Ах ты, старая сука! – взвилась Сью и, вскочив, опрокинула на Луизу чашку с кофе. – Она жива, и ты скажешь мне сию минуту, где она и что вы с ней сделали. Иначе я позабочусь о том, чтобы твоего Мейсона поджарили на электрическом стуле.
– Мне ничего не известно о судьбе этой женщины, – бормотала Луиза, уставившись бессмысленно на отвратительное пятно на своем светло-лиловом платье. – Хотя не скрою: то, что она исчезла, меня обрадовало. Правда, я очень скоро поняла, что это всего лишь хитрый трюк, рассчитанный на то, чтобы завлечь Бернарда в ловушку. Но мой зять не настолько глуп, чтобы поверить, будто эта авантюристка кому-то нужна и…
– Заткнись немедленно, – прошипела Сью и, перегнувшись через столик, резким движением руки сорвала с головы Луизы ее изящную шляпку и швырнула через перила террасы на улицу. Вместе со шляпкой слетел и пышный шиньон из темно-каштановых локонов. Луиза поспешила прикрыть голову обеими руками, но Сью успела заметить наметившуюся плешь. – Рано же ты облысела, Луиза Анна Маклерой, в девичестве Астуриас, – громко сказала Сью, и сидящие за соседними столиками стали оборачиваться. – А ведь ты жила до сих пор в настоящем эдеме. Но я вышвырну тебя оттуда пинком под задницу, и ты превратишься в древнюю старуху, когда твоего дорогого Мейсона…
– Клянусь благосостоянием всей нашей семьи, я не знаю, где она! – Луиза глядела на Сью глазами испуганной коровы. – Да, я говорила Бернарду о том, что связь с этой женщиной может опорочить его в глазах избирателей. Но это был всего лишь дружеский совет, следовать которому вовсе необязательно. Я даже отдала ему кассету с записью, где он и… эта женщина, как бы выразиться поприличней… э-ээ… занимаются интимными вещами и курят марихуану. – Луиза все еще прикрывала руками макушку, хотя принесенные официантом шляпа и шиньон лежали перед ней на столе. – Думаю, он ее уничтожил. Больше мне ничего не известно.
Луиза смотрела на свою мучительницу с таким ужасом, что Сью пришлось ей поверить.
– Ладно, теперь проваливай на все четыре, – смилостивилась она. – И мой тебе совет: если не хочешь стать бабушкой ублюдка с анальным отверстием вместо уха или пупком на затылке, запри свою дочурку в клинику, где спиртное выдают каплями, в виде лекарства. Адью, прекрасная Луиза. Все мое остается при мне. – Она выразительно похлопала по сумочке, где лежала кассета с записью рассказа Синтии. – Эта вещица будет тикать, как бомба замедленного действия, отсчитывая часы и дни до наступления момента истины. Но стоит тебе сообщить мне хоть что-то о сестре, и я не стану возражать, если и эту истину заменят на самую банальную ложь в духе американского здравого смысла. – Сью встала и, вильнув по привычке крутыми бедрами, легко сбежала по ступенькам террасы, села в свой белый «феррари» и укатила.
Луиза Маклерой с полчаса проплакала в туалете бара. Впервые в жизни она почувствовала себя беспомощной и старой.
«Мне нужна эта кассета, – думала Сью. – Да, она мне необходима. И я почти уверена, что этот самовлюбленный индюк Берни Конуэй ее не уничтожил. Скорее всего спрятал в каком-нибудь укромном местечке. Правда, похоже, он настоящий трус, и если на этой кассете на самом деле запечатлено то, о чем сказала Луиза… Нет, все равно Конуэй не должен был ее уничтожить. Следовательно, крошка Сью, тебе придется всерьез заняться этим занудой политиком с вживленным сердцем. Как же я ненавижу всех этих политиков – уж лучше иметь дело с торговцами свиньями, владельцами баров и притонов. В них, по крайней мере, иной раз проглядывают человеческие черты. Но ты должна, Сью, должна это сделать, – продолжала она убеждать себя. – Вспомни кэпа. Милый Франко, я уверена, ты не зря любил эту женщину. Да, да, она достойна твоей любви. Я тоже ее очень люблю и нисколько к тебе не ревную. Ну, если самую малость… Сью Тэлбот, вспомни о том, что в школе тебя звали чертовкой и пройдохой. Ведь это ты, а не кто другой, провела три ночи на чердаке старого коттеджа в обществе мышей и сверчков, чтобы вывести на чистую воду старых дев, которые учили других морали и прочему чистоплюйству, а сами (ты же застукала их!) ходили трахаться на чердак с садовником и его глухонемым братцем. Ты там такое увидела, что глазам своим не поверила. Зато скумекала, что жизнь любого человека, будь он сенатором, мусорщиком или даже самим президентом, имеет две стороны – лицо и изнанку. Тебе понравилось узнавать про то, как выглядит изнанка, верно? Лицо – это та же витрина. В витринах не выставляют грязные ночные горшки, использованные презервативы и содержимое мусорных контейнеров. Дружище Берни, твоя жизнь тоже имеет изнанку, и чертовка Сью Тэлбот постарается сделать так, что ты сам вывернешь ее на всеобщее обозрение. Да, я понимаю, от Сью Тэлбот, сестры брошенной тобой ради политической карьеры Маджи, ты будешь бежать как черт от ладана, однако, насколько я тебя знаю, ты не сможешь устоять перед чарами прекрасной молодой незнакомки, влюбленной в тебя всем своим «интересным местом», как говаривала старушенция Колт. И да поможет мне Бог и мои дорогие соотечественники избиратели».
Она навестила деда в его поместье в Новой Англии. Старик понемногу приходил в себя и ежедневно по утрам наговаривал на диктофон воспоминания о своих встречах с известными бизнесменами, политиками, писателями и прочим интересующим публику людом, намереваясь издать многотомный труд. Они закрылись в его кабинете. Сью вышла оттуда через час с небольшим веселая, с озорно поблескивающими глазами.
– Я выхожу замуж и уезжаю в Европу. Похоже, надолго, – сказала она мистеру Шрайберу, пресс-секретарю Тэлбота. – Это сообщение может появиться в колонке светской хроники, скажем, в «Нью-Йорк таймс». Фамилию моего будущего мужа, пожалуй, упоминать ни к чему, тем более что я оставляю свою – пускай читатели поломают себе мозги. Хотя нет, не стоит так зло играть с ними… Его зовут Арчибальд Гарнье. Он француз, но родился и вырос в Америке. В Нью-Орлеане.
– О'кей, мисс. Я вас поздравляю.
– Тони, когда я приеду сюда в следующий раз, мы непременно выпьем с тобой по бокалу шампанского и я сообщу для прессы кое-какие подробности моего замужества. А сейчас проследи, пожалуйста, чтобы газетчики не переврали фамилию моего будущего супруга и не исказили текст.
…Разувшись, Сью вошла по колено в бассейн и, глядя на нарисованные на стене океанские дали, прошептала:
– Все будет в полном порядке, кэп. Я обязательно ее найду.
На пресс-конференции она сидела в первом ряду – коротко стриженная темноволосая девушка в джинсах и кораллового цвета свитере – и то и дело переводила взгляд со своего включенного магнитофона на мужчину за столом, умно и с юмором отвечавшего на вопросы корреспондентов. Она пока не задала своего вопроса. Она выжидала.
– Я люблю свою жену, – говорил Бернард Конуэй, слегка откинувшись на спинку кресла и с ленивой брезгливостью разглядывая девицу неряшливого вида с длинными соломенного цвета волосами, на вопрос которой он в данный момент отвечал. – Каждую свободную минуту я стараюсь проводить с Син. Видите ли, я долго оставался холостяком, сидел у холодного камина и мечтал о той, которую рано или поздно встречу. Ну а теперь в моем камине ярко горят сухие поленья и я наслаждаюсь домашним уютом. Увы, в настоящий момент моя жена не совсем здорова, иначе бы она непременно сопровождала меня и в этой поездке. Без Син я чувствую себя одиноко. Как только завершится пресс-конференции, я свяжусь с женой по телефону и расскажу ей все в подробностях.
– Журнал для молодоженов «Флердоранж», – наконец подала голос девушка из первого ряда. – Мистер Конуэй, как и где вы познакомились с вашей будущей женой? Это была любовь с первого взгляда?
Конуэй на долю секунды прикрыл ладонью глаза. Это был безукоризненно отрепетированный жест, о чем, разумеется, все догадывались, и тем не менее он впечатлял.
– Да! – громко произнес Бернард и улыбнулся широкой мальчишеской улыбкой. – Син сразила меня своей необыкновенной красотой. Она оказалась чиста душой и телом, и я расцениваю это как подарок судьбы. Она… – Конуэй поперхнулся, это тоже было отрепетировано, и поднес к губам белоснежный платок. – У нас с ней большая разница в возрасте, но Син мудра и снисходительна к моим холостяцким привычкам, от которых я, увы, не в силах избавиться сразу. Но я торжественно обещаю превратиться со временем в идеального мужа.
Он как бы невзначай поднял руку и мельком глянул на часы. Это было условным знаком.
Время пресс-конференции истекло.
Девушка в свитере кораллового цвета поджидала его возле машины.
– Мистер Конуэй. – Девушка смело глядела ему в глаза. У нее были высокие скулы и по-детски наивное выражение лица. Бернард нахмурился, пытаясь что-то припомнить. Но девушка помешала ему. Она дотронулась до его локтя и сказала: – Я тоже родилась в Техасе. Если вы дадите мне сейчас интервью, шеф возьмет меня в штат. Я сделаю сногсшибательный материал о вашей счастливой семейной жизни. Вам будут подражать тысячи молодоженов.
Конуэй колебался секунды две, не больше.
– А почему бы и нет? – воскликнул он, дружелюбно хлопнув девушку по плечу, что успел запечатлеть фотограф из «Вашингтон пост». – О'кей. Как насчет того, чтобы выпить по чашечке кофе в клубе?
– Идет, – сказала девушка и проворно забралась на заднее сиденье большого черного «роллс-ройса». – Можно я напишу, что вы сами сидели за рулем и мы были в машине вдвоем? Ваша жена не очень ревнива?
– Пишите, – разрешил Конуэй. – Наши супружеские отношения построены на полном доверии друг другу. Кстати, вы замужем?..
В конце вечера Юнис, так звали девушку, рассказала Бернарду Конуэю историю своего нелегкого детства (отца не видела в глаза, старшая в семье, где, кроме нее, есть еще два брата и сестра), бедной на развлечения юности, в которой были лишь учеба и работа… Вернувшись к делу, она пообещала, что материал будет готов завтра к полудню. Бернард пригласил Юнис на ленч.
– А что, если нам с вами махнуть в один уютный загородный ресторанчик, где кормят отменными бифштексами? – предложил Конуэй, открывая перед Юнис переднюю дверцу своего лимузина. – Туда езды минут двадцать пять. За это время успеете прочитать свое сочинение. О'кей?
Юнис, удобно устроившись на сиденье рядом с Конуэем, достала из папки отпечатанное интервью. Бернард невольно отметил, что у девушки красивые длинные ноги – она была в довольно короткой, но в то же время скромной юбке. – Итак, я начинаю. «С Бернардом Конуэем чувствуешь себя так, словно знаком с ним долгие годы, – затараторила Юнис. – Красив, обаятелен, внимателен к собеседнику, предельно искренен в ответах даже на чересчур интимные вопросы. Эта искренность подкупает. Не проходит и пяти минут, как понимаешь: в такого человека нельзя не влюбиться. – Юнис сделала паузу, что-то зачеркнула в тексте. – Простите. – Она повернулась к Бернарду, словно намереваясь что-то сказать, но передумала. – Романтическая любовь встречается и в наши дни. Любовь, которую почувствовал Берни Конуэй к прекрасной Син Маклерой, была как девятый вал, едва не сбивший его с ног. Он стал совсем другим человеком, узнав эту женщину. Она вознесла его на такие высоты любви, что у него закружилась голова и захватило от восторга дух».
– Но я не говорил вам этого, – запротестовал Бернард. – У нас с Син было… м-м… несколько иначе.
– Позвольте мне пофантазировать, – невозмутимо парировала Юнис. – Ведь я пишу не для вас, а для юных невест и молодых жен.
– Да, но…
– Слушайте дальше. «Эта женщина завладела моей душой. Я просыпался и засыпал с мыслью о ней. Я готов был мчаться за ней на край земли, бросив самые важные дела. Когда я целовал ее, мне казалось, что я приобщаюсь к великому таинству. Мне казалось, Господь специально создал ее для меня, что она и есть та самая твоя половинка, на поиски которой иной раз уходит вся человеческая жизнь. Эта женщина заставила меня поверить в то, что любовь – самое главное в жизни, ее смысл, цель, квинтэссенция…»
– Прекратите! – рявкнул Конуэй, одновременно нажав на педаль тормоза. – Я не говорил вам подобной… чуши.
Юнис с невозмутимым видом повернула к нему голову.
– Не чушь, мистер Конуэй. И вы сами прекрасно это знаете.
Бернард уже овладел собой. О недавно пережитом волнении свидетельствовали лишь капельки пота на переносице. Он протянул к девушке руку и сказал, не глядя в ее сторону:
– Давайте сюда. Я ознакомлюсь с материалом сам. Она отдала ему листки.
– Сколько вам лет? – спросил через некоторое время Конуэй.
– Девятнадцать с половиной.
– Вы любили когда-нибудь?
– Да, – задумчиво ответила Юнис. – Но это была несчастная любовь. Он всегда думал о другой. Даже тогда, когда занимался любовью со мной.
Бернард непроизвольно вздохнул.
– Это тяжело, – сказал он. – Это… Черт, но почему мы всегда любим именно тех, для кого совсем мало значим? Как ты думаешь, Юнис?
– Потому что они никогда не принадлежат нам до конца.
Она вдруг по-детски жалобно всхлипнула.
– Что с тобой, малышка?
– Я… я отомстила ему за то, что он любил не меня. Я бросила его в самую тяжелую для него минуту, и он… – она всхлипнула еще громче, – он покончил с собой.
– Каким образом? – с нескрываемым любопытством спросил Бернард.
– Утопился в океане, – прошептала Юнис. – В тот день поднялся жуткий шторм, и его тело так и не нашли.
– Когда это случилось?
– Ровно месяц назад. Он попросил меня прийти, а я… Словом, я была озабочена устройством собственной карьеры. И вообще, мне хотелось проучить его за то, что он…
Она горько расплакалась.
Бернард обнял девушку за плечи и прижал к себе.
– Ну, ну, малышка, успокойся. Послушай, может, поедем ко мне на ранчо? Тут совсем недалеко. В ресторане уж слишком много любопытных глаз.
Юнис молча кивнула.
Бернард пил неразбавленное виски и безостановочно ходил по комнате. Юнис сидела на полу возле камина и глядела на огонь.
– Мне все равно, что скажут обо мне эти ублюдки-избиратели. Плевать я на них хотел. К черту Америку! К черту! В этой идиотской стране тебе выкручивают руки и принуждают делать то, чего ты не хочешь делать. Только потому, что так хотят другие. Кто? Ханжи-домохозяйки, которые, отправив детей в школу, предаются утолению своей похоти с молочником, зеленщиком или каким-нибудь бедным студентом, подрядившимся стричь газон. Еще эти чертовы пенсионеры – те идут к избирательным урнам дружной толпой, предварительно перемыв все до одной косточки кандидатам. Дерьмо! Они привыкли видеть в политическом деятеле евнуха, кастрата или в лучшем случае импотента. Бедняге строго-настрого запрещено влюбляться…
– Но разве вы не влюблены в вашу жену? – тихо спросила Юнис, не отрывая глаз от огня в камине.
– Влюблен! Ха-ха! Черт бы ее побрал вместе с ее мамашей, сующей свой длинный нос в чужие дела. Это дерьмо, в котором я вынужден сидеть во имя того, чтобы… – Он вдруг замолчал, глотнул из стакана виски и, бросив взгляд в сторону неподвижно сидевшей на полу девушки, спросил: – Но ведь ты не напишешь об этом в своем журнале, верно?
– Нет. Я люблю вас и желаю только одного: помочь вам.
– Помочь? Мне?.. – Бернард остановился сзади Юнис и, глядя на ее совсем детскую макушку, сказал: – Мне уже не поможет никто. Потому что я потерял ее навсегда. Она… она покончила с собой. И в этом виноват я. Она… – Он вдруг опустился на пол рядом с Юнис и прижался головой к ее груди. – Ее забрал океан. Она принадлежит вечности, а я… я остался здесь, в этом мерзком, вонючем…
Он плакал, а Юнис с материнской добротой гладила его по голове, щекам, спине.
– Я помогу тебе, Берни, – твердила она. – Только люби, люби меня…
Они провели на ранчо двое суток. Юнис оказалась на редкость искусной любовницей. Бернард стонал и извивался от наслаждения, когда она массировала его член своими умелыми пальцами. Юнис, казалось, знала сотни способов сделать мужчине приятное. Однажды в перерыве между изнуряющими ласками он спросил у девушки:
– Откуда тебе известны все эти штучки? Ничуть не смущаясь, она ответила:
– У меня был хороший гуру. Он внушал мне, что цель жизни женщины – делать приятное мужчине. Искусство доставлять наслаждение почти утеряно в веках. Но есть люди, которые собрали эту мудрость по крупицам и передают ее другим. Это великое искусство, Берни. Но им можно пользоваться лишь в том случае, если любишь по-настоящему. А я люблю тебя. Люблю.
Он, разумеется, не заметил, что девушка при этом сложила за его спиной два кукиша, – он млел от тщеславного восторга, забыв про все на свете.
Ночью он разбудил Юнис и рассказал в подробностях историю своих отношений с Маджи. Она задала один-единственный вопрос:
– Ты все еще любишь ее?
– Она умерла. А мертвых любить невозможно, – сказал он.
Юнис показалось, он сам не верит в то, что говорит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41