И многие на Западе частично отдают себе в этом отчет. Достаточно вспомнить прежнее коварство островитян плюс их боевую этику, категорически исключающую всякую возможность почетного поражения, — и действия западных главарей по обеспечению островитянам, так сказать, дополнительного стимула к капитуляции становятся в какой-то мере оправданными. — Дока-Элу кивнул на огненный ураган, бушующий на экране. — Теперь им всем понятно, на каком они свете.
— Несомненно! — негодующе воскликнула Чариш Ала. — Повторная атомная бомбардировка положит конец этой бессмысленной войне. Но, следуя таким путем, планета Земля подписывает себе смертный приговор. Ни одно общество, применявшее атомное оружие до вступления в Галактическое Содружество, не избежало саморазрушения. Единство глобального Разума задержано по меньшей мере на шесть тысяч лет. Отныне они вернутся к первобытной цивилизации — к охоте и собиранию кореньев.
— Мы можем преспокойно сворачивать наблюдение и возвращаться домой, — добавил старый Ларихам.
Чета симбиари согласно кивнула.
— Разделяю ваш пессимизм, — невозмутимо откликнулся крондак. — И все же мы будем ждать решения Совета. Первая сброшенная бомба положила начало дебатам. Второй инцидент, о котором я безотлагательно доложу по телепатической связи, наверняка потребует вотума доверия нашему участию в земных делах.
— Как будто мы не знаем заранее, что решит Совет! — проворчал Адаластам. — Земля неминуемо вернется в после-атомный палеолит еще на пятьдесят круговращений. И это как минимум, учитывая невероятную социально-политическую недоразвитость людей.
— Как знать? — возразил Рими.
Он держал за руку свою соотечественницу, и в рубиновых глазах обоих стояли слезы сострадания. Но внезапно полтроянцы приободрились.
— Темпы их научного развития предугадать нельзя, — высказала свое мнение Пилти. — Равно как и агрессивность. Перед лицом такого варварства люди забывают мелкие разногласия, чтобы впервые в истории человечества дать отпор аморальным группировкам.
— Да, согласно этическим нормам галактики, они примитивны, — продолжал Рими. — Однако их недюжинный метапсихический потенциал не подлежит сомнению. Верно, Дока-Элу?
— Воистину, — подтвердил тот.
Распластанный гии вдруг зашевелился. Открыл глазища, поставив в уме прочный заслон неприятным резонансам.
— По-моему, еще рано сбрасывать Землю со счетов, — прохрипел он. — Вспомните, какая там облачность, какие океанические течения! А богатство несознательных. форм жизни… Птицы и бабочки! Морская флора и моллюски!
— Нам в Содружестве только моллюсков не хватало! — фыркнул Адаластам.
Опираясь на руку Рими, Нап-Нап-Нанл поднялся, распушил оперение, расправил мужские и женские детородные органы.
— Человеческие существа сварливы и мстительны, — вздохнул он. — Они преследуют все новое, прогрессивное, они разрушают экологию. Но такой музыки вы не найдете во всей Вселенной! Григорианское пение! Баховский контрапункт! Вальсы Штрауса! Индийские раги! Коул Портер!
— Ты безнадежно сентиментален! — поморщился Ларихам. — Ну да, с эстетической точки зрения, Земля и впрямь настоящее чудо. Но что пользы, коль скоро человечество так настойчиво противится эволюции своего ума? — Он повернулся к полтроянцам. — А ваши оптимистические прогнозы ни на чем не основаны, кроме полнейшей наивности. Мета-психический колледж Симба еще в начале этого бессмысленного наблюдения признал, что Земля ни по каким стандартам не вписывается в Содружество.
— К счастью для человечества, наша фракция перевесила вашу в Совете, — с напускной любезностью заметил Рими.
— Полтроянцы поддерживают землян только потому, что обе расы так вульгарно плодовиты! — не утерпела Чариш Ала.
— Что, бесспорно, приближает Землю к Единству. — Пилти скромно потупила глазки и добавила, обращаясь к товарке с планеты Симбиари: — Кстати, дорогая, я тебе говорила, что опять беременна?
— Нашли время для бабских склок! — возмутился Адаластам, указывая на экран.
— Да, момент неподходящий, — согласилась Пилти. — И все-таки я бы не стала впадать в отчаяние.
— Амальгама Полтроя убеждена, что человечество сумеет избежать умственной катастрофы, — заявил Рими. — Позвольте в порядке дружественной полемики напомнить нашим достойным союзникам с планеты Симбиари, что мы, полтроянцы, гораздо более древняя раса и посему имели возможность наблюдать неизмеримо большее число нарождающихся миров. Так вот, в упомянутой вами закономерности, касающейся прямого соотношения между атомным оружием и массовым самоубийством, существует по меньшей мере одно исключение. Мы.
Зеленолицые существа беспомощно переглянулись. Старейшина Ларихам и тот не нашел возражений против приведенного довода.
— И правда! — восторженно заклокотал Нап-Нап (при этом его бледные и сморщенные в результате пережитого ужаса грудные железы, поразительно похожие на соски млекопитающих, разгладились и обрели естественный телесно-розовый цвет). — Ведь полтроянцы на первобытной стадии были дико кровожадны! Неудивительно, что они ощущают духовную близость к землянам!
— И неудивительно, что МЫ ее не ощущаем! — рявкнул почтенный симбиари, выдавливая из пор новые потоки слизистой зелени. — Говорю вам, Земля — дело гиблое! — Мелодраматическим жестом он указал на экран. — Непосредственные участники данного конфликта останутся смертельными врагами по меньшей мере на протяжении трех поколений. Между нациями, столь подвижными в этническом плане, вспыхнут новые войны, которые приведут к глобальной катастрофе. Кропотливая просветительская работа Галактического Содружества пропала втуне. Нет, на Землю надо махнуть рукой, во всяком случае пока она не окажется на новом витке эволюционной спирали.
— Решение за Советом, а не за вами! — отрезал Рими. — Что дальше, Дока-Элу?
Устрашающего вида функционер сохранял почти полную неподвижность, лишь одно щупальце чуть подергивалось, выпуская изумрудные пузыри, исчезавшие в стерильных стыках между половиц. После недолгой паузы Дока Элу распахнул свои огромные мозговые резервуары, и все присутствующие увидели зал заседаний Высшего Совета, находящегося за четыре тысячи световых лет в туманности Ориона. За круглым столом расположился руководящий орган единого Галактического Содружества, уже принявший решение касательно земного Разума. Результаты голосования со скоростью мысли достигли рецепторов Дока-Элу.
— Полтроянская Амальгама проголосовала за сотрудничество с Землей, — сообщил он. — Крондаки, гии и симбиари сочли дальнейшее наблюдение нецелесообразным, причем большинство членов выступило за полный разрыв.
— Ну?! — воскликнул Адаластам. — Что я говорил?
— А как же музыка?! — сокрушался Нап-Нап. — Неужели мы позволим погибнуть творениям Сибелиуса, Шенберга, Дюка Эллингтона?!
Однако глава экспедиции еще не закончил свое сообщение.
— На вынесенное решение наложено вето Контрольным органом Лилмика.
— О святая истина и красота! — прошептал старейшина Ларихам. — Лилмик вмешался в такое пустячное дело? Невероятно!
Гии тряхнул пушистой головой. Его тестикулы вздрогнули и побагровели.
— Вето Лилмика! На моей памяти такого еще не случалось!
— Естественно. Ты и не можешь этого помнить, — сказал гермафродиту крондак. — Подобный прецедент имел место задолго до того, как твоя раса примкнула к Единству. И до того, как полтроянцы и симбиари научились пользоваться каменными орудиями и высекать огонь. Если быть точным, триста сорок две тысячи девятьсот шестьдесят два стандартных года тому назад.
В потрясенной тишине Дока-Элу сделал Адаластаму знак сменить образ на экране. Зрелище разрушенного города расширилось до панорамы всей Земли, обозреваемой с борта космического корабля. Озаренный солнцем бело-голубой шар сиял на фоне дымно-серебристой галактической равнины, словно лучистый агат.
— Более того, — продолжал Дока. — Лилмик рекомендует нам перейти от чистого наблюдения к этапу отдельных манифестаций. Необходимо ознакомить жителей Земли с концепцией межзвездного Сообщества. Данный этап займет тридцать лет и, возможно, станет преддверием будущего Вторжения.
Симбиари едва не поперхнулись собственной слизью. Полтроянская парочка дружно захлопала в ладоши.
Нап-Нап-Нанл стоически успокаивал возбужденные двуполые гениталии, пока не довел их до светло-вишневого цвета.
— Я так рад! — блаженно выдохнул он. — Земля поистине обворожительная планета. Статистически есть шанс, что люди образумятся. Это очень длительный, но отнюдь не безнадежный процесс…
Он простер шестипалую конечность и включил комнатную аудиосистему, настроенную на венское радио. Заключительные аккорды «Лунной сонаты» заполнили кабину слежения.
Невидимый экзотический корабль продолжал свою миссию, длившуюся уже шестьдесят тысяч лет.
3
ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА
Я родился в 1945 году в фабричном городке Берлине, на севере Нью-Гемпшира. Мы с братом-близнецом Донатьеном появились на свет 12 августа, через два дня после того, как Япония вступила в переговоры об окончании Второй мировой войны. Во время воскресной утренней мессы у нашей матери Адели начались схватки, однако со свойственным всему клану упрямством она и виду не подала, пока не отзвучали последние ноты последнего песнопения. Затем деверь Луи и его жена отвезли ее в больницу Св. Луки, где она разрешилась от бремени и умерла. Наш отец Жозеф за полгода до нашего рождения погиб в сражении у Окинавы.
В день нашего рождения ветер все еще носил по небу радиоактивные облака от бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, но к нашим мутациям это никакого отношения не имеет. Гены активных метапсихологов уже давно дремали и в нашей, и в других семьях. А вот ген бессмертия, видимо, уникален. Но так или иначе наши отличительные черты были признаны лишь по прошествии многих лет.
Пока же вполне здоровые малыши-сироты получили в наследство от матери нечто более вещественное: страховой полис и старые каминные часы. Нас взяли к себе дядя Луи и тетя Лорен, добавив тем самым к семье из шестерых детей два лишних рта. Луи Ремилард служил мастером на целлюлозно-бумажной фабрике, где трудились почти все мужчины нашего клана, а придет время — будем трудиться и мы с Доном. Луи был сильный, крепко сбитый мужик, правда, прихрамывал (одна нога от рождения короче другой), но это не мешало ему прилично зарабатывать и содержать старый двухэтажный дом на Второй улице. Мы занимали первый этаж, а дядя Ален и тетя Грейс со своим еще более многочисленным выводком ютились на втором. В доме всегда было весело, хотя и очень шумно. Мы с братом росли как самые обычные дети, дома говорили по-французски, а на улице, где франкоязычных детей было не так уж много, легко переходили на английский.
Фамильный Призрак, явившись мне впервые, тоже заговорил по-французски.
Это случилось в памятный день, когда мне исполнилось пять лет. Старший сын дяди Луи Жерар посадил нас — всю ребячью свору — в свой старый пикап и повез в лес по малину. Каждый взял с собой банку или лукошко. Малина в тот год плохо уродилась, и, отыскивая ягодные кусты, мы рассыпались по всему лесу. Нам с Доном наказали держаться поближе к четырнадцатилетней кузине Сесили, но эта серьезная и методичная особа обирала каждый куст до последней ягодки, а мы перескакивали с места на место в погоне за легкой добычей. Так и заблудились. Потеряли из виду не только Сесиль, но и друг друга. Я не на шутку перепугался: до сих пор мне еще не приходилось надолго разлучаться с братом. Всхлипывая, блуждал я по глухим тропинкам, но реветь в полный голос боялся: а ну как вечером не дадут к малине взбитых сливок!
Начинало темнеть. Я тихонько аукал, но никто не откликался. В конце концов я набрел на заросли ежевики, сплошь усыпанные черными блестящими ягодами. И там, хрумкая и чавкая, стоял огромный бурый медведь — метрах в десяти, не больше.
— Донни! Донни! — завопил я, бросил банку с малиной и пустился наутек.
Мне казалось, медведь гонится за мной, а он, как видно, и не думал.
Я несся по гнилым сучьям и жухлой траве, натыкался на трухлявые пни и наконец попал в густой березняк. Белые, почти впритык стоящие стволы напомнили мне ручки метел у нас в чулане. Я с трудом продирался между ними, утешая себя мыслью, что уж здесь-то медведь меня не достанет.
— Донни, где ты?
И вдруг мне почудился его голос:
Я здесь.
— Где? — прорыдал я, совсем ничего не видя. — Я заблудился! Где ты?
Здесь я, здесь, ответил он. Надо же, я тебя слышу, а кругом тихо. Вот смех-то, правда?
Я завыл, завизжал. Мне было не до смеху.
— Донни, за мной медведь гонится!
Какой медведь? Тебя я вижу, медведя нет… Закрою глаза — и вижу. Ну и ну! Ты меня не видишь, Роги?
— Нет, нет! — надрывался я.
Внезапно я осознал, что не только не вижу его, но и не слышу — то есть слышу, но не ушами. Снова и снова выкликая его имя, я выбрался из березовой чащи на тропу и припустил бегом.
Наконец в мозгу опять прозвучал голос Дона: Тут Сесилъ, и Джо, и Жерар. Я-то тебя вижу, а они?..
За рыданиями я перестал его слышать. Спустились сумерки — entre chien et loup note 13, как мы говаривали дома. Я сотрясался в истерике и бежал наугад, не разбирая дороги.
— Arrкte! note 14 — раздался вдруг отчетливый приказ.
Кто-то схватил меня сзади за помочи и приподнял над землей. Я хрипло закричал, замахал руками и глянул через плечо, ожидая увидеть темную шкуру и клыки.
За моей спиной никого не было.
Какое-то мгновение я болтался в воздухе и от страха не мог издать ни одного звука. Потом плавно опустился на землю и услышал взрослый голос:
— Bon courage ti-frere. Maintenant c'est tr'bien note 15.
О Боже, только невидимых утешителей мне не хватало! Я вновь расплакался и обмочил штаны.
Однако в знакомом канадском выговоре слышалось ободрение, он даже немного был похож на голос дяди Алена. Невидимая рука пригладила мои черные всклокоченные вихры. Я зажмурился. Призрак!.. Господи, не иначе, призрак! Ну все, теперь он скормит меня медведю!
— Нет-нет! — разуверил он. — Я не сделаю тебе худого, малыш. Наоборот, хочу помочь. Взгляни, вот здесь крутой обрыв. Не останови я тебя, ты бы упал и расшибся. Чего доброго, убиться мог. Однако ты цел и невредим… Значит, я тебя спас. Ainsi le dйbut du paradoxe! note 16
— Призрак! — захныкал я. — Ты призрак!
Как сейчас помню его смех и голос, звучащий не столько в ушах, сколько в мозгу:
Exactement! Mais un fantфme familier… note 17
Так я встретил невидимку, который будет мне помогать, давать советы в критических ситуациях и одновременно станет моим проклятием, моей карой. Фамильный Призрак сжал мне руку и потянул за собой по извилистой тропке, так быстро, что я запыхался и даже плакать позабыл. На прощание он мне строго-настрого наказал никому не говорить о нашей встрече. Все равно не поверят, хуже того — поднимут на смех. Лучше уж поведать своим, как я встретил медведя и ничуть не испугался.
На небе уже мерцали первые звезды, когда я вышел из леса к пруду, где стоял наш пикап. Меня встретили радостными криками. Я в красках рассказал о встрече с медведем: будто бы швырнул ему в морду банку с ягодами и, пока он опомнился, меня и след простыл. В темноте никто не заметил моих мокрых штанов. Только Дон как-то странно поглядел на меня, вроде хотел о чем-то спросить, да передумал.
За ужином тетя положила мне на малину двойную порцию взбитых сливок.
О Фамильном Призраке я ни словом не обмолвился.
Чтобы понять традиции нашей семьи, необходимо обратиться к истории.
Ремиларды принадлежат к небольшой этнической группе из Новой Англии, именуемой франко-канадцами, канадо-американцами или канюками. Недалекие янки упростили произношение весьма распространенной французской фамилии Ремийяр и обозвали нас Ремилардами. Насколько я сумел проследить, больше ни одна ветвь семейного клана на такой ранней стадии не выявила сверхъестественных генов для развития метафункций и способности к самоомоложению. («Бестелесного» мутанта породила несчастная Тереза. Но об этом позже.)
Наши предки поселились в Квебеке в середине семнадцатого столетия. Как все французские крестьяне, они обрабатывали землю по старинке и с недоверием воспринимали всякие новшества вроде севооборота и удобрения почв. С другой стороны, эти ревностные католики почитали своим священным долгом иметь большую семью. Добавьте сюда суровый климат в долине реки Св. Лаврентия, и вы получите естественный результат — страшную нищету. К середине девятнадцатого века истерзанная, поделенная на клочки земля уже не давала урожаев даже для мало-мальски сносного пропитания, как бы ни гнули на ней спину фермеры. К тому же французских канадцев притесняло англоязычное правительство страны. Восстание 1837 года было жестоко подавлено канадской армией.
Но упрямый, неуживчивый народ не сломился, не отчаялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
— Несомненно! — негодующе воскликнула Чариш Ала. — Повторная атомная бомбардировка положит конец этой бессмысленной войне. Но, следуя таким путем, планета Земля подписывает себе смертный приговор. Ни одно общество, применявшее атомное оружие до вступления в Галактическое Содружество, не избежало саморазрушения. Единство глобального Разума задержано по меньшей мере на шесть тысяч лет. Отныне они вернутся к первобытной цивилизации — к охоте и собиранию кореньев.
— Мы можем преспокойно сворачивать наблюдение и возвращаться домой, — добавил старый Ларихам.
Чета симбиари согласно кивнула.
— Разделяю ваш пессимизм, — невозмутимо откликнулся крондак. — И все же мы будем ждать решения Совета. Первая сброшенная бомба положила начало дебатам. Второй инцидент, о котором я безотлагательно доложу по телепатической связи, наверняка потребует вотума доверия нашему участию в земных делах.
— Как будто мы не знаем заранее, что решит Совет! — проворчал Адаластам. — Земля неминуемо вернется в после-атомный палеолит еще на пятьдесят круговращений. И это как минимум, учитывая невероятную социально-политическую недоразвитость людей.
— Как знать? — возразил Рими.
Он держал за руку свою соотечественницу, и в рубиновых глазах обоих стояли слезы сострадания. Но внезапно полтроянцы приободрились.
— Темпы их научного развития предугадать нельзя, — высказала свое мнение Пилти. — Равно как и агрессивность. Перед лицом такого варварства люди забывают мелкие разногласия, чтобы впервые в истории человечества дать отпор аморальным группировкам.
— Да, согласно этическим нормам галактики, они примитивны, — продолжал Рими. — Однако их недюжинный метапсихический потенциал не подлежит сомнению. Верно, Дока-Элу?
— Воистину, — подтвердил тот.
Распластанный гии вдруг зашевелился. Открыл глазища, поставив в уме прочный заслон неприятным резонансам.
— По-моему, еще рано сбрасывать Землю со счетов, — прохрипел он. — Вспомните, какая там облачность, какие океанические течения! А богатство несознательных. форм жизни… Птицы и бабочки! Морская флора и моллюски!
— Нам в Содружестве только моллюсков не хватало! — фыркнул Адаластам.
Опираясь на руку Рими, Нап-Нап-Нанл поднялся, распушил оперение, расправил мужские и женские детородные органы.
— Человеческие существа сварливы и мстительны, — вздохнул он. — Они преследуют все новое, прогрессивное, они разрушают экологию. Но такой музыки вы не найдете во всей Вселенной! Григорианское пение! Баховский контрапункт! Вальсы Штрауса! Индийские раги! Коул Портер!
— Ты безнадежно сентиментален! — поморщился Ларихам. — Ну да, с эстетической точки зрения, Земля и впрямь настоящее чудо. Но что пользы, коль скоро человечество так настойчиво противится эволюции своего ума? — Он повернулся к полтроянцам. — А ваши оптимистические прогнозы ни на чем не основаны, кроме полнейшей наивности. Мета-психический колледж Симба еще в начале этого бессмысленного наблюдения признал, что Земля ни по каким стандартам не вписывается в Содружество.
— К счастью для человечества, наша фракция перевесила вашу в Совете, — с напускной любезностью заметил Рими.
— Полтроянцы поддерживают землян только потому, что обе расы так вульгарно плодовиты! — не утерпела Чариш Ала.
— Что, бесспорно, приближает Землю к Единству. — Пилти скромно потупила глазки и добавила, обращаясь к товарке с планеты Симбиари: — Кстати, дорогая, я тебе говорила, что опять беременна?
— Нашли время для бабских склок! — возмутился Адаластам, указывая на экран.
— Да, момент неподходящий, — согласилась Пилти. — И все-таки я бы не стала впадать в отчаяние.
— Амальгама Полтроя убеждена, что человечество сумеет избежать умственной катастрофы, — заявил Рими. — Позвольте в порядке дружественной полемики напомнить нашим достойным союзникам с планеты Симбиари, что мы, полтроянцы, гораздо более древняя раса и посему имели возможность наблюдать неизмеримо большее число нарождающихся миров. Так вот, в упомянутой вами закономерности, касающейся прямого соотношения между атомным оружием и массовым самоубийством, существует по меньшей мере одно исключение. Мы.
Зеленолицые существа беспомощно переглянулись. Старейшина Ларихам и тот не нашел возражений против приведенного довода.
— И правда! — восторженно заклокотал Нап-Нап (при этом его бледные и сморщенные в результате пережитого ужаса грудные железы, поразительно похожие на соски млекопитающих, разгладились и обрели естественный телесно-розовый цвет). — Ведь полтроянцы на первобытной стадии были дико кровожадны! Неудивительно, что они ощущают духовную близость к землянам!
— И неудивительно, что МЫ ее не ощущаем! — рявкнул почтенный симбиари, выдавливая из пор новые потоки слизистой зелени. — Говорю вам, Земля — дело гиблое! — Мелодраматическим жестом он указал на экран. — Непосредственные участники данного конфликта останутся смертельными врагами по меньшей мере на протяжении трех поколений. Между нациями, столь подвижными в этническом плане, вспыхнут новые войны, которые приведут к глобальной катастрофе. Кропотливая просветительская работа Галактического Содружества пропала втуне. Нет, на Землю надо махнуть рукой, во всяком случае пока она не окажется на новом витке эволюционной спирали.
— Решение за Советом, а не за вами! — отрезал Рими. — Что дальше, Дока-Элу?
Устрашающего вида функционер сохранял почти полную неподвижность, лишь одно щупальце чуть подергивалось, выпуская изумрудные пузыри, исчезавшие в стерильных стыках между половиц. После недолгой паузы Дока Элу распахнул свои огромные мозговые резервуары, и все присутствующие увидели зал заседаний Высшего Совета, находящегося за четыре тысячи световых лет в туманности Ориона. За круглым столом расположился руководящий орган единого Галактического Содружества, уже принявший решение касательно земного Разума. Результаты голосования со скоростью мысли достигли рецепторов Дока-Элу.
— Полтроянская Амальгама проголосовала за сотрудничество с Землей, — сообщил он. — Крондаки, гии и симбиари сочли дальнейшее наблюдение нецелесообразным, причем большинство членов выступило за полный разрыв.
— Ну?! — воскликнул Адаластам. — Что я говорил?
— А как же музыка?! — сокрушался Нап-Нап. — Неужели мы позволим погибнуть творениям Сибелиуса, Шенберга, Дюка Эллингтона?!
Однако глава экспедиции еще не закончил свое сообщение.
— На вынесенное решение наложено вето Контрольным органом Лилмика.
— О святая истина и красота! — прошептал старейшина Ларихам. — Лилмик вмешался в такое пустячное дело? Невероятно!
Гии тряхнул пушистой головой. Его тестикулы вздрогнули и побагровели.
— Вето Лилмика! На моей памяти такого еще не случалось!
— Естественно. Ты и не можешь этого помнить, — сказал гермафродиту крондак. — Подобный прецедент имел место задолго до того, как твоя раса примкнула к Единству. И до того, как полтроянцы и симбиари научились пользоваться каменными орудиями и высекать огонь. Если быть точным, триста сорок две тысячи девятьсот шестьдесят два стандартных года тому назад.
В потрясенной тишине Дока-Элу сделал Адаластаму знак сменить образ на экране. Зрелище разрушенного города расширилось до панорамы всей Земли, обозреваемой с борта космического корабля. Озаренный солнцем бело-голубой шар сиял на фоне дымно-серебристой галактической равнины, словно лучистый агат.
— Более того, — продолжал Дока. — Лилмик рекомендует нам перейти от чистого наблюдения к этапу отдельных манифестаций. Необходимо ознакомить жителей Земли с концепцией межзвездного Сообщества. Данный этап займет тридцать лет и, возможно, станет преддверием будущего Вторжения.
Симбиари едва не поперхнулись собственной слизью. Полтроянская парочка дружно захлопала в ладоши.
Нап-Нап-Нанл стоически успокаивал возбужденные двуполые гениталии, пока не довел их до светло-вишневого цвета.
— Я так рад! — блаженно выдохнул он. — Земля поистине обворожительная планета. Статистически есть шанс, что люди образумятся. Это очень длительный, но отнюдь не безнадежный процесс…
Он простер шестипалую конечность и включил комнатную аудиосистему, настроенную на венское радио. Заключительные аккорды «Лунной сонаты» заполнили кабину слежения.
Невидимый экзотический корабль продолжал свою миссию, длившуюся уже шестьдесят тысяч лет.
3
ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА
Я родился в 1945 году в фабричном городке Берлине, на севере Нью-Гемпшира. Мы с братом-близнецом Донатьеном появились на свет 12 августа, через два дня после того, как Япония вступила в переговоры об окончании Второй мировой войны. Во время воскресной утренней мессы у нашей матери Адели начались схватки, однако со свойственным всему клану упрямством она и виду не подала, пока не отзвучали последние ноты последнего песнопения. Затем деверь Луи и его жена отвезли ее в больницу Св. Луки, где она разрешилась от бремени и умерла. Наш отец Жозеф за полгода до нашего рождения погиб в сражении у Окинавы.
В день нашего рождения ветер все еще носил по небу радиоактивные облака от бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, но к нашим мутациям это никакого отношения не имеет. Гены активных метапсихологов уже давно дремали и в нашей, и в других семьях. А вот ген бессмертия, видимо, уникален. Но так или иначе наши отличительные черты были признаны лишь по прошествии многих лет.
Пока же вполне здоровые малыши-сироты получили в наследство от матери нечто более вещественное: страховой полис и старые каминные часы. Нас взяли к себе дядя Луи и тетя Лорен, добавив тем самым к семье из шестерых детей два лишних рта. Луи Ремилард служил мастером на целлюлозно-бумажной фабрике, где трудились почти все мужчины нашего клана, а придет время — будем трудиться и мы с Доном. Луи был сильный, крепко сбитый мужик, правда, прихрамывал (одна нога от рождения короче другой), но это не мешало ему прилично зарабатывать и содержать старый двухэтажный дом на Второй улице. Мы занимали первый этаж, а дядя Ален и тетя Грейс со своим еще более многочисленным выводком ютились на втором. В доме всегда было весело, хотя и очень шумно. Мы с братом росли как самые обычные дети, дома говорили по-французски, а на улице, где франкоязычных детей было не так уж много, легко переходили на английский.
Фамильный Призрак, явившись мне впервые, тоже заговорил по-французски.
Это случилось в памятный день, когда мне исполнилось пять лет. Старший сын дяди Луи Жерар посадил нас — всю ребячью свору — в свой старый пикап и повез в лес по малину. Каждый взял с собой банку или лукошко. Малина в тот год плохо уродилась, и, отыскивая ягодные кусты, мы рассыпались по всему лесу. Нам с Доном наказали держаться поближе к четырнадцатилетней кузине Сесили, но эта серьезная и методичная особа обирала каждый куст до последней ягодки, а мы перескакивали с места на место в погоне за легкой добычей. Так и заблудились. Потеряли из виду не только Сесиль, но и друг друга. Я не на шутку перепугался: до сих пор мне еще не приходилось надолго разлучаться с братом. Всхлипывая, блуждал я по глухим тропинкам, но реветь в полный голос боялся: а ну как вечером не дадут к малине взбитых сливок!
Начинало темнеть. Я тихонько аукал, но никто не откликался. В конце концов я набрел на заросли ежевики, сплошь усыпанные черными блестящими ягодами. И там, хрумкая и чавкая, стоял огромный бурый медведь — метрах в десяти, не больше.
— Донни! Донни! — завопил я, бросил банку с малиной и пустился наутек.
Мне казалось, медведь гонится за мной, а он, как видно, и не думал.
Я несся по гнилым сучьям и жухлой траве, натыкался на трухлявые пни и наконец попал в густой березняк. Белые, почти впритык стоящие стволы напомнили мне ручки метел у нас в чулане. Я с трудом продирался между ними, утешая себя мыслью, что уж здесь-то медведь меня не достанет.
— Донни, где ты?
И вдруг мне почудился его голос:
Я здесь.
— Где? — прорыдал я, совсем ничего не видя. — Я заблудился! Где ты?
Здесь я, здесь, ответил он. Надо же, я тебя слышу, а кругом тихо. Вот смех-то, правда?
Я завыл, завизжал. Мне было не до смеху.
— Донни, за мной медведь гонится!
Какой медведь? Тебя я вижу, медведя нет… Закрою глаза — и вижу. Ну и ну! Ты меня не видишь, Роги?
— Нет, нет! — надрывался я.
Внезапно я осознал, что не только не вижу его, но и не слышу — то есть слышу, но не ушами. Снова и снова выкликая его имя, я выбрался из березовой чащи на тропу и припустил бегом.
Наконец в мозгу опять прозвучал голос Дона: Тут Сесилъ, и Джо, и Жерар. Я-то тебя вижу, а они?..
За рыданиями я перестал его слышать. Спустились сумерки — entre chien et loup note 13, как мы говаривали дома. Я сотрясался в истерике и бежал наугад, не разбирая дороги.
— Arrкte! note 14 — раздался вдруг отчетливый приказ.
Кто-то схватил меня сзади за помочи и приподнял над землей. Я хрипло закричал, замахал руками и глянул через плечо, ожидая увидеть темную шкуру и клыки.
За моей спиной никого не было.
Какое-то мгновение я болтался в воздухе и от страха не мог издать ни одного звука. Потом плавно опустился на землю и услышал взрослый голос:
— Bon courage ti-frere. Maintenant c'est tr'bien note 15.
О Боже, только невидимых утешителей мне не хватало! Я вновь расплакался и обмочил штаны.
Однако в знакомом канадском выговоре слышалось ободрение, он даже немного был похож на голос дяди Алена. Невидимая рука пригладила мои черные всклокоченные вихры. Я зажмурился. Призрак!.. Господи, не иначе, призрак! Ну все, теперь он скормит меня медведю!
— Нет-нет! — разуверил он. — Я не сделаю тебе худого, малыш. Наоборот, хочу помочь. Взгляни, вот здесь крутой обрыв. Не останови я тебя, ты бы упал и расшибся. Чего доброго, убиться мог. Однако ты цел и невредим… Значит, я тебя спас. Ainsi le dйbut du paradoxe! note 16
— Призрак! — захныкал я. — Ты призрак!
Как сейчас помню его смех и голос, звучащий не столько в ушах, сколько в мозгу:
Exactement! Mais un fantфme familier… note 17
Так я встретил невидимку, который будет мне помогать, давать советы в критических ситуациях и одновременно станет моим проклятием, моей карой. Фамильный Призрак сжал мне руку и потянул за собой по извилистой тропке, так быстро, что я запыхался и даже плакать позабыл. На прощание он мне строго-настрого наказал никому не говорить о нашей встрече. Все равно не поверят, хуже того — поднимут на смех. Лучше уж поведать своим, как я встретил медведя и ничуть не испугался.
На небе уже мерцали первые звезды, когда я вышел из леса к пруду, где стоял наш пикап. Меня встретили радостными криками. Я в красках рассказал о встрече с медведем: будто бы швырнул ему в морду банку с ягодами и, пока он опомнился, меня и след простыл. В темноте никто не заметил моих мокрых штанов. Только Дон как-то странно поглядел на меня, вроде хотел о чем-то спросить, да передумал.
За ужином тетя положила мне на малину двойную порцию взбитых сливок.
О Фамильном Призраке я ни словом не обмолвился.
Чтобы понять традиции нашей семьи, необходимо обратиться к истории.
Ремиларды принадлежат к небольшой этнической группе из Новой Англии, именуемой франко-канадцами, канадо-американцами или канюками. Недалекие янки упростили произношение весьма распространенной французской фамилии Ремийяр и обозвали нас Ремилардами. Насколько я сумел проследить, больше ни одна ветвь семейного клана на такой ранней стадии не выявила сверхъестественных генов для развития метафункций и способности к самоомоложению. («Бестелесного» мутанта породила несчастная Тереза. Но об этом позже.)
Наши предки поселились в Квебеке в середине семнадцатого столетия. Как все французские крестьяне, они обрабатывали землю по старинке и с недоверием воспринимали всякие новшества вроде севооборота и удобрения почв. С другой стороны, эти ревностные католики почитали своим священным долгом иметь большую семью. Добавьте сюда суровый климат в долине реки Св. Лаврентия, и вы получите естественный результат — страшную нищету. К середине девятнадцатого века истерзанная, поделенная на клочки земля уже не давала урожаев даже для мало-мальски сносного пропитания, как бы ни гнули на ней спину фермеры. К тому же французских канадцев притесняло англоязычное правительство страны. Восстание 1837 года было жестоко подавлено канадской армией.
Но упрямый, неуживчивый народ не сломился, не отчаялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71