«Надо будет как-нибудь снять его для фильма», – подумал Стрикланд.
– Кто п… победит?
– Будет гонка, увидим.
– У кого больше шансов?
Риггз-Бауэн обшарил Стрикланда глазами в поисках чего-нибудь, что могло бы помочь установить его личность. Таких опознавательных знаков на Стрикланде не было.
– Пресса?
– Средства массовой информации. Если точнее. Так как?
– Трудно сказать. Даже невозможно, – уточнил Риггз-Бауэн.
– Все одинаково хороши?
– Не обязательно. Они не наши питомцы, знаете ли.
Если у них есть спонсоры, они получают право участвовать.
– Как насчет Брауна? Что вы думаете о нем?
– Прекрасный парень. Насколько мне известно. Стрикланд посмотрел на позирующих яхтсменов.
– А кто те двое с ним?
– Его жена, – ответил Риггз-Бауэн, – и его пресс-агент.
– Неужели?
Риггз-Бауэн вернулся к привычному покровительственному тону.
– В том, что у них свои пресс-агенты, нет ничего необычного, знаете ли. Иногда у них бывают даже литературные агенты. Так сегодня обстоят дела.
– У него миловидная жена, – заметил Стрикланд. – И глаза, как у поэта.
Зрачки капитана слегка сузились, и он одарил собеседника едва заметной улыбкой.
15
Стрикланд представился Браунам по телефону. Они договорились, что он прибудет к ним на остров Стидман в конце недели.
Он появился ранним утром в субботу и привез с собой видеозаписи двух своих фильмов: «Изнанка жизни» – о нью-йоркской проститутке по имени Памела Коэстер и «Малыш Сото», в котором были показаны утро, день и боевая ночь клубного боксера из Риверсайда в Калифорнии. Пока Брауны смотрели его работы, он обследовал дом и прилегающие к нему территории. Изучая книжные полки, он обнаружил на них главным образом морские повести и романы, либо описания путешествий.
За ленчем Стрикланд говорил мало. Он был суеверен и воздерживался от обсуждения своих замыслов, по крайней мере, на ранней их стадии.
За кофе на террасе Брауны попытались немного разговорить его, принявшись обсуждать его фильмы.
– Я никогда не думал, – сказал Оуэн, – что люди, подобные этим вашим героям, могут быть такими симпатичными.
– Действительно! – поддержала его Энн. – Они такие смешные! За них невольно начинаешь переживать.
– О, спасибо. – Стрикланд так и не разговорился. – Они просто люди.
Он привез с собой фотокамеру «олимпус» и сделал массу снимков, чтобы потом развесить изображения Браунов у себя на стенах. Но не только для этого. Ему было нужно, чтобы Брауны привыкли к нему с камерой в руках. Каждый раз, когда Энн оборачивалась, она обнаруживала его в такой позиции, которая позволяла ему видеть все, что находилось у нее за спиной.
Набравшись смелости, она спросила его:
– Вы всегда заикались?
На его лице мелькнула светлая снисходительная улыбка.
– С одиннадцати лет. В шестом классе у нас был парнишка, который заикался. Я передразнивал его ради смеха. Мне говорили: «Смотри, пристанет». Так оно и случилось.
– Да что вы! – вскрикнула Энн. – Неужели такое бывает?
– Иначе я бы давно избавился от своего недостатка, не так ли?
– Я не знаю. – Она уже жалела о своем любопытстве.
Он сделал еще множество снимков Оуэна за работой в кабинете. Энн дала ему на время семейные фотографии. Незадолго до обеда он сообщил, что возвращается в Нью-Йорк. Оуэн наверху принимал душ. Энн открыла бутылку вина.
– Ну как же так… – Она, похоже, огорчилась. – Я думала, вы пообедаете с нами.
Но он не мог бы точно сказать, была ли она действительно разочарована его отъездом. Во всяком случае, Энн не проявила желания немедленно избавиться от него. Оуэн Браун спустился вниз в купальном халате. Сложен он был великолепно: длинные ноги, широкие плечи, тонкая талия. Он, несомненно, заботился о своей спортивной форме.
– А не было ли у вас фильма о войне во Вьетнаме?
Стрикланд быстро кивнул.
– Как он назывался?
– «LZ Браво», – ответил Стрикланд.
– Я не видел его, – сообщил Браун, – но слышать приходилось.
– И что вы слышали?
Браун смутился.
– Честно говоря, не помню. Помню только, что слышал.
– Когда-нибудь я покажу его вам, – пообещал Стрикланд.
– Оуэн был там, – сказала Энн.
– Да, – кивнул Стрикланд, – мне это известно.
В аэропорт Стрикланда повезла Энн. Перед этим она выпила три стакана вина и. теперь, стиснув зубы, следила за желтой осевой линией.
– Так зачем он делает это? – спросил ее Стрикланд. Она засмеялась и вскинула голову. «Гордится своим мужем, – подумал Стрикланд. – Это надо будет снять на пленку».
– Вы не знаете почему?
– Я не занимаюсь парусным спортом, – сообщил Стрикланд.
– Представьте, какое испытываешь чувство, когда прокладываешь свой путь через весь океан, через весь мир, полагаясь только на себя и на свою выдержку.
– Думаю, что я могу понять это чувство. – Стрикланд незаметно взглянул на нее и увидел, как светятся ее глаза и в каком она находится упоении от собственных слов. – Вы бы и сами пошли на это, не так ли?
– Кто, я? – переспросила она. – Я плаваю только в кресле.
– Так вы одобряете его шаг?
Ее торжествующая улыбка несколько потускнела.
– О да, – поспешно ответила она.
– Ради кого он идет на это? – поинтересовался Стрикланд. – Ради вас или всего остального мира?
Энн смотрела вперед на дорогу и слегка покачивала головой, словно не понимала или не слышала вопроса.
Она подрулила к сборно-металлическому сооружению, служившему аэровокзалом на острове. При расставании Стрикланд попытался объяснить ей свой метод.
– Я должен нащупать основополагающие вопросы в начале работы над фильмом, такие, которые бы срабатывали, понимаете? Эти вопросы я буду задавать себе и другим. Надеюсь, вам ясно, что я имею в виду…
На следующий день он возился со своей центральноамериканской лентой, а Херси поручил проявить пленку, отснятую на острове Стидман. В поисках названия фильма он листал двухтомник Пабло Неруды с двумя параллельными текстами на английском и испанском. Он уже знал, что фильм, в процессе работы над ним, будет приобретать леволиберальную окраску. Тогда ссылки на этого поэта будут оправданны. Несколько доморощенных истин порадуют ту маленькую группку восприимчивых спортсменов, которых он считал своей основной аудиторией.
Херси положил на стол Стрикланда только что отпечатанные фотографии с острова Стидман.
– Эй, Рон! – воскликнул Херси. – Эти похожи на приличных людей.
Стрикланд взял фотографию Энн Браун на лужайке и присмотрелся к ней.
– Что ты имеешь в виду, Херси?
– Ну, я хотел сказать, что они не похожи на те отбросы, которые обычно попадают в наш объектив.
Быстро перебирая фотографии, Стрикланд чувствовал, как в нем просыпается знакомая жажда работы над материалом.
– Полагайся на меня, – сказал он Херси.
Около десяти вечера приехала Памела, уже простившая Стрикланду то, что он не взял ее в Финляндию. Когда она вошла, он лежал в своем кабинете на диване с сигаретой марихуаны. Фотографии Браунов с острова Стидман он приколол на своей доске информации рядом со снимком Мэри в Африке и фронтовой серией из Центральной Америки. Памела сразу ринулась к ним и пришла в неописуемый восторг.
– Вот это да! Это похоже на ячейку общества, правда? Мамочка, папочка и деточка. Черт возьми, хотелось бы мне, чтобы моя семья была похожа на эту. – Она взяла снимок с доски и устроилась рядом со Стрикландом. – О мой Бог! У нее юбка хаки. И узенький поясок из шотландки. И маленькая черная блузка-безрукавка. Я просто в отпаде.
– Ты знаешь, что они сказали о тебе, Памела? – Он откашлялся, чтобы воспроизвести голос Брауна: – «Я н-никогда не знал, что люди, подобные этим, могут быть столь симпатичными».
– Не может быть! – выкрикнула Памела. Она пришла в сильное и приятное волнение.
– Они выписывают «Американский зритель», – добавил Стрикланд. Но это уже не дошло до ушей Памелы, ибо она отправилась к столу за другими фотографиями и принялась перебирать их.
– Ты только посмотри! Волосы у нее начинают серебриться. Раньше времени, верно? И она ничего не делает с этим. – У Памелы вырвался восторженный вздох. – Какого она роста?
– Повыше меня. Почти такого же, как он, а у него все шесть футов с лишним. – Он взял фотографию из ее рук. – Они похожи друг на друга, ты видишь? У нее даже подбородок кажется тяжеловатым.
– Она тебе нравится? – Памела посмотрела ему в глаза и провела кончиком языка по верхней губе.
Стрикланд пожал плечами.
– Я не знаю. Когда я смотрю на нее, мне представляется стодвадцатипятифунтовый торт, в котором по фунту всего, что хочешь. Конечно, я бы не отказался от такого торта.
– Спустись на землю, – не вытерпела Памела. – У нее есть прекрасный и сексуально привлекательный принц, какой мне только снится.
– Он еще и герой. Странник.
– Ох, Ронни, какое веселое время у тебя впереди.
– Я тоже считаю, что время у меня будет веселое, – согласился Стрикланд, – но не называй меня Ронни, пожалуйста.
– Не могу ли я встретиться с ними, Рон?
– А почему бы нет? Как-нибудь обязательно устроим.
Он взял у Памелы фотографии и стал разглядывать их. Памела, внимательно наблюдавшая за ним, опять вздрогнула.
– Что с тобой?
– Я не знаю, – ответила она.
– Взгляни, какой у нее роскошный зад, – с гордостью произнес Стрикланд.
– Он у нее derri?re poire, – заявила Памела.
– Да? И что это значит?
– Это значит, «в форме груши».
– Да-а? Это хорошо или плохо?
– Думаю, что во Франции он бы понравился. Я подцепила это выражение у француза.
– И о ком же он говорил? О тебе?
– Да нет, он имел в виду Ким Бэссинджер. Актрису.
Но все это интересовало Стрикланда гораздо меньше, чем оказавшаяся перед ним фотография. Оуэн, Энн и их дочь Мэгги были сняты настолько театрально и в такой многозначительной манере, что трудно было поверить, что это не монтаж. Они стояли на фоне штормового горизонта, обращенные к темно-серому океану. Их серые брюки и свитера были тех же оттенков, что море и небо. Троица стойко и смело встречала надвигающийся шторм. Похожие друг на друга внешне, Энн Браун и ее дочь на фотографии одинаково одухотворенно и как-то пророчески улыбались. Браун стоял между своими женщинами и грозной стихией.
– Иисус, – подытожил Стрикланд.
– Мне так нравится девочка, – умилялась Памела, – что даже хочется лизнуть.
– О Боже, – тихо проговорил Стрикланд, – я, кажется, ухватил здесь что-то. Не дай мне это упустить. И, если я справлюсь, тут будет что-то.
Памела размахивала воображаемым флагом.
– Давай, Рон! Вперед!
16
Тихим весенним днем Стрикланд сидел за ленчем с капитаном Риггз-Бауэном в манхэттенском клубе среди живописного нагромождения книг, старинных картин и древних скульптур. Приятный ветерок шевелил кружево длинных штор. В качестве аперитива Риггз-Бауэн предпочитал воду «эвиан».
– Вы удачно подметили в отношении Брауна. – Капитан одобрительно глядел на Стрикланда. – Ваша фраза о «глазах поэта» доставила мне истинное наслаждение.
– Благодарю, – скромно произнес Стрикланд. – А что думают о нем в Саутчестере? О Брауне, я имею в виду.
– Они ничего не думают, насколько мне известно. Коммерческие интересы – это часть сегодняшней жизни, не так ли? – Ответ капитана прозвучал высокопарно.
– Это вы о Брауне? Коммерческие интересы? – Стрикланд искренне удивился.
– Так ведь он занимается торговлей.
Насколько было известно Стрикланду, капитан Риггз-Бауэн уже дважды пристраивался в уютные гавани, женясь на богатых американках. Он заметил у него два платочка: один – в нагрудном кармашке, второй – за обшлагом рукава.
– Но в составе Саутчестерского к-клуба есть немало таких, кого можно назвать торговцами.
Капитан стал утрачивать свою невозмутимость.
– Не заблуждайтесь на этот счет, пожалуйста. Мы в Новом Свете. Не важно, чем люди зарабатывают себе на жизнь и работают ли они вообще, если вы понимаете, что я имею в виду. Коммерция – это склад ума.
Стрикланд понимающе кивнул:
– Склонность?
– Вот именно. На самом деле, я имею в виду Мэтью Хайлана. И мистера Гарри Торна. – Он придал лицу простодушное выражение и, пародируя нью-йоркский выговор Торна, произнес:
– Поглядите-ка!
Стрикланд с улыбкой наблюдал за ним.
– Гарри Торн сейчас постоянно с нами, – продолжал капитан.
– Действительно?
– В общем, да. Он открыл нас. Открыл для себя мир парусного спорта.
– В самом деле?
– О да. И его энергия приносит нам большую пользу.
– Он, очевидно, из тех, кто любит побеждать, – заметил Стрикланд.
Капитан Риггз-Бауэн хотел что-то сказать, но в последний момент явно передумал. Молодой официант-ирландец унес их бокалы. На ленч Стрикланд заказал бифштекс по-солсберийски. Капитан выбрал филе из конины.
– Клубный деликатес со времен войны, – пояснил он. – Напоминает мне о годах, проведенных во Франции.
– Как вы думаете, у Брауна мощная поддержка?
– Понятия не имею, – сказал Риггз-Бауэн.
– Вам не кажется привлекательным то, что его родители были англичанами?
Теперь заикаться начал капитан. Его охватило легкое смущение.
– О да, я и забыл. Они были прислугой. Там, на острове. Конечно же.
– О чем это вы? Какой прислугой? На каком острове?
– На Лонг-Айленде. В одном из домов. Я же, – вдруг сообщил он Стрикланду, – гражданин США. Вот уже двадцать лет.
– Кого вы хотели бы видеть победителем?
– Мне все равно, кто победит. Совершенно. Мы хотим только одного – чтобы гонка удалась на славу.
– А как относятся к Брауну коммерческие круги?
Капитан пропустил вопрос Стрикланда мимо ушей, сделав вид, что не понял его.
Через некоторое время он возобновил разговор.
– Вы читаете пресс-релизы «Хайлан»?
– Они полны дифирамбов.
– Это бред собачий, а не пресс-релизы, – отрезал капитан. – Сплошное очковтирательство.
– Почему?
– Видите ли, – продолжал Риггз-Бауэн, – это все манера Торна обращать свои поражения в победы. Или пытаться сделать так, используя клуб.
– А разве Хайлан не член клуба?
– Член. К сожалению.
– А как бы вы отнеслись к предложению дать интервью перед камерой?
– С удовольствием, – не раздумывая ответил капитан.
Стрикланд совершенно не ожидал такой готовности, но не подал виду.
– Мне хотелось бы, чтобы вы высказали все то, что говорите сейчас.
– В самом деле? То, что я рассказываю вам?
– Вы рассказываете интересные вещи. – Стрикланд постарался, чтобы его голос прозвучал проникновенно. – Вы очень проницательны в ваших суждениях о Торне и корпорации «Хайлан».
– Как хорошо, – обрадовался Риггз-Бауэн, – что вы так думаете. То есть я должен буду сказать все это перед вашей камерой?
– Совершенно верно, – подтвердил Стрикланд. – Этим будет задан тон всему фильму.
– О, как хорошо, – повторил Риггз-Бауэн. – Но этого не будет. – Он добродушно посмеивался, словно радуясь удовольствию, полученному от вина, и своего клуба, и вида на Центральный парк.
– Вы могли бы задать уникальный тон всему, – не сдавался Стрикланд.
Капитан, не обращая внимания на его слова, купался в собственном блеске.
– У клуба захватывающая история. Он один из старейших по обе стороны океана. О да, мистер Стрикланд. Нам есть что рассказать. Ха-ха, да. Но комментарии по поводу гонки? Ее нынешних участников? Нет уж, увольте.
Стрикланд почувствовал приступ нарастающей злости. Он решил про себя, что, даже если ему не удастся использовать эти фиглярские комментарии Риггз-Бауэна по поводу гонки, он все равно заставит капитана появиться в кадре. И потом пожалеть об этом.
– Что бы вы ни захотели рассказать, – внешне он оставался совершенно спокоен, – устроит нас самым прекрасным образом.
– Мы всегда готовы служить средствам массовой информации, когда это возможно, – заметил Риггз-Бауэн. – Мы любим сиять. Но осторожно.
– Что ж, будем считать, что сегодня мы обсуждаем один только ф… ф…
– Фон, – произнес за него капитан, словно радуясь возможности быть полезным. – Я понимаю. – Он разлил остатки вина. – Ну а фон таков: Хайлан был неплохим яхтсменом. Он был ненадежным мелким ирландским негодяем. Из Пибоди, или Согаса, или еще откуда-то. Но при всем том – неплохим яхтсменом. Заказал у финнов яхту по высшему классу, но так и не рассчитался за нее.
– Думаю, что мне известно все это, – подытожил Стрикланд.
– Вам все это известно. Теперь вот Торн, который разбирается в яхтах как свинья в апельсинах, но которому втемяшилась в голову победа. Итак, он одаривает нас личностью по фамилии Браун, о котором никто никогда не слышал, который никогда нигде не выступал и не был членом клуба, словом, подсовывает нам одного из своих торговцев. При этом замысел у них следующий: они берут свою так называемую новую серийную лодку «Сороковка Алтан» или что-то в этом роде и побеждают на ней.
– И вы считаете, что это невозможно?
– Я бы на вашем месте, Стрикланд, заглянул в эту яхту.
– А как насчет Брауна?
Риггз-Бауэн от души рассмеялся.
– Но, Стрикланд, вам же все известно о Брауне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Кто п… победит?
– Будет гонка, увидим.
– У кого больше шансов?
Риггз-Бауэн обшарил Стрикланда глазами в поисках чего-нибудь, что могло бы помочь установить его личность. Таких опознавательных знаков на Стрикланде не было.
– Пресса?
– Средства массовой информации. Если точнее. Так как?
– Трудно сказать. Даже невозможно, – уточнил Риггз-Бауэн.
– Все одинаково хороши?
– Не обязательно. Они не наши питомцы, знаете ли.
Если у них есть спонсоры, они получают право участвовать.
– Как насчет Брауна? Что вы думаете о нем?
– Прекрасный парень. Насколько мне известно. Стрикланд посмотрел на позирующих яхтсменов.
– А кто те двое с ним?
– Его жена, – ответил Риггз-Бауэн, – и его пресс-агент.
– Неужели?
Риггз-Бауэн вернулся к привычному покровительственному тону.
– В том, что у них свои пресс-агенты, нет ничего необычного, знаете ли. Иногда у них бывают даже литературные агенты. Так сегодня обстоят дела.
– У него миловидная жена, – заметил Стрикланд. – И глаза, как у поэта.
Зрачки капитана слегка сузились, и он одарил собеседника едва заметной улыбкой.
15
Стрикланд представился Браунам по телефону. Они договорились, что он прибудет к ним на остров Стидман в конце недели.
Он появился ранним утром в субботу и привез с собой видеозаписи двух своих фильмов: «Изнанка жизни» – о нью-йоркской проститутке по имени Памела Коэстер и «Малыш Сото», в котором были показаны утро, день и боевая ночь клубного боксера из Риверсайда в Калифорнии. Пока Брауны смотрели его работы, он обследовал дом и прилегающие к нему территории. Изучая книжные полки, он обнаружил на них главным образом морские повести и романы, либо описания путешествий.
За ленчем Стрикланд говорил мало. Он был суеверен и воздерживался от обсуждения своих замыслов, по крайней мере, на ранней их стадии.
За кофе на террасе Брауны попытались немного разговорить его, принявшись обсуждать его фильмы.
– Я никогда не думал, – сказал Оуэн, – что люди, подобные этим вашим героям, могут быть такими симпатичными.
– Действительно! – поддержала его Энн. – Они такие смешные! За них невольно начинаешь переживать.
– О, спасибо. – Стрикланд так и не разговорился. – Они просто люди.
Он привез с собой фотокамеру «олимпус» и сделал массу снимков, чтобы потом развесить изображения Браунов у себя на стенах. Но не только для этого. Ему было нужно, чтобы Брауны привыкли к нему с камерой в руках. Каждый раз, когда Энн оборачивалась, она обнаруживала его в такой позиции, которая позволяла ему видеть все, что находилось у нее за спиной.
Набравшись смелости, она спросила его:
– Вы всегда заикались?
На его лице мелькнула светлая снисходительная улыбка.
– С одиннадцати лет. В шестом классе у нас был парнишка, который заикался. Я передразнивал его ради смеха. Мне говорили: «Смотри, пристанет». Так оно и случилось.
– Да что вы! – вскрикнула Энн. – Неужели такое бывает?
– Иначе я бы давно избавился от своего недостатка, не так ли?
– Я не знаю. – Она уже жалела о своем любопытстве.
Он сделал еще множество снимков Оуэна за работой в кабинете. Энн дала ему на время семейные фотографии. Незадолго до обеда он сообщил, что возвращается в Нью-Йорк. Оуэн наверху принимал душ. Энн открыла бутылку вина.
– Ну как же так… – Она, похоже, огорчилась. – Я думала, вы пообедаете с нами.
Но он не мог бы точно сказать, была ли она действительно разочарована его отъездом. Во всяком случае, Энн не проявила желания немедленно избавиться от него. Оуэн Браун спустился вниз в купальном халате. Сложен он был великолепно: длинные ноги, широкие плечи, тонкая талия. Он, несомненно, заботился о своей спортивной форме.
– А не было ли у вас фильма о войне во Вьетнаме?
Стрикланд быстро кивнул.
– Как он назывался?
– «LZ Браво», – ответил Стрикланд.
– Я не видел его, – сообщил Браун, – но слышать приходилось.
– И что вы слышали?
Браун смутился.
– Честно говоря, не помню. Помню только, что слышал.
– Когда-нибудь я покажу его вам, – пообещал Стрикланд.
– Оуэн был там, – сказала Энн.
– Да, – кивнул Стрикланд, – мне это известно.
В аэропорт Стрикланда повезла Энн. Перед этим она выпила три стакана вина и. теперь, стиснув зубы, следила за желтой осевой линией.
– Так зачем он делает это? – спросил ее Стрикланд. Она засмеялась и вскинула голову. «Гордится своим мужем, – подумал Стрикланд. – Это надо будет снять на пленку».
– Вы не знаете почему?
– Я не занимаюсь парусным спортом, – сообщил Стрикланд.
– Представьте, какое испытываешь чувство, когда прокладываешь свой путь через весь океан, через весь мир, полагаясь только на себя и на свою выдержку.
– Думаю, что я могу понять это чувство. – Стрикланд незаметно взглянул на нее и увидел, как светятся ее глаза и в каком она находится упоении от собственных слов. – Вы бы и сами пошли на это, не так ли?
– Кто, я? – переспросила она. – Я плаваю только в кресле.
– Так вы одобряете его шаг?
Ее торжествующая улыбка несколько потускнела.
– О да, – поспешно ответила она.
– Ради кого он идет на это? – поинтересовался Стрикланд. – Ради вас или всего остального мира?
Энн смотрела вперед на дорогу и слегка покачивала головой, словно не понимала или не слышала вопроса.
Она подрулила к сборно-металлическому сооружению, служившему аэровокзалом на острове. При расставании Стрикланд попытался объяснить ей свой метод.
– Я должен нащупать основополагающие вопросы в начале работы над фильмом, такие, которые бы срабатывали, понимаете? Эти вопросы я буду задавать себе и другим. Надеюсь, вам ясно, что я имею в виду…
На следующий день он возился со своей центральноамериканской лентой, а Херси поручил проявить пленку, отснятую на острове Стидман. В поисках названия фильма он листал двухтомник Пабло Неруды с двумя параллельными текстами на английском и испанском. Он уже знал, что фильм, в процессе работы над ним, будет приобретать леволиберальную окраску. Тогда ссылки на этого поэта будут оправданны. Несколько доморощенных истин порадуют ту маленькую группку восприимчивых спортсменов, которых он считал своей основной аудиторией.
Херси положил на стол Стрикланда только что отпечатанные фотографии с острова Стидман.
– Эй, Рон! – воскликнул Херси. – Эти похожи на приличных людей.
Стрикланд взял фотографию Энн Браун на лужайке и присмотрелся к ней.
– Что ты имеешь в виду, Херси?
– Ну, я хотел сказать, что они не похожи на те отбросы, которые обычно попадают в наш объектив.
Быстро перебирая фотографии, Стрикланд чувствовал, как в нем просыпается знакомая жажда работы над материалом.
– Полагайся на меня, – сказал он Херси.
Около десяти вечера приехала Памела, уже простившая Стрикланду то, что он не взял ее в Финляндию. Когда она вошла, он лежал в своем кабинете на диване с сигаретой марихуаны. Фотографии Браунов с острова Стидман он приколол на своей доске информации рядом со снимком Мэри в Африке и фронтовой серией из Центральной Америки. Памела сразу ринулась к ним и пришла в неописуемый восторг.
– Вот это да! Это похоже на ячейку общества, правда? Мамочка, папочка и деточка. Черт возьми, хотелось бы мне, чтобы моя семья была похожа на эту. – Она взяла снимок с доски и устроилась рядом со Стрикландом. – О мой Бог! У нее юбка хаки. И узенький поясок из шотландки. И маленькая черная блузка-безрукавка. Я просто в отпаде.
– Ты знаешь, что они сказали о тебе, Памела? – Он откашлялся, чтобы воспроизвести голос Брауна: – «Я н-никогда не знал, что люди, подобные этим, могут быть столь симпатичными».
– Не может быть! – выкрикнула Памела. Она пришла в сильное и приятное волнение.
– Они выписывают «Американский зритель», – добавил Стрикланд. Но это уже не дошло до ушей Памелы, ибо она отправилась к столу за другими фотографиями и принялась перебирать их.
– Ты только посмотри! Волосы у нее начинают серебриться. Раньше времени, верно? И она ничего не делает с этим. – У Памелы вырвался восторженный вздох. – Какого она роста?
– Повыше меня. Почти такого же, как он, а у него все шесть футов с лишним. – Он взял фотографию из ее рук. – Они похожи друг на друга, ты видишь? У нее даже подбородок кажется тяжеловатым.
– Она тебе нравится? – Памела посмотрела ему в глаза и провела кончиком языка по верхней губе.
Стрикланд пожал плечами.
– Я не знаю. Когда я смотрю на нее, мне представляется стодвадцатипятифунтовый торт, в котором по фунту всего, что хочешь. Конечно, я бы не отказался от такого торта.
– Спустись на землю, – не вытерпела Памела. – У нее есть прекрасный и сексуально привлекательный принц, какой мне только снится.
– Он еще и герой. Странник.
– Ох, Ронни, какое веселое время у тебя впереди.
– Я тоже считаю, что время у меня будет веселое, – согласился Стрикланд, – но не называй меня Ронни, пожалуйста.
– Не могу ли я встретиться с ними, Рон?
– А почему бы нет? Как-нибудь обязательно устроим.
Он взял у Памелы фотографии и стал разглядывать их. Памела, внимательно наблюдавшая за ним, опять вздрогнула.
– Что с тобой?
– Я не знаю, – ответила она.
– Взгляни, какой у нее роскошный зад, – с гордостью произнес Стрикланд.
– Он у нее derri?re poire, – заявила Памела.
– Да? И что это значит?
– Это значит, «в форме груши».
– Да-а? Это хорошо или плохо?
– Думаю, что во Франции он бы понравился. Я подцепила это выражение у француза.
– И о ком же он говорил? О тебе?
– Да нет, он имел в виду Ким Бэссинджер. Актрису.
Но все это интересовало Стрикланда гораздо меньше, чем оказавшаяся перед ним фотография. Оуэн, Энн и их дочь Мэгги были сняты настолько театрально и в такой многозначительной манере, что трудно было поверить, что это не монтаж. Они стояли на фоне штормового горизонта, обращенные к темно-серому океану. Их серые брюки и свитера были тех же оттенков, что море и небо. Троица стойко и смело встречала надвигающийся шторм. Похожие друг на друга внешне, Энн Браун и ее дочь на фотографии одинаково одухотворенно и как-то пророчески улыбались. Браун стоял между своими женщинами и грозной стихией.
– Иисус, – подытожил Стрикланд.
– Мне так нравится девочка, – умилялась Памела, – что даже хочется лизнуть.
– О Боже, – тихо проговорил Стрикланд, – я, кажется, ухватил здесь что-то. Не дай мне это упустить. И, если я справлюсь, тут будет что-то.
Памела размахивала воображаемым флагом.
– Давай, Рон! Вперед!
16
Тихим весенним днем Стрикланд сидел за ленчем с капитаном Риггз-Бауэном в манхэттенском клубе среди живописного нагромождения книг, старинных картин и древних скульптур. Приятный ветерок шевелил кружево длинных штор. В качестве аперитива Риггз-Бауэн предпочитал воду «эвиан».
– Вы удачно подметили в отношении Брауна. – Капитан одобрительно глядел на Стрикланда. – Ваша фраза о «глазах поэта» доставила мне истинное наслаждение.
– Благодарю, – скромно произнес Стрикланд. – А что думают о нем в Саутчестере? О Брауне, я имею в виду.
– Они ничего не думают, насколько мне известно. Коммерческие интересы – это часть сегодняшней жизни, не так ли? – Ответ капитана прозвучал высокопарно.
– Это вы о Брауне? Коммерческие интересы? – Стрикланд искренне удивился.
– Так ведь он занимается торговлей.
Насколько было известно Стрикланду, капитан Риггз-Бауэн уже дважды пристраивался в уютные гавани, женясь на богатых американках. Он заметил у него два платочка: один – в нагрудном кармашке, второй – за обшлагом рукава.
– Но в составе Саутчестерского к-клуба есть немало таких, кого можно назвать торговцами.
Капитан стал утрачивать свою невозмутимость.
– Не заблуждайтесь на этот счет, пожалуйста. Мы в Новом Свете. Не важно, чем люди зарабатывают себе на жизнь и работают ли они вообще, если вы понимаете, что я имею в виду. Коммерция – это склад ума.
Стрикланд понимающе кивнул:
– Склонность?
– Вот именно. На самом деле, я имею в виду Мэтью Хайлана. И мистера Гарри Торна. – Он придал лицу простодушное выражение и, пародируя нью-йоркский выговор Торна, произнес:
– Поглядите-ка!
Стрикланд с улыбкой наблюдал за ним.
– Гарри Торн сейчас постоянно с нами, – продолжал капитан.
– Действительно?
– В общем, да. Он открыл нас. Открыл для себя мир парусного спорта.
– В самом деле?
– О да. И его энергия приносит нам большую пользу.
– Он, очевидно, из тех, кто любит побеждать, – заметил Стрикланд.
Капитан Риггз-Бауэн хотел что-то сказать, но в последний момент явно передумал. Молодой официант-ирландец унес их бокалы. На ленч Стрикланд заказал бифштекс по-солсберийски. Капитан выбрал филе из конины.
– Клубный деликатес со времен войны, – пояснил он. – Напоминает мне о годах, проведенных во Франции.
– Как вы думаете, у Брауна мощная поддержка?
– Понятия не имею, – сказал Риггз-Бауэн.
– Вам не кажется привлекательным то, что его родители были англичанами?
Теперь заикаться начал капитан. Его охватило легкое смущение.
– О да, я и забыл. Они были прислугой. Там, на острове. Конечно же.
– О чем это вы? Какой прислугой? На каком острове?
– На Лонг-Айленде. В одном из домов. Я же, – вдруг сообщил он Стрикланду, – гражданин США. Вот уже двадцать лет.
– Кого вы хотели бы видеть победителем?
– Мне все равно, кто победит. Совершенно. Мы хотим только одного – чтобы гонка удалась на славу.
– А как относятся к Брауну коммерческие круги?
Капитан пропустил вопрос Стрикланда мимо ушей, сделав вид, что не понял его.
Через некоторое время он возобновил разговор.
– Вы читаете пресс-релизы «Хайлан»?
– Они полны дифирамбов.
– Это бред собачий, а не пресс-релизы, – отрезал капитан. – Сплошное очковтирательство.
– Почему?
– Видите ли, – продолжал Риггз-Бауэн, – это все манера Торна обращать свои поражения в победы. Или пытаться сделать так, используя клуб.
– А разве Хайлан не член клуба?
– Член. К сожалению.
– А как бы вы отнеслись к предложению дать интервью перед камерой?
– С удовольствием, – не раздумывая ответил капитан.
Стрикланд совершенно не ожидал такой готовности, но не подал виду.
– Мне хотелось бы, чтобы вы высказали все то, что говорите сейчас.
– В самом деле? То, что я рассказываю вам?
– Вы рассказываете интересные вещи. – Стрикланд постарался, чтобы его голос прозвучал проникновенно. – Вы очень проницательны в ваших суждениях о Торне и корпорации «Хайлан».
– Как хорошо, – обрадовался Риггз-Бауэн, – что вы так думаете. То есть я должен буду сказать все это перед вашей камерой?
– Совершенно верно, – подтвердил Стрикланд. – Этим будет задан тон всему фильму.
– О, как хорошо, – повторил Риггз-Бауэн. – Но этого не будет. – Он добродушно посмеивался, словно радуясь удовольствию, полученному от вина, и своего клуба, и вида на Центральный парк.
– Вы могли бы задать уникальный тон всему, – не сдавался Стрикланд.
Капитан, не обращая внимания на его слова, купался в собственном блеске.
– У клуба захватывающая история. Он один из старейших по обе стороны океана. О да, мистер Стрикланд. Нам есть что рассказать. Ха-ха, да. Но комментарии по поводу гонки? Ее нынешних участников? Нет уж, увольте.
Стрикланд почувствовал приступ нарастающей злости. Он решил про себя, что, даже если ему не удастся использовать эти фиглярские комментарии Риггз-Бауэна по поводу гонки, он все равно заставит капитана появиться в кадре. И потом пожалеть об этом.
– Что бы вы ни захотели рассказать, – внешне он оставался совершенно спокоен, – устроит нас самым прекрасным образом.
– Мы всегда готовы служить средствам массовой информации, когда это возможно, – заметил Риггз-Бауэн. – Мы любим сиять. Но осторожно.
– Что ж, будем считать, что сегодня мы обсуждаем один только ф… ф…
– Фон, – произнес за него капитан, словно радуясь возможности быть полезным. – Я понимаю. – Он разлил остатки вина. – Ну а фон таков: Хайлан был неплохим яхтсменом. Он был ненадежным мелким ирландским негодяем. Из Пибоди, или Согаса, или еще откуда-то. Но при всем том – неплохим яхтсменом. Заказал у финнов яхту по высшему классу, но так и не рассчитался за нее.
– Думаю, что мне известно все это, – подытожил Стрикланд.
– Вам все это известно. Теперь вот Торн, который разбирается в яхтах как свинья в апельсинах, но которому втемяшилась в голову победа. Итак, он одаривает нас личностью по фамилии Браун, о котором никто никогда не слышал, который никогда нигде не выступал и не был членом клуба, словом, подсовывает нам одного из своих торговцев. При этом замысел у них следующий: они берут свою так называемую новую серийную лодку «Сороковка Алтан» или что-то в этом роде и побеждают на ней.
– И вы считаете, что это невозможно?
– Я бы на вашем месте, Стрикланд, заглянул в эту яхту.
– А как насчет Брауна?
Риггз-Бауэн от души рассмеялся.
– Но, Стрикланд, вам же все известно о Брауне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45