А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Я правда задыхаюсь. Ты что, собираешься меня убить? (В слезах.) Я же тебя люблю. (Начинает петь.) Тебя и никого другого. Ты должна мне поверить.
Меня от тебя тошнит. Да, я собираюсь с тобой покончить. (Удар в лицо. Наматывает всю веревку и затягивает. Разбивает голову о противоположную стену.) Такие, как ты, не смеют топтать эту землю ни секунды. (Мощный удар.) Ты слишком стар. Посмотри на себя, ты весь в морщинах. Ты – тошнотворный мешок с дерьмом. (Вставляет в рот кляп.) Я ненавижу твой язык. Жирный и вонючий. (Еще удар.) Я ненавижу звуки, которые он издает. (Удар.) С тобой покончено. Ноги моей больше здесь не будет. (Удар.)
(Беззвучно.) Не бросай меня.
ЛОБКОВЫЕ ВОЛОСЫ
КАКОГО Я ПОЛА, не имеет значения. Думаю, такое могло случиться с кем угодно во Вселенной, с любым, у кого есть волосы на теле. Это не значит, что я говорю, отталкиваясь от собственного опыта (именно от него я и отталкиваюсь), или это рассказал мне кто-то из друзей (мне тут же возразят: «У тебя нет друзей»). Не то чтобы (и об этом уже было сказано много раз) на моем теле чрезмерное количество волос. И я не оправдываюсь тем, что кто-то из так называемых клиентов сообщил мне это. Я работаю по найму и зарабатываю очень мало. Я не работаю с людьми, я работаю на них. Так что слова «клиент» или «коллега» в моем случае неприменимы. Это просто к сведению. Кроме прочего, это правдивая история – вот почему я хожу вокруг да около, – и, как отмечено в начале, она могла бы произойти с каждым. Так что позвольте высказаться. В порнофильмах, которые мне довелось видеть, актеры весьма корректны в том, что касается извлечения лобковых волос изо рта. Однако в реальной жизни мой партнер – мишень, на которую изливается океан животных фантазий, доводящих меня до скрежета зубов, – почему-то взял привычку сплевывать мои лобковые волосы во время оральных безобразий. Мне стоило бы гордиться тем, что я вообще имею возможность спариться с другим человеческим существом (правда), – ведь в мире так одиноко – и тем благословенным фактом, что оно столь искусно лижет и покусывает X (еще какая правда), тем более что оно готово встретиться с X лицом к лицу совершенно добровольно. Я так сочувствую всем Неудовлетворенным и Отверженным (не могу сдержать злорадства), я вижу слезы в их глазах, вижу, как их трясущиеся руки тянутся к волшебным палочкам или волшебным дырочкам, а затем быстренько отдергиваются. Какой в этом смысл? Лишение оральной любви вынуждает идти на крайние меры – свернуть себе шею или сломать поясницу, – по сравнению с чем выплевывание моих лобковых волос не так уж страшно. Если бы не вызывало крайнего замешательства и не приводило к спаду нарастающего возбуждения до исходной нулевой отметки. Но если уж говорить совсем честно, оно намертво отшибает всякое желание. С другой стороны, если бы волосы с моего лобка служили кому-то зубной нитью или закуской перед обедом, меня бы это расстроило не меньше. Аргументом в пользу сплевывания может служить экономия ненужных телодвижений. Зачем же останавливать руку, трудолюбиво блуждающую по груди или вонзающуюся в глубины зада, дабы выжать из меня все соки (которых там никогда не было), для того чтобы позаботиться о такой незначительной и банальной вещи, как застрявший в зубах лобковый волос. Действительно, зачем, когда его можно просто сплюнуть в любую сторону (слава богу, не в лицо). И он приземляется где-нибудь в другой части постели, предварительно оросив слюной мою ногу. Но самое отвратительное – это звук. Люди плюют в урны. Бейсболисты сплевывают табак, чтобы расслабиться, чтобы напомнить себе, что они – мужчины, чтобы сказать: «Я на воле, это моя работа, я – зверь, мне некого бояться». Мне же в плевках преуспеть не удалось. Когда я собираюсь плюнуть, слюна растекается по губам и в результате оказывается на одежде. Но истинная проблема вовсе не в плевках, а в том, что они вызывают у меня тревогу относительно собственной промежности: прежде всего относительно наличия у меня половых органов – волшебной палочки или волшебной дырочки, – а также поддержания их в должном виде (радующими глаз и все остальное). Кому понравится обильная кустистость непролазной карликовой чащи меха, забравшаяся в рот? Жаждущих нет, это понятно. Может, сто?ит все сбрить и держать это место гладким (вдобавок я буду выглядеть моложе) до тех пор, пока секс все еще присутствует в моей жизни? Вопрос закономерный. Буду иметь это в виду. Плевок в своей основе рефлекторен, а слюна – всего лишь одна из любовных жидкостей. Но это делается каждый раз, без исключений, в течение пятнадцати секунд. Некоторое колебание вначале, затем голова поворачивается и наконец… тьфу-у-у! Позже, когда увлажняется все остальное и происходящее захватывает партнера, контроль теряется и никто уже не в состоянии сказать, не забралась ли в рот еще парочка волос с лобка. И это замечательно, это говорит о том, что все не так уж страшно. И вообще мне повезло, что я могу вдохнуть поглубже и высказаться на эту тему. Полагаю, это Дарвин заявил: «Была бы голова, остальное приложиться». Я сотру половые органы в порошок, лишь бы добиться человеческого понимания. Вы уж меня простите. Я ничего не могу с собой поделать: этот звук вызывает у меня ощущение конца света. Такова моя природа. Я не горжусь волосами на лобке и, честно говоря, вообще не понимаю, чем тут гордиться. Даже если волосы на лобке светлые или рыжие, они выглядят как парша, даже паршивее, нагло вылезая из кожи. Однако есть нечто подкупающее в волосистости лобка, когда об этом думаешь или смотришь на него при правильном освещении. Если бы мне довелось получить лобковый волос по почте, например прикрепленным к любовному письму, даже от вышеупомянутого индивида, который, как уже говорилось, со всей откровенностью их сплевывает, меня бы охватило возбуждение и, может быть, даже некоторый испуг. И это от одного-единственного волоса (в мире, где растут и кучерявятся триллионы его собратьев), вырванного из естественной среды и одиноко лежащего на листе бумаги (а не выплюнутого чьим-то ртом как непрожеванный хрящ). В журналах, где есть изображения обнаженных мужчин и женщин, их безупречные промежности демонстрируют нам свои лобковые волосы так невинно, как если бы это была петрушка, а у мужчин этот заскорузлый кустарник и вовсе будто исчезает с появлением гордо торчащего члена. И в заключение, когда всем все понятно о моем затруднительном положении, я скажу вот что: если мне суждено построить из лобковых волос дом, прошу прощения за неудобства.
УЛОВИ ХОД МЫСЛИ
ВОТ ОНИ – две сексапильные ученицы пятого класса, Лиза и Конни. Как обычно, с тонной макияжа на лице у каждой и в обтягивающих джинсах. Бринь-бринь-бринь. Я играю на гитаре. Она висит у меня на шее. Бяумс… уа-уа-уа. Я собираюсь их обоих трахнуть. Хотят они этого или нет. И стукнуть членом о судейскую кафедру. Но, Ваша Честь, я только хотел ее подразнить. Бяумс. Спеть им серенаду о напряжении в моей сети. Изгой в зале Мирового Сексуального Суда. Показать им пару фокусов, развернуть вокруг своей оси и направить поперек улицы. Увидимся дома. Лишь бы не ждать слишком долго. Промедление смерти подобно. Лиза и Конни на меня постоянно глазеют. Ох уж мне эти сексуальные глазки – мишени для игрищ. Нарисуем диаграмму вовлеченных в эту историю округлостей: пара болтается у меня в мошонке и две пары наливаются кровью в их глазницах. Всего шесть. Два моих против их четырех. Итак, по крайней мере, нам известно, с чем мы имеем дело. Все эти кругляшки работают в парах. Их бегающие распутные глазенки (эксперты в деле секса – что ж, посмотрим) и мои бряцающие незрячие бубенчики (лучшие специалисты в своем деле – доказано). Если подвести окончательный итог, выходит, три комплекта. Хотя как же это я мог забыть. Ведь и у меня имеются глаза. Так что теперь все уравновесилось. Однако Лиза и Конни смешали оба моих набора в однородную массу, наполняющую отныне одну-единственную клетку. Но будьте уверены, с их наборами я сделаю то же самое: превращу все их выпуклости и входные отверстия в компактное целое. В финале счет будет один к одному. Можете отнести данные этой задачи в математический класс и рассчитать вероятность.
Компания приятелей, с которыми мы вместе околачиваемся там и сям, именует меня Шефом. Они зовут меня Брямс (у меня периодически без всяких причин возникает тремор левой руки, правда, на игре не отражается), а также Генерал, Монарх и Пчела-убийца (у меня выходят зловещие соло). Я могу харкнуть на девять метров. Еще я постоянно охаю, щурюсь, чешу затылок и хромаю (после того как разбился на мотоцикле). Они считают, что я не в себе, и это принципиальный момент. Это означает, что я абсолютно самодостаточен в самом невероятном смысле этого слова, словно здоровенная конфета. Я смущаю людей своим взглядом. И они начинают меня уважать, потому что я вселяю в них страх. Я способен на все. Это очень важно. Я выпрыгивал из окон, гнал задом на автомобиле одного пижона на скорости восемьдесят километров в час при отсутствии покрышек, а затем и вовсе сбросил эту машину с обрыва, выиграл как-то сто долларов на спор, съев десять гамбургеров за пять минут (три из которых я честно спрятал за пазухой, пока никто не видел), головой нокаутировал менеджера паба за то, что он не хотел продавать мне пиво, превратил в сплошное месиво лицо одного парня на пляже парой камней за то, что он обозвал моих друзей дегенератами, еще устроил несколько внушительных пожаров, спас грудничка из пожара, устроенного кем-то другим (и отказался потом от интервью с репортерами), прыгал с крыши дома своего приятеля, бросал кирпичи в школьного охранника, нассал на стол медсестры, выдрал серьгу из уха преподавателя музыки за то, что он обозвал мою игру халтурой, заклеймил одного пацана, словно фермер корову (поставив ему букву К в кружочке, для чего купил специальное клеймо на ярмарке Роуз Боул за пятьдесят центов).
Итак, я на своем мотоцикле (ультрамодные шины, низкий руль, мегакруто) еду за двумя телочками, направляющимися домой. Волосы уложены не лучшим образом, но пережить это можно. Когда у меня будет машина, я покончу с жизнью в том виде, в котором она нам всем известна. А затем воскресну в новом образе, каким бы он ни был. Стану гладиатором. Или кучей грязи. Или плакучей ивой. Лиза и Конни оборачиваются. Тоже мне фрейлины. Хихикают. Я – актер, у которого нет реплик. Публика хохочет, потому что им больше ничего не остается. Я – робот-убийца, и в моем распоряжении – две хихикающие телочки. Я мысленно набрасываюсь на их плоть: обсасываю их мордочки и тереблю их писечки – по одной каждой рукой. Пусть визжат. А затем их смоет приливной волной, которая раскрасит все в молочный цвет. Чух-чух. Я прекрасно знаю, что именно мне хотелось бы с ними сделать и что я достаточно большой мальчик, чтобы это смочь, потому что (и в школе это знают все) я делал это сотни раз. Трахал телок. Мелких шлюшек, подобных этим, и постарше. Постарше моей мамаши. Я трахался с ними потому, что они знают, что делают. Стоит им только увидеть член, как они запрыгивают на него в поисках удовольствия. И погружаются в это удовольствие, словно ныряльщики, оставаясь на глубине и не всплывая на поверхность за глотком воздуха. Они играют с моим членом во всякие игры («разбей губы» или «а ручки-то вот они»), издавая сумасшедшие хлюпающие звуки. Киски в возрасте обожают дикие скачки. «Ударь меня, – просят они, – сделай мне больно, Бобби». Они стонут и хватают меня за задницу. И начинают биться в долгих спастических конвульсиях. Отчаянно добираются до сочного О. Другой раз тетка вдруг скажет: «Порви меня, давай, разорви меня в клочья». Мы падаем на четвереньки, я таскаю ее за волосы, а она кричит: «Да, да, да!» У нее был южный акцент, у этой дамы. Это было ультраклево. Для них секс – это даже лучше чем деньги. Мне даже не приходится их у них вымогать. Они сами вручают мне десятки и двадцатки. Им просто хочется умереть. Вот, что я думаю. По крайней мере, они так себя ведут. Чудн?. Зачем убивать кого-то, кто хочет умереть? Когда ты спустил все деньги на ветер, нужно всего-навсего унизить их снова. Убивать надо тех, кто в состоянии оказать сопротивление, только тогда это утоляет жажду. С маленькими шлюшками все по-другому. Они визжат. Они очарованны. Они очень стараются вести себя как взрослые. На деле же они сначала перемажут тебе весь член губной помадой, а потом все бросят и начнут румяниться. Обычно они восклицают что-то вроде: «Ах, он растет! Он загибается налево!» И смеются. Ты говоришь им, чтобы они глубже взяли его в рот, а они обижаются, словно их оскорбили. Словно ты выходишь за рамки процедуры. Когда твой член обсосан полностью, это все равно, что спать под одеялом, которое не закрывает ноги.
Лиза и Конни – самые сексапильные девчонки в школе, потому что у них красивые мордашки. К тому же они откровенно глупые. Эта сексуальность странным образом сквозит даже в их манере говорить. Все предложения, слетающие с их язычков, кончаются словами «типа» или «хреновина». Все кажется им неопределенным и приводит в замешательство. Они считают, что то, чем мы собираемся заняться, – это нечто изощренное. Они пускают пыль в глаза, выпендриваются, называют друг друга «подругами». Они хотят доказать, что они тут самые крутые и опытные и что могут сосать член, не выглядя при этом слабоумными. Что по определению невозможно. Я делал это тысячью разных способов: задом наперед, вверх ногами, даже с сигаретой во рту.
Итак, Лиза и Конни пригласили меня домой, в милую зелено-желтую квартирку Конни в двух шагах от школы. Дворец для супер…и. С задернутыми занавесками, сквозь которые пробивается солнечный свет. Грубая е…я в дневное время. Суть лета. Восхождение по моему дереву. Исследуйте мою корневую систему и будьте ей благодарны, ибо именно ей я обязан своим существованием. Именно она таит в себе мегавсплеск. Бринь-бринь-бринь, бринь-бринь, бяумс, бяумс. Только они почему-то пугаются, когда я велю им раздеваться. Как будто этим занимаются как-то по-другому. Начинают смеяться и говорят, чтобы я раздевался первым. Ну я хватаю бейсбольную биту, ту, что стояла возле двери, и заявляю, что для начала я отбил бы пару мячиков и только после этого они удостоятся лицезреть волосы у меня на заднице. Они опять смеются. Так что мне приходится треснуть каждой из них по голени, чтобы им стало понятно, что я не шучу. Что это деловой разговор. Деловой в том смысле, что у меня есть розга, которая так не нравится цивилизованному миру, штуковина, дурак, болван, одноглазая собака, которая украла Рождество. Наигранным голосом псевдо-полицейского я говорю им: «Оглохли, что ли! Пре-. красно знаете, о чем я говорю. А когда я говорю, надо делать. Так что вам предстоит принять главное решение в вашей жизни. Раздеться! Тупые шлюхи!» Они обе в своей «школьной форме»: облегающих, порванных на заднице голубых джинсах и черных колготках, одетых снизу. Раз, два, и готово! Вся одежда снята. Послушные как солдаты. Раздевались и плакали (время-то детское). Теперь ложатся на ковер перед камином. Теперь это уже не романтично. Хотя по-прежнему есть нечто, что мне хотелось бы попробовать. Встаю на колени. Конни первая. В конце концов, мы у нее дома. Я вхожу в нее. Нет, не своим членом-убийцей. Пока всего-навсего бейсбольной битой. Пока что я разогреваюсь. Лиза опять начинает скулить, и Конни к ней присоединяется. Настоящая волчья нора. Бита не очень подходит по размеру, но зато смотрится отлично. Велю им заткнуть свои глотки, а не то их жизнь закончится на центральном кладбище. Но они не затыкаются, так что мне приходится вскочить на ноги и изобразить ангелочков у них над головами. Но от этого они начинают еще больше сопливиться, словно треснутые яйца. Я целую их, стягиваю с себя трусы и запрыгиваю теперь уже на плаксу Лизу (без применения физической силы не обходится, но Генерал всегда на чеку). Сэр, да, сэр, затем настает черед помятой Конни.
На следующий день ко мне домой заглядывает полиция и интересуется у моих родителей, дома ли я. И для разнообразия я дома. У меня короткий перерыв в многоступенчатых полевых исследованиях. Нет ничего лучше эмпирического доказательства. Факты нелицеприятны, но они проливают свет. Полиция забирает меня в участок. Родители даже не спорят. Они никуда не годятся. Я бы не назвал их даже соотечественниками. И уж тем более братьями по духу, по крови или хотя бы по слюне. Просто никуда не годные родители.
– Мне по…ую! – говорю я. – А вас на…уй!..бать вас по сто раз на дню.
Вот как они обращаются с элитой: губят ее на корню. Великие мира сего были подобны мне. Непобедимые братья-берсерки. В участке я высказываюсь исключительно по делу. Выражаясь блестящим английским языком, я продолжаю произносить слова, которые привносят в мою жизнь такую вещь, как цель:
– …бать вас в жопу, вонючие ублюдки….
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34