А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

От кончика лезвия по льду мгновенно разбежалась сетка тонких трещин, лед п о белел и перестал быть прозрачным.
Рывком меня вздернули на ноги.
Отпустили. Развернули.
Матовый отсвет кольчуги под черным, с серой отделкой, нарамником. Грубый плащ цвета ржавчины, волосы такого же цвета, только на тон темнее. Жесткое, даже угрюмое лицо, очень внимательные, чуть пр и щуренные глаза. Эти глаза и подсказали мне, что передо мною не человек.
А так незнакомец был поразительно похож на какого-нибудь рыцаря из дружины к о роля Леогерта Морао. Кроме того, я еще ни разу не видела, чтобы кто-то здесь носил ор у жие (Ирисов крохотный нож не в счет – им разве что мышь можно было бы убить, да и то, если она сама на этот нож с разбегу кинется).
Незнакомец смерил меня недружелюбным взглядом и спросил:
– Смертная женщина. Откуда ты здесь? Или тебя Ската притащ и ла?
– Ската – это та, что подо льдом?
Он с лязгом вбросил меч в ножны. Дернул головой, приказывая мне двигаться следом, а сам зашагал по льду к берегу. Я поспешила за ним.
– Кто ты такая? – бросил он через плечо.
– Меня зовут Лессандир, я…
– Ты спятила – открывать свое истинное имя? Ты и ей его открыла?
– Кому? Этой… Скате? Да…
– Ты безумна.
– Это имя дал мне Ирис. Вообще-то меня Лестой зовут.
– Вот так и называйся… Леста.
Мы вышли на твердый, глазурованный инеем песок. Рыжеволосый незнакомец дв и нулся направо, вдоль застывшей кромки прибоя.
– Я неплохо знаю вас, смертных. -Гголос его сделался чуть мягче. – Я знаю, что и с тинное имя не имеет над вами абсолютной власти. Однако не стоит слишком надеяться на это, Леста. Полночь хитра, а ты доверчива.
– Полночь?
– Ската – тварь из Полуночи, демоница. Она чудовище, горгулья.
– А что она хотела от меня?
– Заманить к себе. Сожрать. Поменяться телами. Не знаю. Держись подальше от нее.
– А почему я должна верить тебе?
Он остановился. Посмотрел на меня, откинув голову. Лицо у него б ы ло тонкое, сухое, но особой изысканностью черт не поражало. Угол губ оттягивал шрам, отчего бледный рот казался брезгливо перекошенным. З а то удивительны были глаза – длинный разрез век, формой напоминающий ивовый лист; и цвет этих глаз – ветрено-зеленый, зябкий, пронз и тельный цвет раннего утра.
– Не верь. – Он холодно улыбнулся. – Когда я уеду, можешь вернуться и продолжить приятную беседу с демоном. Однако, пока я здесь, делать эт о го не советую, потому что если я до нее доберусь, я ее прибью, чем бы это для меня ни кончилось.
– Вы враги?
– Не влезай в наши дела, Леста, целее будешь. Иди лучше к своему… кто, ты сказала, твой хозяин?
– Я сама себе хозяйка.
Он поморщился:
– Кто тебя пригласил… или украл…
– Никто!
– Иди к своему Никто, смертная женщина, и не высовывай носа у него из-за спины. Здесь так же легко погибнуть, как и в серединном мире… е с ли не легче. Смотри. – Он повел рукой, и я увидела, что мы стоим в двух шагах от руин песчаного городка. – Видишь? Это работа твоей пятнистой подружки. Пробралась к нам, зараза. Перла, как всегда, безал а берна, вечно от нее к нам гости лезут.
Я невольно хмыкнула.
– Экое преступление – раздавить песочные куличики!
Он помолчал, глядя на следы разрушений. Потом покачал головой.
– Разве ты не видишь письмена на песке? Чудовище расписалось в ненависти ко всему живому. Протри глаза.
Я поморгала, но так и не поняла, что он имел в виду.
Незнакомец огляделся, негромко свистнул сквозь зубы. Из-за дюн в ы шел буланый конь под высоким рыцарским седлом.
– Я отвезу тебя к твоему Никто, – сказал рыжеволосый. – А Ската мне еще попаде т ся. Когда-нибудь. Когда-нибудь она мне попадется.
Глава 15
Эрайн
Полуночный прилив запер Нержель в его устье. Чреда камней, загромождающих реку по правую сторону островка, скрылась под водой, над поверхностью теперь виднелось всего несколько разрозненных черных макушек. Я разулась, собралась сунуть туфли за пазуху, но раздумала. На мне было надето два платья, одно поверх другого, а голова замотана безразмерной шалью… да с таким грузом тряпок я попросту пойду ко дну!
Решительно раздевшись, я увязала все в кулек. Теперь дело за малым – не потонуть вместе со своим дурацким барахлом… оно, конечно, намокнет, ну и бес с ним.
А, собственно, зачем мне на острове барахло? Чтобы завтра с утра точно также тащить его обратно? А вот прикопаю его здесь, под ивами, в песочке, и еще камушком сверху привалю…
Какого черта мне вообще понадобилось на острове? Что мне там делать без свирели? Была бы поумнее, купила бы в городе какую-нибудь дудочку, да и проверила кукушоночье предположение о том, что, мол, грот исключительно мелодия открывает, а на чем ее играть – без разницы…
Но – если грот открывает мелодия, то, может, достаточно просто напеть это « До, ре, ре диез»?..
А если не открывает – может, мне удастся залезть на скалу и обнаружить ту щель над озерком, в которую свет попадает… она просто обязана быть достаточно большой, чтобы я в нее пролезть могла.
Свирелька осталась где-то там, в Нагоре… найдет ли ее Ю? Будет ли вообще ее искать? Почему суд – завтра?! Почему так мало времени?! Почему эти чертовы камни в реке видны только Амаргину? Почему мне опять надо лезть в воду?
Холера черная!
А вода оказалась неожиданно теплой. Встречные течения сходились здесь грудь в грудь и смыкали объятия – соленая, плотная морская вода соединялась с речной, сладкой и легкой. Словно хозяйка-великанша, налив молока в миску с ягодным киселем, медленно перемешивала одно с другим. Мелкие камешки и песок клубились в этом вареве, но плыть оказалось легче, чем при отливе, когда течение прижимало меня к камням.
Еще пара-тройка месяцев, и я начну получать удовольствие от купания. Только зима настанет раньше. Вот не помню, замерзает ли в этом месте река? То-то будет цирк, если не замерзает…
Высокое Небо, о чем я думаю!
Под ноги сунулось галечное дно, я на четвереньках выползла на берег. Ветер с залива, более чем прохладный после парной воды, окатил тело дрожью, заставил присесть за камнями. Холодно голяком-то! Впрочем, одежда все равно была бы мокрая, толку от нее…
Надо двигаться, а то замерзну. Обойдем остров с тыла, со стороны реки… черт! Сколько здесь, оказывается, острых камней!
Стеклянная Башня моя представляет собой довольно узкую длинную скалу, крылом поднимающуюся из воды на высоту не меньше семнадцати ярдов, гораздо выше левого отвесного берега. Очень странно выглядит этот гигантский осколок, вонзенный какими-то неведомыми великанами в устье реки, как раз на стыке с морем. Вокруг со временем намыло камней и гальки – и образовался небольшой островок. Если верить легенде, на скале когда-то стоял маяк. Теперь он стоит на Чаячьем Камне, в заливе, и отсюда не виден. В общем, на мой сухопутный взгляд, Стеклянная Башня – самое место для маяка. Если он там стоял, то наверх должна вести тропинка или лестница… или хоть какие-нибудь зацепки и щербины в отвесных склонах.
Черта с два! Я два раза обошла по периметру весь островок, но скала оказалась гладкой, словно ее специально обтесали. Подсохшие на ветру волосы кое-как защищали плечи и спину – но все остальное покрылось пупырышками и заледенело. Кроме того, я понаставила себе синяков и ссадин, и здорово ушибла колено.
Ну и за каким таким лядом я тут пытаюсь влезть на стенку? Если бы это было возможно, на скалу давным-давно кто-нибудь забрался, нашел пролом в потолке пещеры и вынес оттуда все сокровища. Ты дура, Леста Омела. Ты думала, что умнее многих поколений, живших на этой земле? Что этот остров, про который ходит такая соблазнительная легенда, за несколько сотен лет не обследовали?
Шиш тебе. Получи десяток царапин, обломанные ногти и дырку от бублика.
Я присела между камней, злая и разочарованная. Мне вдруг пришло в голову: даже если бы удалось забраться через пролом сверху и спрыгнуть в озерко, то как обратно-то вылезти? У меня ведь нет веревки! Даже одежды нет, из которой я могла бы эту веревку сплести.
Уродство какое!
Из всего выходило, что я зря сюда пришла. Лучше было потратить это время на попытки добраться до Ю. Впрочем, еще не поздно – дойти до парома, поднять Ратерова отца, объяснить ему в чем дело, он меня перевезет… Да, так и сделаем. Сейчас только, отдохну немного перед тем, как снова лезть в реку.
Но моя фюльгья… а если мне удастся вызвать фюльгью? И она поможет мне проникнуть внутрь. Или поднимет меня на скалу… или сама спустится в пещеру и принесет мне золото?
Ладно, потом придумаю, как с ней договориться, сейчас надо попробовать вызвать ее из Полночи. В Сумерках она меня просто преследовала, чуть ли не в каждой отражающей поверхности я видела ее черные глаза. Но здесь, в серединном мире, как отрезало. Как же ее вызвать?
На четвереньках я прогулялась до ближайшей лужи между камней. Наклонилась, вглядываясь в воду. Контур отражения едва угадывался – ночь темная, звезды хоть и светят, но луны нет.
– Ската! Ската, вылезай. Я тебя зову. Ската, Ската, Ската!
Я окунула руку в воду, ладонь встретила гладкие камешки на дне.
– Ската!
Ничего.
Нет, так не докричишься. Нужно настроить себя, как музыкант настраивает инструмент. Амаргин что-то такое упоминал вскользь… Долгая медитация, которая никогда у меня не получалась. Или безмерное утомление… от которого тоже толку мало. Или острый ужас, встряхивающий душу подобно пыльной перине.
О, да. Ужас мне помогал не раз. Всего-то делов, испугаться до потери соображения…
Я подтянула колени к груди, ладонями прикрыв замерзшие ступни. Звенела и плескала вода; меж камней что-то вздыхало, хлюпало – начинался отлив и течение освободилось. Плеск и шорохи двигались мимо, плыли в сторону моря, обтекая мой островок, словно огромная стая каких-то невиданных, и почти невидимых в ночи существ, с редко проблескивающими серебром длинными гладкими спинами. Шум течения превратился в шуршание отирающих камни шкур, мягкий топот лап, бесконечный ритм дыхания, накатывающий, проносящийся мимо, накатывающий снова… Там, за лавиной шелеста, молчало безграничное пространство тьмы. Ни отзвука, ни эха, ни стеклянных всплесков, ни биения крови… Тьма была пуста, беззвучна и неоглядна.
Я встряхнулась, сбрасывая морок – не хватало еще заснуть! Река снова сделалась обычной знакомой рекой, а я сидела лицом к ней, спиной к скале и морю.
Мимо текла вода, шурша, вздыхая, двигая гальку.
Вода.
Вода знает путь в тайный грот. Сладкая вода Нержеля дважды в сутки посещает мою пещерку и выходит из нее, не встречая препятствий.
Я вскочила, задыхаясь от догадки. Да! Это оно! Это и есть путь.
Под водой? Я зажмурилась, стиснув кулаки. Под водой, неведомо куда, по черным извилистым лабиринтам? С чего ты взяла, что там, в глубине, найдется тайный лаз, достаточно большой, чтобы ты в него протиснулась, Леста Омела? А если застрянешь? Если захлебнешься? Если заблудишься меж донных камней? Воде не нужны широкие дороги, воде достаточно щелки, трещинки глазу не видимой, но ты же не вода, Леста Омела, ты девчонка деревенская, хоть и с тараканами в глупой голове…
Дрожа и поджимая пальцы, я спустилась по обнажившейся галечной отмели. Стопы тронуло прохладой – река заметно остыла, пока я колупалась на островке. Я сделала шаг, и еще шаг, преодолевая напор течения. Поскользнулась, и, за мгновение до того как погрузится с головой, мазнула взглядом по небу – темный горизонт, горсть алмазных крошек, ледяной прочерк падающей звезды…
«Пусть…»
Течение развернуло меня, я вынырнула, вдохнула поглубже… Пусть мне наконец повезет!
Погружение.
Подводная темень давит холодными пальцами в раскрытые глаза. В слоистом мраке громоздятся массивы скал, провалы между ними мутно, слепяще черны. Под ладонями скользят крутые бока валунов, живот и ноги покалывают летящие со дна песчинки. Перебирая руками, двигаюсь вдоль каменных завалов.
Надо вздохнуть.
Выныриваю, чтобы отдышаться.
Опять что-то не так. Не найду я прохода. Днем еще были бы какие-никакие шансы, сейчас же, ночью…
Остро захотелось плюнуть и забросить это дело. Какого лешего я стараюсь совершить невозможное? Время пока есть, надо дойти до парома, разбудить Ратерова отца… Собственно, если я не доберусь до Ю или он не даст мне денег, у меня есть еще целое утро, я постараюсь найти Эльго или Пепла…
А если ничего не получится – значит, судьба такая! Значит, выпало так мальчишке, я его предупреждала чтобы не совался не в свое дело, сам виноват. А я старалась как могла, из кожи вон лезла, чтоб ему помочь… Кто он мне вообще – сват, брат?
Глубокий вздох всей грудью. Еще один. Еще и еще. От избытка воздуха закружилась голова.
Нырок.
Цепляюсь за камни – течение сносит меня влево, к стремнине. Ухожу еще глубже, туда, где по дну тянется чреда скальных обломков – и подводная гряда защищает меня от течения, как гряда холмов защищает от ветра. Главное – чтобы в море не унесло. Черта с два потом выплывешь из этого моря.
В горле дергает испугом – проклятие, отлив же… Нашла время для купания! Животом ложусь на дно, на длинный намыв крупнозернистого песка под скальной стенкой и чувствую, как рука попадает в тугой водяной жгут. Словно скользящая петля охватывает запястье и тянет куда-то вбок и вниз, туда, где опять нет песка, а есть только гладкие камни… глубже галечной россыпи, ниже речного ложа…
Мгновенно свернувшись в клубок, ударяю пятками в дно.
Свечкой на поверхность!
Выныриваю в фонтане брызг, давясь собственным криком. Кашель комкает грудь, глубоко за глазами ломит от попавшей в нос воды… Цепляюсь за первый попавшийся валун, обнимаю его как единственное родное существо… Чуть не утянуло! Ой-ей…
Покрытая оспинами мокрая поверхность леденит щеку. В горле бродит тошнота, где-то под челюстью давит так, что в глазах плывут круги, а голова, кажется, вот-вот вообще отвалится.
А ведь мне туда.
Туда, куда уходит донное течение, упругий жгут холодной воды. Туда, под корни острова, в норы и лабиринты, в теснины каменной плоти, в проточенный Нержелем лаз.
Воображение тут же рисует мое распухшее тело, заткнувшее собой червоточину в скале… а ведь я даже не всплыву…
Вода не сделала тебе ничего плохого, сказал Амаргин. Ты тетешкаешь свой страх, словно ребенок куклу. Ты хочешь породить монстра своим страхом?
Прощай, сказал Ратер, не поминай лихом.
Что ты говоришь, братишка, сказала я, все получится…
Не бойся, Лессандир, сказал Ирис, не бойся ничего…
Не бойся?
Черта с два. Бойся сколько влезет, только возьми себя в руки и ныряй. А уже там, внизу, под водой, бойся так, чтобы ужас протолкнул тебя сквозь камень как нож сквозь масло. Это может сработать, ты знаешь. А может не сработать. Уж постарайся, чтобы сработало, холера черная!
Вдох – выдох. Вдох – выдох. Вдох!
Закрываю глаза, чтобы не отвлекаться.
Ниже, еще ниже, под защиту подводных холмов, куда не задувает холодный ветер течения, еще ниже, где каменная воронка всасывает в свое нутро витую донную струю. Водяная сеть оплетает тело, вытягивая струной, и вводит его в узкую щель, словно иголку в предварительно проколотое шилом отверстие в толстой подошвенной коже.
Шершаво-скользкие стены оглаживают грудь и ягодицы, меня переворачивает, выгибает, пронося спиной над каким-то завалом – вдоль позвоночника длинно проводит пальцем каменный выступ… и я отчетливо понимаю что развернуться мне уже не удастся и назад пути нет.
Тошный взрыв страха выбивает из легких почти весь воздух, бездумно распахивает веки. И тотчас его догоняет удар понимания – думать нельзя.
Нельзя думать! Никаких мыслей!
Молчание, ворвавшееся вместе с догадкой, мечется в коробке черепа, ищет выход… и я слышу, как внутри меня захлопываются двери и с грохотом падают засовы – молчание, тишина, убийца мыслей – поймано в ловушку, как мышь в мышеловку.
Скрутившая внутренности судорога потихоньку отпускает. Я работаю руками, помогая течению протаскивать себя сквозь каменную кишку. Мрак вокруг такой, что чудится – он шевелится, он клубится, он слоистый и неоднородный; он создает ощущение стремительного движения сквозь ребристые стенки тоннеля… или я в самом деле вижу эти стенки? Мрак нанизывает на меня кольца разного оттенка беспросветности, словно ребенок собирает пирамидку: одно за другим, однозадругим, однозадругимзадругимзадругим…
Быстрее, быстрее!
Сверху, от вытянутых над головой рук, вместе с рябью проносящихся колец, наплывает зеленоватое свечение. Или это снизу? Пространство вокруг неуклонно наливается знакомым фосфорным светом, а внутри, в горле, в груди, нарастает бессловесный восторг: мертвая, мертвая вода…
Кольца бледнеют, расширяются, расходятся в стороны, тают, как табачный дым… и только два из них, два темных небольших кольца застревают у меня на запястьях, на каждой руке – по темному кольцу, по черному широкому браслету, и руки, оказывается, уже не подняты над головой, а распахнуты крестом, и тела я не ощущаю, а вокруг плещется, колышется светящаяся могильная зелень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80