Несколько рук потянулось к Анжелике, но Рис сам отнес ее от дома и положил на землю. Она застонала, и у него сжалось в груди от прозвучавшей в этом звуке боли. Ее боль была для него непереносима.
Рис осмотрел ее. Ноги были все в крови и ссадинах, возможно, сломаны. Была глубокая царапина на лбу и много синяков. Дыхание было хриплое от дыма, которым она надышалась, но достаточно ровное. Он добрался до нее раньше, чем огонь, поэтому ожогов не было. Очевидно, Анджи была в шоке, но что-то говорило Рису, что внутренних повреждений нет. Она будет жить, подумал Рис с облегчением.
Приближался вой сирен, слышимый уже сквозь гул голосов и рев пламени. Рис обрадовался этому звуку, зная, что он означает помощь для Анжелики.
– Рис? – прошептала она, беспокойно повернув голову.
– Я здесь, дитя, – быстро отозвался он, крепко сжимая руку, пока кто-то накрывал ее одеялом. – Я здесь.
– Где Цветик? – спросил где-то рядом заспанный мальчишеский голосок. – Кто-нибудь видел Цветика?
Рис оглянулся на мальчика в пижаме с Бэтмэном, стоящего босиком за женщиной, которая принесла одеяло. «Микки, маленький друг Анджи, который подарил ей котенка», – вспомнил Рис.
Он перевел взгляд с Анжелики на пылающий дом. Она любит эту чертову кошку. Медленно опустив руку Анджи, Рис встал, и его место тут же было занято матерью Микки. А из-за угла выскочила «скорая помощь», вслед за которой появились две пожарные машины. Ругая себя дураком, Рис набрал побольше воздуха и побежал к дому.
– Эй! – крикнули в толпе. – Что он делает? Остановите его.
Несколько рук схватили его, но Рис освободился одним рывком. Кошка была у самых дверей. Оставалось надеяться, что от страха она не двинется с места. Нагнув голову и прикрыв лицо локтем, он нырнул в дым.
– Мамочка, тот дядя вернулся в дом! Может быть, он спасет Цветика?
– Господи, он погибнет!
– Рис? – Анджи с трудом открыла глаза, очнувшись от испуганного восклицания Ким. – Он вернулся в дом? – Она попыталась сесть и вскрикнула от боли. Что-то ужасное случилось с ее ногами.
Руки Ким подхватили ее за плечи и бережно уложили обратно.
– Нет, Анджи, лежи спокойно. Я… я уверена, с ним все будет хорошо. А вот и «скорая помощь». Сейчас о тебе позаботятся.
– Рис! – хрипло выкрикнула Анджи и тяжело закашлялась, и на каждый звук все ее тело отзывалось острой болью.
– Шш, успокойтесь, леди. Дайте-ка я надену вам эту штуковину. Так будет легче дышать. – Одетый в белое санитар склонился над ней и положил на рот марлевую маску.
Анджи почувствовала, что уплывает в забытье, прочь от боли и ужаса. Но она боролась с забытьем, боролась с маской, цеплялась за боль, чтобы сохранить сознание. Ей нужно знать, что Рис в безопасности. Она попыталась еще раз выкрикнуть его имя, но маска поглотила крик. А потом острая боль в руке и сознание начало туманиться. Еще взрыв боли в ногах, и она ушла за край с именем Риса на губах.
* * *
Последующие часы запомнились ей обрывками сознания – вспышки боли, незнакомые голоса, бережные руки, прикасавшиеся к ней и заставлявшие кричать от боли. Каждый раз, когда она пыталась спросить о Рисе, с ней что-то делалось, и она снова впадала в забытье. Временами казалось, что она слышит его голос, снова и снова повторяющий, как он любит ее, но, если удавалось открыть глаза, Риса рядом не было. Были только смутно различимые незнакомые лица с одним и тем же выражением печального сочувствия.
Ей нужен был он. Он нужен был, когда обрушился дом, и он пришел. Где же он сейчас?
– Мамочка, тот дядя вернулся в дом!
– Боже, он погибнет!
– Нет, – рыдала Анджи. – Рис, Рис!
– У нее все еще сильные боли, – резко произнес над ней озабоченный голос. Тот же голос дал несколько отрывистых команд. Зная, что медикаменты, которые он требует, снова погрузят ее в сон, Анджи хотела отказаться, но ей не позволили. Она впала в забытье, шепча имя Риса.
Следующее, что она услышала, был глухой стон. Лишь через несколько секунд Анджи поняла, что стон исходит из ее горла. С трудом открыв глаза, она нахмурилась, пытаясь сориентироваться. Она лежала на больничной кровати с иглой капельницы, закрепленной пластырем на ее руке. На ней была больничная рубашка, нижняя половина тела прикрыта простыней, обе ноги подняты кверху. Голова болела. Подняв свободную руку, она обнаружила на лбу повязку и нащупала швы под бинтом. На стене над кроватью висели круглые часы; Анджи мигнула, фокусируя взгляд. Солнечный свет из окна слева от кровати подсказал ей, что сейчас день. Суббота? – предположила она, пытаясь сосредоточиться.
Взрыв. Треск дерева и звон стекла, когда рушилась спальня. Боль. Жар. Голос Риса, обещающий, что все будет хорошо. Снова боль, когда он освобождал ее из-под обломков и поднимал на руки. Рывок сквозь удушливый дым. Огонь.
Она закрыла глаза, чувствуя комок в горле. Ее дом. Бабушкины вещи. Фарфоровые фигурки, салфеточки, покрывала, афганские борзые, гипсовые собаки в фойе. Ее рисунки и фотографии, пожелтевшая репродукция «Тайной вечери», мебель и воспоминания. Все погибло. Она снова потеряла все. Потеряла все во второй раз за один год. Горе и обида на эту несправедливость были так сильны, что она не могла даже плакать. Сможет ли она второй раз наладить разрушенную жизнь?
Но нет. На этот раз все иначе. Она прикусила зубами нижнюю губу и открыла глаза.
На этот раз у нее есть Рис. На этот раз ей есть к кому обратиться, чьи руки готовы принять ее. Кто…
Рис! Лихорадочно задышав, она обводила глазами пустую палату. Всплыло еще одно воспоминание ужасной ночи.
– Мамочка, тот дядя вернулся в дом! Может быть, он спасет Цветика?
– Господи, он погибнет!
– Рис? – прошептала она, вспомнив, и пальцы сжали тонкую хрустящую простыню. Рис вынес ее из дома. Неужели он… нет, он не мог вернуться за кошкой. Но именно это он и должен был сделать, поняла она, и в груди похолодело от страха. Он сделал это для нее. – Боже, – с отчаянием молила она, – Боже, пусть с ним все будет хорошо.
Дом, мебель, сувениры – все это уже было не важно. Она переживет их потерю. Все это только вещи. Но Рис… о Рис, ради Бога!
Тихий стук в дверь заставил ее обернуться так резко, что из горла вырвался стон боли. Заглянула секретарша Риса – на милом лице лежала печать волнения.
– Анджи, дорогая, как вы? Вам больно? Вызвать кого-нибудь?
Преодолевая пульсирующую боль в висках, Анджи подняла неверную руку, чтобы остановить поток вопросов.
– Все в порядке, Джун. Просто повернула голову слишком резко. Где Рис? – Ее сердце сжалось в ожидании ответа.
– Отдыхает внизу, – успокоила Джун. – Врачам пришлось пригрозить ему снотворным, чтобы заставить хоть на время отойти от вашей постели, – он уже падал с ног.
Сердце снова забилось с такой силой, что Анджи пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы восстановить нормальный ритм.
– С ним все в порядке? – прошептала она, не сводя глаз с Джун.
Та улыбнулась и похлопала ее по руке.
– Все хорошо, дорогая. Несколько ожогов и синяков, но ничего серьезного.
– Он обжегся? Где? Сильно?
– С ним все хорошо, Анджи, – твердо повторила Джун. – Сами увидите, как только он проснется. – Она с удивлением покачала головой. – Никогда не видела мистера Вейкфилда в таком смятении, как сегодня утром. Я услышала о взрыве по радио и, когда упомянули ваше имя, сразу же помчалась в больницу. Он метался по приемному покою все время, пока вас оперировали. Даже не дал обработать свои ожоги, пока не убедился, что с вами все обошлось. Он…
– Мне делали операцию? – перебила Анджи, нахмурившись.
– А вам еще не говорили?
– Я только проснулась.
– Ой. Вам вставили штифт в левую лодыжку. Там сложный перелом. В другой ноге тоже есть трещины, но, насколько я поняла, там ничего страшного. Вы счастливица, Анджи. Чудо, что вы не погибли. Если бы Рис не проезжал мимо, когда произошел взрыв, так бы и случилось. Мне приходилось в своей жизни слышать о чудесах – и это одно из них.
Ноги болели, в голове тупо пульсировала боль. Анджи боролась со слабостью, желая узнать обо всем.
– Рис в самом деле вернулся в дом, за кошкой? Джун возвела глаза к небу.
– Да, дорогая, он это сделал. Именно тогда он и получил ожоги. Но кошку спас. Здесь была ваша соседка и сказала, что ее мальчик позаботится о кошке, пока вы не поправитесь.
Рис в безопасности. И он спас Цветика. Анджи закрыла глаза и обратилась к Богу с молитвой благодарности и просьбой простить ее жалобы о потере каких-то вещей.
– Я так рада вашему обручению, Анджи, – ворковала Джун. – Вы творите чудеса с мистером Вейкфилдом. Наверное, он очень любит вас.
– Я люблю тебя, Анжелика. Не покидай меня.
Действительно он произнес эти слова или это только часть ее полубессознательных фантазий?
Дверь снова распахнулась, и Анджи – теперь более осторожно – обернулась, надеясь увидеть Риса. Но это оказался врач, такой юный на вид, что вряд ли ему приходилось брить свое гладкое веснушчатое лицо, расплывшееся сейчас в широкой улыбке.
– Так вы проснулись? Пора. Я доктор Кент. Как вы себя чувствуете?
– Не буду мешать, – сказала Джун. – Я зайду попозже.
– Как чувствует себя Рис? – спросила Анджи, едва за секретаршей закрылась дверь.
Доктор хмыкнул и покачал пшеничной головой.
– Ну и парочка! Этот вчера не дал осмотреть себя, пока вас не прооперировали, а теперь вы спрашиваете о нем, не успев прийти в себя. Это любовь.
Она улыбнулась.
– Не иначе. Так как же он?
– В порядке. Я дал ему болеутоляющего, чтобы он заснул. Пожалуй, его не будет еще пару часов, так что я, может быть, успею сбежать невредимым, – ухмыльнулся он. – Он грозен. Вы знали? Нелегко было заниматься вами, пока он нависал над плечом, угрожая страшными последствиями, если о вас не позаботятся наилучшим образом.
– Это Рис, – нежно признала Анджи, начиная успокаиваться после официального подтверждения, что с ним все в порядке. Она спокойно слушала, как юный доктор описывал ее собственные травмы и сообщал, что выздоровление будет не мгновенным и не безболезненным, но обещал вылечить все.
Непринужденное собеседование было прервано только однажды, когда Анджи передали цветы от сослуживцев. Записки были теплыми, сочувствующими и трогательными. Доктору Кенту не понравились слезы и дрожащая рука.
– Вам нужно отдохнуть, мисс Сен-Клер.
– Анджи.
– Я могу чуть увеличить дозу болеутоляющего, если нужно, Анджи.
Она чувствовала себя не очень хорошо, но не хотела больше беспамятства.
– Нет, не нужно. Спасибо.
– Хорошо. Вызывайте сестру, если боль усилится. Я оставлю предписание.
– Спасибо, – повторила она, надеясь, что это не понадобится. Ноги болели. На самом деле, мрачно отметила она, болит все тело.
Ей нужен был Рис.
Вместо него пришли Гей и Дала. Они робко просунули головы в дверь, проверяя, не спит ли она.
– Анджи! – воскликнула Гей, врываясь с полными руками свертков. – Мы так тебе сочувствуем! Как ты?
– Бывало и лучше, – усмехнулась Анджи. – Но нужно благодарить судьбу, что осталась жива. Я не жалуюсь.
– Мы ненадолго, – пообещала Дала. – Нам нужно было своими глазами убедиться, что ты в порядке. Сообщение в новостях было таким ужасным!
Анджи приподняла голову и тут же пожалела об этом. Безуспешно пытаясь прогнать боль, потирая виски, она спросила:
– Что за сообщение?
– О взрыве и пожаре сообщали по радио и по телевизору. Рассказывалось и о том, как мистер Вейкфилд спас тебя! – воскликнула Гей, округляя глаза от ужаса. – Тебе так повезло, что он появился вовремя. – Анджи отметила, что подруга не спрашивает, почему Рис оказался у ее дома в такой поздний час. – Мы тут принесли кое-что. У тебя ведь все сгорело, так мы… ну, наша шайка из офиса… скинулись понемногу, чтобы купить тебе несколько рубашек, халат, тапочки, немножко белья и косметики, и еще кое-какие мелочи, которые понадобятся в первое время. Если будет нужно что-нибудь из одежды, пока ты сама не можешь добраться до магазина, только дай нам знать, ладно?
Второй раз за этот час глаза Анджи наполнились слезами.
– Спасибо. Вы так заботитесь обо мне. Гей глубоко вздохнула.
– Анджи, мы хотели сказать, что очень сочувствуем. На тебя столько обрушилось за последнее время. Мы слышали об отце. В репортаже о взрыве.
Глава 12
Прокашлявшись, Анджи слабым голосом спросила:
– Мой отец? О нем говорилось в новостях?
Гей вспыхнула под уничтожающим взглядом Далы.
– Ну… гм… наверно, кто-то из телерепортеров узнал твое имя. Или, может быть, они стали копаться в твоем прошлом, когда узнали о помолвке с мистером Вейкфилдом – он ведь довольно знаменит в наших краях. В общем, они сообщили, что твой отец был арестован за что-то в Бостоне и… ну, находится в заключении. Теперь понятно, почему ты так не хотела говорить о своем прошлом. Но только знай, что нам это все равно. То есть, я хочу сказать, Боже, у каждого в семье есть паршивая овца. Мой дядя…
– Гей, – болезненно сморщившись, перебила Дала. – Может быть, ты заткнешься? Анджи устала. Ей нужен отдых.
– Точно. Мы еще зайдем, Анджи. Обязательно позвони, если что-то будет нужно, ладно?
Анджи удалось улыбнуться.
– Спасибо, Гей и Дала.
Не успели они выйти, как в комнату ворвался Рис. Его опаленные, испачканные сажей волосы были совершенно растрепаны, некогда белая рубашка – вся в черных полосах и разорвана, дорогие брюки безнадежно испорчены. От него пахло дымом. В нескольких местах белели аккуратные полоски пластыря. Анджи подумала, что он прекрасен.
Едва кивнув посетительницам, он в три шага пересек палату и опустился на край кровати. Она встретилась с его безумными глазами, когда рука Риса скользнула под голову, а губы приблизились к ее губам. Поцелуй был такой бережный, будто Анджи состояла из тончайшего стекла. А его вздох после поцелуя – долгий, прерывистый, хриплый.
– Господи, Анжелика! – проговорил он, касаясь щекой ее волос.
Через его плечо Анжелика видела, как Дала и Гей обменялись изумленными взглядами и с комичными предосторожностями выскользнули из комнаты. И тут же забыла о них, полностью сосредоточившись на мужчине, державшем ее так бережно и вместе с тем так страстно.
– У меня все в порядке, Рис, – шепнула она, думая только о том, чтобы прогнать боль из его чудных серых глаз. Неужели это лицо казалось ей когда-то непроницаемым? Как она могла не замечать чувств, сквозивших из-под глухой маски, которую так долго носил этот необычайный человек!
– Тебе больно? – требовательно спросил он, окидывая взглядом ее накрытое простыней тело. Потом поморщился и сказал, не дав ей времени ответить:
– Конечно, больно. Бедные ножки.
– Все не так уж плохо, Рис, – успокоила она, бесстыдно пренебрегая правдой.
Лицо Риса сказало ей, что обман не удался.
– Плохо, – возразил он. – И голова тоже болит, правда?
Она была слишком занята, рассматривая его, чтобы отвечать на вопросы. У него на шее был пластырь. Другой – на правой щеке. Обе руки забинтованы, и еще небольшие ожоги на ладонях. Если там и были бинты, он их снял.
– А еще есть ожоги? – спросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.
– Нет. Все в порядке. Не беспокойся. Анджи посмотрела ему в глаза.
– Ты спас мне жизнь, Рис. Я еще не встречала человека, совершившего такой смелый поступок, какой ты совершил ради меня.
Он очаровательно покраснел.
– Оставь, Анжелика. Любой на моем месте сделал бы то же.
Она улыбнулась его смущению и поднесла руку к его щеке.
– Любой нормальный герой будней, да?
Рис поймал ее руку, поднес ко рту и закрыл глаза. Голос его был груб.
– В этом не было ничего героического. Я должен был вытащить тебя оттуда. Должен был. Если бы ты умерла, я бы тоже умер. Неужели ты не понимаешь?
У потрясенной до глубины души Анджи задрожали пальцы.
– Рис…
Его глаза открылись, и пелена влаги в них вызвала горячую волну слез в ее собственных.
– Я был одинок с трех лет… черт, я был одинок всю жизнь. Я думал, во мне есть какая-то ущербность, из-за которой меня невозможно любить. Айрис и Грэм… да, они научили меня многому, но у них своя жизнь, свои семьи. Но ты – ты полюбила меня. Я говорил себе, что это ненадолго, что ты молода и независима и можешь получить кого и что захочешь.
– Я хочу тебя, – перебила Анджи, с трудом произнося слова из-за комка в горле.
– Я знаю, – ответил Рис. – По какой-то непостижимой причине ты хочешь меня. А я хочу тебя. Ты нужна мне, Анжелика. И я не потеряю тебя, – добавил он яростно, растягивая слова, чтобы подчеркнуть их значение.
Он поцеловал ее ладонь.
– Так что теперь ты видишь, – продолжал он мягче, – что я не совершил ничего героического. Это, может быть, один из самых эгоистических поступков в моей жизни.
Не пряча струившихся по израненным щекам слез, она коснулась пальцами его подбородка.
– Я люблю тебя, – проговорила она.
– Я люблю тебя, Анжелика. – Он нагнулся, чтобы еще раз поцеловать ее, потом приподнял голову и чуть неуверенно улыбнулся. – А вот спасение твоей кошки действительно было героическим поступком, – сообщил он, очевидно желая снизить пафос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Рис осмотрел ее. Ноги были все в крови и ссадинах, возможно, сломаны. Была глубокая царапина на лбу и много синяков. Дыхание было хриплое от дыма, которым она надышалась, но достаточно ровное. Он добрался до нее раньше, чем огонь, поэтому ожогов не было. Очевидно, Анджи была в шоке, но что-то говорило Рису, что внутренних повреждений нет. Она будет жить, подумал Рис с облегчением.
Приближался вой сирен, слышимый уже сквозь гул голосов и рев пламени. Рис обрадовался этому звуку, зная, что он означает помощь для Анжелики.
– Рис? – прошептала она, беспокойно повернув голову.
– Я здесь, дитя, – быстро отозвался он, крепко сжимая руку, пока кто-то накрывал ее одеялом. – Я здесь.
– Где Цветик? – спросил где-то рядом заспанный мальчишеский голосок. – Кто-нибудь видел Цветика?
Рис оглянулся на мальчика в пижаме с Бэтмэном, стоящего босиком за женщиной, которая принесла одеяло. «Микки, маленький друг Анджи, который подарил ей котенка», – вспомнил Рис.
Он перевел взгляд с Анжелики на пылающий дом. Она любит эту чертову кошку. Медленно опустив руку Анджи, Рис встал, и его место тут же было занято матерью Микки. А из-за угла выскочила «скорая помощь», вслед за которой появились две пожарные машины. Ругая себя дураком, Рис набрал побольше воздуха и побежал к дому.
– Эй! – крикнули в толпе. – Что он делает? Остановите его.
Несколько рук схватили его, но Рис освободился одним рывком. Кошка была у самых дверей. Оставалось надеяться, что от страха она не двинется с места. Нагнув голову и прикрыв лицо локтем, он нырнул в дым.
– Мамочка, тот дядя вернулся в дом! Может быть, он спасет Цветика?
– Господи, он погибнет!
– Рис? – Анджи с трудом открыла глаза, очнувшись от испуганного восклицания Ким. – Он вернулся в дом? – Она попыталась сесть и вскрикнула от боли. Что-то ужасное случилось с ее ногами.
Руки Ким подхватили ее за плечи и бережно уложили обратно.
– Нет, Анджи, лежи спокойно. Я… я уверена, с ним все будет хорошо. А вот и «скорая помощь». Сейчас о тебе позаботятся.
– Рис! – хрипло выкрикнула Анджи и тяжело закашлялась, и на каждый звук все ее тело отзывалось острой болью.
– Шш, успокойтесь, леди. Дайте-ка я надену вам эту штуковину. Так будет легче дышать. – Одетый в белое санитар склонился над ней и положил на рот марлевую маску.
Анджи почувствовала, что уплывает в забытье, прочь от боли и ужаса. Но она боролась с забытьем, боролась с маской, цеплялась за боль, чтобы сохранить сознание. Ей нужно знать, что Рис в безопасности. Она попыталась еще раз выкрикнуть его имя, но маска поглотила крик. А потом острая боль в руке и сознание начало туманиться. Еще взрыв боли в ногах, и она ушла за край с именем Риса на губах.
* * *
Последующие часы запомнились ей обрывками сознания – вспышки боли, незнакомые голоса, бережные руки, прикасавшиеся к ней и заставлявшие кричать от боли. Каждый раз, когда она пыталась спросить о Рисе, с ней что-то делалось, и она снова впадала в забытье. Временами казалось, что она слышит его голос, снова и снова повторяющий, как он любит ее, но, если удавалось открыть глаза, Риса рядом не было. Были только смутно различимые незнакомые лица с одним и тем же выражением печального сочувствия.
Ей нужен был он. Он нужен был, когда обрушился дом, и он пришел. Где же он сейчас?
– Мамочка, тот дядя вернулся в дом!
– Боже, он погибнет!
– Нет, – рыдала Анджи. – Рис, Рис!
– У нее все еще сильные боли, – резко произнес над ней озабоченный голос. Тот же голос дал несколько отрывистых команд. Зная, что медикаменты, которые он требует, снова погрузят ее в сон, Анджи хотела отказаться, но ей не позволили. Она впала в забытье, шепча имя Риса.
Следующее, что она услышала, был глухой стон. Лишь через несколько секунд Анджи поняла, что стон исходит из ее горла. С трудом открыв глаза, она нахмурилась, пытаясь сориентироваться. Она лежала на больничной кровати с иглой капельницы, закрепленной пластырем на ее руке. На ней была больничная рубашка, нижняя половина тела прикрыта простыней, обе ноги подняты кверху. Голова болела. Подняв свободную руку, она обнаружила на лбу повязку и нащупала швы под бинтом. На стене над кроватью висели круглые часы; Анджи мигнула, фокусируя взгляд. Солнечный свет из окна слева от кровати подсказал ей, что сейчас день. Суббота? – предположила она, пытаясь сосредоточиться.
Взрыв. Треск дерева и звон стекла, когда рушилась спальня. Боль. Жар. Голос Риса, обещающий, что все будет хорошо. Снова боль, когда он освобождал ее из-под обломков и поднимал на руки. Рывок сквозь удушливый дым. Огонь.
Она закрыла глаза, чувствуя комок в горле. Ее дом. Бабушкины вещи. Фарфоровые фигурки, салфеточки, покрывала, афганские борзые, гипсовые собаки в фойе. Ее рисунки и фотографии, пожелтевшая репродукция «Тайной вечери», мебель и воспоминания. Все погибло. Она снова потеряла все. Потеряла все во второй раз за один год. Горе и обида на эту несправедливость были так сильны, что она не могла даже плакать. Сможет ли она второй раз наладить разрушенную жизнь?
Но нет. На этот раз все иначе. Она прикусила зубами нижнюю губу и открыла глаза.
На этот раз у нее есть Рис. На этот раз ей есть к кому обратиться, чьи руки готовы принять ее. Кто…
Рис! Лихорадочно задышав, она обводила глазами пустую палату. Всплыло еще одно воспоминание ужасной ночи.
– Мамочка, тот дядя вернулся в дом! Может быть, он спасет Цветика?
– Господи, он погибнет!
– Рис? – прошептала она, вспомнив, и пальцы сжали тонкую хрустящую простыню. Рис вынес ее из дома. Неужели он… нет, он не мог вернуться за кошкой. Но именно это он и должен был сделать, поняла она, и в груди похолодело от страха. Он сделал это для нее. – Боже, – с отчаянием молила она, – Боже, пусть с ним все будет хорошо.
Дом, мебель, сувениры – все это уже было не важно. Она переживет их потерю. Все это только вещи. Но Рис… о Рис, ради Бога!
Тихий стук в дверь заставил ее обернуться так резко, что из горла вырвался стон боли. Заглянула секретарша Риса – на милом лице лежала печать волнения.
– Анджи, дорогая, как вы? Вам больно? Вызвать кого-нибудь?
Преодолевая пульсирующую боль в висках, Анджи подняла неверную руку, чтобы остановить поток вопросов.
– Все в порядке, Джун. Просто повернула голову слишком резко. Где Рис? – Ее сердце сжалось в ожидании ответа.
– Отдыхает внизу, – успокоила Джун. – Врачам пришлось пригрозить ему снотворным, чтобы заставить хоть на время отойти от вашей постели, – он уже падал с ног.
Сердце снова забилось с такой силой, что Анджи пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы восстановить нормальный ритм.
– С ним все в порядке? – прошептала она, не сводя глаз с Джун.
Та улыбнулась и похлопала ее по руке.
– Все хорошо, дорогая. Несколько ожогов и синяков, но ничего серьезного.
– Он обжегся? Где? Сильно?
– С ним все хорошо, Анджи, – твердо повторила Джун. – Сами увидите, как только он проснется. – Она с удивлением покачала головой. – Никогда не видела мистера Вейкфилда в таком смятении, как сегодня утром. Я услышала о взрыве по радио и, когда упомянули ваше имя, сразу же помчалась в больницу. Он метался по приемному покою все время, пока вас оперировали. Даже не дал обработать свои ожоги, пока не убедился, что с вами все обошлось. Он…
– Мне делали операцию? – перебила Анджи, нахмурившись.
– А вам еще не говорили?
– Я только проснулась.
– Ой. Вам вставили штифт в левую лодыжку. Там сложный перелом. В другой ноге тоже есть трещины, но, насколько я поняла, там ничего страшного. Вы счастливица, Анджи. Чудо, что вы не погибли. Если бы Рис не проезжал мимо, когда произошел взрыв, так бы и случилось. Мне приходилось в своей жизни слышать о чудесах – и это одно из них.
Ноги болели, в голове тупо пульсировала боль. Анджи боролась со слабостью, желая узнать обо всем.
– Рис в самом деле вернулся в дом, за кошкой? Джун возвела глаза к небу.
– Да, дорогая, он это сделал. Именно тогда он и получил ожоги. Но кошку спас. Здесь была ваша соседка и сказала, что ее мальчик позаботится о кошке, пока вы не поправитесь.
Рис в безопасности. И он спас Цветика. Анджи закрыла глаза и обратилась к Богу с молитвой благодарности и просьбой простить ее жалобы о потере каких-то вещей.
– Я так рада вашему обручению, Анджи, – ворковала Джун. – Вы творите чудеса с мистером Вейкфилдом. Наверное, он очень любит вас.
– Я люблю тебя, Анжелика. Не покидай меня.
Действительно он произнес эти слова или это только часть ее полубессознательных фантазий?
Дверь снова распахнулась, и Анджи – теперь более осторожно – обернулась, надеясь увидеть Риса. Но это оказался врач, такой юный на вид, что вряд ли ему приходилось брить свое гладкое веснушчатое лицо, расплывшееся сейчас в широкой улыбке.
– Так вы проснулись? Пора. Я доктор Кент. Как вы себя чувствуете?
– Не буду мешать, – сказала Джун. – Я зайду попозже.
– Как чувствует себя Рис? – спросила Анджи, едва за секретаршей закрылась дверь.
Доктор хмыкнул и покачал пшеничной головой.
– Ну и парочка! Этот вчера не дал осмотреть себя, пока вас не прооперировали, а теперь вы спрашиваете о нем, не успев прийти в себя. Это любовь.
Она улыбнулась.
– Не иначе. Так как же он?
– В порядке. Я дал ему болеутоляющего, чтобы он заснул. Пожалуй, его не будет еще пару часов, так что я, может быть, успею сбежать невредимым, – ухмыльнулся он. – Он грозен. Вы знали? Нелегко было заниматься вами, пока он нависал над плечом, угрожая страшными последствиями, если о вас не позаботятся наилучшим образом.
– Это Рис, – нежно признала Анджи, начиная успокаиваться после официального подтверждения, что с ним все в порядке. Она спокойно слушала, как юный доктор описывал ее собственные травмы и сообщал, что выздоровление будет не мгновенным и не безболезненным, но обещал вылечить все.
Непринужденное собеседование было прервано только однажды, когда Анджи передали цветы от сослуживцев. Записки были теплыми, сочувствующими и трогательными. Доктору Кенту не понравились слезы и дрожащая рука.
– Вам нужно отдохнуть, мисс Сен-Клер.
– Анджи.
– Я могу чуть увеличить дозу болеутоляющего, если нужно, Анджи.
Она чувствовала себя не очень хорошо, но не хотела больше беспамятства.
– Нет, не нужно. Спасибо.
– Хорошо. Вызывайте сестру, если боль усилится. Я оставлю предписание.
– Спасибо, – повторила она, надеясь, что это не понадобится. Ноги болели. На самом деле, мрачно отметила она, болит все тело.
Ей нужен был Рис.
Вместо него пришли Гей и Дала. Они робко просунули головы в дверь, проверяя, не спит ли она.
– Анджи! – воскликнула Гей, врываясь с полными руками свертков. – Мы так тебе сочувствуем! Как ты?
– Бывало и лучше, – усмехнулась Анджи. – Но нужно благодарить судьбу, что осталась жива. Я не жалуюсь.
– Мы ненадолго, – пообещала Дала. – Нам нужно было своими глазами убедиться, что ты в порядке. Сообщение в новостях было таким ужасным!
Анджи приподняла голову и тут же пожалела об этом. Безуспешно пытаясь прогнать боль, потирая виски, она спросила:
– Что за сообщение?
– О взрыве и пожаре сообщали по радио и по телевизору. Рассказывалось и о том, как мистер Вейкфилд спас тебя! – воскликнула Гей, округляя глаза от ужаса. – Тебе так повезло, что он появился вовремя. – Анджи отметила, что подруга не спрашивает, почему Рис оказался у ее дома в такой поздний час. – Мы тут принесли кое-что. У тебя ведь все сгорело, так мы… ну, наша шайка из офиса… скинулись понемногу, чтобы купить тебе несколько рубашек, халат, тапочки, немножко белья и косметики, и еще кое-какие мелочи, которые понадобятся в первое время. Если будет нужно что-нибудь из одежды, пока ты сама не можешь добраться до магазина, только дай нам знать, ладно?
Второй раз за этот час глаза Анджи наполнились слезами.
– Спасибо. Вы так заботитесь обо мне. Гей глубоко вздохнула.
– Анджи, мы хотели сказать, что очень сочувствуем. На тебя столько обрушилось за последнее время. Мы слышали об отце. В репортаже о взрыве.
Глава 12
Прокашлявшись, Анджи слабым голосом спросила:
– Мой отец? О нем говорилось в новостях?
Гей вспыхнула под уничтожающим взглядом Далы.
– Ну… гм… наверно, кто-то из телерепортеров узнал твое имя. Или, может быть, они стали копаться в твоем прошлом, когда узнали о помолвке с мистером Вейкфилдом – он ведь довольно знаменит в наших краях. В общем, они сообщили, что твой отец был арестован за что-то в Бостоне и… ну, находится в заключении. Теперь понятно, почему ты так не хотела говорить о своем прошлом. Но только знай, что нам это все равно. То есть, я хочу сказать, Боже, у каждого в семье есть паршивая овца. Мой дядя…
– Гей, – болезненно сморщившись, перебила Дала. – Может быть, ты заткнешься? Анджи устала. Ей нужен отдых.
– Точно. Мы еще зайдем, Анджи. Обязательно позвони, если что-то будет нужно, ладно?
Анджи удалось улыбнуться.
– Спасибо, Гей и Дала.
Не успели они выйти, как в комнату ворвался Рис. Его опаленные, испачканные сажей волосы были совершенно растрепаны, некогда белая рубашка – вся в черных полосах и разорвана, дорогие брюки безнадежно испорчены. От него пахло дымом. В нескольких местах белели аккуратные полоски пластыря. Анджи подумала, что он прекрасен.
Едва кивнув посетительницам, он в три шага пересек палату и опустился на край кровати. Она встретилась с его безумными глазами, когда рука Риса скользнула под голову, а губы приблизились к ее губам. Поцелуй был такой бережный, будто Анджи состояла из тончайшего стекла. А его вздох после поцелуя – долгий, прерывистый, хриплый.
– Господи, Анжелика! – проговорил он, касаясь щекой ее волос.
Через его плечо Анжелика видела, как Дала и Гей обменялись изумленными взглядами и с комичными предосторожностями выскользнули из комнаты. И тут же забыла о них, полностью сосредоточившись на мужчине, державшем ее так бережно и вместе с тем так страстно.
– У меня все в порядке, Рис, – шепнула она, думая только о том, чтобы прогнать боль из его чудных серых глаз. Неужели это лицо казалось ей когда-то непроницаемым? Как она могла не замечать чувств, сквозивших из-под глухой маски, которую так долго носил этот необычайный человек!
– Тебе больно? – требовательно спросил он, окидывая взглядом ее накрытое простыней тело. Потом поморщился и сказал, не дав ей времени ответить:
– Конечно, больно. Бедные ножки.
– Все не так уж плохо, Рис, – успокоила она, бесстыдно пренебрегая правдой.
Лицо Риса сказало ей, что обман не удался.
– Плохо, – возразил он. – И голова тоже болит, правда?
Она была слишком занята, рассматривая его, чтобы отвечать на вопросы. У него на шее был пластырь. Другой – на правой щеке. Обе руки забинтованы, и еще небольшие ожоги на ладонях. Если там и были бинты, он их снял.
– А еще есть ожоги? – спросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.
– Нет. Все в порядке. Не беспокойся. Анджи посмотрела ему в глаза.
– Ты спас мне жизнь, Рис. Я еще не встречала человека, совершившего такой смелый поступок, какой ты совершил ради меня.
Он очаровательно покраснел.
– Оставь, Анжелика. Любой на моем месте сделал бы то же.
Она улыбнулась его смущению и поднесла руку к его щеке.
– Любой нормальный герой будней, да?
Рис поймал ее руку, поднес ко рту и закрыл глаза. Голос его был груб.
– В этом не было ничего героического. Я должен был вытащить тебя оттуда. Должен был. Если бы ты умерла, я бы тоже умер. Неужели ты не понимаешь?
У потрясенной до глубины души Анджи задрожали пальцы.
– Рис…
Его глаза открылись, и пелена влаги в них вызвала горячую волну слез в ее собственных.
– Я был одинок с трех лет… черт, я был одинок всю жизнь. Я думал, во мне есть какая-то ущербность, из-за которой меня невозможно любить. Айрис и Грэм… да, они научили меня многому, но у них своя жизнь, свои семьи. Но ты – ты полюбила меня. Я говорил себе, что это ненадолго, что ты молода и независима и можешь получить кого и что захочешь.
– Я хочу тебя, – перебила Анджи, с трудом произнося слова из-за комка в горле.
– Я знаю, – ответил Рис. – По какой-то непостижимой причине ты хочешь меня. А я хочу тебя. Ты нужна мне, Анжелика. И я не потеряю тебя, – добавил он яростно, растягивая слова, чтобы подчеркнуть их значение.
Он поцеловал ее ладонь.
– Так что теперь ты видишь, – продолжал он мягче, – что я не совершил ничего героического. Это, может быть, один из самых эгоистических поступков в моей жизни.
Не пряча струившихся по израненным щекам слез, она коснулась пальцами его подбородка.
– Я люблю тебя, – проговорила она.
– Я люблю тебя, Анжелика. – Он нагнулся, чтобы еще раз поцеловать ее, потом приподнял голову и чуть неуверенно улыбнулся. – А вот спасение твоей кошки действительно было героическим поступком, – сообщил он, очевидно желая снизить пафос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18