А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Странный румянец покрыл бледные впалые щеки шевалье.
– Согласитесь, любой женщине трудно признаться в подобном своему мужу.
– Тем не менее вам она все рассказала, – изрек Себастьян и увидел, как лицо шевалье снова медленно побледнело.
Чарльз, лорд Джарвис, питал огромное уважение к институту англиканской церкви.
Церковь, подобно монархии, служила надежным оплотом в борьбе против опасного альянса атеистической философии с политическим радикализмом. Библия учила бедняков, что на эту тропу их направила рука Господа, и церковь для того и нужна, чтобы они это понимали. Вот Джарвис и старался появляться в церкви каждую неделю.
В то воскресенье Джарвис, со склоненной головой из должного почтения к своему Создателю, посетил службу в королевской часовне. Его сопровождали престарелая мать, полубезумная жена Аннабел и надоедливая дочь Геро, которая, как считал отец, испытывала серьезнейшую необходимость вспомнить, чему учили Библия и святой Павел о ряде вещей, в частности, о роли женщины в обществе.
Во время второго чтения, когда священник громко провозгласил: «Жены ваши в церквах да молчат, ибо не позволено им говорить, а быть в подчинении, как гласит закон», Джарвис, дабы подчеркнуть услышанное, тихонечко саданул Геро локтем в бок.
Как образцовая прихожанка, смиренно не сводя глаз с кафедры, она наклонилась к нему и зловеще прошептала:
– Осторожнее, папа. Ты подаешь плохой пример невежественным массам.
Она всегда изрекала нечто подобное, словно язва социального недовольства, охватившего всю страну, была предметом для шуток. Впрочем, он знал, его дочь действительно очень серьезно относилась к тому, что она называла «ужасающей ситуацией бедной части населения». Временами он даже начинал думать, не привержена ли его дочь радикализму. Но сама идея была столь ему неприятна, что он сразу гнал ее прочь.
После службы они вышли из дворца под нескончаемый холодный дождь. На другой стороне улицы стоял человек. Это был высокий юноша, чье грубое пальто и круглая шляпа не могли скрыть аристократической осанки и опасного блеска в необычных желтых глазах.
Джарвис опустил ладонь на руку дочери.
– Отвези домой мать и бабушку, – тихо велел он.
Он ожидал услышать возражения. Она всегда ему возражала. А тут вдруг она посмотрела в ту же сторону и промолчала. На секунду, полную напряжения, ее серые честные глаза встретились с кошачьим взглядом Девлина. Потом она демонстративно повернулась к нему спиной и повела бормочущую мать и хмурую бабку к карете.
Дождь переполнил канаву с отбросами, и вода растеклась вонючими лужами по всей улице. Широко шагая и стараясь в них не наступать, Джарвис направился к поджидавшему его виконту.
ГЛАВА 24
Девлин, сунув руки в карманы, прислонился к низкой железной ограде, отделявшей мостовую от церковной территории.
– Вы совершили ошибку. Даже две.
Джарвис не стал подходить вплотную, остановился на приличном расстоянии.
– Я редко совершаю ошибки.
Молодой человек внимательно рассматривал носки своих сапог, странная улыбка играла на его губах, но потом он снова поднял голову, сощурившись от дождя.
– Какую безделушку Принни послал маркизе Англесси?
Джарвис промолчал, тогда виконт оттолкнулся от изгороди и решительно шагнул вперед.
– Что это было, черт побери? И даже не вздумайте притворяться, будто не знаете, о чем я тут толкую.
– Рубиновая брошь в виде сердца, пронзенного бриллиантовой стрелой, – спокойно ответил Джарвис.
Реакцию виконта было трудно понять даже человеку, научившемуся читать мысли и чувства других.
– Я бы сказал, дорогая безделушка, – произнес виконт, – и это для женщины, которую, по словам его высочества, он едва знал?
Дождь припустил сильнее. Джарвис открыл зонт и поднял над головой.
– Временами его светлости трудно признать правду. Особенно в тех случаях, когда последствия этой правды могут оказаться… неприятными.
– Итак, почему вы уничтожили записку? Каково ваше оправдание?
Джарвис продолжал молчать.
– Все из-за того, что тот, кто ее написал, упомянул о предыдущих отказах и дал понять, что маркиза передумала.
И снова Джарвис промолчал.
Крепко выругавшись, виконт рванул было в сторону, но сразу вернулся.
– Он заигрывал с ней. Грубо, бесцеремонно. И не воспринимал ее отказов.
– Вы так уверены, что его заигрывания всерьез отвергались?
Девлин рубанул воздух рукой.
– Перестаньте. Женщину отравили, закололи, а заодно лишили жизни и неродившегося ребенка. Даже не думайте попытаться своей ложью отнять у нее честь.
– Отравили? В самом деле? Как интересно. Девлин посмотрел на другую сторону улицы, где на фоне свинцовых туч высился кирпичный домик привратника у входа во дворец Сен-Джеймс. Тут Джарвиса осенило, что для Девлина расследование обстоятельств смерти Гиневры Англесси было больше, чем интеллектуальная загадка, больше, чем спасение от скуки. Виконту действительно было не все равно, что произошло с молодой женщиной. Эта неожиданно возникшая эмоциональная составляющая упрощала манипулирование юношей и в то же самое время делала его непредсказуемым и опасным.
– Где провел Принни первую половину дня в прошлую среду? – неожиданно спросил виконт.
– В Брайтоне, разумеется. – Джарвис тихо рассмеялся. – Боже милостивый. Надеюсь, вы не думаете, что его высочество в самом деле имеет отношение к этому убийству?
– Сейчас это кажется не таким невероятным, как раньше.
– Отчего же? Все из-за того, что женщина отвергла по ухаживания? Не будьте смешным. В Англии полно женщин, мечтающих вступить в связь с будущим королем. Ему стоит только разок взглянуть и улыбнуться.
– И все же мне интересно, что бы случилось, если бы такой тщеславный, чувствительный принц столкнулся с женщиной, имеющей достаточно смелости отвергнуть его притязания?
– Ни одна из женщин до сих пор не обвинила его высочество в том, что он насильно навязался ей. – Джарвис говорил резко, тщательно выговаривая слова, и умело сдерживал гнев. – Ни разу.
– Возможно. Тем не менее его отец – образец домашней верности, спустил штаны и набросился на собственную невестку. И года еще не прошло.
Джарвис только крепче сжал ручку зонта, ему удалось сохранить спокойствие и невозмутимость.
– Принц-регент не сумасшедший.
Худое лицо Девлина оставалось бесстрастным. Совершенно непроницаемым.
– Расскажите мне о кинжале. О том самом, который вы извлекли из тела Гиневры Англесси.
Джарвис ласково улыбнулся виконту.
– Зачем бы я стал это делать?
Девлин холодно сказал:
– Я и сам все время задаю себе этот вопрос. И возможно, вам не понравится, когда я узнаю ответ.
Себастьян вернулся домой на Брук-стрит. Там его поджидал сэр Генри Лавджой.
– Сэр Генри, – сказал Себастьян, открывая дверь в библиотеку, где главный судья с Куин-Сквер читал «Морнинг газетт», расположившись в кресле перед окном. – Надеюсь, вы не долго ждете?
Лавджой аккуратно сложил газету и поднялся.
– Недолго.
Это был крошечный, очень серьезный человечек, не больше пяти футов роста, с тоненьким голоском, в толстенных очках. А еще он был, как знал Себастьян, страстно предан своему делу.
Отбросив в сторону пальто, шляпу и перчатки, Себастьян направился к столику, где стоял графин с бренди.
– Выпьете со мной рюмочку?
– Спасибо, нет. – Маленький судья сцепил руки за спиной, прокашлялся и сказал: – Сегодня утром я услышал весьма странный рассказ о неком типе, который разыгрывает из себя сыщика с Боу-стрит. Красивый молодой человек с какими-то чуть ли не звериными глазами, как мне описывали.
– Очень странно. – Себастьян невозмутимо смахнул воображаемую пылинку с лацкана своего грубо скроенного сюртука. – Так вы потому и пришли? Решили, будто этот тип может быть моим родственником?
На тонких губах судьи промелькнул слабый намек на улыбку.
– Вообще-то нет. Я пришел потому, что мы нашли нашего йоркширского кучера.
ГЛАВА 25
– Он хорошо запомнил красавицу, – сказал Лавджой. – Не часто дамы пользуются экипажем, чтобы поехать в Ист-Энд.
Себастьян удивленно опустил бокал.
– Ист-Энд?
– Совершенно верно. Гилтспер-стрит, Смитфилд.
– Куда именно на Гилтспер?
– Кучер не смог ответить. Похоже, леди Англесси велела парню высадить ее в начале улицы. Он успел заметить, что она направилась в сторону рынка. – Лавджой снова прокашлялся. – Я послал туда одного своего человечка порасспрашивать, что да как. Никто ее там не видел.
А вот это вряд ли, подумал Себастьян, направляясь за второй порцией выпивки. Молодая дама, к тому же такая красивая, как маркиза Англесси, в прогулочном платье красного цвета должна была запомниться. Тем не менее даже самые уважаемые граждане Лондона часто не желали откровенничать с констеблями. Зато неприметный человек, задав несколько наводящих вопросов, мог бы узнать кое-что интересное.
К тому времени, как Себастьян расплатился с кучером наемного экипажа, остановившегося в начале Гилтспер-стрит, дождь перестал, хотя тяжелые тучи по-прежнему низко нависали над открытой рыночной площадью, где витали призраки смерти.
Сейчас это, конечно, мясной рынок, но когда-то, двести лет тому назад, во времена Тюдоров, здесь сжигали людей. Католики сжигали протестантов, чтобы спасти свои души от вечного огня в аду, в свою очередь протестанты сжигали католиков, потому что именно так поступают с теми, чье представление о Боге не совсем совпадает с твоим собственным. Себастьяна всегда поражал тот факт, что делалось это во имя Христа, который учил своих последователей подставлять вторую щеку и любить ближнего своего, как самого себя. Впрочем, последователи Христа частенько халатно относились к этой части Его учения, убивая во имя Всевышнего всех подряд – и смуглых жителей Иерусалима, и дублинских ирландцев.
Одетый в немодное пальто и практичные кожаные бриджи, как деревенский господин скромного достатка, Себастьян пробирался сквозь толпы людей, заполонивших улицы. В основном это были перегонщики скота, явившиеся в город в базарный день. Они пришли издалека, с севера Англии и Шотландии, пригнав с собой огромные стада скота на прокорм миллиона, или около того, жителей города. Но и местные здесь тоже попадались – подмастерья и ученики, прислуга и лавочники, ибо воскресенье было единственным днем, когда у большинства из них был выходной.
Атмосфера была непринужденной, веселой, улицу наполняли радостные голоса и смех; густые запахи вареного мяса и бродившего пива смешивались с неистребимым зловонием грязи, немытых тел и мочи. На первом перекрестке Себастьян остановился и окинул взглядом вывески различных лавок вдоль улицы: среди кожевников и бакалейщиков затесались торговцы углем, винокуры, пуговичники и мануфактурщики. Все это были скромные заведения, не из тех, которые обычно посещают маркизы. Что здесь делала Гиневра Англесси?
Себастьян пошел дальше, миновал закрытые ставнями витрины лавок, где торговали чаем и галантереей. Все эти магазинчики не работали по случаю шабата. В понедельник он пришлет сюда Тома, чтобы тот обследовал каждую лавчонку. Но что-то подсказывало Себастьяну, что леди Англесси приезжала сюда не в поисках чая или пуговиц.
Пройдя до середины улицы, он наткнулся на старинную, наполовину сложенную из бревен таверну под названием «Герб Норфолка». Высокое строение в хорошем состоянии, оно каким-то образом умудрилось выстоять во время Великого лондонского пожара 1666 года. Судя по его внешнему виду, дом стоял здесь со времен Эдуарда и Марии Тюдор, когда на площади Смитфилд пылали костры мучеников.
Себастьян направился в таверну. Мимо пробежали двое подростков и, чуть не врезавшись в него, помчались дальше, прокричав на бегу извинения. Одноногий солдат с уродливым шрамом от сабли через всю щеку опирался на обмотанную тряпками палку и гремел кружкой, выклянчивая милостыню.
Себастьян бросил монету в протянутую тару.
– Где служил?
Расправив плечи, нищий гордо ответил с сильным шотландским акцентом:
– В Антверпене, сэр.
Ни всклоченная борода, ни тусклая шевелюра, ни пожелтевшая кожа не скрывали, что на самом деле он довольно молод. Себастьян решил, что ему не больше двадцати пяти.
– Ты был здесь вчера?
Шотландец улыбнулся, вокруг серых глаз, наполненных болью, проступили преждевременные морщинки.
– Ага. Это мое место.
– В прошлую среду здесь проходила молодая женщинa. Темноволосая. Хорошенькая. Настоящая дама. Одета была в красное платье и пелерину. Видел ее?
Солдат хрипло рассмеялся.
– С глазами у меня все в порядке. Да, красотка была что надо. Дала мне пять шиллингов, вот как.
– Ты, случайно, не заметил, куда она пошла?
Солдат махнул головой в сторону древней таверны за их спинами.
– Ага. Она зашла в «Герб Норфолка».
Себастьян возликовал в душе, но тут же взял себя в руки.
– Как долго она там пробыла? Знаешь?
Солдат подумал секунду, потом покачал головой.
– Точно не скажу. Я вообще не помню, чтобы она выходила.
ГЛАВА 26
Себастьян еще немного поболтал с бывшим солдатом. Он купил жареного мяса на шпажке, эля, они вместе закусили и подробно обсудили португальскую кампанию, невзгоды прошлой зимы и подвиги полковника Транта в Коимбре. Прошло минут десять или больше, прежде чем Себастьян вновь осторожно завел разговор о темноволосой красавице в красном платье.
Солдат был уверен, что даму никто не сопровождал. Но он по-прежнему не мог вспомнить, выходила ли она из таверны, как не мог вспомнить никого из других посетителей таверны в тот день.
Себастьян опустил в кружку солдата еще одну монету и направился ко входу в таверну. Нагнув голову, чтобы не разбить себе лоб о низкую притолоку, Себастьян вошел в зал, где стоял густой запах эля и разгоряченных тел. Рев воинственных мужских голосов смешивался со звоном тарелок и оловянных кружек. Кто-то самый громогласный четко произнес:
– Если спросите меня, то бедного старого короля следует выпустить на свободу, а под замок посадить его сыночка. Вот что нужно сделать.
Наступила короткая тишина, как будто все в зале одновременно решили сделать вдох. Потом откуда-то из темной ниши раздался другой голос, проворчавший:
– Ты хотел сказать, нужно запереть под замок всю семейку. Они все чокнутые, как моя бабушка. Все до одного, разрази их гром.
В зале послышались раскаты смеха, призывы: «Слушай, слушай!», а Себастьян тем временем протиснулся к бару.
Как подобало неприметному, скромному юноше, недавно приехавшему из деревни, он заказал пинту эля, потом оперся локтем о стойку бара, не спеша оглядел битком набитый зал и широкую лестницу, покрытую ковром, которая виднелась через дверной проем. Гиневра ни за что не зашла бы в общий зал. Но в таверне имелись также комнаты наверху и, несомненно, общая гостиная. Пусть заведение было далеко не модным, но тем не менее отличалось респектабельностью, по крайней мере, с виду.
Что касается вопроса, зачем сюда приезжала такая дама вроде маркизы Англесси, то, как показалось Себастьяну, количество возможных объяснений быстро уменьшалось. Ему пришла на ум только одна причина, по которой великосветская дама предпочла роскошным модным отелям, таким как «Стивенс» или «Лиммерс», настолько несуразное заведение: здесь не было никакой опасности случайно встретиться с кем-либо из знакомых. Но сам Себастьян почему-то неохотно склонялся к этой версии.
По-прежнему потягивая эль, он переключил внимание на хозяина – огромного мужчину, высокого и мускулистого, с блестящей бритой головой, широким носом и полными, как у африканца, губами. Но кожа у него была цвета кофе с молоком, даже бледнее – это свидетельствовало о том, что предки у него, по крайней мере наполовину, если не больше, белые.
Как всякий приметливый хозяин таверны, он сразу признал в Себастьяне чужака. Когда Себастьян заказал еще одну пинту, огромный африканец обслужил его сам.
– Недавно в городе? – поинтересовался он, поставив кружку на разделявшие их старые поцарапанные доски.
Чернокожий говорил медленно, растягивая слова, и в его акценте слышался шепот магнолий, залитых солнцем полей и свист заокеанского кнута. Себастьян пригубил эль и дружески улыбнулся хозяину.
– Я из Лестершира, работаю секретарем у сквайра Лоренса. А вот мой отец, когда был молод, провел какое-то время в Джорджии. Вы оттуда?
Хозяин прищурился.
– Южная Каролина.
– Далековато забрались вы от дома. Не скучаете? Негр натянуто улыбнулся, продемонстрировав крепкие белые зубы.
– А вы как думаете? Я родился рабом летом тысяча семьсот семьдесят пятого года, ровно за год до того, как янки придумали свою Декларацию независимости. Слыхали о такой?
– Вроде нет.
– О, это очень важный документ, тут нечего возразить. Там здорово написано о равенстве, правах и свободе. Только все это красивые слова, они справедливы для белых людей, а не для черных рабов вроде меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31