А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Какое-то время мы молча изучали меню. «Скажи ему… Скажи ему».
– Дэвид?
– Я, пожалуй, остановлюсь на домашней лапше… Что?
«Говори сейчас же!»
– Я должна тебе кое-что сказать. Он посмотрел на меня и спросил:
– Что?
Я прижала руку к груди, чувствуя, как неровно бьется сердце.
– О боже, – воскликнул Дэвид с шутливой гримасой. – Ты опять хочешь сделать какое-то ужасное признание? Да, так и есть – как в прошлый раз. По лицу заметно. Ну давай, срази меня.
– Э… я…
Я взглянула на него. «Я не могу этого сделать. Я просто не могу. Мы больше никогда не встретимся».
– У меня… болят лодыжки. Он расхохотался.
– Ну вот, очередное чудовищное откровение Миранды – ноющие лодыжки! К сожалению, есть только один способ справиться с этой болью – нужно еще раз поехать на каток.
«Я и так все время катаюсь, причем по очень тонкому льду».
– В Бродгейте есть открытый каток. Мы могли бы ходить туда зимой. Ты слушаешь меня?
«Боюсь, что это ты не захочешь меня слушать после того, как узнаешь обо всем».
Потом Дэвид заговорил о хоккее и объяснил мне правила игры.
– Я бы хотел играть в хоккей, но это невозможно – даже просмотр матчей по кабельному телевидению отнимает у меня столько нервов! Но подростком я много играл – даже выступал за «Юных звезд Нью-Хейвена», – гордо объявил он, когда нам принесли горячее. – Я достиг высшего момента в своей карьере, когда мы победили в чемпионате среди юниоров Новой Англии. В тот же день мне исполнилось пятнадцать – никогда этого не забуду. – Дэвид взял вилку. – Да, двадцать первое марта 1982-го…
– Твой день рождения двадцать первого марта? – эхом откликнулась я.
– Да. А что?
– Ничего…
– Эта дата что-то значит для тебя? «Именно в тот день произошло…»
– Нет. Нет… гм… ничего особенного. Просто это первый день весны.
– Да. А когда твой день рождения?
– Семнадцатого августа.
– О, уже скоро. Я приглашу тебя на ужин, ладно? «Нет, этому не бывать. Вскоре ты меня возненавидишь».
– Меня тянет к тебе, Миранда, – неожиданно признался Дэвид. Кровь снова прилила к моему лицу. – Я чувствую, что у тебя в голове так много всего происходит. Мне трудно найти этому точное определение, но, кажется, в тебе есть что-то интригующее.
«Да, это так. Именно поэтому мы и встретились».
– Ты такая… – продолжил он, прищуриваясь, – таинственная. И в то же время общаться с тобой очень просто. Я люблю говорить с тобой. Возможно, я утомляю тебя своими рассказами, но, когда мы вместе, я просто не могу иначе.
Я взяла в руки чайную розу, одиноко стоявшую в вазе.
– Но мне бы хотелось больше узнать о тебе. О твоей жизни. Может, поговорим о твоих друзьях, о твоей семье?
Я рассказала Дэвиду о разводе родителей и о Хью, о моих сестрах и о Дейзи, а также о папином возвращении в Англию.
– А у тебя хорошие отношения с обоими родителями? – спросил Дэвид.
– Теперь – да, в большей или меньшей степени, а вот раньше было иначе. В юности я пережила довольно… тяжелый период.
«Ни слова больше – оставь все как есть!»
– Что, в юности ты была несчастлива? Мой пульс явно участился.
– Ты совершила какие-то ошибки?
– О… думаю, я просто была… бунтаркой.
– По какой-то конкретной причине?
– Наверное… это из-за того, что родители оставили меня. Папа уехал в Штаты – признаюсь, я была этим сильно огорчена, а мама снова вышла замуж, и ей стало не до меня. Но теперь, – я пожала плечами, – у меня неплохие отношения с родителями. Но я никогда не поверяю им своих тайн.
– Вот как?
– Да. Свою личную жизнь я с ними не обсуждаю.
– Но почему?
– Думаю, у меня нет и никогда не было такой привычки. Родители ведь даже не знают, почему я разорвала помолвку.
– Да ты что? Такое трудно держать при себе. Но, вероятно, пережитое тобой было очень мучительно, и ты просто хочешь об этом забыть. Что ж, вполне естественное чувство. – Он выглянул в окно. – Я тебя понимаю.
Я посмотрела на профиль Дэвида – римский нос, сильный, прямой подбородок, плавная линия кадыка…
– Я тебя прекрасно понимаю, – негромко повторил он.
Из-за его плеча я заметила трех подростков – они плелись по улице, сунув руки в карманы.
– В тот вечер, – чуть слышно сказала я, – мы ходили в театр. Смотрели «Трех сестер» в «Олд-Вике».
– Миранда, – пробормотал Дэвид, оборачиваясь ко мне, – ты можешь ничего мне не рассказывать.
– Знаю, – ответила я. – Но я только что, прямо здесь, поняла: я хочу рассказать тебе об этом. – Дэвид посмотрел на меня и поставил свой бокал. – После спектакля мы пошли в кубинский бар напротив театра, и, конечно, Александр немного выпил. Но это вовсе его не извиняет. В общем, мы вышли из бара около одиннадцати – спешили к Герману. Мы сели на Северную линию и доехали до «Арчуэя». Квартира Александра всего в десяти минутах от метро. Мы прекрасно провели время и были в отличном настроении. Кажется, мы обсуждали точную дату нашего венчания – оно должно было состояться в сентябре. – Словно со стороны я услышала собственный глубокий вдох, а потом выдох. – И хотя у меня несколько расплывчатые воспоминания о том… происшествии, но я смутно припоминаю, что слышала шаги за спиной, когда мы шли по Холлоуэй-роуд. И едва мы успели свернуть на улицу, где живет Александр, – на Харбертон-роуд, как вдруг эти трое – в сущности, подростки – оказались перед нами. Можешь считать меня сумасшедшей, но я почему-то подумала, что они хотят спросить дорогу, – люди часто обращаются ко мне за этим даже за границей. Но я быстро поняла, что ошиблась, потому что они загородили нам дорогу. А потом… потом… – Я скомкала салфетку в руках. – Потом они стали кричать: «А ну, выворачивайте карманы! Выворачивайте карманы!» И так несколько раз. «Выворачивайте карманы!» Один из них вцепился в мою сумку. Он стал вырывать ее у меня, а я, крича, старалась ее удержать. Я помню резкую боль в плече, когда они схватили меня, и жжение от ремешка сумки, давившего мне на запястье. Они кричали, что я грязная сука и что они перережут мне глотку. А я все еще сопротивлялась, не желая отдавать сумку, но тут один из них ударил меня. Вот сюда. – Я дотронулась до щеки. – И я упала. Я лежала на асфальте, крича от ужаса, а они убегали с моей сумкой. Впрочем, один остался. – Я сделала паузу. Лицо Дэвида окаменело. – Он все еще был рядом со мной, пытаясь сорвать у меня с пальца кольцо, подаренное Александром. Я сжала руку в кулак, но этот тип разжимал мои пальцы – я думала, он их сломает, – и я до сих пор чувствую его мерзкое дыхание. Потом я ощутила невыносимую боль в боку, услышала слабый хруст и не смогла дышать. Боль была чудовищная. Я поняла, что кольцо исчезло с моего пальца. Послышались быстрые шаги, а вскоре после этого – полицейская сирена. – В горле у меня стоял ком. – Прости. – Чайная роза расплылась перед моими глазами. – Прости. Минутное молчание.
– А где же был Александр? – еле слышно спросил Дэвид.
Меня захлестнуло волной стыда.
– В общем… вот так все и произошло. – И тут слезы хлынули у меня из глаз.
– Его там не было?
Я не ответила.
– Он убежал?
Я кивнула.
Дэвид накрыл мою руку своей, и слеза капнула на нее. Другой рукой он достал из кармана платок и дал его мне. Еще одна пауза.
– Когда же ты снова увидела его?
– В больнице. «Скорая помощь» отвезла меня в Уиттингтон. Я лежала на носилках, мне было больно дышать из-за удара в ребро, и жутко ломило затылок, потому что, падая, я стукнулась о край тротуара. Мне дали сильное болеутоляющее, от которого меня затошнило. А потом занавески раздвинулись, и возник Александр. Я никогда не забуду выражения его лица. Конечно, он был потрясен, – у меня ведь лицо было разбито, и все такое. Но в то же время я заметила, что ему стыдно и он пытается скрыть свой стыд.
– Боже… И что же он сказал?
– Сначала ничего. А потом: «О, Миранда!» – таким взволнованным голосом. Он попытался взять меня за руку, но я не позволила. Я просто посмотрела на него, а потом отвернулась. И в тот момент мы оба поняли, что все кончено.
– Но он хотя бы попробовал объяснить свое поведение?
– По его словам, он кричал мне: «Бежим!», а потом решил, что я побежала с ним.
– А ты помнишь, чтобы он кричал?
– Нет. Там была такая суматоха… Может, он и кричал – я уже не знаю…
– Но в любом случае, – пробормотал Дэвид, качая головой, – ему следовало убедиться, что ты бежишь с ним.
– Да, – всхлипнула я. – Ему следовало в этом убедиться. – Я промокнула глаза платком. – Но он этого не сделал. Он просто… у-бе-жал. Это такой звериный инстинкт: бьют – беги, вот Александр и убежал. Я ведь очень быстро поняла, что он поступил именно так. И знаешь, о чем я все время думала? О том, как удивительно, что он смог так быстро бежать, ведь у него серьезно повреждена мышца. Вот поэтому, – сказала я, шмыгнув носом, – я и разорвала помолвку.
– Жуткая история, – промолвил Дэвид. Он снова взял мою руку – на сей раз в обе свои. – Ты ведь такая маленькая… Но ты выдержала бой. Ты очень смелая.
– Вовсе я не смелая. Я просто разозлилась. И вся ирония в том, что я не хотела отдавать им свое кольцо – ведь оно так много для меня значило, хотя Александр и убежал. Его имя переводится как «защитник», – добавила я, – «защитник мужей». Об этом я тоже думала.
– Так он… попросил у тебя прощения?
– Нет – это значило бы, что он признал свою вину. Я ведь из-за чего так глубоко оскорблена?
Если бы Александр попросил прощения и признал, что поступил скверно, я могла бы его простить. Уважать – нет, но простить простила бы. Но он только извинился, пытаясь обставить все так, как будто возникла ужасная путаница и он думал, что со мной все в порядке. Еще он очень напирал на то, что, возможно, не разобрался в ситуации, поскольку был под хмельком.
– А что он рассказал полиции? Я горько улыбнулась.
– Он дал показания в больнице. Сначала он говорил им то же самое: что, как ему казалось, я убежала вместе с ним. Потом изменил свои показания: дескать, осознав, что я осталась там, он побежал домой звонить в полицию. Но на самом деле…
– У него был мобильник?
Я кивнула.
– И Александр действительно позвонил в полицию, но к тому моменту кто-то уже набрал 999.
– И что ты теперь чувствуешь по отношению к нему?
Я вздохнула и покачала головой.
– Чего только я не чувствую… Главным образом гнев и вдобавок щемящую тоску и разочарование. – Я коснулась груди. – Вот здесь. И это словно подтачивает меня изнутри. Я ведь считала Александра замечательным. Мне нравилось в нем абсолютно все, и вдруг я увидела его в совершенно ином свете.
– Неужели раньше он вел себя безупречно?
– Ну, были какие-то неприятные мелочи, но я не придавала им должного значения – а зря. Главная черта Александра – импульсивность. Он совершает поступки по прихоти. Но раньше и это казалось мне притягательным. Конечно, Александр никогда не был… надежным, но мы так хорошо проводили время, и он любил меня, а я думала, что люблю его. С ним я действительно чувствовала себя счастливой. Видишь ли, у меня было не так уж много романов. – Дэвид посмотрел мне в глаза. – По правде говоря, почти не было.
– Почему же?
Я пожала плечами.
– Не знаю… – солгала я. – Я просто… избегала их… по разным причинам. Большую часть своей взрослой жизни я прожила одна, так что наши с Александром отношения очень много для меня значили.
– А сейчас ты с ним общаешься?
– Нет. Я больше не хочу его видеть. Думаю, и он тоже – ему слишком стыдно. На следующий день после… той истории Дейзи поехала к нему домой и забрала Германа и мои вещи. А я его не видела с той ночи.
– Значит, он не возражал против разрыва?
– Нет, хотя он был явно потрясен тем, что это произошло так скоро. Наверное, с его точки зрения, нам следовало обсудить случившееся, но мне все было предельно ясно: большой и сильный мужчина, утверждавший, что любит меня, бросил меня одну с грабителями. Кстати, я получила от Александра письмо, в котором он писал: «Мне жаль, что твои чувства изменились». Ему надо было обставить все так, будто я оставила его по другой, куда более банальной причине. И он так и не извинился передо мной. Между прочим, он попросил меня не упоминать «о происшествии в Арчуэе», как он тактично назвал эту… историю, – видимо, его явно беспокоило, что я проболтаюсь. Я удовлетворила его просьбу. О случившемся знает только Дейзи, а теперь и ты, но, я уверена, ты никому не расскажешь.
Дэвид покачал головой.
– Конечно, не расскажу. В любом случае ты не сказала мне его фамилию, так что я даже не знаю, кто он. Но я скажу только одно: ты не обязана защищать его.
– Я защищаю не его, а себя.
– Но почему?
– Потому что я испытываю такой стыд, такое унижение… Неужели ты не понимаешь? Все выглядит так, будто я не стою того, чтобы меня защищали.
– Я бы защищал тебя, Миранда. До последней капли крови, – с мелодраматической улыбкой добавил Дэвид. – Правда, Миранда. И я бы защитил тебя.
Я посмотрела на него.
– Знаешь, а я тебе верю.
– Уверен, большинство мужчин заступились бы за тебя. Мне кажется, Александр повел себя очень… странно.
– Да, – пробормотала я. – И от этого мне еще хуже.
– Как долго ты пробыла в больнице?
– Всего одну ночь. К счастью, повреждения оказались не очень серьезными: сломанное ребро, синяки на лице и противный удар затылком. Теперь все уже зажило.
– Но твое психическое состояние? Душевные раны заживают куда дольше, чем телесные.
Да, он знал об этом по собственному опыту…
– Первый месяц я почти не спала. Меня мучили страшные сны и флэшбэки – и до сих пор мучают. А еще я очень напряжена на улице – не выношу, когда кто-то приближается ко мне или хотя бы проходит совсем рядом со мной. В такие моменты я с трудом подавляю в себе желание закричать.
– Что ж, по крайней мере, сегодня тебе ничто не угрожает, потому что я собираюсь отвезти тебя домой.
– Правда?
– Да, я на машине.
Мы вышли из ресторана, прошли по Куинсуэю и свернули на Москоу-роуд, где Дэвид припарковал свой черный «сааб».
– Теперь ты, наверное, совсем не доверяешь мужчинам, – предположил Дэвид, заводя машину.
– Я и раньше им не доверяла.
– Почему?
– Потому что те, кто был мне близок, – начиная с папы – или покидали меня, или предавали каким-то другим образом. – Я вспомнила свой сон о Волшебнике из страны Оз, в котором Александр и Джимми на пару играли Трусливого Льва.
– Очень грустно, что у тебя сложилось такое представление о мужчинах, – тихо сказал Дэвид, когда мы ехали по Суссекс-Гарденз.
– Ничего не могу с собой поделать.
– А грабителей поймали?
– Нет. Мою сумку обнаружили на следующий день – в мусорном баке. Я, конечно же, лишилась кошелька, кредитки и телефона. Ну и кольца, которое тот тип содрал у меня с пальца. Полицейские время от времени мне позванивают, но пока так никого и не нашли. Так что до опознания еще далеко, да и, признаться, мне совсем не хочется видеть их опять – даже за решеткой. Я просто хочу забыть.
– Должно быть, ты их ненавидишь, – негромко промолвил Дэвид, пока мы ждали зеленого света, чтобы повернуть направо – на Мэрилбоун-роуд.
Я слышала, как гипнотически тикает спидометр – почти как метроном.
– Насчет ненависти – не знаю, но было бы преувеличением сказать, что они мне симпатичны.
– Очень трудно прийти в себя после такого нападения, – сказал Дэвид, когда мы снова поехали. – Я знаю, потому что тоже через это прошел. Видишь ли, мои руки…
Я посмотрела на его левую руку, пока он переключал скорость.
– …то, что с ними случилось, не было несчастным случаем.
У меня внутри все перевернулось.
– Вот как? – услышала я свой голос.
Мы проехали планетарий, а потом повернули налево – к парку.
– Нет. Я сказал тебе, что это несчастный случай, поскольку говорю так всем людям, чтобы не вдаваться в подробности. Но на самом деле это вовсе не было несчастным случаем.
– Нет? – еле слышно переспросила я.
– Я получил посылку с бомбой. Борцы за права животных послали ее моему отцу, но вскрыл ее я…
«Потому что у тебя был день рождения».
– …потому что у меня был день рождения. Я почувствовала, что вот-вот заплачу.
– Обычно я с осторожностью относился к тому, чтобы первым вскрывать письма, поскольку у нас с отцом одинаковые инициалы – его звали Дерек…
«Да, я знаю, что его так звали».
– …но в этот день я ждал писем. Я первым спустился вниз и увидел этот пакет на коврике. Вскрыв его, я обнаружил там видеокассету. Помню, меня удивило, что кто-то решил послать мне видео, – у нас ведь в то время не было видеомагнитофона.
Еще я запомнил странноватый запах, исходивший от кассеты. Однако у меня не было причин для подозрений, и я открыл коробку. И тут я услышал глухой звук – не грохот, а именно что-то вроде стука, а потом возникла яркая, сине-белая вспышка – такая бывает от оксиацетилена, – и пламя. Меня ослепило. Потом прибежали домашние – родители и брат, а я ощутил жуткую боль и начал задыхаться. Было много крови, и этот жуткий едкий запах…
– Ох, Дэвид…
– Затем приехала «скорая помощь».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38