Оказалось, что он познакомился с Берни, когда у ее дочери, всего двумя годами меня моложе, обнаружилось воспаление инфицированного лимфатического узла. Гэйб обследовал девушку, а потом переключился на мамашу. «Позвольте мне отблагодарить вас». Я представила, как она легонько притронулась к его руке. «Не сыграете ли со мной в гольф в загородном клубе?» Гэйб уступил ее просьбе. И продолжал уступать ей дни и ночи напролет, прямо после того, как оправдывался передо мной: «Прости, детка. Я увяз в делах клиники. Я исправлюсь. Обещаю тебе».
Выхватив у него телефон, я помчалась в ванную комнату и заперла дверь. Гэйб кинулся за мной, но не успел. Пока я просматривала телефонные номера и архивированные сообщения, он колотил в дверь. Он посылал ей эсэмэску из примерочной «Барнис», куда я ходила вместе с ним: мол, он предвкушает прием. Ну, еще бы.
Пока я сидела в ванной, телефон Гэйба задребезжал у меня в руке. На дисплее высветился номер Берни.
– Ты можешь сейчас говорить? – спросила она, прежде чем я успела произнести что-либо.
– Нет, он не может сейчас говорить. Он скандалит со своей женой. – Мне хотелось убить Гэйба.
Я распахнула дверь ванной комнаты.
– Только что звонила твоя подружка. Ну, знаешь, та самая, телефона которой у тебя нет.
– Ну ладно, тут я тебе соврал.
– Да неужели?!
– Но послушай, Стефани. Я люблю тебя. Я хочу, чтобы мы были вместе. – Он был готов сделать или сказать что угодно, только бы я перестала плакать.
– Но почему именно она? – Я едва узнала свой собственный тихий голос.
– Послушай, я больше не скажу ей ни слова. Клянусь. – Гэйб провел ладонями по моей спине, от поясницы к затылку. – Я хочу этого, Стефани. Правда. Я люблю тебя.
Мне хотелось ему поверить, поверить в то, что произошла ошибка и я подняла бурю в стакане воды. Но ведь это лишь верхушка айсберга; в глубине души я знала, что были и другие женщины, которые помогали Гэйбу чувствовать себя значительным, а внимание других было ему нужнее, чем я. Но я не хотела, чтобы все вот так кончилось. Я любила спать с ним, любила его тело и дыхание глубокой ночью. Я не была готова отбросить его, поэтому сказала себе: «Может быть...» Может быть, он слишком нервничает из-за ответственности на работе? Может быть, ему требовалось выплеснуть нервную энергию? Вспомнить только, как он пытался справиться с ответственностью женитьбы. Может быть, его страшат перемены? Может быть, ему надо к психологу?
– Я сделаю все, чтобы исправить положение, – сказал Гэйб, – и снова завоевать твое доверие. Я скажу ей, что не хочу больше иметь с ней дело, и больше не буду с ней разговаривать. Я клянусь, милая.
– Но почему она?
– Честно? – Нет. Солги мне. – Благодаря ей я попал в потрясающие места. Самого меня никогда бы туда не пригласили. Тебе этого не понять.
– Нет. Ты хотел чувствовать себя свободным, вот в чем дело. И мое понимание здесь не при чем. Иначе ты рассказал бы ей обо мне. Ты и мне о ней не сказал, и ее уверил, что не женат. При чем тут непонимание? – Гэйб просто стоял и слушал, скрестив руки на груди. – И знаешь что? Ты просто поганец. – Я произнесла это совершенно спокойно, будто попросила мясника завернуть для меня ногу ягненка. – Я – твоя жена. С какой стати мне понимать, почему тебе хочется ходить по ночным клубам с другой женщиной? Извини, но брак не так устроен. Нет, это просто потрясающе, какой ты паршивец. – Я стала считать на пальцах. – Ты посылал ей е-мейлы из нашего дома, ты связывался с ней, когда был со мной, ты лгал мне в лицо, говоря, что идешь куда-то с друзьями, а при этом развлекался в ее обществе! И ты постоянно твердил, что у тебя нет для меня времени, но ты очень скучаешь по мне! А на деле именно она и была твоей «работой». – С тоскливого желания услышать все подробности я переключилась на гнев. – Выметайся, паршивец. – И Гэйб выполнил мой приказ.
Когда он ушел, я повернулась к Ли, рыдая:
– Не могу поверить, что он вот так просто ушел! Он о нас ни капли не беспокоится! Ли, я его ненавижу. Я ненавижу. Его. Изо всех. Сил.
Я еле дышала. Я рыдала, уткнувшись в колени Ли. Линус слизывал мои слезы. Отныне они стали моей семьей.
Следующие несколько недель, пока длился первый триместр моей беременности, я решала, что предпринять. Я обзвонила всех родных и близких, спрашивая совета. Мама посоветовала мне рожать.
– Гэйб еще не готов к роли отца, он просто выплеснул свою тревогу. Как только он увидит малыша, все наладится. – Кажется, я содрогнулась, услышав это. – Кто знает, когда ты сможешь снова забеременеть. Я бы не прерывала беременность, ведь ты так долго ее добивалась. – Однако мамины слова не показались мне разумными.
Я слышала ее, но не понимала. Она не представляла, за кого я вышла замуж. А я уже начинала это осознавать.
Я позвонила родителям Гэйба. Ром и Марвин ответили одновременно. Ну что ж, решила я, можно сказать им обоим сразу. Мне казалось, будто я ябедничаю. Звоню, чтобы сказать: «Видите, это не я плохая. Это все он! А вы должны поддержать меня!» Я жаждала сочувствия даже от них.
– Я чувствовала, что тут что-то не так, – заявила Ром после того, как услышала про мою беременность и про то, что Гэйб встречается с женщиной старше себя. – Я догадывалась, – добавила она после долгой паузы, – потому что мой друг Майрон упомянул, что видел Габриеля на матче «Никс» с этой самой Берни. Я спросила Габриеля, в чем дело, но он уставился на меня так, будто у меня выросла вторая голова. Но я его предупредила. Я посоветовала ему быть осмотрительнее, думать о том, что он делает. У этой женщины ужасная репутация. Действительно ужасная. Он должен понимать, с кем имеет дело. – Тьфу ты черт.
Непонятно, что Ром разочаровывало – поведение сына или его вкус в отношении женщин. Поверить не могу, оказывается, его родители о чем-то догадывались. От этого разговора все происходящее стало казаться куда более реальным.
– Как ты намерена поступить с ребенком? – спросил Марвин.
– Пока не решила. Но если я его оставлю, вы сможете видеться со своим внуком, сколько хотите. – Мне полагалось это сказать.
Я намеренно употребила слово «внук». Я хотела, чтобы они почувствовали, в чем тут суть, почувствовали, что их сын испоганил будущее. Пусть они корят себя за то, что вырастили такого сына.
– Я перезвоню тебе позже, ладно, милая? Мы будем держать с тобой связь. – И Ром звонила, как и обещала.
Она названивала каждый день, чтобы выяснить, помирились мы с Гэйбом или нет. И намерена ли я сохранить наш брак. И придется ли ей быть связанной со мной всю свою оставшуюся жизнь.
– Давай прокатимся, – предложил мне папа. – Это будет полезно. Тебе нужно проветриться.
Спустя полчаса он заехал за мной, и мы час ехали до Нийака, очаровательного местечка, полного домов в викторианском стиле и антикварных магазинов. Отец с Кэрол подыскивали себе новую мебель в старинном стиле.
Папа прочесывал пропахшие нафталином антикварные лавки в поисках обеденного стола. А я искала в старинных шкафах ответы на неразрешимые вопросы. Проводила кончиками пальцев по сотканным вручную коврам и пыталась постичь смысл жизни. Вглядывалась в отблески канделябров и гадала: «Почему страдаю именно я?» Свернувшись на кожаном кресле, я мечтала о том, чтобы оно превратилось в кровать, и я могла бы сжаться в клубок и выплакаться. И чтобы никто не осуждал меня, закатывая глаза и сетуя: «О, ради Бога, хватит уже!» В последние две недели Гэйб только это и повторял. Говорил фразы вроде: «Больше такого не повторится. Чего еще ты от меня хочешь?» Его раздражало, что я так и не оправилась от удара. А я не желала видеть возле себя специалиста по решению проблем с дрелью в руках и другими инструментами, который бы взял и распланировал, как все починить.
Папа заметил, как в тусклой поверхности антикварного зеркала отражаются мои слезы.
– Стеф, ты достойна лучшей участи, – сказал он, смахивая слезы с моих щек.
– Папа, я не найду никого лучше! Он умен, забавен и красив...
– Стефани! – Отец взял мои руки в свои. – Скажи лучше, где тебе удастся найти кого-нибудь похуже?
Лучший риторический вопрос в мире.
– Никто не решит за тебя, что делать, Стеф, – сказал он. – Тайны твоего сердца известны только тебе. Будь верна себе. Никто кроме тебя не знает, что хорошо для тебя, а что – нет. – А потом он признался в своих опасениях: – Где-то в глубине души я этого страшился. Пойми меня правильно. Парень мне нравился, но всякий раз, когда ты звонила мне с паникой в голосе, я боялся, что ты либо потеряла работу, либо что-то случилось у вас с Гэйбом.
– Очень мило, что ты мне вот только сейчас об этом сказал, папа.
– Когда вы обручились, я спросил тебя, отгулял ли Гэйб свое. – Отец и правда меня спросил, а я повторила вопрос Гэйбу.
Он закатил глаза, обнял меня и сказал: «Ты – моя единственная любовь». И я забыла обо всех сомнениях.
На обратном пути отец включил погромче песню группы «Тэпмптейшнс» «Гордость не помешает мне умолять» и кивал в мою сторону всякий раз, когда подпевал «милая, дорогая». Гэйб никогда не пытался удержать меня любыми возможными способами, как, судя по тексту песни, должен был поступать любящий мужчина. Мне это не подходило.
Ну да, Гэйб сказал, что сделает все возможное, чтобы доказать мне, что хочет сохранить наши отношения. Но когда я спросила, что конкретно он имеет в виду, он не смог ответить. «Ну может, семейная терапия?» – произнес он, гадая, то ли это, что я хочу услышать. Он поклялся, что между ними не было физической близости, что он понимал, как нечестно поступил, и хотел узнать, почему, с моей точки зрения, он лжет и уворачивается. «Честное слово, детка, я так тебя люблю, я был скотиной, я знаю. Но я докажу тебе. Ты увидишь. Я все исправлю».
Тревога не покидала меня, однако я решила выждать несколько недель, чтобы посмотреть, как я себя почувствую дальше, прежде чем принимать эмоциональные решения. Через две недели с тех пор, как я узнала о Берни, Гэйб мылся под душем, и его мобильник, лежавший на обеденном столе, громко завибрировал. Все во мне оборвалось. А если это женщина?
Неужели так будет всегда? Целая жизнь стрессов и ям под ногами, необходимость постоянно быть настороже, ожидая очередной беды? Может, мне просто нужно время, чтобы успокоиться? Да, верно. Время – лучший лекарь.
Я только что приготовила обед и накрыла на стол. Мобильный вновь завибрировал, и Линус залился лаем. Это из клиники наверняка. Пойди и посмотри, ты, трусливая кошка! Открой глаза! Так я и знала. Я немедленно ответила на звонок Берни.
– Я думала, что он сказал вам, что все кончено, что вы больше не общаетесь, а он пытается наладить нашу семейную жизнь.
Ответом мне стало молчание, и какое-то мгновение я опасалась, что это не она. А вдруг я ошиблась, и звонят из клиники? Но затем я услышала ее презрительно-спокойный голос:
– Видите ли, Стефани, мне он сказал совсем другое. Он сказал, что вы разошлись уже много месяцев назад, но вы просто не желаете взглянуть в лицо ситуации. – Ага, ситуации в виде лапши с томатным соусом, томящейся на сковороде, ведь мы как раз собирались пообедать, черт побери!
– Что, правда так и сказал? Он ведь сейчас здесь, вам это ясно. Не очень-то похоже на то, что мы расстались, правда? – Но я ей поверила.
Едва задав свой вопрос, я уже знала: в ответ прозвучит правда.
– Ну, он сказал, что в вашей квартире осталась его одежда, и поэтому ему приходится заходить к вам. А вы просто не желаете примириться с разрывом.
Меня затрясло.
– Гэйб – прирожденный лжец, – через силу проговорила я. – Здесь он рассказывает о том, как любит меня, как хочет сохранить наш союз и не желает поддерживать с вами никаких отношений. Он объяснил мне, что ему нравилось проводить с вами время, потому что вы водили его на важные приемы. Он пользовался вашими связями, но вы слишком ревнивы. Он сказал, что мне надо радоваться, что он именно с вами встречался, потому что вы дергались всякий раз, когда он с кем-нибудь заговаривал.
Я хотела причинить ей боль, пробудить и в ней ненависть к Гэйбу. Но, услышав собственный голос, я сама возненавидела Гэйба еще больше. Он ведь сказал мне, что я должна была радоваться его общению с Берни, потому что она не давала ему флиртовать с другими женщинами. Мой муж употреблял в одном предложении слова «радоваться» и «другие женщины», и это вроде как должно было меня успокоить.
– Понимаете, у меня много интересных дел и чудесная жизнь. И мне трудно упрекать его за то, что он хочет проводить со мной время. – Она что, шутит? Она не понимает смысл слова «использовать»? – Стефани, а зачем он нужен вам? Он явно не в восторге от вашего брака. Он продолжает общаться со мной и говорит, что его родители вас не переносят. Неужели такая жизнь вам по душе? – Интересно, а ей-то он зачем?
И если ей известны интимные подробности нашей жизни, которыми он, похоже, с ней поделился, то к чему ей такие отношения? Даже если она видит в Гэйбе что-то вроде жиголо, зачем ей связываться с человеком, который явно врал жене и способен причинить ей столько боли? Я этого не понимала.
И повесила трубку. Когда Гэйб открыл дверь ванной, я швырнула в него телефоном. Он поймал его, но уронил полотенце.
– Твоя подружка только что сообщила мне о том, что мы с тобой уже давно расстались, а я просто не желаю признать реальность. – Я притопывала ногой, уверенная, что приперла его к стенке.
– Она не моя подружка, – огрызнулся Гэйб, поднимая полотенце.
– Так что, это я не желаю признать реальность, да? – Я измерила пальцем расстояние между ним и мною, а потом ткнула в накрытый к обеду кухонный стол. – Как ты мог? Ты только и делаешь, что лжешь.
– Наверное, я сказал это, потому что не хотел сжигать мосты. Мне стыдно, что я так себя с ней повел, а одна ложь порождает другую. Я не хотел, чтобы она знала...
– Какой же ты паршивый лжец? – закончила я за него. – Потрясающая забота о ее чувствах, и это при том, что ни твоя беременная жена, ни пять с половиной лет нашей совместной жизни ничего для тебя не значат. И ты нарушил обещание никогда больше с ней не общаться, только чтобы пощадить ее чувства?
– Прости, милая. Я все исправлю. Вот увидишь. – Нет, не увижу.
С меня хватит. В следующий раз мы с Гэйбом увиделись уже во время бракоразводного процесса.
На следующий день я села перед зеркалом, взглянула на себя и... разрыдалась. Не отводя глаз от отражения, я сидела и молча всхлипывала. Вот уже несколько дней, как я не плакала. Из глубины зеркала до меня донесся тихий, но убедительный голос:
– Стефани, ты заслуживаешь лучшей участи, и ты ее обретешь. Ты этого достойна. И ты добьешься лучшего. Худшего найти просто невозможно. Отец прав. – Я знала, это будет самая трудная задача в моей жизни, но оставаться с Гэйбом будет еще труднее.
Я всегда буду гадать и подозревать. Я не смогу так жить, борясь с постоянным желанием проверять, куда он звонит и что покупает по кредитке. Я уже никогда не смогу ему доверять – каждый новый день может вывести наружу очередную ложь. Гэйб когда-то сказал, глядя в глаза, что оградит меня от всех бед.
– Ты найдешь счастье. Обязательно, – сказала я, вглядываясь в свое отражение. – Но не с ним. Это точно.
В этот момент я поклялась покончить со своей любовью к Гэйбу.
– Никогда не забуду, как ты мне об этом сообщила, – повторяет иногда Александра. – Я спросила: неужели ты решишься оставить прошлое и начать все сначала, снова с кем-то встречаться? А ты ответила: если кто-нибудь поведет себя с тобой недостойно, твой рассудок просто не позволит тебе любить этого человека. И пусть тебе мучительно трудно разорвать эти отношения, когда с тобой так обходятся, ты понимаешь, что какая-то часть твоего существа просто-напросто умрет, если ты останешься. Вот тогда я поняла, насколько ты сильная.
Я не считаю себя сильной, несмотря на все, что пережила, но мне часто это говорят. Я делала то, что требовалось, чтобы выжить, чтобы существовать. Черт, тут не в силе дело. Это неподходящее слово. Тут дело в смелости. Чтобы прислушаться к себе и покинуть уют привычной жизни, потребовалось проявить смелость. А смелость означает, что вам было страшно. Я была в ужасе. Поэтому слово «сила» кажется мне неуместным.
Из зеркала на меня смотрела веснушчатая шестиклассница Стефани, и я спросила ее, что же мне делать. «Беги быстрее. Срывайся с места, как только разрешат. Это шанс вырваться. Жизнь с таким мужчиной хуже тюрьмы. Беги!» Так я и поступила, а вам известно, что я думаю о беге.
Глава 12
ЭФФЕКТ БАБОЧКИ
– Неужели я заслужила такую жизнь? – Я чувствовала, какая безобразная гримаса искажает мое лицо, как сведены брови, а рот переполнен горечью настолько, что способен даже на притворную улыбку. У отца глаза покраснели и были полны слез; он массировал мне спину круговыми движениями. – Папа, как я все это ненавижу.
– Знаю, милая. Я знаю, – сказал он, изумленно покачивая головой.
– Как я дошла до такой жизни?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33