А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 





Юрий Даниилович Гончаров: «Теперь – безымянные... (Неудача)»

Юрий Даниилович Гончаров
Теперь – безымянные... (Неудача)



Вычитка, fb2 Chernov Sergey
«Юрий Гончаров Теперь – безымянные... (сборник)»: Правда; Москва; 1990

ISBN 5-253-00129-8 Аннотация Юрий Данилович Гончаров – один из старейших писателей русской провинции. Практически всю жизнь (за исключением военного лихолетья) он провёл в Воронеже. Ещё в 1964 году ему удалось пробить брешь партийной цензуры и напечатать правдивую повесть «Неудача» о гибели под Воронежем 12 тысяч солдат; повесть подверглась критике в закрытом постановлении ЦК КПСС и была не рекомендована к переизданию. Повторно увидела свет в 90-х годах под названием «Теперь – безымянные».
«… Когда Федянский закончил, командир полка тем же своим усталым, глухим голосом сказал в трубку, что убит дивизионный комиссар Иванов.Мембрана заверещала. Даже на расстоянии был слышен ее высокий звук.Лицо у командира полка напряглось, вытянулось, начало подергиваться. Глаза его вдруг сверкнули белками, ослепительными на темном, как мореный дуб, лице, и он, известный в дивизии как тихий и невозмутимый человек, очень похожий своим ровным характером на Остроухова, закричал в трубку с совершенным бешенством, являя свой, где-то глубоко в нем дремавший восточный темперамент во всем его накале, от бешенства даже с акцентом произнося слова:– Как допустил? А потому, что немцы меня не спрашивают, в кого стрелять, кого убивать! С бойцами в атаку шел, личный пример показывал...Мембрана заверещала еще громче, заставив командира полка замолчать.– Я ему не приказывал ходить! Я только полком командую, дивизионными комиссарами я не командую! Они не в моем подчинении. Я сам у них в подчинении! Пехота лежала, вставать не хотела. Надо огневые точки артогнем давить, тогда пехота сама в атаку пойдет, не надо ее комиссарам поднимать!..Федянский утих, заговорил спокойней.– Тело? Не могу доставить тело, нет его тела. Прямое попадание, воронка – и все! …» Юрий ГончаровТеперь – безымянные (Неудача) Военная сводка за восемнадцатое июля 1942 года, переданная поздно вечером по радио, как и все сводки с начала немецкого наступления на Юго-Западном фронте, была предельно коротка, и о В-ском направлении, основном среди других направлений, по которым фашистские войска развивали свое движение на восток, в ней говорилось теми же, что и раньше, неясными и уклончивыми словами: существенных событий не произошло...В-ское направление возникло сразу же, как только после длительного предлетнего затишья и кажущегося бессилия немецкой стороны вновь бурно, вулканически ожил фронт, и теперь, к восемнадцатому июля, в действительности было самим городом В., чадно горевшим в пламени пожаров и почти полностью захваченным противником. Только северовосточная окраина оставалась у советских войск. И даже не окраина, потому что красноармейцы были вытеснены уже со всех улиц, а то, что было дальше за нею – обширный пустырь с деляночками огородов местных жителей, с колючими, редкими кустиками терновника, с длинным многоэтажным и совершенно голо стоявшим посреди пустыря зданием городской больницы и парком для воскресных гуляний горожан, расположенным за больницею, в широкой лощине с крутыми скатами в непролазном дубняке.Незначительность событий восемнадцатого июля на В-ском направлении выразилась в том, что с восходом солнца немецкая пехота, утомленная непрерывными двухнедельными наступательными усилиями и поредевшая от потерь, но все еще представлявшая грозную силу для расстроенных, подавленных отступлением, обескровленных потерями советских частей, выйдя на пустырь, отделявший больницу от последних городских кварталов, атаковала красноармейцев, одними лишь винтовками оборонявшихся в этом районе, и оттеснила их от города еще дальше. Измученные бессонницей, охриплые, с черными от пыли лицами и красными воспаленными глазами командиры и комиссары в горячке, подстегиваемые приказаниями свыше, попытались тут же повести своих солдат в контратаку, чтобы вернуть прежние позиции и здание больницы – ключ ко всей местности, но немцы уже успели превратить здание в крепость: из окон всех этажей смотрели пулеметные дула, и контратака реденьких, неохотно поднявшихся красноармейских цепей стоила только новых жертв и не дала никакого успеха.Дым выгорающего города, медленно расплываясь в знойном безветрии, подолгу клубясь на одном месте, вязкой черно-сизой мглой покрывал всю округу. Солнце светило сквозь дымную толщу тускло, багровым шаром.Город представлял собой крупный промышленный центр в средней полосе России. Здесь сходились многие стратегически важные пути с севера на юг, с запада на восток. На секретных армейских складах для питания фронта были накоплены боевые материалы, запасы обуви, одежды, продовольствия.Пока еще не определилось, каковы истинные цели немецкого командования, куда направятся немцы дальше – пойдут ли они в глубь страны, на Саратов, Пензу, Куйбышев, чтобы затем повернуть на Москву, которую им не удалось взять полгода назад, в декабре, или они отказались от этой дорого стоившей им идеи, и теперь у них иные планы, иные расчеты и замыслы, и они, чтобы поправить свои быстро истощающиеся ресурсы, намерены действовать только на юге – захватить еще не оккупированную часть донецкого угольного бассейна, ворваться на Кавказ с его источниками горючего, в котором гитлеровская армия, армия моторов, самодвижущейся техники, испытывала особенно острый голод.По какому бы из этих вариантов ни развернулись дальнейшие события на Юго-Западном фронте, одно было совершенно очевидно с самого начала; город составляет ответственную деталь в общем плане гитлеровского командования, он крайне нужен, необходим немцам, почему они, прорвав фронт, прежде всего и рванулись к нему с таким напором и такою стремительностью. Особенно важное военное значение для обеих сторон город приобретал, если немецкие дивизии двинутся в сторону Кавказа. Он становился тогда для них прикрытием с севера от флангового удара, прикрытием, дававшим основной массе механизированных войск полную свободу действий на просторах Придонья, Поволжья и Кубани.Не надо было быть тонким стратегом, чтобы понять это, – достаточно было просто поглядеть на географическую карту.От армии, сражавшейся на В-ском направлении, Ставка требовала не только задержать противника, не пустить его дальше, но и немедленно, во что бы это ни обошлось, вернуть город.И в полдень 18 июля во исполнение этих приказаний на левом фланге армии была предпринята попытка отбить южную оконечность города.В атаках участвовали танки, артиллерия, наступающие продвинулись на несколько сот метров, завладели одной-двумя улицами, но так как у артиллеристов скоро иссякли снаряды, а танков было мало, действовали они разобщенно, пехота вынуждена была залечь и скоро вернулась на исходные рубежи. Этот бой длился чуть больше часа, но поглотил последние технические и людские резервы, которыми располагало командование армией.Небо над городом и надо всем окрестным земным пространством, вперехлест исполосованное бледными трассами от ударов авиационных пушек, в белых горошинах от снарядных разрывов, в этот долго тянувшийся день тоже было накалено ни на минуту не слабевшим боевым напряжением. Схватки истребителей возникали внезапно, развертывались молниеносно: маленькие юркие самолетики, истошно воя моторами в мутной голубизне небесного купола, вдруг слипались в вертящийся каруселью клубок; разгневанно каркали спаренные пулеметы, ударяли пушки, и клубок тут же распадался. Точно разбросанные центробежною силою, самолетики стремительно разлетались в разные стороны, и за каким-нибудь из них, а то и за двумя, тремя сразу тянулся дымный шлейф. Забравшись на высоту, где их было уже не различить невооруженным глазом, проплывали на запад косяки советских бомбовозов, чтобы рассеять свой груз вдоль транспортных магистралей с колоннами танков и автомашин, сокрушить мосты и переправы и помешать немецкой стороне наращивать численность и техническое оснащение войск, сражавшихся в районе города. Гораздо чаще и более крупными группами, в плотно сомкнутых построениях раздирали воздух слитным ревом моторов отяжеленные бомбовой начинкой «юнкерсы» – чтобы выполнить подобную же работу в ближнем и дальнем советском тылу. Самолеты шли, возвращались, проходили снова, и низкий, продолжительный, исходивший как бы из глубоченных земных недр гул, почти не затихая, тяжко сотрясал то один, то другой край горизонта и густыми волнами катился над равниною, поверх всех других наземных звуков...И еще одно событие произошло в этот день в районе города, временно, до конца следующей ночи, оставшееся неизвестным для противника, несмотря на всю тщательность, с какою его воздушная разведка вела наблюдения за советским тылом. Это событие, о котором, конечно, не могло быть сообщено в вечерней радиосводке, состояло в том, что с севера, лесными дорогами, в расположение обессиленной, вконец выдохшейся в непрерывных штурмах армии подошли полки свежей сибирской стрелковой дивизии, выдвинутой Ставкой из резерва навстречу немецкому прорыву. * * * Чтобы достичь фронта, дивизия совершила по железной дороге переезд в несколько тысяч километров, почти через всю страну, и потом по тридцатиградусной жаре ускоренным маршем, без долгих привалов, прошла сто двадцать верст пешим ходом от станции, на которой ее выгрузили из эшелонов. В списочном составе дивизии числилось двенадцать тысяч восемьсот человек, призванных в начале войны и за целый год обучения и тренировок под руководством опытного комсостава получивших основательную военную подготовку.Все вместе бойцы дивизии представляли колоссальную людскую массу, отягченную оружием, снаряжением, конными обозами с разнообразным имуществом, без которого воинская часть не может ни существовать, ни воевать; такую массу невозможно было одновременно перебросить по железной магистрали, разом подвести по узким, трудно проезжим лесным дорогам к назначенному фронтовому рубежу. Движение дивизионных подразделений происходило с неизбежным разрывом во времени, и поэтому на закате дня к оконечности леса у северо-восточной окраины города подтянулись только два пехотных полка из трех, а третий и главная сила дивизии – полк 76-миллиметровых орудий, выступившие с разгрузочной станции на сутки позже, были еще на середине пути.Последние до города двадцать пять километров, от Лаптевки, маленькой деревушки, возле которой по лесу были раскиданы меченные красными крестами палатки армейского госпиталя и, затаившись под пологом листвы, в глубоких капонирах и без них стояли фургоны, повозки, жующие сено лошади различных армейских тыловых служб, – головные полки дивизии проделали в особенно ускоренном темпе, ни разу не остановившись на отдых. Да отдыха никто и не просил. Было известно, что фронт под городом почти полностью оголен и скоро совсем некому будет сдерживать напор немецких частей.Навстречу, вихляясь в глубоко прорезанных колеях, ползли санитарные повозки с ранеными. По обочинам, поддерживая ослабевших, ковыляли те, кого еще держали ноги, кто мог двигаться самостоятельно. Торопливо шагавшие сибиряки, в десятом поту от жары и тяжести оружия, впервые видели бинты, свежую кровь на повязках своих сверстников, может, всего только час назад или даже меньше бывших в самом центре той канонады, что слышалась впереди, из-за леса. С особой пристальностью, такими понятными для раненых глазами всматривались сибиряки в их черные от пыли и копоти лица, худые, заострившиеся, покрытые отросшей щетиной. Иные спрашивали, указывая туда, куда шли полки, – что там, как? Где немец, где наши? Раненые отвечали сбивчиво, противоречиво, ничего свя́зного нельзя было составить из их ответов. Выходило только одно, что было и так ясно, – дело дрянь, совсем худо...Вблизи города лес уже не пахнул лесом, все природные запахи его были убиты, вытеснены кислой вонью взрывчатки, сладковатой гарью городских пожарищ. Лес выглядел будто после бурелома: многие деревья повалены, иные сломлены на разной высоте, лишены макушек, на стволах резко белели царапины, расщепы, ветки никли, подрубленные осколками, или, оторванные совсем, громоздились внизу высокими навалами. Удивляя своею обширностью, чернели ямы от авиабомб; деревья вокруг них стояли без листвы, обнаженные, как осенью, закиданные грязью, топорща голые иссеченные сучья... Это была уже фронтовая земля, не однажды пробомбленная, обстрелянная и минометами и крупнокалиберными немецкими пушками.Из головы колонны, где находился командир дивизии, передали остановиться, развести роты по лесным оврагам и балкам. Люди стали растекаться – вправо, влево, в жажде отдыха валились под кусты на сыроватую, мягкую лесную траву.Но последовал новый приказ – отрыть ячейки и щели на случай воздушного налета. Меж стволов, где торопливо, где устало-медлительно заработали сотни маленьких солдатских лопат, отбрасывая комья сырой, угольно-черной лесной земли, с лязгом перерезая крепкие жилы древесных корневищ.Лейтенанта полковых связистов Ивана Платонова позвали на поляну, где собрался старший комсостав дивизии. Понимая, что сейчас последует указание разворачивать телефонную связь, Платонов, оправив на себе гимнастерку, поспешно бросился на зов начальства, взволнованный, что «начинается», в возбуждении от того, что всего год назад он учился в В-ском военном училище связи, ползал возле города на полевых занятиях по рвам и буеракам с катушкою провода и телефонным аппаратом, и вот теперь судьба привела его снова в эту хорошо ему знакомую местность, но уже на настоящую войну. Год назад ему даже и вообразиться не могло такое! На стенах училища висели лозунги, возвещавшие, что любой агрессор будет разбит малой кровью, тройным ударом и на его же собственной территории, об этом каждый день неустанно твердили политруководители, и все были непоколебимо уверены, что именно так и будет: если придется воевать, то только далеко на западе. Платонову почему-то казалось, что и для других должно быть так же интересно, что ему предстоит давать настоящую связь в тех же самых местах, которые были для него учебным полем, и он даже сложил в уме фразы, в которых хотел непременно сказать об этом товарищам по полку, кому-нибудь из старших командиров, может быть, если подвернется удобный момент, даже самому командиру полка.С этими фразами на языке, думая о том, что надо будет написать про это и домой, пусть поразятся и там, как у него получилось, он и выбежал из кустов на освещенную низким солнцем поляну вблизи опушки и мгновенно оробел, смешался: на поляне были не только свои, но и еще какое-то начальство, и все в высоких званиях – майоры, полковники. Надо всеми возвышалась рослая, массивная фигура генерала в полной генеральской форме – с красными лампасами на брюках, с витым золоченым шнуром на малиновом околыше фуражки и золотыми же, ярко блиставшими в свете солнца, нагонявшими невольную робость звездами на угольниках воротника. Это блистание золотом, могущее только демаскировать, привлечь внимание немецких наблюдателей, этот парад здесь, вблизи передовой, выглядели совершенно неуместно, как ни для чего не нужная бравада, демонстративное пренебрежение опасностью.Генерал говорил с командиром дивизии Остроуховым, и не просто говорил, а горячась, сердито. Его лицо, широкое, мясистое, нажженное солнцем, с коротким, как бы вдавленным носом, с тою грубоватостью во всех чертах, которая многими принимается за свидетельство сильного характера, было напряженным, багровым. Еще более густой багровой краской была налита сдавленная воротником кителя генеральская шея, обмотанная грязноватым, скрутившимся в жгут бинтом, измазанным под затылком кровью.– Чего тебе еще ждать? – не слушая, что пытается возразить Остроухов, говорил генерал громко и резко, нисколько не стесняясь, что тон его, обращение на «ты» могут быть для Остроухова оскорбительны, обидны. – Два полка у тебя есть, это что – мало? Немцы выдохлись, только огрызаются, а силенки уже нет, бока у них понамяты. Их и батальоном толкнуть можно, а навалиться покрепче – так и всех с потрохами заберем!..Со стороны города, стремительно приближаясь, нарастая, послышалось жужжание мины. За низкорослым изломанным кустарником и редкими, тоже изломанными, размочаленными деревцами, которыми кончался лес, переходя в открытое поле, звонко грохнуло. Осколки, фырча, воя, пролетели вверху, защелкав о древесные стволы.Все повернули головы, когда зажужжала мина, и повернули их опять, по звуку проследив в воздухе полет невидимых осколков, кое-кто пригнулся даже, не слишком явно, стесняясь своей боязни, и только генерал и Остроухов, занятые спором, не обратили на мину внимания, как будто не слыхали ее вовсе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18