А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Частоту колебаний маятника изменили. Стук стал реже. Рука испытуемого лежала в змеевике, плотно касаясь его стенок; внешне все обстояло по-прежнему, а кровеносные сосуды не сокращались. То, что было достижимо при ста двадцати колебаниях в минуту, при шестидесяти стало невозможным. Зеленая лампочка не могла добиться того, что удавалось красной.– Мы можем себя поздравить, – сказал Быков. – Временные связи – тонкая штука. Кору мозга не обманешь, она умеет отличить ложную тревогу…Профессор был ласков, он жал руку помощнику, мало напоминая сейчас прежнего Быкова, подчас резкого и недоброго во время работы. Отчего мы краснеем и бледнеем! С некоторых пор Рогов стал осаждать Быкова расспросами. То, что интересовало его, имело одинаковое отношение и к физиологии и к психологии. Ему хотелось понять, как может, например, человек меняться в лице, краснеть и бледнеть мгновенно. Ведь всякому раздражению соответствует определенная перемена в состоянии сосудов: либо они расширяются – и краска заливает лицо, либо сужаются – и покровы бледнеют.По приливу крови к ушам определяют также психическое состояние животных. Такая особенность наблюдается и у некоторых людей.Ученый объяснил это своеобразной природой душевных волнений, которые вызывают «игру сосудодвигателей». Он ссылался на психологию, но обосновать это физиологически избегал.– Мы наблюдаем нередко, – не унимался помощник, – что одна и та же психическая причина, один и тот же раздражитель вызывает одновременно противоположные отклики организма. Где закономерность? Как это объяснить?– Где закономерность? – как бы про себя повторил ученый. – В самом деле любопытно. Хорошо бы разобраться в этом механизме, он обещает быть интересным.– Я наблюдал это, – сказал Рогов, – в одном из моих опытов.У змеевика сидел молодой человек. Его сосуды на звонок отвечали сужением, а на электрический свет – расширением. Чередуя слишком часто холод и тепло в змеевике, Рогов заметил, что деятельность сосудов извратилась: они расширялись от холода и сужались от тепла… «Что это у вас сегодня вода не холодная?» – спросил испытуемый, когда рука его лежала в ледяном змеевике. И условные раздражители вызывали извращенный ответ – звонок действовал не как холод, а как тепло, свет не расширял, а сужал сосуды. Когда в один из таких моментов случайно раздался стук метронома, ничем не связанный с опытом, наступил переполох. Сосуды стали то расширяться, то сужаться. Если бы эти перемены могли отразиться на лице, мы сказали бы, что человек то краснеет, то бледнеет от волнения.Рогов и не подозревал, какое важное явление он наблюдал. То, что он увидел, был сосудистый невроз – болезнь, широко известная в медицине. Средствами временных связей – невинным тиканьем метронома, звонком колокольчика и вспышкой электрического света – ему удалось заглянуть в тайну того, что врачи называют болезнью сосудов. Нельзя было упускать удачное начало. Долг обязывал Быкова истолковать то, что Рогов увидел, физиологически исследовать картину незнакомого страдания.Быкову не впервые с помощью звонка, метронома и ламп расстраивать отправления организма, ставить вопросы природе. Но на этот раз возникла необычайная трудность. Опыты предстояло вести на человеке, и кто знает, как это отразится на нем. Вправе ли ученый рисковать здоровьем людей? Вдруг случится несчастье? Нельзя! Невозможно! Пусть во имя человечества, всего святого, все равно – не следует смешивать цену жизни человека и кролика.Спор был старый, известный тем, кто когда-либо приближался к границам физиологии и медицины. Прошли недели в размышлениях, и выход был найден. Ученый как-то обратился с вопросом к помощнику:– Скажите, Александр Алексеевич, испытуемый после того, как в его сосудах наступал разброд, легко приходил в нормальное состояние?– И быстро и легко, если предоставить испытуемому отдых, – ответил Рогов. – Как только прекращалось слишком частое чередование холода и тепла, разброд сменялся покоем.«Так и следовало ожидать, – подумал Быков. – Жизнь многообразна и сложна, человек часто подвергается подобным испытаниям, и организм должен располагать возможностью их устранять. Можно с чистой совестью проверить наблюдения на человеке».Нелегкая задача изменять деятельность сосудов по собственному плану. Ни в книгах, вдохновлявших ученого, ни в устных высказываниях его современников он ответа не находил. Надо было его искать, и задача тем более осложнялась, что у плетисмографа сидел человек. Быков это понимал. Но мог ли он отказаться от намеченной цели? Перед его мысленным взором за лабораторией неизменно виделась клиника…К прежним опытам ничего не прибавили. Поворот выключателя электрической лампы расширял у испытуемого кровеносные сосуды, стук метронома их сужал. Изменили только порядок: испытания холодом и теплом происходили не последовательно, а вперемежку. Мускулатуру сосудов лишали передышки. Вот звучит метроном, проходит полминуты, минута – и идет ледяная вода, за этим тотчас загорается электрическая лампа – нагретый змеевик уже дышит теплом.Так длится недолго, в состоянии сосудов наступает перелом. Электрический свет, способствовавший их расширению, начинает вдруг сосуды сужать, а метроном – расширять. Что удивительно – колебания маятника частотой в шестьдесят ударов в минуту, прежде безразличные для организма, приобретают вдруг власть над ним. С каждым новым испытанием разлад увеличивается. То, что рождало возбуждение, вызывает торможение, и наоборот. Как будто сбитый с толку организм все стал воспринимать превратно: холод – как тепло, а тепло – как холод.Результаты превзошли ожидания ученого. С помощью условных раздражителей он вызвал сосудистый невроз – болезнь, широко известную клинике. Стуком метронома и сиянием электрических ламп воспроизвели состояние, возникающее в результате сильнейших нравственных и физических страданий.Помощник Быкова не подозревал, как много в те дни передумал ученый. Это не были размышления перед серьезным затруднением, неожиданно возникшим в работе. Это были мысли об итоге, сопоставление того, что известно, с тем, что предстоит найти. Ученый узнал, что явления внешнего мира, посторонние для организма, могут на время овладевать источником жизни – кровяным потоком – и расстраивать его. В самой природе вызванного расстройства Быков увидел нечто родственное с неврозом, воспроизведенным Павловым. Перенапрягая у собаки мозговые процессы испытаниями, знаменитый физиолог наблюдал изменения в поведении животного. Вид пищи, дотоле вызывавший у собаки возбуждение, порождал торможение. Собака не роняла слюну и отступала перед вкусно пахнущим мясом. Но едва пытались это мясо унести, животное бросалось за ним. Павлов назвал эту фазу парадоксальной. В опытах с кровеносной системой, перенапряженной испытаниями, организм также откликался парадоксально – расширением сосудов вместо сужения и наоборот.То, что Павлов открыл на пищевом центре мозга, Быков и его помощник подтвердили на сосудодвигательном…Рогов перенес свои исследования в клинику. Рано или поздно он должен был к такому решению прийти. Творческие пути физиолога, как бы они ни были переплетены, неизменно ведут из лаборатории в больничную палату. Сколь бы успешны ни были опыты над животными, наступает момент, когда добытые материалы необходимо проверить у изголовья больного. Так в свое время Иван Петрович Павлов после долгого изучения природы возбуждения и торможения в лаборатории перенес свои исследования в клинику. Он нашел больного с глубоко поврежденной нервной системой, почти отрезанного от впечатлений внешнего мира: единственный глаз и одно ухо – все, что осталось у больного от органов, воспринимающих окружающее. Достаточно было их закрыть, и ясность сознания меркла. На человеке, таким образом, было подтверждено, что мозг, огражденный от внешних раздражений, покорный закону торможения, погружается в покой.В клинике разрешал свои сомнения и Быков.Трудами Павлова было установлено, что каждый род пищи вызывает желудочный сок определенного состава, однако не было известно, в какой мере этот сок зависит от большего или меньшего расположения организма к тому или иному роду пищи. Продолжая исследования Павлова, Быков нашел в клинике больных со сквозным отверстием в пищеводе, из которого пища выпадала, а из желудка тем временем изливался желудочный сок. Можно было измерить его кислотность, изучить химический состав. Эти больные дали возможность физиологу установить, что менее желанная еда встречает в желудке сдержанный прием, а более желанная – обильное выделение сока.Наблюдение над больными позволило также изучить состояние головного мозга во время умственного и физического напряжения, во сне и бодрствовании. Исследуя больных с проломленным черепом, пострадавших от несчастного случая, ученые могли убедиться, что умственный труд увеличивает объем головного мозга, неожиданный шум и возбуждение вызывают приливы крови и разбухание его; сон уменьшает объем полушарий, мозг опускается и чуть холодеет. С пробуждением прежний его объем восстанавливается.Решение Рогова продолжить свои исследования в больнице пришло после серьезных и трудных размышлений. Привычку думать вслух, подолгу спорить с невидимым противником молодой человек приобрел в короткий срок своей учительской практики.– Поздравляю, Александр Алексеевич, с окончанием работы, – сказал себе Рогов, – поздравляю с успехом…Ассистент Быкова встретил свою удачу со смешанным чувством облегчения и тревоги. Он выполнил свое дело как мог, труд был сложный, нелегкий, теперь все позади, он свободен и может передохнуть. Опыты над сосудами доставили ему много счастливых часов. Сколько нового и неожиданного было в каждом эксперименте! Он привык всюду думать о них. Со старой темой он сжился, кто еще знает, что принесет с собой новая.«Зато твердо решено, – утешал он себя, – что кора головного мозга контролирует деятельность кровеносных сосудов. Эту истину не оспоришь, двух мнений быть не может». И тут же рождались возражения. Не с тем, чтобы достигнутое объявить спорным, нет! Беседа Рогова с самим собой служила контролем, в какой мере им усвоен прежний урок.– А как вы ответите на такой вопрос, – продолжал допрашивать себя Рогов. – Вышла, к примеру, из строя кора головного мозга – что станет с оркестром, когда дирижер не у дел?Ассистент любил подобного рода экзамены, они давали ему возможность проверить себя, без опасения выслушать насмешку или упрек.– Без коры головного мозга, – следует бодрый ответ, – дирижерство переходит к подкорке.Это означало, что регулирование берет на себя сосудодвигательный центр, расположенный ниже коры мозга.– Правильно, – соглашается Рогов, – но вы ни словом не обмолвились, как этот центр осуществляет свой контроль.Рогов мог себе этого вопроса и не задавать. Никто еще на него не ответил. Предполагалось, что деятельность сосудов определяется участием сосудодвигательного центра и коры головного мозга, но отделить их друг от друга, расчленить то, что в нормальных условиях проявляется как целое, никто еще не пытался.– Вот вам и тема, – приходил к заключению Рогов. – Подберите больных, у которых кора одного из полушарий утратила свой контроль над половиной тела, а следовательно, и над ее сосудистой системой, и извольте ту и другую половину изучать. В вашем распоряжении будут сосуды двоякого рода: здоровой части тела и больной. Первая отрезана от коры мозга и управляется сосудодвигательным центром, а вторая – тем и другим.С этими мыслями Рогов предстал перед Быковым. Он не спешил их выкладывать, выжидая, что ему скажет ученый.– Вы намерены готовиться к докторской диссертации? – одобрительно заметил Быков. – Не возражаю, пора. Я посоветовал бы вам обосноваться в больнице и там изучить болезни сосудов.Другой не стал бы выжидать, когда ему предложат его собственный план. Выложив ученому свои соображения, он доставил бы ему истинное удовлетворение. Какой наставник не порадуется успеху ученика, его способности предвосхитить идеи учителя? Увы, Рогов не умел ладить с удачей. Он упрямо не замечал ее и обнаруживал свою благодетельницу, когда она захлопывала дверь перед самым его носом.– Это очень интересно, – не слишком внятно ответил он, – я над этим уже думал…Он выслушал соображения профессора и убедился, что они повторяют его собственные. Что оставалось ему делать? Рассказать о себе, о своих думах? Так ли уж важно Быкову знать, что идея ученого случайно пришла в голову его ассистенту?Довольный тем, что своим молчанием он оградил себя от неловкого положения, Рогов добавил:– Я, пожалуй, послушаюсь вашего совета и возьму эту тему для диссертации.– Будьте строги к себе, – не в первый раз предупреждал профессор ассистента, – не витайте в облаках и звездных пространствах, астрономы вам этого не простят.– Простят, и охотно, – осторожно заметил Рогов, – астрономы к нам весьма и весьма благоволят… Кеплер занимал кафедру медицины, Тихо Браге создал эликсир против повальных болезней, Коперник лечил больных, и, говорят, успешно…Замечание вызвало у профессора улыбку.– Что вас угораздило так далеко метнуть? Я не очень уверен в подлинности этих фактов…Лучше бы профессору не касаться истории, тонкий знаток и ценитель ее, он в своем ассистенте имел сильного соперника. Весь свой досуг этот страстный человек посвящал науке о прошлом.«Не только астрономы, все кому не лень занимались медициной, история на этом решительно настаивает… Искатели золота; пастухи, охотники, кузнецы, банщики, цирюльники и даже палачи соперничали с лекарями. Герцог Людвиг Вюртембургский вынужден был в конце шестнадцатого века запретить пастухам подавать помощь роженицам…»Обо всем этом Рогов подумал, но сказал другое:– Вашей темой я обязательно воспользуюсь… Оркестр без дирижера Был 1933 год, когда ассистент перенес свои исследования в клинику. Он был преисполнен готовности упорно трудиться, но ничего пока делать не мог. Кафедры физиологии Третьего Ленинградского медицинского института, где Рогова утвердили ассистентом, еще не существовало. Ее нужно было лишь создать. На учреждение новой кафедры в бывшей Обуховской больнице правительство отпустило огромную сумму, и Рогову предстояло изрядно потрудиться, прежде чем здесь возникнут условия для работы и преподавания.Мы не станем описывать, с каким усердием ассистент бродил по складам и магазинам в поисках приборов для будущей лаборатории, как эти старания были отмечены местным комитетом профессионального союза почетной грамотой и избранием Рогова в местком. Воздадим должное трудолюбию молодого ученого – он успевал в то же время много учиться, чтобы «перестроиться, – как он говорил, – с педагогической линии на медицинские пути».Лишь тот, кто знал Рогова с его взволнованным сердцем и неистребимой жаждой до всего докопаться, разведать и заглянуть в самый корень, все делать самому, своими руками, – мог представить себе его состояние, когда он привез свой плетисмограф в клинику и с бьющимся сердцем стал устанавливать его.«Прежде чем браться за дело, – предупредил себя ассистент – повторим с вами, Александр Алексеевич, азы физиологии. Первое правило – не спешить, действовать размеренно, быть мягким и сердечным с испытуемым. Не одной лишь холодной логикой вникать в природу, а взволнованной мыслью. Избегать всяких фантазий и беспочвенных дум. Быков и виду не подаст, что не одобряет ваших рассуждений, выслушает, промолчит, а возможно, и скажет: «Я вам этого никогда не говорил; чем вы слушаете, друг мой?»После такого наставления, столь похожего на нотацию учителя неуспевающему ученику, ассистент приступил к делу.Прошло то время, когда Рогоз мог сразу приниматься за несколько дел, думать об одном и делать другое. Теперь его мысль, устремленная к цели, ничего постороннего не воспринимала. Надо подготовиться к работе. И он окружает себя учеными трудами, новыми и старыми диссертациями, известными и неизвестными сочинениями и месяцами штудирует их. Книг у него много. Высокие полки, заставленные ими, тяжелой тенью громоздятся в тесных комнатушках его квартирки, лишая обитателей доброй доли света и воздуха.Все, что было известно об исследуемом предмете, изучил ассистент. Он мог теперь без запинки привести все теории о болезнях, связанных с параличом кровеносных сосудов, указать, какое из учений уцелело в науке, какое осмеяно и забыто. Занявшись исследованием, Рогов ничего так страстно не желал, как добиться успеха и вызвать одобрение Быкова. Скромные сердца не страшатся лишений, легко переносят неудачу, но втайне жаждут любви и награды.Исследования проводили по методу павловской школы – с помощью метронома, змеевика и прочих средств лаборатории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54