обилия, гостеприимства, мира.
Но тянется душа, безрадостна и сира,
В далекие края, в былые времена.
Литва! В твой темный лес уносится она
От соловьев Байдар, от смуглых дев Салгира.
Мне ближе зелень мхов, чем в небе цвет сапфира,
Чем апельсинных рощ багрец и желтизна.
Оторван от всего, что мне навеки свято,
Средь этой красоты я вновь грущу о ней,
О той, кого любил на утре милых дней.
Она в родном краю, куда мне нет возврата,
Там все кругом хранит печать любви моей.
Но помнит ли она? Тяжка ли ей утрата?
XV
ДОРОГА НАД ПРОПАСТЬЮ В ЧУ ФУТ-КАЛЕ
МИРЗА И ПИЛИГРИМ
Мирза
Молись! Поводья кинь! Смотри на лес, на тучи,
Но не в провал! Здесь конь разумней седока.
Он глазом крутизну измерил для прыжка,
И стал, и пробует копытом склон сыпучий.
Вот прыгнул. Не гляди! Во тьму потянет с кручи!
Как древний Аль-Кайр, тут бездна глубока.
И рук не простирай – ведь не крыло рука.
И мысли трепетной не шли в тот мрак дремучий.
Как якорь, мысль твоя стремглав пойдет ко дну,
Но дна не досягнет, и хаос довременный
Поглотит якорь твой и челн затянет вслед.
Пилигрим
А я глядел, Мирза! Но лишь гробам шепну,
Что различил мой взор сквозь трещину вселенной.
На языке живых – и слов подобных нет.
XVI
ГОРА КИКИНЕИЗ
МИРЗА
Ты видишь небеса внизу, на дне провала?
То море. Присмотрись: на грудь его скала
Иль птица, сбитая перунами, легла
И крылья радугой стоцветной разметала?
Иль это риф плывет в оправе из опала?
Не риф, но туча там. Она, как ночи мгла,
Полмира тенью крыл огромных облекла.
А вот и молния. Видал, как засверкала?
Но конь твой пятится – тут пропасть, осади!
Пусть он, как мой скакун, возьмет ее с размаха!
Я прыгаю! Сперва исчезну, но следи:
Мелькнет моя чалма – ударь коня без страха
И, шпоры дав, лети, лишь призови аллаха!
А не мелькнет – вернись: тут людям нет пути!
XVII
РАЗВАЛИНЫ ЗАМКА В БАЛАКЛАВЕ
Обломки крепости, чья древняя громада,
Неблагодарный Крым! твой охраняла сон.
Гигантским черепом торчащий бастион,
Где ныне гад живет и люди хуже гада.
Всхожу по лестнице. Тут высилась аркада.
Вот надпись. Может быть, герой здесь погребен?
Но имя, бывшее грозой земных племен,
Как червь, окутано листами винограда.
Где италийский меч монголам дал отпор,
Где греки свой глагол на стенах начертали,
Где путь на Мекку шел и где намаз читали,
Там крылья черный гриф над кладбищем простер,
Как черную хоругвь, безмолвный знак печали,
Над мертвым городом, где был недавно мор.
XVIII
АЮДАГ
Мне любо, Аюдаг, следить с твоих камней,
Как черный вал идет, клубясь и нарастая,
Обрушится, вскипит и, серебром блистая,
Рассыплет крупный дождь из радужных огней.
Как набежит второй, хлестнет еще сильней,
И волны от него, как рыб огромных стая,
Захватят мель и вновь откатятся до края,
Оставив гальку, перл или коралл на ней.
Не так ли, юный бард, любовь грозой летучей
Ворвется в грудь твою, закроет небо тучей,
Но лиру ты берешь – и вновь лазурь светла.
Не омрачив твой мир, гроза отбушевала,
И только песни нам останутся от шквала
Венец бессмертия для твоего чела.
ОБЪЯСНЕНИЯ
АККЕРМАНСКИЕ СТЕПИ
Минуя острова багряного бурьяна. – На Украине и побережье бурьяном называют великорослые кусты, которые летом покрываются цветами и приятно выделяются на степном фоне.
ВИД ГОР ИЗ СТЕПЕЙ КОЗЛОВА
Дивы – по древней персидской мифологии, злые гении, некогда царствовавшие на земле, потом изгнанные ангелами и ныне живущие на краю света, за горою Каф.
Какой там свет! Пожар?.. – Вершина Чатырдага после заката солнца благодаря отражающимся лучам в течение некоторого времени представляется как бы охваченной пламенем.
Чатырдаг – самая высокая вершина в цепи Крымских гор на южном берегу; она открывается взору издалека, верст за двести с разных сторон, в виде исполинского облака синеватого цвета.
БАХЧИСАРАЙ
Бахчисарай. – В долине, окруженной со всех сторон горами лежит город Бахчисарай, некогда столица Гиреев, ханов крымских.
Как Валтасаров перст, он чертит надпись: "Тлей!" – "В то час изыдоша персты руки человечи и писаху противу лампады на покоплении стены дому царства, и царь (Валтасар) видяше персты руки пишущие". Пророчество Даниила, V, 5, 25, 26, 27, 28.
БАХЧИСАРАЙ НОЧЬЮ
Молитва кончена, и опустел джамид,//Вдали растаяла мелодия призыва… – Меджид, или джамид, – обыкновенная мечеть. Снаружи, по углам ее, возвышаются тонкие стрельчатые башенки, называемые минаретами (менаре); на половине своей высоты они обведены галереею (шурфе), с которой муэдзины, или глашатаи, созывают народ к молитве. Этот напевный призыв с галереи называется изаном. Пять раз в день, в определенные часы, изан слышится со всех минаретов, и чистый и звучный голос муэдзинов приятно разносится по городам мусульманским, в которых благодаря отсутствию колесных экипажей царствует необычайная тишина (Сенковский. Collectanea, т. I, с. 66).
Как будто дьяволы сошлись на суд Эвлиса… – Эвлис, или Иблис, или Гаразель – это Люцифер у магометан…с быстротой фариса… – Фарис рыцарь у арабов-бедуинов.
ГРОБНИЦА ПОТОЦКОЙ
Недалеко от дворца ханов возвышается могила, устроенная в восточном вкусе, с круглым куполом. Есть в Крыму народное предание, что памятник этот был поставлен Керим-Гиреем невольнице, которую он страстно любил. Говорят, что эта невольницы была полька, из рода Потоцких. Автор прекрасно и с эрудицией написанной книги "Путешествие по Тавриде", Муравьев -Апостол, полагает, что предание неосновательно и что могила хранит останки какой-то грузинки. Не знаем, на чем он основывает свое мнение, ибо утверждение его, что татарам в половине XVIII столетия нелегко было бы захватить невольницу из рода Потоцких, неубедительно. Известны последние волнения казаков на Украине, когда немалое число народа было уведено и продано соседним татарам. В Польше много шляхетских семейств, носящих фамилию Потоцких, и невольница могла и не принадлежать к знаменитому роду владетелей Умани, которая была менее доступна для татар и казаков. На основе народного предания о бахчисарайской могиле русский поэт Александр Пушкин с присущим ему талантом написал поэму "Бахчисарайский фонтан".
МОГИЛЫ ГАРЕМА
В роскошном саду, среди стройных тополей и шелковичных деревьев, находятся беломраморные гробницы ханов и султанов, их жен и родственников; в двух расположенных поблизости зданиях свалены в беспорядке гробы; они были некогда богато обиты, ныне торчат голые доски и видны лоскутья материи.
Над плитами – чалма, как знамя войска теней… – Мусульмане ставят над могилами мужчин и женщин каменные чалмы различной формы для тех и других.
И начертал гяур для новых поколений… – Гяур, точнее киафир, значит "неверный". Так мусульмане называют христиан.
БАЙДАРСКАЯ ДОЛИНА
Прекрасная долина, через которую обычно въезжают на Южный берег Крыма.
АЛУШТА ДНЕМ
Алушта – одно из восхитительнейших мест Крыма; туда северные ветры никогда не доходят, и путешественник часто в ноябре должен искать прохлады под тенью огромных грецких орехов, еще зеленых.
Спешит свершить намаз свой нива золотая… – Намаз – мусульманская молитва, которую совершают сидя и кладя поклоны.
Как с ханских четок, дождь камней и жемчугов… – Мусульмане употребляют во время молитвы четки, которые у знатных людей бывают из драгоценных камней. Гранатовые и шелковичные деревья, алеющие прелестными плодами, – обычное явление на всем Южном берегу Крыма.
ЧАТЫРДАГ
…могучий хан… (падишах) – титул турецкого султана.
Как грозный Гавриил у врат святого рая. – Оставляю имя Гавриила как общеизвестное, но собственно стражем неба, по восточной мифологии, является Рамег (созвездие Арктура), одна из двух больших звезд, называемых Ассемекеин.
ПИЛИГРИМ
…от смуглых дев Салгира – Салгир – река в Крыму, берущая начало у подножья Чатырдага.
ДОРОГА НАД ПРОПАСТЬЮ ЧУФУТ-КАЛЕ
Чуфут-Кале – городок на высокой скале; дома, стоящие на краю, подобны гнездам ласточек; тропинка, ведущая на гору, весьма трудна и висит над бездною. В самом городе стены домов почти сливаются с краем скалы; взор, брошенный из окон, теряется в неизмеримой глубине.
…Здесь конь разумней седока. – Крымский конь при трудных и опасных переправах, кажется, проявляет особый инстинкт осторожности и уверенности. Прежде нежели сделать шаг, он, держа ногу в воздухе, ищет камня и испытывает, можно ли ступить безопасно и утвердиться.
ГОРА КИКИНЕИЗ
То море. Присмотрись: на грудь его скала/Иль птица, сбитая перунами, легла… – Известная из "Тысячи и одной ночи", прославленная в персидской мифологии и многократно восточными поэтами описанная птица Симург. "Она велика, – говорит Фирдоуси в "Шах-намэ", – как гора; сильна – как крепость; слона уносит в своих когтях…" И далее: "Увидев рыцарей, Симург сорвался как туча, бросая тень на войска всадников". Смотри Г а м м е р a. Geschichte der Redekunste Persiens. Wien, 1818, x. 65.
He риф, но туча там. – Если с вершины гор, вознесенных под облака, взглянуть на тучи, плавающие над морем, кажется, что они лежат на воде в виде больших белых островов. Я наблю дал это любопытное явление с Чатырдага.
РАЗВАЛИНЫ ЗАМКА В БАЛАКЛАВЕ
Над заливом того же названия стоят руины замка, построенного некогда греками, выходцами из Милета. Позднее генуэзцы возвели на этом месте крепость Цембало.
Веселые вчера простились мы с тобой:
Своей назвал тебя. И, словно окрыленный,
Я ныне шел к тебе, счастливый и влюбленный.
Услышать милый смех, увидеть взор живой.
Но отведенный взгляд, но вздох невольный твой
Укором отдались в моей груди стесненной,
И я не оскорбил невинности смущенной,
Я был почтителен к стыдливости немой.
Стыдливость и печаль для милой – украшенье,
Но если совести жестокое смятенье
Под ними кроется, твою терзая грудь,
На что твоя печаль, твой стыд мне, дорогая,
Не огорчай меня, краснея и вздыхая,
Несовершенною, зато счастливой будь!
[1825 – 1826]
***
Где, синих глаз твоих озарены огнем,
Небесные цветы взошли в былые лета,
Потом цветы я рвал для твоего букета,
Но горькая полынь уже таилась в нем.
Когда бурьян и терн покрыли все кругом,
Ужель средь них цветок увянет до расцвета?
Прими теперь букет, хоть скудный, от поэта
На память о земле, сродйившей нас в былом.
Ах, сердце, отстрадав, как этот луг, увяло.
Огнем прекрасных чувств оно тебя питало,
Когда я молод был и был тобой любим.
Хоть по своей вине оно преступным стало,
Хоть много мучилось, принадлежа другим,
Не презирай его – ведь ты владела им.
[1825 – 1826]
ЯСТРЕБ
Несчастный ястреб!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22