А-П

П-Я

 


– Пустая болтовня! – надменно оборвал его Станиен, поднимаясь с кресла. – Идем, помоги мне надеть панцирь, что ты привез, а затем отправляйся.
– Дозволь мне, господин, остаться возле тебя, – попросил Хризостом, добавив про себя: «и возле Луция». – Коней уж все равно не вернуть, а расправиться с мошенниками я могу и завтра. Здесь же неизвестно, что может произойти, и я, быть может, пригожусь тебе.
– Сто коней!.. – жалобно сказал Станиен. – Какой убыток!.. Хорошо. Можешь остаться.
Глава 2. Перед экзекуцией
Когда вилик вышел из господского сада, он заметил во дворе Долговязого и удивился:
– Ты зачем здесь?
– По приказу Мардония.
Сильвин, еще подавленный только что пережитой сценой, не стал расспрашивать, зачем Долговязый понадобился старшему пастуху. Пожав плечами, он направился к дому.
– Я приготовила тебе ужин и воды для мытья, – встретила его жена.
– Какой там ужин! – махнул рукой Сильвин. – Где у тебя оружие, которое привез домоправитель?
– В той кладовой, где хранится белье и платье.
Распорядившись, чтобы Александр или Калос созвали надсмотрщиков, вилик направился в бельевую. Прямо на полу, среди сундуков и корзин, грудой были навалены короткие мечи. Сильвин поднял один из них.
«Как тяжело одиночество! – думал он, обнажая меч и пробуя его остроту пальцем. – Какая радость, особенно для бесправного и униженного человека, видеть возле себя близких, для которых ты любимый муж и отец, а не раб, обязанный только трудиться, как вол. Но сколько лишних страхов и унижений из-за близких! Будь я один, ушел бы я к Спартаку. А теперь не только сам не могу уйти, но еще должен и других удерживать и, может быть, поднять меч на таких же несчастных, как и я. Нет, в тысячу раз более несчастных: у них нет даже того призрака свободы, какой есть у меня».
– Надсмотрщики собрались, отец, – сообщила Калос.
Отобрав тридцать мечей, Сильвин с помощью дочери вынес их в рабочую комнату, где ждали его вызванные люди. Уложив мечи на скамьи, Калос вышла.
– Я даю вам эти мечи, – обратился вилик к собравшимся, – потому что Спартак близко, а что на уме у наших людей, известно только богам. Они хмуры и о чем-то шепчутся. Если с господином случится что-нибудь недоброе, всех нас казнят. Вы это знаете. В случае бунта защищайте хозяина этим оружием, а пока спрячьте мечи под туники, чтобы не раздражать людей. – Он проверил, как надсмотрщики, прямо на тело, надели перевязи с деревянными ножнами. – Хорошо. Теперь соберите на площадку перед эргастулом всех мужчин. Женщины пусть идут спать. Помните, – напутствовал он уходящих надсмотрщиков: – если хотите спасти своих близких, защищайте господина, не щадя собственной жизни.
Вилик остался один, держа свой меч в руке. «Если убьют хозяина, – думал он, – всех нас могут распять. И все же мне противно надеть этот меч». Он хотел уже положить меч на скамью, но вдруг представил себе лица жены, дочерей, Александра, искаженные мукой пытки… Он сделал движение, чтобы надеть перевязь.
– Ну, будешь ты когда-нибудь умываться и ужинать? – подошла к нему Билитис.
– Да, умываться буду. А ужинать – нет. – Вилик отбросил меч: – Спрячь его. Я не могу поднять руку на своих братьев.
– Ну, слава богам! – вздохнула вилика, поднимая меч. – А я уж боялась приступиться к тебе – такой ты стоял мрачный. Все обойдется, не думай ни о чем.
Быстро умывшись, вилик поспешил к эргастулуму.
Более ста рабов стояли полукругом, в центре которого возвышался столб для бичеваний. Усталые после работы, они переминались с ноги на ногу, презрительно поглядывая на Мардония и Долговязого.
Глава 3. Бунт
Наступил час экзекуции. Мардоний взял двух рабов и отправился за Клеоном. Он боялся, что мальчишка будет сопротивляться и одному ему с ним не справиться. Раны от укусов Льва ныли, но Мардоний старался глядеть бодро, чтобы хозяин не приказал кому-нибудь другому бичевать мальчишку.
К его удивлению, Клеон поднялся по первому слову и послушно двинулся к выходу.
Выйдя из темного подвала, Мардоний разглядел, что мальчик умыт и причесан, и с неудовольствием подумал о своей оплошности:*«И как это я забыл, что Билитис помешана на чистоте… Надо было предупредить ее, чтобы не отмывала грязь и кровь с лица мальчишки. Когда мы его запирали в эргастул, он больше походил на преступника».
Увидев столб и множество людей, собравшихся во дворе, Клеон подумал, что теперь уж никто не сможет ему помочь. Он опустил голову, стыдясь устремленных на него глаз.
Подведя Клеона к столбу, Мардоний стащил с него тунику. Мальчику показалось, будто сотни взглядов вонзились в его обнаженную спину. Ему уже слышался свист бича, он чувствовал, как вспухает на коже кровавый рубец… От унизительной мысли, что он не выдержит и будет на глазах толпы корчиться под ударами бича, у Клеона на глаза навернулись слезы. Но по рядам собравшихся пронесся еле слышный ропот. Клеон поднял голову, прислушиваясь. Надсмотрщики тревожно переглянулись. Но рабы уже умолкли: из сада выходил Станиен в сопровождении Хризостома и слуг. При виде хозяина Клеон рванулся, и в тело его впились веревки.
Хозяин опустился на ложе за спиной Клеона. Мардоний, прихрамывая, подошел к Станиену:
– Можно начинать, господин?
– Пусть сперва вилик объяснит им, – кивнул в сторону собравшихся Станиен, – потом начнешь ты. – Он махнул вилику, и Сильвин, побледнев, вышел на середину площадки.
С трудом выдавливая слова и стараясь не глядеть на собравшихся, он обратился к рабам:
– Господин повелел, чтобы все видели, как будет наказан тот, кто, подобно этому сицилийцу, решится бежать в шайку рабов, восставших против Республики. Кроме того, старший пастух обвиняет его в краже ягнят…
– Он невиновен… – прокатился по рядам глухой ропот.
Клеон, с болью слушавший вилика, вздрогнул от радости:
«Они знают! Кузнец им рассказал!.. Они защитят меня!»
Александр, боясь отца, остался в доме. Он высунулся в окно, чтобы лучше видеть, как по рядам заметались надсмотрщики, и приподнялся на ложе хозяин, а Мардоний втянул голову в плечи, словно ожидая удара… Но вот, повысив голос, снова заговорил его отец, и Александр насторожился.
– Сицилиец воровал ягнят. Это еще увеличивает его вину, – добавил вилик.
«Как ему не стыдно! – возмутился Александр. – Он же знает правду!»
– Он невиновен… – снова раздались возгласы в задних рядах, куда не успели добраться надсмотрщики.
– Я невиновен, – громко сказал Клеон. – Боги свидетели: никогда не брал я чужого.
Стараясь заглушить его слова, Мардоний выкрикнул:
– Здесь есть живой свидетель! Второй пастух этой сотни! Честный, правдивый малый. Он первый заметил воровство. Дозволь говорить ему, господин.
Станиен уже раскаивался, что пренебрег советами Луция, Хризостома и вилика, и теперь, услышав, что против сицилийца есть второй свидетель, обрадовался: сейчас этот пастух все расскажет, и рабы успокоятся. Только не надо отступать перед ними.
– Пусть говорит, – кивнул он, стараясь казаться хладнокровным.
– Эй, Долговязый! – позвал Мардоний.
Клеон закрыл глаза и прижался лицом к столбу: «Долговязый заодно со старшим… Видно, так было с самого начала… а я не понимал… Неужели рабы им поверят?»
– Когда вилик послал меня к Мардонию, – начал рыжий пастух, – он дал мне собаку…
– Говори о том, как на пастбище пришел сицилиец, а' не ты, – подсказал Мардоний.
Отмахнувшись от него, Долговязый продолжал:
– А старший пастух сказал, что собака больна, и увел ее…
– Он говорит не то! – крикнул Мардоний. – Прикажи ему говорить о сицилийце, господин!
– Говори о сицилий… – начал было Станиен, но его слова заглушила скороговорка Долговязого, который зачастил так, что все, кто знал ленивого пастуха, диву дались.
– …А потом сказал, будто бросил собаку волкам, – торопливо сыпал Долговязый, глотая концы фраз, – чтобы спастись самому. А у меня стали пропадать ягнята… и овцы… а он ругался… почему не смотрю… волки дерут овец… А я смотрел… Ни одной обглоданной косточки… И волки не выли… И следов не было…
– Лентяй и лгун! – завопил Мардоний. – Не слушай его, господин! Они, видно, стакнулись. Наверное, и воровали вместе. Может, он только из трусости не убежал в шайку Спартака!
Станиен с той минуты, как Долговязый перебил его, сидел, выпучив глаза, и понимал только одно: рабы недопустимо распустились, и виноват в этом вилик.
– К столбу и этого! – прохрипел он, приходя в бешенство от дерзости рыжего пастуха.
Отбиваясь от накинувшихся на него надсмотрщиков, Долговязый продолжал кричать:
– Воровали вовсе не мы!.. Я только не смел донести!.. Воровал старший… – Оглушенный ударом, Долговязый свалился на землю.
«Он мне друг! – ликовал Клеон. Это сделали Береника и кузнец!»
– Помогите нам, друзья! – крикнул он в сгустившуюся темноту.
– Освободи их! – откликнулись рабы.
Станиену показалось, что рабы придвинулись к нему, и волосы на голове его зашевелились.
– Факелы! – крикнул он. – Вилик!
– Зажечь факелы! – приказал Сильвин и, наклонившись к хозяину, тихо сказал: – Я предупреждал тебя…
– Ты ответишь за этот позор… – прошипел Станиен.
В руках надсмотрщиков появились факелы. Но темнота от этого не рассеялась, а, казалось, сгустилась. И уж чудилось Станиену: не сто, а тысяча рабов прячется в тени построек.
– Отпусти их! – требовали рабы, надвигаясь.
«Только не бежать! – уговаривал себя Станиен. – Бежать нельзя. Накинутся, как собаки. Даже в Риме рабы убивают господ. А здесь могут растерзать, сжечь, ограбить. И эти гладиаторы рядом. Боги, спасите! Главное – спокойствие… Встать и спокойно сказать: „Стало слишком темно. Мы отложим экзекуцию на завтра“. Только не уступать!» Он оглянулся, ища Хризостома… Домоправитель исчез. Только слуги стояли на прежних местах. «Будут ли они верными до конца? Надо напугать рабов».
Станиен поднялся.
– Молчать! – закричал он, но вместо грозного окрика из его горла вырвался испуганный писк. Чувствуя, что все потеряно (даже собственный голос ему изменил), Станиен перестал сдерживаться и завизжал: – Всех бичевать!.. Всех! Всех!
Рабы ответили ему криком. Помня наставления Сильвина, надсмотрщики бросились к хозяину и загородили его, размахивая факелами. Между Станиеном и толпой рабов встала огненная стена. Блеснуло несколько клинков. Вид обнаженных мечей не испугал, а разъярил рабов. Склонив бородатые лица, они, словно буйволы, ринулись на кучку защитников Станиена. Мардоний оцепенел с ножом в руке.
Александр издал воинственный клич и помчался во двор.
Он хотел вмешаться в драку, он хотел свалить ловким ударом Мардония, он хотел рассказать Клеону, что Лев жив; царапаясь, лягаясь и ныряя под ноги дерущихся, он пробивался к столбу для бичевания.
Клеон чувствовал себя покинутым.
– Долговязый! – тихо позвал он.
Долговязый неподвижно лежал на земле.
Мардоний стряхнул с себя оцепенение: «Хозяина сейчас убьют. Надо бежать!»
– Долговязый! – громче позвал Клеон. – Развяжи меня.
Свирепо осклабясь, Мардоний выхватил нож.
– Сейчас я тебя развяжу!
Он размахнулся, целясь в шею Клеона, но сзади кто-то сильно рванул его за плечо и опрокинул навзничь. Чье-то колено прижало Мардония к земле. Он увидел над собой курчавую голову кузнеца и простонал:
– Я хотел разрезать веревки… освободить мальч…
Кузнец вырвал из его руки нож:
– А скольких еще ты этим «жезлом свободы» отправил к Харону? – И Гефест занес над Мардонием его собственный нож.
В это время подбежал Александр.
– Что ты делаешь? – крикнул он, забыв, что сам собирался расправиться со старшим пастухом.
Кузнец поднялся с земли, и сын вилика в страхе отступил перед ним.
– Что ты сделал? – повторил он.
– Убил врага! Иди домой! Детям здесь не место.
Глава 4. Размышления Луция прерваны
Как только в толпе рабов раздались крики, Хризостом отступил в тень сараев и, проскользнув между постройками, побежал. Он спешил к господскому дому с одной мыслью – спасти Луция.
Посреди спальни молодого Станиена лежал пушистый ковер из Киликии. Возле низкого ложа, которое поддерживали бронзовые львиные лапы, стояла серебряная статуя Фемиды с весами в вытянутой руке. В каждой чашке весов пылал опущенный в благовонное масло фитиль. Свет был достаточно ярок, и Луций, растянувшись на ложе, читал. На футляре, брошенном у постели, было выведено пурпурной краской: «Гесиод. Труды и дни».
…Труд человеку стада добывает и всякий достаток.
Если трудиться ты любишь, то будешь гораздо милее
Вечным богам, как и людям; бездельники всякому мерзки.
Нет никакого позора в работе; позорно безделье…
Луций повторил последнюю строку и, подперев щеку рукой, задумался:
«Почему стали мы презирать труд?… Вероятно, наши предки, становясь богаче, доверили рабам всю работу, а потом вообще стали смотреть на физический труд, как на рабское занятие. А между тем Цинциннат сам обрабатывал свое поле, и это не помешало сенату дважды облечь его властью диктатора! Когда отец умрет, я отдам Гаю северную виллу, а здесь буду хозяйничать сам. А чтобы не очень утомляться, отдам побольше земли в аренду. Арендаторы будут благословлять меня… Но что за шум?» – прервал он свои размышления. Поднявшись с ложа, он подошел к окну и распахнул его.
Со стороны двора доносились какие-то крики. Кто-то бежал по аллее к дому. Отпрянув от окна, молодой Станиен подбежал к скамье, на которой лежал меч – из тех, что привез Хризостом.
– О господин!.. Господин! – услышал он голос своего бывшего наставника. – Спасайся! Бунт!.. Отец твой убит. Беги, пока они не ворвались в дом. Беги! Я задержу их. Добраться до конюшни невозможно. Иди пешком до кузницы Германика. У него есть лошадь. Ты доедешь на ней до переправы…
«Теперь я заведу здесь свои порядки! – мелькнула у Луция мысль. В следующую минуту он с отвращением подумал: – Как я низок!» – и выбежал из дома.
– Отец убит? Ты видел сам?
– Нет, господин… Они бросились на хозяина, и я побежал предупредить тебя.
– Надо спасти его!
– А мать и брат? – хитростью попробовал остановить его Хризостом. – Уведи их. Вы успеете уйти далеко… А я побегу к хозяину…
Луций, уже сделавший несколько шагов, остановился: «Мать и брат?… Да, их надо увести подальше от разъяренных убийц… и самому уйти с матерью… Это спасение!»
– Нет! – топнул он ногой. – Я должен быть возле отца. А мать и Гая поручаю тебе. – И Луций побежал по аллее, ведущей во двор.
Впереди, за деревьями сада, взвился столб пламени.
Хризостом протянул руки вслед Луцию:
– Господин!.. О господин!.. Умоляю тебя!..
– Я поручил тебе мать и брата, – обернулся Луций, – а ты теряешь время на причитания. Буду знать, какова твоя преданность! – Он погрозил домоправителю кулаком и снова пустился бежать, не обращая внимания на крики старика.
Глава 5. Снова незнакомец
Кузнец развязал веревки Клеона:
– Стой здесь. Сейчас принесу ключ от цепей.
Он ушел в кузницу. А мальчик, волоча за собой цепь, пошел к Долговязому и окликнул его. Рыжий пастух не отозвался. Клеон опустился на землю и дотронулся до его лица. Оно было холодным, как земля зимой. Лоб и шея пастуха распухли, его длинные волосы разметались в темной луже крови. Клеон приподнял голову Долговязого и увидел острый камень, о который, падая, ударился виском пастух.
Еще одного друга не стало… Клеон даже не успел сказать ему, как раскаивается, что считал его пособником Мардония. Не видя и не слыша, что делается вокруг, Клеон горестно всматривался в лицо Долговязого. Как несправедливы боги! Как бессовестно мстительны! Из-за одного неосторожного слова они так долго преследуют его и всех, кто добр к нему!
Надсмотрщики отбивались факелами от наступающих рабов. Брызги смолы горели на песке, обжигая босые ноги нападающих. Многие рабы катались по земле, стараясь затушить загоревшиеся туники. Крики раненых тонули в шуме свалки.
– Беги, господин! – Сильвин наклонился к неподвижно сидевшему хозяину.
Толстяк ответил ему бессмысленным взглядом, бормоча:
– Собаки бегущих кусают…
Вот уж вырваны и полетели в стороны пылающие факелы. Вот уж отнято несколько мечей. Надсмотрщики не выдержали и, отшвырнув последние факелы, отступили к сараям. Пламя лизало столб амбара, смазанный оливковым маслом. «Сгорит зерно!» – мелькнула у вилика мысль. Но сейчас было не до того. Он шагнул вперед, закрывая своим телом обезумевшего от страха хозяина.
– Можете растерзать меня! – закричал вилик. – Но помните: я имел власть над вами и никогда никого не обидел. Если у вас нет ко мне доброго чувства, – он раскрыл на груди хитон, – разите! Пока я жив, не позволю дотронуться до господина! – Не отрывая глаз от остановившихся в замешательстве рабов, он вполголоса повторил: – Беги же, господин…
Но толстяк от ужаса не в силах был сдвинуться с места.
Рабы, обратившие в бегство вооруженных надсмотрщиков, готовы были отступить перед безоружным Сильвином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28